|
Читайте также: |
Прогулка не принесла успокоения. Напротив, в какой-то момент мне стало совсем паршиво. Я как раз спустился в подземный переход. Ступив на грязный бетонный пол этого убогого подземелья, я окончательно осознал весь ужас своего положения. Следовало признать: я понятия не имею, каким образом можно вернуться в Ехо. Выходит, я купил билет в один конец. Что ж, прощайте, надежды! Ступайте с миром, передайте сэру Джуффину Халли, что он связался с идиотом. А теперь будьте любезны, постарайтесь не слишком шуметь, заколачивая гвозди в мой новенький гроб!
Давешняя боль в груди снова напомнила о себе. Оба моих сердца слетели с катушек и набросились друг на друга, как бойцовые петухи. Наверное, я плакал. Во всяком случае, по щеке медленно ползла какая-то неопознанная мокрая дрянь. Толстая тетка в красной куртке покосилась на меня как на сумасшедшего и благоразумно шарахнулась в сторону… Да я, впрочем, и был самым настоящим сумасшедшим! Куда уж дальше…
Нескольких секунд мне хватило, чтобы добраться до последнего, потаенного круга своего личного ада. Но достигнув раскаленного каменистого дна, я внезапно воспрял духом. Вспомнил, наконец, что у меня в этом городе имеется собственная Дверь между Мирами. Прекрасный и полезный в колдовском хозяйстве трамвай, вероятно, по-прежнему курсирует по Зеленой улице. Сэр Маба Калох, помнится, говорил, что эта дверь осталась открытой. Еще бы: однажды ею воспользовался совершенно посторонний тип; мы с Джуффином, помнится, изрядно намаялись, разыскивая этого маньяка по всему Ехо… Но если это смог сделать он, я-то уж тем более смогу. Все же эта Дверь создавалась именно для меня, так что никаких проблем не должно бы возникнуть.
Я рассмеялся от облегчения. Это здорово смахивало на истерику. Прохожие, полагаю, получили море удовольствия, но я не замечал их опасливых взоров: чья-то великодушная рука на моих глазах стирала надпись над вратами Ада: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Оказалось, что ужасное предостережение было написано обыкновенным мелом, а вовсе не огненными буквами… Будущность моя снова сияла ярмарочными огнями, изгнанные было надежды весенними ласточками возвращались в родное гнездо, голова шла кругом — на сей раз от счастья. В конце концов, пришлось присесть на корточки: внезапная смена концепции совершенно меня обессилела.
— Что с вами, молодой человек?
Милая женщина средних лет осторожно трясла меня за плечо.
— Вам плохо? — встревоженно спрашивала она.
— Не обращайте внимания, — попросил я. — Считайте, что я просто сошел с ума. Так бывает, — и я снова рассмеялся.
— Впервые вижу, чтобы человек так радовался подобному событию! Ладно, думаю, что с вами все будет в порядке, раз уж вы не теряете оптимизма, — усмехнулась женщина.
Ее голос показался мне знакомым. Вернее, не голос, а интонация. Кажется, я сам иногда так говорю? Или нет?..
Я поднял глаза, чтобы рассмотреть ее повнимательнее, но рядом уже никого не было. Десятки людей торопливо проходили мимо, где-то рядом лаяла собака, — мгновение спустя, я понял, что облаивают не кого-нибудь, а меня. Сердитый мужчина в теплом спортивном костюме с трудом удерживал на поводке здоровенную немецкую овчарку, шерсть на ее загривке стояла дыбом. Я вздрогнул, поднялся на ноги и пошел дальше: наверх, на улицу.
Дождь почти прекратился. Я неспешно побрел по улице в направлении своего дома. Мне было легко и спокойно: я уже знал, что следует делать, и собирался начать безотлагательно. Прогулка пошла мне на пользу, она принесла отличные результаты, а теперь пора возвращаться. В конце концов, я обещал Мелифаро, что он даже соскучиться не успеет, а слово надо держать.
