Эта книга, как и многие предшествующие, посвящается моей жене Даниэлле Антуанетте. 14 страница

Во время моей последней поездки в Элефантину, когда я наблюдал за изменением уровня воды в реке от имени вельможи Интефа, Стража вод, я провел много месяцев на этом острове. С помощью старшего садовника составил список названий и описания всех растений дворцовых садов и теперь рассказывал о них своей госпоже. Там росли фикусы, деревья, которые нельзя встретить ни в каком ином месте Египта. Их плоды зреют не на ветвях, как на других деревьях, а на стволе, а корни извиваются и переплетаются, как совокупляющиеся питоны. Были там также деревьядраконы, чья кора, если ее порезать, пускала струйку яркокрасного сока. Были там смоковницы Куша и сотни других деревьев, простиравших тенистый шатер над зеленым островком.

Царский дворец был построен на прочном материковом граните, который лежал под плодородной почвой острова, образуя его каркас. Я часто поражался тому, что все цари, все фараоны пятидесяти династий, уходящих корнями более чем на тысячу лет в глубину нашей истории, тратили столько жизненных сил и сокровищ на строительство обширных, вечных гробниц из гранита и мрамора, а жизнь проводили в дворцах с глинобитными стенами и соломенными крышами. По сравнению с великолепным погребальным храмом фараона Мамоса в Карнаке, его дворец на острове был весьма скромным строением, и ему явно не хватало правильности линий и симметрии, что оскорбляло мои чувства математика и архитектора. Хотя это столпотворение зданий из красной глины и покосившихся крыш и не было лишено определенного деревенского очарования, но у меня руки сами тянулись к линейке и отвесу, когда я смотрел на них.

Как только мы сошли на берег и были доставлены в покои, отведенные Лостре на женской половине, истинная прелесть Элефантины открылась нам. Мы, конечно, поселились в окруженном стеной гареме на северной части острова. Размеры и обстановка нашего жилища подтверждали наше привилегированное положение как при царе, так и при постельничем. Атон отвел нам эти помещения, а он, как и большинство придворных, оказался совершенно беззащитным против природных чар моей госпожи, и превратился в самого страстного ее обожателя.

Он предоставил в наше распоряжение около дюжины просторных комнат со своим двориком и своими кухнями. Боковая калитка в главной стене гарема вела прямо к реке и каменной пристани. В первый же день я приобрел плоскодонную лодочку, на которой можно было охотиться на водяную дичь и ловить рыбу. Я держал ее у каменной пристани.

Что касается остального, каким бы удобным ни казалось наше жилище, оно не удовлетворило ни меня, ни мою госпожу, и мы немедленно занялись его обустройством и украшением. При содействии моего старого друга, главного садовника, я разбил во дворике собственный садик и построил в нем беседку с соломенной крышей, где мы проводили время в нестерпимую жару и где я держал своих соколов сапсанов.

Около пристани я установил журавль, который постоянно качал воду. Вода эта по керамическим трубам проходила в пруды в нашем саду, где росли лилии и плавали рыбки. Излишки воды из этих прудов вытекали в узкую сточную канавку. Я провел ее через стену в комнате моей госпожи. Она пересекала комнату в дальнем конце и уходила в другую стену, за которой вытекала прямо в реку. Из ароматной древесины кедра я сделал небольшую табуреточку: вместо сиденья там была дырка. Я поставил табуреточку над канавкой, и все, что падало через эту дырку, уносилось прочь потоком воды. Госпожа моя была в восторге от этого нововведения и стала проводить на моем стуле гораздо больше времени, чем было необходимо, чтобы справить нужду, для которой он был предназначен.