Я внезапно понял, что здорово проголодался, поэтому купил горячий хот-дог. Сосиска показалась мне слишком жирной, а булочка — пресной, поэтому я съел только половину, а остатки бросил на тротуар. Вокруг моей булки тут же собралась стая взъерошенных голубей. Большая нахальная ворона вприпрыжку подошла поближе. Кажется, птица была уверена, что сосиска принадлежит именно ей, и теперь прикидывала, удастся ли ей внушить эту мысль голубям. Я усмехнулся и пошел дальше. В моей душе царил абсолютный мир. Такое настроение не слишком вязалось с прискорбными обстоятельствами моего официального визита на «историческую родину», но я честно заслужил передышку.
Я вернулся домой и первым делом залез в маленький обшарпанный холодильник: неудачный эксперимент с покупкой «хот-дога» только раззадорил мой аппетит. К счастью, там нашелся сыр и какие-то овощи. Не бог весть что, но гораздо лучше, чем ужасная уличная сосиска.
Перекусив, я снова включил кофеварку. Пока в углу кухни вершился алхимический процесс претворения горьких несъедобных зерен в божественную жидкость, я решил, что мне все-таки стоит поэкспериментировать с Безмолвной речью. После нашего с Лонли-Локли путешествия в Кеттари я твердо усвоил, что послать зов из другого Мира почти невозможно, но иногда это получается — если, конечно, очень повезет… С кого бы начать?
Больше всего на свете я хотел поговорить с Джуффином, но полагал, что это невозможно. Если время в Соединенном Королевстве течет так же, как здесь, шеф все еще продолжает борьбу с таинственным Духом Холоми. С другой стороны, если оно течет как-то иначе… Попробовать, что ли?.. Но мое второе сердце, происхождение которого до сих пор было неясно мне самому, уже сжалось, предсказывая неудачу. Я мог расслабиться: эта загадочная мудрая мышца была отличным советчиком.
Потом я вспомнил про сэра Мабу Калоха: этот могущественный отставной Великий Магистр — опытный путешественник между Мирами. Почему бы ему не поболтать со мной, как коллеге с коллегой? Мы могли бы обсудить несколько общих профессиональных проблем… Я прислушался к своему чуткому сердцу. На этот раз мышца озадаченно молчала. Видимо сама понятия не имела, чем может закончиться моя затея.
Я убил чуть ли не полчаса на бесполезные попытки послать зов сэру Мабе. Единственным результатом было равномерное распределение большого количества пота по поверхности тела.
Я сдался. Разочарованно вздохнул и налил себе кофе. Отличная все же вещь! Единственное, чего мне по-настоящему не хватало в Соединенном Королевстве… Был, впрочем, в моей тамошней жизни короткий, но запоминающийся период, когда я пил отличный кофе чуть ли не каждый день. Спасибо Махи Аинти, старому шерифу Кеттари, — он, помнится, брезгливо называл мой любимый напиток «жидкой смолой» и спрашивал, не заболею ли я, если выпью эту гадость, но добавку великодушно выдавал по первому требованию… Махи Аинти, ну конечно! И почему я сразу не допер, что Махи — единственное существо, на чью помощь я могу рассчитывать, в каком бы Мире ни оказался!
Махи был… честно говоря, я и сам не понимал, что он такое, этот дядя с рыжеватыми усами и ускользающим из памяти лицом. Но я ни секунду не сомневался, что ему не составит труда поболтать со мной, где бы я ни находился. Единственное, что действительно имеет значение — это его настроение, пути которого воистину неисповедимы.
Я отставил чашку и внимательно посмотрел на свое искаженное отражение в тусклом экране выключенного телевизора. Глаза моего выпуклого двойника пылали холодным огнем, пугающим меня самого. Мне показалось, что это неплохо: человек с обыкновенными разумными тусклыми глазами вряд ли сумеет докричаться до обитателя несуществующего города, чтобы обсудить с ним некоторые технические детали магического перехода из одного Мира в другой…
Я послал зов сэру Махи Аинти. Почти сразу на меня обрушилась непереносимая тяжесть, словно бы мне вдруг пришлось временно подменить одного из Атлантов, удерживающих небесную твердь. Но я обрадовался: когда мне довелось беседовать с Махи по дороге из Кеттари в Ехо, ощущения были примерно те же. Такое не забывается!
«Что, тяжело? — в Безмолвной речи Махи явственно слышались нотки сочувствия. — Ничего не поделаешь, Макс, я — довольно утомительный собеседник. Впрочем, у всех свои недостатки… Ты здорово влип, да?»
«Мне не обязательно все вам рассказывать? — спросил я. — Вы и сами уже знаете?»
«Примерно. Твой мир взял тебя обратно, так бывает».
«Ну, не то чтобы он меня „взял“. Вообще-то, я сам дурак…»
«Стоп. У меня нет ни малейшего желания выслушивать твои дурацкие версии. О твоем же здоровье пекусь, между прочим… Единственное, что тебе действительно следует усвоить: твой мир забрал тебя обратно, что бы ты сам об этом ни думал. Все не так-то просто! Видишь ли, в твоем мире существует несколько сотен человек, которые знают, что ты живешь рядом с ними… Не могу сказать, что их это особенно волнует, тем не менее, ты — неотъемлемая часть их жизни. Они уверены, что сегодня вечером ты появишься на работе. А если не появишься, можно будет позвонить тебе домой, и ты снимешь трубку. Не сегодня, так завтра или через пару лет, но ты где-нибудь объявишься, — для твоих знакомых это так же очевидно, как наличие неба над головой. Они даже не думают об этом. Знают — и все… Не так-то просто — взять и исчезнуть: их память о тебе привязывает тебя к их реальности, к миру, где ты родился и, следовательно, должен оставаться, пока не умрешь. Именно так они себе это представляют, твои могущественные соотечественники, не подозревающие о собственном могуществе. Их бы возможности да в других целях… Ладно, пустое!.. Видишь ли, Макс, не так уж сложно вернуться в Ехо. У тебя это получится, ты выкрутишься. Ты всегда можешь выкрутиться, самая живучая порода… Но учти: твой Мир когда-нибудь опять заберет тебя. Он будет делать это снова и снова, если только ты не убедишь его, что тебя больше нет. Ты понимаешь, о чем я толкую?»
«Не очень, — честно признался я. — Махи, мне действительно очень тяжело с вами говорить, — да вы и сами знаете… Может быть, вы просто скажете, что я должен делать?»
«А я уже сказал. Тебе нужно убедить свой Мир, что тебя больше нет. Хорошенько убедить всех, кого это касается… Ты правильно решил насчет трамвая. Так и поступай. Но будь готов к сюрпризу: ты ведь уже забыл о вознице… — я не совсем правильно выразился, да? Есть какое-то специальное слово для обозначения рода его деятельности?»
«Неважно, я понял. Вы говорите о вагоновожатом. Сэр Маба Калох называл его „доперстом“. Он еще что-то объяснял, но я прохлопал ушами…»
«Да уж, могу себе представить: Маба „объясняет“… Разумеется, ты ничего не понял. Но это не имеет значения, просто помни, что тебе не нужно его бояться. Справиться с этим существом легче легкого, при твоих-то возможностях! Но не убивай его, сначала расспроси. Это — твой шанс, Макс. Только будь осторожен: доперсты — самые хитрые существа во Вселенной… ну, или почти самые хитрые…»
Последние слова Махи доносились откуда-то издалека. Навалившаяся на меня тяжесть становилась невыносимой. Непонятно, как я вообще хоть что-то усвоил — если учесть, что Безмолвная речь и при обычных обстоятельствах никогда не была моим сильным местом…
«Спасибо!» — это было последнее слово, которое я смог адресовать своему далекому другу. Рассудил, что в моем положении не следует откладывать благодарности на потом. Это самое «потом» все еще представлялось мне весьма сомнительной штукой.