Стены нашего жилища были из красной глины, и их ничто не украшало. Мы набросали эскизы фресок для каждой комнаты. Я обвел контуры и перевел на стены, а затем моя госпожа и ее служанки раскрасили их. На фресках изображались сцены из жизни богов и чудесные пейзажи, населенные удивительными животными и птицами. Разумеется, для Исиды позировала сама госпожа Лостра, и не было ничего удивительного, что в центре каждой картины находился Гор и что у Гора, по настоянию госпожи, всегда были золотистые рыжеватые кудри и он всегда напоминал одного нашего знакомого.

Эти фрески взволновали всю женскую половину, и каждая из царских жён посетила нас. Они приходили, пили шербет и осматривали картины на стенах. Мы стали законодателями моды, и от меня стали требовать совета, как украсить комнаты гарема, за подходящий гонорар, разумеется. В результате мы получили множество новых друзей среди царских жен и значительно увеличили наше состояние.

Скоро царь услышал о наших фресках и лично пришел осмотреть их. Лостра провела его по своим комнатам. Фараон заметил табуретку над канавкой, и госпожа моя гордо, без тени сомнения согласилась показать царю, как она ею пользуется, и с хихиканьем пустила звонкую струйку.

Она была еще столь невинна, что не поняла, как эта сценка подействовала на ее мужа. Я понял по выражению его лица, что любая попытка увеличить период воздержания будет сопряжена с большими трудностями.

Потом фараон посидел немного в беседке и выпил чашу вина, громко смеясь над выходками моей госпожи.

– Таита, ты должен построить для меня такой же сад с прудами и беседку, только большего размера, и, пока ты будешь заниматься этим, сделай мне такой же водяной стул.

Уходя, он приказал мне пройтись с ним немного, для вида собираясь обсудить новый сад, но я понимал, в чем дело. Не успели мы выйти с женской половины, как он горячо заговорил:

– Прошлой ночью мне снилась твоя госполо. Когда я проснулся, обнаружил, что семя мое выплеснулось на простыни. Со мной не случалось такого с тех пор, как я был мальчишкой. Эта маленькая быстрая девчушка не выходит у меня из головы ни во сне, ни наяву. Я наверняка смогу родить с ней сына и не думаю, что следует откладывать это надолго. Как ты думаешь, лекарь, я уже готов для попытки?

– Я советую вам строго выдержать девяносто дней, ваше величество. Если мы сделаем попытку раньше, это будет серьезной ошибкой. – Называть желание царя ошибкой было опасно, но я отчаянно пытался сохранить отсрочку. – Было бы крайне неумно испортить наши шансы на успех, когда ждать осталось так недолго.

В конце концов я настоял на своем, и он ушел от меня с очень мрачным видом.

Когда я вернулся на женскую половину, то предупредил госпожу о намерении царя, и она почти не расстроилась – так хорошо я подготовил ее к этому неизбежному событию. К этому времени она уже привыкла к роли любимицы царя, а обещание скорого и неизбежного конца ее заключению на острове Элефантина облегчало страдания. Говоря по справедливости, наше пребывание на острове нельзя было назвать пленом. Мы, египтяне, самые цивилизованные люди на земле. Мы хорошо обращаемся с нашими женами. Я слышал, что другие народы – кушиты, хурриты и ливийцы, например, – с чрезвычайной, противоестественной жестокостью обращаются с женами и дочерьми.

Ливийцы превращают гарем в тюрьму, где женщины проводят всю свою жизнь и где они не смеют видеть мужчин, не считая евнухов и детей. Говорят, что даже собаки и кошки мужского пола не допускаются в их гаремы – настолько велико чувство собственности!

Хурриты же обращаются со своими женщинами еще хуже. Они не только заставляют женщин оставаться дома и не разрешают им выходить, но и заставляют скрывать тела от ступней до кистей рук и носить маску на лице даже в стенах гарема. Только муж женщины видит ее лицо.

Первобытные племена Куша ведут себя хуже всех остальных. Когда женщины достигают зрелого возраста, они обрезают их самым жестоким образом: вырезают клитор и внутренние губы влагалища, удаляя источник полового возбуждения, чтобы женщина не испытывала соблазна уйти от своего мужа.