«Всегда пожалуйста. Не унывай: ты не пропадешь. Только не забудь…»
Что именно я не должен был забывать, осталось для меня загадкой: невидимый самосвал размазал меня по кухонной стене. Какое-то время меня не было ни в одном из Миров, но потом я благополучно оклемался. Одежду можно было выжимать. Но я хорошо понимал, что еще дешево отделался.
Я отправился в ванную, принял душ, равнодушно сунул промокшую одежду в мусорное ведро: она мне, пожалуй, больше не понадобится. Каким бы тяжелым собеседником ни был старый шериф Кеттари, беседа с ним сняла грандиозный камень с моего сердца. Махи зря языком болтать не станет. Если уж он сказал, что со мной все будет в порядке, значит, так оно и есть. Он одобрил мое намерение вернуться в Ехо на трамвае, вот и отлично! Он сказал, что мне не составит труда справиться с загадочным существом в кабинке водителя, более того, оно каким-то образом должно мне помочь — что ж, тем лучше. Значит так оно и будет, если уж Махи говорит…
Теперь я чувствовал себя, как человек, только что купивший билет на самолет. Путевку в рай, на которую прежде не смел рассчитывать. Считал часы до «отлета» и подумывал о том, что мне пора собираться.
Разумеется, для того, чтобы вернуться в Ехо, не требовалось паковать чемоданы. Никаких ностальгических сувениров! Вряд ли мне захочется вспоминать это путешествие на родину долгими зимними вечерами. Скорее уж оно станет постоянным сюжетом будущих кошмарных снов — ничего, справлюсь как-нибудь!.. У меня даже не возникло желания взять с собой пачку кофе. Магистры с ним, вот соберусь при случае в Кеттари, чтобы сказать спасибо сэру Махи Аинти, он меня и угостит… И, в конце концов, я уже привык пить камру — отличная штука, ею, пожалуй, и ограничусь…
Тем не менее, здесь, на моей родине, была одна вещь, которую мне очень хотелось взять с собой в Ехо. Не столько для себя, сколько для Джуффина и остальных коллег. Я давно мечтал показать им хорошее кино, предвкушал выражение неземного любопытства на лице сэра Джуффина Халли, когда суровый мужской голос скажет с экрана телевизора: «Коламбия Пикчерз представляет»…
На моей родине, благодарение небу, существуют видеомагнитофоны, телевизоры и симпатичные толстые кассеты с фильмами, а у меня в запасе имеется один полезный фокус: я вполне способен унести с собой все что угодно, хоть статую Свободы. Достаточно уменьшить ее до неосязаемых размеров и спрятать между большим и указательным пальцами левой руки — что умеем, то умеем! Вот только непонятно, что потом делать с этой уродиной…
Мне предстояли приятные хлопоты. Я заранее предвкушал, как уволоку в своей мистической пригоршне содержимое целого магазина… Впрочем, потом мне пришло в голову, что грабить магазины пока без надобности. Была в этом городе одна видеотека, которую я до сих пор считал своей. Просто роскошная коллекция, — даже удивительно, если учесть мои скромные финансовые возможности! Коллекция эта ушла от меня вместе с моей девушкой примерно за год до путешествия в Ехо…
Я сцедил в чашку остатки кофе, закурил и задумался. Это была довольно гадкая история. Ничего из ряда вон выходящего: нормальная мерзость из тех, что регулярно происходят с живыми людьми. Мне сегодняшнему было абсолютно наплевать на эту дурацкую страницу биографии бедняги Макса: случались с ним вещи и похуже! Но меня весьма привлекала возможность восстановить справедливость. Это мой любимый способ коротать досуг: с утра до ночи восстанавливал бы…
Я посмотрел на часы, а потом на календарь. Суббота, шесть часов вечера. Отлично, именно то, что мне надо! В это время Юлия обычно сидит дома и занимается французским. Потом она непременно куда-нибудь улизнет, но не раньше восьми. Хвала магистрам, ее привычки непоколебимы, возможно, на них-то и держится мир… В свое время я успел изучить ее расписание; угробил на это почти два замечательных года… вот только финал получился поганый. Не совсем то, что требуется для завершения хорошей мелодрамы…
В начале нашего романа я глазам своим поверить не мог: неужели такие изумительные барышни все еще бродят по этой планете?! Она понимала почти все мои шутки, даже самые рискованные… Откровенно говоря, рискованные — в первую очередь. Так что в те дни мы все время смеялись как сумасшедшие. Она безудержно радовалась, открывая мне дверь, но не слишком огорчалась, когда я пропадал на несколько дней. В сочетании с очаровательной физиономией, умненькими глазками и независимым характером это дорогого стоит!