Это может показаться чудовищным, почти невероятным, но я сам видел результаты подобных хирургических операций. Три из рабынь моей госпожи были пойманы работорговцами после того, как достигли зрелости, и собственный отец ножом сделал им обрезание. Когда я осматривал зияющие дыры, оставленные его рукой, меня тошнило при виде грубых шрамов, и мои чувства лекаря были глубоко оскорблены таким намеренным нанесением ущерба человеческому телу, этому шедевру богов. По моим наблюдениям, обрезание не достигает намеченной цели, так как лишает жертву наиболее приятных женских черт характера и делает ее холодной, расчетливой и жестокой. Женщина превращается в бесполое чудовище.

Мы же, египтяне, в отличие от многих народов, чтим наших женщин и обращаемся с ними с большим уважением, хотя и не считаем их равными мужчине. Ни один муж не имеет права бить жену, не обратившись за разрешением к властям: по закону он обязан одевать, кормить и содержать свою супругу в соответствии со своим положением в обществе. Жена царя или знатного египтянина не обязана проводить все время на женской половине и может в сопровождении соответствующей свиты свободно ходить по городу или за его стенами. Ее не заставляют скрывать свои прелести, но в соответствии с модой или по собственному капризу она может сидеть за столом мужа во время приема пищи, не скрывая лица и грудей, и развлекать его товарищей разговорами и песнями.

По закону она может иметь собственных рабов, землю и собственное состояние, отдельное от состояния мужа, хотя дети, которых она рожает, принадлежат только ему. Может охотиться с соколами, ловить рыбу и даже стрелять из лука, хотя такие мужские занятия, как борьба и фехтование на мечах, женщинам запрещаются. Они по справедливости не могут заниматься определенными видами деятельности, такими, например, как законодательство или архитектура, но женщина высокого рождения или жена высокородного человека – особа влиятельная и обладает законными правами и достоинством. Естественно, это не распространяется на блудниц или жен простых людей. Они имеют те же права, что и рабочий скот – быки и ослы.

Таким образом, я и моя госпожа были свободны и могли спокойно осматривать оба города на берегах Нила и то, что было за их стенами. На улицах Элефантины госпожа Лостра скоро стала любимицей народа, простые люди собирались вокруг нее, чтобы получить благословение или воспользоваться щедростью. Они восхваляли ее изящество и красоту так же, как и жители родных Фив. По ее указанию я всегда носил большую сумку с пирожными и сладостями, которыми она набивала рты всех оборванцев, какие только встречались у нас на пути и кого, по ее мнению, следовало накормить. Где бы мы ни находились, нас всегда окружала кричащая и пляшущая стайка детей.

Госпожа моя рада была посидеть на пороге бедной хижины с женой хозяина дома или под деревом на крестьянском поле и послушать рассказ простой женщины о ее заботах и невзгодах. При первой же возможности она вступалась за бедняков перед фараоном. Часто он снисходительно улыбался и соглашался исправить несправедливости, о которых она говорила. Так возникла ее слава защитницы простых людей. Даже проходя по самым мрачным и бедным улицам города, Лостра оставляла после себя улыбки и радостный смех.

Иногда мы целыми днями ловили рыбу с маленькой лодки в спокойных водах лагун, остающихся после разлива Нила, или расставляли приманки на диких уток. Я сделал маленький лук, который соответствовал силе моей госпожи. Разумеется, ему было далеко до огромного лука Ланаты, который я изготовил для Тана, но он вполне подходил для охоты на водяную дичь. Госпожа Лостра стреляла из лука намного лучше большинства воинов, которые постоянно бьют по мишеням, и если она пускала стрелу, очень редко мне не приходилось прыгать в воду за подбитой уткой или гусем.