Все было действительно очень здорово, жизнь в ту пору казалась мне не просто сносной, а замечательной, я угрелся и расслабился, ел из руки и понемногу учился мурлыкать. Думал: может быть, вдвоем мы, и правда, сумеем превратить человеческую жизнь в чудесное событие? Еще немного, и, глядишь, научился бы отвечать на этот вопрос не раздумчивым мычанием, а коротким, уверенным: «да».
И вдруг однажды моя подружка заявила, что мы, дескать, прекрасно проводим время, но… Многоточие, как выяснилось, сулило мне многие знания о человеческой природе и, соответственно, многие печали. Я узнал, что в жизни моей возлюбленной скоро должен появиться так называемый «настоящий муж». Свободная любовь — дело хорошее, но, — стыдливо улыбалась она, — женщине нужно думать о семье и детях. А мое постоянное присутствие мешало осуществлению матримониальных планов. Поэтому, — объяснили мне, — мы вполне могли бы продолжать встречаться, но реже. Чтобы дать любимой возможность заняться устройством своего счастливого брачного будущего…
Боюсь, я отреагировал на ее откровения, как настоящий инопланетянин. Можно подумать, будто услышал подобное заявление впервые в жизни! Но мне казалось, что меня предали. Женщина, которой я верил как самому себе, променяла меня на какое-то абстрактное семейное благополучие и «бабский инстинкт размножения», — именно так я ей и сказал. Формулировка вышла, мягко говоря, не слишком корректная, но все остальные соображения по этому поводу звучали еще хуже, а молчать я никогда не умел… Теперь-то, задним числом, следует признать, что это был не самый бурный скандал в моей личной истории. Случались обломы и посерьезнее. Но тогда, конечно, ситуация виделась мне совсем иначе.
Короче говоря, я ушел, демонстративно хлопнув дверью, отключил телефон и пару месяцев приводил себя в порядок. Все мои романы рано или поздно кончались плюхой в таком же роде, мог бы и привыкнуть! За все надо платить: уж если ты решительно отказываешься принимать некоторые фундаментальные принципы человеческого бытия, будь готов, что рано или поздно окружающие перестанут принимать тебя самого. Они просто аккуратно извлекут тебя из своей жизни, как здоровый организм отторгает инородное тело во имя самосохранения…
Но Юлия была не просто очередной симпатичной девушкой в череде моих тогдашних коротких романов. Мне казалось, что она была моим хорошим другом и прекрасным исключением из всех мыслимых правил. Услышать от нее в точности то же, что и от всех остальных, — это был удар ниже пояса и какой удар! Я всегда был неисправимым идеалистом, удивительно еще, что я умудрялся прощать представителям рода человеческого ежедневные походы в сортир…
Два месяца я пребывал в самодельном, наспех обставленном разрушенными планами и детскими обидами аду, но потом начал, наконец, приходить в себя. Вообще-то обычно я прихожу в себя гораздо быстрее, сэр Махи Аинти не зря говорил, что я принадлежу к самой живучей породе. Два месяца качественных страданий — это был мой абсолютный рекорд. Но роман с Юлией того стоил, во всяком случае именно так мне тогда казалось.