Всякий раз, когда царь отправлялся на соколиную охоту, он приглашал мою госпожу. Я шел вместе с ней по краю зарослей папируса с соколом на руке. Как только цапля взлетала со скрытого в глубине камышей водного пространства и, тяжело ударяя крыльями, поднималась над тростниками, Лостра стаскивала за веревочку капюшон с головы сокола, целовала его и говорила:

– Лети быстро и точно к цели, красавец мой! – И великолепный маленький убийца взмывал в небо, сверкнув желтыми глазами.

Как зачарованные смотрели мы, как сокол поднимался высоко над своей добычей, а потом складывал серпообразные крылья и падал на нее с такой скоростью, что ветер пел у него в оперении. Звук удара отчетливо доносился за двести шагов. Облачко бледно-голубых перьев быстро расплывалось в синем небе и рассеивалось на ветру, а сокол, прикованный к добыче кривыми когтями, с разгона ударялся с ней о землю. Госпожа моя взвизгивала от восторга и бежала, как мальчишка, подбирать птицу, лаская сокола и осыпая его похвалами, а потом скармливала ему отрезанную голову цапли.

Я люблю всех существ, обитающих в воде, на суше и в воздухе, и госпожа моя разделяет мои чувства. Я часто поражаюсь, почему мы оба так увлекаемся преследованием дичи. Я долго ломал голову над этой загадкой и не мог найти ответа. Может быть, люди – и мужчины и женщины – самые свирепые хищники Земли? Поэтому мы чувствуем родство с соколом и его стремительной красотой. Цапли и гуси были отданы соколу богами, как его добыча. Точно так же, теми же богами человеку было дано господствовать над всеми существами, живущими на Земле. Мы не можем бросать вызов чувствам, которыми нас наделили боги.

С самого раннего возраста, с того самого времени, когда госпожа Лостра стала достаточно сильной и выносливой, чтобы ходить на охоту, я разрешал ей сопровождать меня с Таном в охотничьих и рыбацких походах. Чтобы скрыть свою ненависть к сопернику, вельможе Харрабу, господин Интеф отпускал меня на охоту с молодым Таном.

Много лет назад мы с Таном приобрели заброшенную хижину рыбака, которую обнаружили на краю болота ниже Карнака. Мы превратили эту хижину в тайное охотничье логово. Край пустыни был совсем недалеко. Таким образом, мы без труда могли отправляться на рыбалку в лагуны или охотиться с соколом на гигантских дроф в пустыне.

Вначале Тану не нравилось вторжение нескладной девятилетней девочки с худой мальчишеской грудью в его мир охотника. Однако очень скоро он привык к ее присутствию и даже находил его удобным, так как теперь было кого послать в лагерь за какой-нибудь мелочью или заставить сделать нудную работу в хижине.

Так мало-помалу Лостра усвоила все традиции и премудрости жизни под открытым небом. Она выучила истинные названия каждой рыбы и птицы и могла пользоваться гарпуном и охотничьим луком с одинаковой ловкостью. Под конец Тан даже стал гордиться ею, как будто это он, а не я позволял ей участвовать в наших походах.

Она была с нами в черных скалистых холмах над долиной реки, когда Тан убил льва, нападавшего на крестьянский скот. Лев этот оказался старым и мощным самцом, тело его покрывали шрамы. Его черная грива волновалась с каждым шагом, как пшеница на ветру, а голос походил на гром небесный. Мы спустили на него мою свору гончих и преследовали льва от самого загона, где он задрал буйвола, пока собаки не загнали его в тупик у вершины узкого оврага. Когда мы подошли, лев сразу узнал в нас своих врагов и бросился вперед, отмахнувшись от собак.

Он несся на нас с ревом и рыком, а госпожа моя стояла бесстрашно у левого плеча Тана, нацелив на зверя свой маленький лук. Разумеется, льва убил Тан из мощной Ланаты – стрела со свистом вошла в разинутую пасть зверя. В тот день мы оба видели мужество госпожи Лостры.