А вернувшись к жизни, я затосковал по своей видеотеке.
Надо сказать, что до знакомства с Юлией никакой видеотеки у меня не было, поскольку я никак не мог собраться обзавестись соответствующей аппаратурой. Зарабатывал я не слишком хорошо; к тому же, мне никогда не удавалось откладывать деньги. Тут я был полностью солидарен с потомком укумбийских пиратов Андэ Пу, который недавно жаловался мне: «эти маленькие кругляшки все время куда-то деваются»!
А вот у Юлии был отличный видеомагнитофон и всего несколько никуда не годных старых записей. Любимые мелодрамы ее мамочки, несколько дурацких боевиков и все те же уроки французского: она учила этот несчастный язык всю свою жизнь и всеми возможными способами. Правда, мне так и не довелось услышать, чтобы она хоть раз воспользовалась своими знаниями…
Таким образом, нам удалось достичь полной гармонии и в этом вопросе: отправляясь к Юлии, я непременно покупал новую кассету с фильмом. Со временем ей даже пришлось разжиться специальным сооружением для хранения этого добра, поскольку кассеты расползались по дому, как тараканы. Честно говоря, я был абсолютно уверен, что покупаю фильмы для себя: когда-нибудь к этой коллекции приложится и собственный видеомагнитофон, а пока можно расслабиться и смотреть свои любимые фильмы в гостях у любимой девушки — что может быть лучше?!
Два месяца лютой депрессии здорово сократили мои повседневные потребности, так что у меня скопилась довольно приличная сумма. Часть ее я собирался истратить на покупку видеоплеера и для начала пересмотреть заново свою коллекцию. Не краем глаза, не урывками, как прежде, а внимательно, от начала до конца. Надо же хоть как-то убивать время…
Но коллекция находилась в недоступном месте, и это нужно было как-то исправлять. В один прекрасный день я собрался с духом, позвонил Юлии и сообщил, что собираюсь забрать свою видеотеку. Она сухо сказала: «приезжай». Я собрал волю в кулак, стиснул зубы и поехал.
Юлия встретила меня на пороге и решительно заявила, что отбирать подарки — дурной тон. Из гостиной раздавалось многозначительное покашливание ее мамочки, вызванной, как я понимаю, для моральной поддержки. «Почему — подарки? — ошеломленно спросил я. — Я покупал эти фильмы, чтобы смотреть их вместе с тобой, но…»
Из последующего выступления я узнал, что моя бывшая девушка твердо намерена оставить спорное имущество у себя. «Так будет справедливо, — объясняла она. — В конце концов, ты же каждый день здесь что-нибудь ел, а это тоже стоит денег, не меньших, чем эти твои кассеты. И вообще, зачем они тебе нужны? У тебя все равно нет видео и никогда не будет при твоем-то легкомысленном отношении к жизни; впрочем, это прекрасно, это — лучшее твое качество, Макс, если разобраться…»
В общем, объяснились.
Объявлять меня нахлебником было глупо и несправедливо. Я никогда не приходил к ней с пустыми руками. Все время что-нибудь покупал: ароматный чай в маленьких бумажных пакетиках или крошечные, тающие во рту печеньица; экзотические фрукты или засахаренные цветы, — просто потому что люблю делать подарки, а ничего, кроме таких вот мелочей, не мог себе позволить.
Наверное, я действительно живу как во сне и плохо понимаю, что происходит вокруг. По крайней мере, прежде мне и в голову не приходило, что когда я встаю ночью и иду на кухню, чтобы сделать себе бутерброд, в голове моей любимой женщины начинает работать калькулятор. Пережить это откровение оказалось гораздо труднее, чем все прочие сюрпризы. Это был окончательный и бесповоротный крах всех моих иллюзий. Какая уж там коллекция! Я молча развернулся и пошел вниз по лестнице, забыв о существовании лифта.