Мне кажется, именно тогда Тан впервые осознал свои чувства к ней, а для моей госпожи охота и преследование зверя навсегда были связаны с образом любимого. С тех самых времен она стала ярой охотницей. Научилась от Тана и от меня уважать и любить дичь, но не обременяла себя чувством вины, когда приходилось пользоваться богоданным правом господства над всеми существами, живущими на Земле, которые служат нам вьючными животными, источником пищи или дичью на охоте.

У нас, у людей, есть право господствовать над зверями, но точно так же, как мы господствуем над ними, фараон господствует над всеми мужчинами и женщинами, и никто не может перечить ему. На девяностую ночь царь послал Атона за моей госпожой.

БЛАГОДАРЯ нашей дружбе и доброму отношению Атона к моей госпоже мы узнали об этом задолго до его появления. Я успел закончить последние приготовления раньше, чем он вошел в комнату.

Я еще раз отрепетировал с госпожой, что ей нужно говорить царю и как она должна себя вести. Затем наложил мазь, которую изготовил специально для этого случая. Она обладала не только смягчающими и смазывающими свойствами, но содержала также вытяжку особой травы, с помощью которой я в некоторых случаях смягчал боль, когда лечил зубы или другие незначительные раны. Эта мазь лишала чувствительности слизистые покровы тела.

Лостра держалась смело, пока в дверях комнаты не появился Атон, а потом мужество оставило ее. Она повернулась ко мне, и я увидел у нее в глазах слезы.

– Я не могу идти одна. Я боюсь. Пожалуйста, пойдем со мной, Таита. – Она побледнела под гримом, который я столь тщательно наложил, и задрожала так, что маленькие белые зубки застучали во рту.

– Госпожа, это же невозможно, пойми. Фараон послал за тобой. Сейчас я не могу помочь тебе.

И тут Атон пришел к ней на помощь.

– Может быть, Таите стоит пойти со мной и подождать в прихожей перед спальней царя. В конце концов, он царский лекарь, его услуги могут понадобиться, – предложил постельничий тонким голосом, и госпожа моя, встав на цыпочки, поцеловала его в толстую щеку.

– Ты так добр, Атон, – прошептала она, а он покраснел.

Госпожа Лостра крепко держала меня за руку, пока мы шли за Атоном в спальню царя по лабиринту дворцовых переходов. В прихожей перед спальней крепко сжала мои пальцы, потом отпустила их и подошла к двери. Там остановилась и оглянулась. Никогда еще не казалась она мне столь прелестной, юной и ранимой. Сердце мое разрывалось, но я улыбнулся, чтобы подбодрить. Она улыбнулась в ответ и прошла в комнату, отодвинув занавеску. Я услышал приглушенное приветствие царя и ее тихий ответ.

Атон посадил меня на табурет у низкого столика и, не говоря ни слова, поставил доску для игры в бао. Я играл безразлично, едва вспоминая, что нужно перекладывать полированные круглые камушки из чашечки в чашечку. Атон выиграл подряд три партии. Ему очень редко удавалось победить меня в этой игре, но отвлекали голоса из комнаты за занавеской, хотя говорили там слишком тихо и я не мог ничего разобрать.

Затем я внезапно услышал слова, произнесенные моей госпожой так, как учил ее:

– Пожалуйста, ваше величество, будьте нежны со мной, умоляю вас, не причиняйте мне боль. – Просьба прозвучала так трогательно, что даже Атон чуть закашлялся и вытер нос полой одежды. С усилием я взял себя в руки. Мне так хотелось вскочить на ноги, ворваться в спальню и унести прочь мою девочку!

Некоторое время в комнате было тихо, потом послышался один единственный всхлипывающий вскрик, который пронзил мою душу, и снова воцарилась тишина.

Мы с Атоном сидели, согнувшись над доской бао, и больше не пытались делать вид, будто играем. Не знаю, как долго нам пришлось ждать. Наверное, уже началась последняя ночная стража, когда я услышал в комнате храп старика. Атон посмотрел на меня и кивнул, грузно поднявшись на ноги.

Не успел он подойти к двери, как занавески раздвинулись, и моя госпожа вышла к нам навстречу.

– Возьми меня домой, Таита, – прошептала она.

Не долго думая, я поднял ее на руки, Лостра обняла меня за шею и, прислонившись головой к плечу, затихла, как маленькая девочка.

Атон поднял масляный светильник и пошел впереди, освещая нам дорогу на женскую половину. Он оставил нас у дверей в спальню моей госпожи. Я положил ее на кровать и, пока она тихо дремала, осторожно осмотрел. Крови было мало: чуть размазанная струйка на шелковистой коже бедер. Кровотечение прекратилось само.

– Ты не чувствуешь боли, маленькая моя? – нежно спросил я. Она открыла глаза и покачала головой.

Затем неожиданно улыбнулась.

– Не знаю, почему вокруг этого столько шума, – пробормотала она. – В конце концов, это мало чем отличается от твоего деревянного стула: справил нужду и все. И времени это заняло не намного больше. – Потом свернулась клубочком и уснула, не издав ни звука.

Я чуть не расплакался от облегчения. Все мои приготовления и обезболивающее помогли ей переступить рубеж без телесных и душевных ран.

УТРОМ МЫ как ни в чем не бывало отправились на соколиную охоту, и только однажды за весь день госпожа моя вспомнила о предыдущей ночи. Когда мы завтракали на берегу реки, она задумчиво спросила:

– Как ты думаешь, Таита, с Таном у меня будет то же самое?

– Нет, госпожа. Вы с Таном любите друг друга. Все будет иначе. Это будет самый прекрасный момент в твоей жизни, – заверил я ее.

– Да, в глубине души я знаю, что именно так и должно быть, – сказала она, и оба мы невольно посмотрели на север, где далеко за горизонтом, вниз по течению реки, находился Карнак.

Хотя я прекрасно сознавал, в чем состоял мой долг по отношению к Тану, жизнь на острове была столь прекрасна и я так наслаждался обществом моей госпожи, что мне не хотелось уезжать, и я убеждал себя, будто она еще нуждается во мне. На деле все было иначе. Хотя фараон и посылал за Лострой каждую ночь, она скоро научилась доставлять радость царю и в то же время не наносить себе ни физического, ни эмоционального ущерба. Госпожа моя – существо крепкое и гибкое, и боги наградили ее сильным инстинктом самосохранения. Она не нуждалась во мне так, как нуждался Тан, и скоро стала напоминать, что пора оставить Элефантину и отправиться вниз по реке.

Я долго откладывал отъезд. Однажды, проведя весь день на охоте с царем, мы вернулись во дворец поздно. Я позаботился о том, чтобы госпожа приняла ванну и ей приготовили ужин, и отправился в свои комнаты.

Когда я вошел к себе, сразу почувствовал вкуснейший аромат спелых манго и гранатов. Посреди комнаты на полу стояла огромная корзина с крышкой, из которой, как я понял, исходил аромат двух любимейших моих плодов. Меня не удивило их появление, потому что каждый день и мне и моей госпоже присылали дары те, кто искал нашей благосклонности.

Я спросил себя, кто прислал их на этот раз, но стоило снова вдохнуть аромат фруктов, рот внезапно наполнился слюной. С самого полудня во рту у меня не было ни крошки. Я поднял крышку корзинки и протянул руку к самому красному и спелому гранату. Вдруг плоды разлетелись в стороны и покатились по полу. Раздалось резкое шипение, и огромный клубок черного змеиного тела, блистая чешуей, выскочил из корзины и бросился к моим ногам.