На прощание мне довелось услышать почти беззвучный вздох облегчения, который вырвался у Юлии. Еще бы! Ей удалось отстоять имущество, которое она привыкла считать своим. Так и надо. А я мог отправляться на ближайшую свалку за полной ненадобностью…
Между мною и остальным миром вырос тогда прозрачный, но непроницаемый барьер. Действительность больше не имела ко мне отношения, она осталась где-то далеко, и это было не так уж скверно. Во всяком случае, я наконец-то перестал чувствовать что бы то ни было.
Юлия позвонила через неделю. Просила не обижаться, предлагала встретиться, но я вежливо отказался. Потом она звонила еще несколько раз, сетовала, что я ее не навещаю. Я не радовался этим звонкам, но и не бросал трубку. С деланным дружелюбием отвечал, что у меня сейчас нет времени, — может быть, на следующей неделе или через месяц… Ее голос больше не вызывал у меня никаких эмоций; я не понимал, что хочет от меня эта чужая женщина. Какого черта привязалась?
Но я так и не собрался купить себе видеодвойку. Мне и думать-то о ней тогда было тошно. А полгода спустя, в один из пасмурных ноябрьских дней, мне приснился сэр Джуффин Халли, и моя здешняя жизнь закончилась раз и навсегда…
Я одним глотком допил кофе и пошел бриться. Решил обрушиться на Юлию внезапно, как преждевременная кончина, без всяких там предупреждений по телефону. Мало ли, какие отговорки у нее найдутся, а мне требовалось попасть в ее гостиную, всего на несколько минут. И тогда… Сюрприз, сюрприз!
Надо сказать, при этом я не испытывал ничего, похожего на жажду мести. Мною руководили холодное любопытство и какая-то неконтролируемая безжалостная веселость, немного пугающая даже меня самого. Я собирался хорошо развлечься, а мое таинственное второе сердце твердило, что я поступаю правильно. Дескать, так и надо. Не знаю, какими принципами руководствовалась эта загадочная мышца: уж у нее-то точно не было никаких счетов с Юлией, поскольку в достопамятный период упадка нашего романа я вполне обходился одним-единственным сердцем, как все нормальные люди…
Я привел себя в полный порядок: тщательно оделся, подверг геноциду щетину на подбородке, волосы собрал в хвост — отличная, стильная молодежная прическа получилась, все восьмиклассницы мои!..
Вдоволь налюбовавшись на свое отражение, я вышел на улицу. Возвращаться домой я больше не собирался. О том, что мои поиски трамвая на Зеленой улице могут закончиться полным провалом, и думать не хотелось. Впрочем у меня имелись все основания для оптимизма: Махи сказал, что со мной все будет в порядке, значит, тут и рассуждать не о чем!
На шестой этаж я поднимался пешком: обнаружил, что лифты больше не вызывают у меня доверия. Это было довольно странно, но я уже успел усвоить, что к собственным причудам следует относиться уважительно. Просто так, ни с того, ни с сего блажь не находит.
Отдышавшись, я нажал на кнопку звонка. Мне было чертовски весело, — пожалуй, даже чересчур. Но я всегда был не дурак перегнуть палку…
Юлия открыла дверь и застыла на пороге, теребя ворот клетчатой домашней блузы, словно бы не могла сообразить, как следует поступить: застегнуться ли наглухо, от греха подальше или оставить все как есть. Остановилась на втором варианте — вот и умница.
Моя улыбка потеплела. Оказалось, что мне чертовски приятно ее видеть. Поганые воспоминания больше не имели значения. Но это никак не повлияло на мои намерения. В Ехо должна была отправиться именно та коллекция, которую собирал я сам: мои любимые киноленты и какая-то фигня, купленная случайно, и те фильмы, которые я так и не успел посмотреть. Только это имело значение, так было ПРАВИЛЬНО — это смутное понятие все чаще и чаще фигурировало в моих сумбурных ощущениях. Среди многоголосого хора, вечно бормочущего что-то в узких переулках моего сознания, появился новый солист. В отличие от своих коллег, он не ведал сомнений.