Я отскочил назад, но немного опоздал. Челюсти змеи сомкнулись на кожаной подошве моей сандалии с такой силой, что я чуть не потерял равновесие. Облачко яда брызнуло с изогнутых клыков. Прозрачная смертоносная жидкость растеклась по моей ноге. Отскочив в сторону, я сумел увернуться от второго укуса и бросился назад к стене в дальнем конце комнаты.

Кобра и я стояли и смотрели друг на друга, разделенные комнатой. Половина тела кобры собралась в кольца на полу, но верхняя часть поднялась и качалась на уровне моего плеча. Капюшон кобры раздулся, и я увидел узор широких черных и белых полос. Как страшная черная лилия смерти, ее голова качалась на стебле, уставившись на меня бусинками глаз. Тут я понял, что она находится как раз посередине между мной и единственной дверью в этой комнате.

Правда, кобр часто содержат, как домашних животных. Им позволяют ползать по всему дому, они охотятся на крыс и мышей, которых всегда полно в жилищах. Пьют молоко из кувшинов и становятся домашними, как котята. Однако есть и другие кобры, которых мучают и дразнят, чтобы превратить в смертоносное орудие убийства. У меня не было сомнения, какая кобра стояла сейчас передо мной.

Я тихо двинулся вбок вдоль стены, прижимаясь к ней и стараясь обойти врага и спастись. Она бросилась на меня, разинув бледно-желтую пасть, и я увидел тонкие ниточки яда, которые протянулись в воздухе от кончиков ее клыков. Я закричал от ужаса и отскочил назад. Змея снова быстро поднялась и встала напротив меня. Она все еще находилась между мной и дверью. Я знал, что яда в ее мешках хватит на сотню сильных мужчин. Пока я смотрел на нее, нижняя часть ее тела развернулась, и она начала медленно скользить по полу, высоко держа свою голову и не отрывая от моего лица взгляда своих ужасных маленьких глаз.

Я видел однажды, как такая змея загипнотизировала птицу, чтобы та не пыталась улететь во время ее приближения, а сидела тихо и смиренно ожидала своей участи. Меня парализовало, как ту птицу, и я почувствовал, что не могу ни пошевелиться, ни закричать. Смерть скользила ко мне по комнате.

Внезапно я заметил движение позади качающейся головы кобры. Госпожа Лостра появилась в дверях комнаты, привлеченная моим испуганным криком. Я снова обрел голос и закричал ей:

– Осторожно, не подходи близко!

Она не обратила внимания на мои слова и мгновенно оценила положение. Без всяких колебаний или раздумий начала действовать раньше, чем змея бросилась и укусила меня в третий и последний раз. Госпожа моя обедала, когда услышала мой крик, и теперь стояла в дверях с половиной недоеденной дыни в одной руке и серебряным ножом в другой. Действовала она с быстротой природной охотницы.

Тан научил ее по-мужски ловко бросать копье или камень, что не свойственно женщинам. Она швырнула дыню с ловкостью и силой тренированного копейщика. Дыня попала кобре в шею, в середину развернутого капюшона, и от этого удара на какое-то мгновение змея растянулась на полу. Словно стрела, выпущенная из боевого лука, кобра снова поднялась и повернула свою страшную голову к моей госпоже, устремившись к ней через комнату.

Я вышел из оцепенения и бросился вперед, чтобы помочь, но немного опоздал. Опершись на хвост, кобра прыгнула на свою жертву, разинув челюсти так широко, что брызги яда летели с ее клыков, распространяя тонкую бледню дымку. Госпожа моя отскочила назад с легкостью и быстротой газели, уворачивающейся от гепарда. Кобра промахнулась и распростерлась на полу у ног Лостры, вытянувшись широкой полосой во всю длину своего тела.

Я не понимаю, что нашло на мою госпожу, но мужества ей было не занимать. Прежде чем кобра сумела снова подняться и приготовиться к нападению, Лостра прыгнула на нее, приземлившись маленькими ножками в сандалиях прямо на шею, и прижала к каменному полу всем своим весом.

Возможно, она подумала, что сломает змее хребет, но та оказалась толстой, толщиной с руку, и гибкой, как кнут Расфера. Хотя голова ее была прижата к полу, тело стало биться и извиваться вокруг ног моей госпожи. Женщина менее разумная и менее мужественная наверняка постаралась бы увернуться от этих отвратительных объятий. Если бы моя госпожа сделала это, она бы умерла в то же мгновение, так как голова кобры оказалась бы свободной для смертоносного удара.

Однако Лостра продолжала крепко стоять на голове извивающейся змеи, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Она закричала:

– Помоги мне, Таита!

К этому моменту я успел пересечь комнату и бросился на пол к ее ногам. Запустив руки в середину извивающегося клубка, я ощупью двигался вперед по телу, пока не почувствовал, что добрался до горла. Тогда схватил змею за шею и сжал ее обеими руками.

– Поймал! – завопил я, обезумев от ужаса и отвращения, которые вызывало во мне это холодное чешуйчатое существо, извивающееся в моих руках. – Поймал! Отойди в сторону!

Госпожа послушно отскочила. Я встал на ноги, лихорадочно сжимая в руках шею змеи и стараясь удержать ее разинутую пасть подальше от лица. Хвост бился вокруг меня. Затем она обвила меня за плечи и потянулась к шее, угрожая задушить, но я не выпускал голову. Обхватив мои плечи и шею, змея получила опору, и я почувствовал насколько ужасна ее сила. Я не мог удержать ее, даже сцепив пальцы на шее. Она постепенно высвобождала свою голову, выскальзывая из моих рук. Я понял, что, как только змея вырвется, она тут же ударит меня в незащищенное лицо.

– Я не могу удержать ее! – завопил я скорее себе, чем Лостре. Я держал змею на вытянутых руках, но она тянулась к моему лицу, приближаясь к моим глазам, и волны чудовищной силы проходили по ее телу, по сжимающимся и извивающимся на моих плечах и горле кольцам. Голова понемногу выскальзывала из моих рук.

Хотя пальцы мои побелели от напряжения, кобра оказалась так близко к моему лицу, что я увидел совсем рядом ее клыки, которые то опускались, то поднимались на верхней челюсти – она могла по своей воле выставлять и убирать их. Клыки походили на маленькие белые костяные иглы, и бледные, туманные струйки яда брызгали с их кончиков. Я понимал, что, если хоть капелька яда попадет мне в глаз, я ослепну, и жгучая боль доведет меня до безумия.

Я отвернул голову змеи от своего лица, чтобы брызги яда рассеивались в воздухе, и отчаянно закричал:

– Позови кого-нибудь из рабов!

– К столу! – произнесла госпожа рядом со мной. – Прижми ее голову к столу!

Я был поражен. Я думал, она послушалась моего приказа и пошла за помощью, но Лостра стояла рядом со мной, а в руке по-прежнему сжимала серебряный столовый нож.

Шатаясь, я побрел через комнату с коброй в руках и упал на колени перед низеньким столиком. С огромным усилием мне удалось прижать голову змеи к краю стола и удержать там. Теперь госпожа могла ударить по ее шее ножом. Она нацелилась в затылок у самого основания мерзкой головы.

Змея почувствовала боль и удвоила свои усилия. Кольца упругой плоти бились на моих плечах и вились вокруг моей головы. Из ее горла вырывалось шипение, и облачка яда слетали с клыков.

Маленький нож был острым, и чешуйчатая кожа разошлась под ним. Скользкая и холодная змеиная кровь полилась мне на пальцы, и нож заскрежетал по кости. Скорчившись от усилия, госпожа моя пилила кость. Теперь, когда пальцы мои стали скользкими от крови, я почувствовал, что голова змеи выскальзывает из рук, и змея уже почти свободна. В этот самый момент нож вошел между позвонками и разъединил их.

Дата добавления: 2015-07-25