— Ты изменился, — наконец сказала Юлия.
Кажется, она тоже была рада меня видеть, но что-то мешало ей обрадоваться по-настоящему. Ну да, все правильно: сегодня ее навестил сэр Макс из Ехо, а с этим господином Юлия никогда не была знакома.
— Изменил прическу, вот и все, — объяснил я. — К тебе можно или не очень? Я ненадолго, правда!
— Да, конечно.
Она посторонилась и дала мне войти. Я извлек из кармана пальто маленький сверточек.
— Опять какой-то дурацкий чай. Такой мы с тобой, кажется, прежде не пили.
— Да, действительно… — она растерянно крутила гостинец в руках. — Пошли на кухню, я его приготовлю… Ты больше на меня не обижаешься, да?
— Я уже очень давно не обижаюсь, — искренне сказал я. — Если честно, я уже почти забыл, почему я вообще должен на тебя обижаться. Так что все в порядке.
Юлия отправилась на кухню, а я задержался в гостиной, возле новенького стеллажа, на многочисленных полках которого нашлось место телевизору, видеомагнитофону и огромному количеству кассет. Незадолго до того, как меня выперли из этого рая, их было около сотни. Теперь, наверное, больше, но ненамного, это уж точно: Юлия — девушка экономная, уж она-то не станет тратиться на всякую ерунду!
Я аккуратно вынул штепсель из розетки, отсоединил провода. Теперь стеллаж с аппаратурой был готов в любой момент скрыться между большим и указательным пальцами моей левой руки. Но это могло подождать: сначала я собирался спокойно выпить чаю в обществе милой девушки. Теперь Юлия снова вызывала у меня — не страсть, конечно, но вполне искреннюю симпатию. Что же касается «калькулятора» в ее головке — какое мне дело до проблем обитателей этого странного, давно уже чужого Мира?! Им, как я теперь понимаю, несладко живется. Вот то-то же…
— Иди сюда, Макс, здесь уютнее, — позвала из кухни Юлия.
Я послушно пошел к ней. Чайник уже стоял на плите, она деловито открывала мой пакетик с чаем. На столе сидела маленькая белая крыса, вернее, еще крысенок.
— Что, обзавелась новой подружкой? — спросил я.
Юлия тут же спрятала зверька в нагрудный карман своей клетчатой блузы, словно за мной водилась привычка ими питаться.
— Эта маленькая девочка боится чужих, — поспешно объяснила она.
— И правильно делает! — одобрительно кивнул я. — Мы, чужаки, — тот еще подарочек… Ну что, рассказывай, какие у тебя новости.
Юлия начала обстоятельно рассказывать, я слушал ее краем уха. По всему выходило, что она в полном порядке, хотя мое продолжительное отсутствие пока не привело к созданию очередной «ячейки общества». И зачем тогда, спрашивается, было затевать всю эту кутерьму?..
Чай был так себе — не слишком-то хороший. Впрочем, может быть, я просто отвык от вкуса нормального чая. Выпив одну чашку, я вдруг понял, что с меня хватит. Во-первых, мне было немного скучно. Во-вторых, я никак не мог поверить в реальность происходящего: больше всего мы смахивали на героев сто восьмидесятой серии какого-нибудь тупого телесериала о любви. А в-третьих, Юлия косилась на меня как-то уж больно подозрительно. Конечно, она очень хорошо знала прежнего Макса. Неудивительно, что я ее настораживал.
— Я пойду, ладно? — спросил я.
— Ладно.
Она нахмурилась, а потом осторожно спросила:
— А почему ты вообще решил зайти?
— Не знаю, — соврал я. Но потом решил сказать хоть что-то, похожее на правду: — Наверное, чтобы попрощаться.
— Ты куда-то уезжаешь?
— Что-то в этом роде, — я пожал плечами. — Да, пожалуй, уезжаю…
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Волонтеры вечности 32 страница | | | Волонтеры вечности 34 страница |