Сегодня, завтра, никогда

-Это как дождь.

-Как дождь?

-Да, как дождь. Как ЛИВЕНЬ.

-Ливень.

-Настоящий ЛИВЕНЬ.

-Хм-м.

-Ты просто не понимаешь. ЛИВЕНЬ. Настоящий ЛИВЕНЬ.

-Да, я не въезжаю.

-Дерьмо! ЛИВЕНЬ. Ну же, парень, ты должен понять. Это ЛИВЕНЬ.

-Я помню ливни.

-Это не то. Блядь! Это ЛИВЕНЬ. Настоящий. Как будто твоя душа изливается с небес огромным нескончаемым потоком вместе с мочой.

-Отвратительно.

-Но это ЛИВЕНЬ. В нем все. Он настоящий.

-Не понимаю.

-Это как если ты стоишь на остановке, под маленьким козырьком, забитым людьми до отказа, и тесно, некуда ногу переставить, и люди окружают тебя, своими телами, отвратительными телами, с отвратительной одеждой, отвратительным дыханием, разговорами, мыслями, сущностями. И никуда не деться, даже шагу не ступить, все жмутся друг к дружке, сжимают тебя со всех сторон, и тебе тесно, ты задыхаешься… а вокруг ЛИВЕНЬ. Сплошная стена воды. Даже не видно ничего. Только вода. И все набились под эту хрупкую, тонкую фанерную крышку, по которой грохочут огромные капли, словно камни, жмутся к тебе. И ты достаешь сигареты и закуриваешь. И все они взрываются криками:

«Не курите здесь!»

«Не кури!»

«Я не могу выносить табачный дым!»

«У тебя совсем ни стыда не совести?»

«Вот о чем он думает! Здесь же старики и дети!»

«Может, ты выйдешь и будешь курить снаружи?»

«Но там ЛИВЕНЬ!»

«Тогда не кури здесь!»

«Черт возьми!»

И их крики окружают тебя, бьют в сознание. Их недовольство. Кто-то порывается начистить тебе рожу. И возмущение, отвращение от окружающих людей достигает предела, все накаляется. А ты стоишь и куришь. Куришь. И ты не думаешь о них как о живых людях, не думаешь об их чувствах, ощущениях, о том, что они смотрят на все это, не думаешь об их душах. Против тебя вдруг обернулись идиотские ценности, системы, мировоззрения, взгляды, квартиры, одежда, еда, тупые книги, не люди, а одно блядство и пидорство, все это хуесосство, и НИКАКОЙ души. А вокруг грохочет ЛИВЕНЬ. А ты КУРИШЬ. И это настоящее.

-Черт, что за дерьмо?

- Но, бля!..

-Хватит.

-И все они стоят, и ждут автобуса, чтобы загрузиться в него и поехать в свои дома. И ты тоже стоишь и ждешь автобуса, чтобы поехать домой. Но тебе не нужен ни этот автобус, ни дом. Тебе не нужно никуда. И этим людям тоже не нужно никуда по-настоящему. Потому что они здесь и льет ЛИВЕНЬ. Но все хотят избавиться от этого, хотят скинуть мокрую одежду и вернуться домой. Потому что там ждет их что-то. И тебя ждет что-то. И все это правильно, но тебя не ебет. Ты не видишь людей, нет этих людей, нет их душ, только блядство и пидерство, но, бог, ты чувствуешь, что это НАСТОЯЩЕЕ. И ты докуриваешь, и пробираешься через толпу, и уходишь в ЛИВЕНЬ. Он рушится на тебя, и все вокруг, и весь мир, и ты идешь, и ты идешь, весь мокрый, от одежды до души. И хочется скинуть все и бежать голым, в этом дожде, валяться в лужах, валяться в грязи, на траве, на асфальте, а потом встать, и струи дождя смоют все. Но ты идешь до следующей остановки, и становишься под эту тонкую крышу, снова в толпу людей, и достаешь чудом спасенные сигареты и спички, закуриваешь. И все повторяется, и ты снова уходишь. И так до следующей остановки, и дальше, и дальше. Тысячи, тысячи остановок. И всюду люди, но ни людей, ни души, они есть, но это понимаешь только разумом, а вокруг – лишь хуесоство, но ВСЕ НАСТОЯЩЕЕ. Ты понимаешь, понимаешь, о чем я?

-Нет. Какая-то туфта, Ен. Пытаешь втюхать мне какую-то хрень, принимая ее за божественное откровение. Но это просто идиотизм. Хватит притворяться. Ты попал в ловушку образа, который сам же создал. Но ты не хочешь избавиться от него, не хочешь признать. Потому что под ним ничего нет. И ты не хочешь смотреть туда. Не хочешь признать, что в тебе нет ничего особенного. Ты меня достал.

И Чак махнул на меня рукой. И весь мир махнул на меня рукой, а Бог положил сверху хуй.

Конечно, он не понимал. Но я не хотел, чтобы он понял. Мне не важно, понимают он или нет. Поэтому, я говорю. Думаю, если бы они понимали, я и не раскрывал бы рта. Просто заткнулся, стал бы немой рыбой, разбил себе губы об лед. Те, кто знают, не говорят, это истинно, но это тоже озвучено. Я не хочу думать об этом, я схожу с ума. Банни, я не знаю, зачем пишу эти письма, которые ты никогда не прочтешь, и тем более не ответишь.

Наверно, именно потом. Это в моей натуре. В этом весь я.

И ты права, как всегда ты права.

А я снова потерялся, снова там где всегда. И моя душа полниться сожалением, полнится таким сожалением, что просто сгораю. И эта стена разбилась раньше, чем треснула моя голова.

Если бы ты только знала, как я раскаиваюсь. Но я не могу сказать тебе об этом. Как я корю себя. За все то, что я делаю и сделал, за все происходящее. За то время, когда я должен был быть с тобой, но меня никогда не было. Я ненавижу себя.

Но я не могу сказать тебе об этом, не могу подойти к тебе. Не могу. Просто не могу. Я не достоин даже думать о тебе. Но я не могу убить себя. Я так хочу этого… но я не могу оставить тебя. Даже зная, что никогда не осмелюсь подойти к тебе, что мое существование незначимо и ничего не стоит для тебя, но так и должно быть, ведь я не достоин быть с тобой и вряд ли смогу принести тебе что-нибудь хорошее…

Я так хочу быть с тобой.

И я снова курил, вновь открывал бутылки вина, снова садился за проклятую собой же машинку, и снова плакал, и хотел умереть, и все повторялось, все всегда такое, я сходил с ума, а может, мозга и не было никогда. И вновь это дерьмо, эта крутость, и снова Бог, и снова Ен-познавший-все, жалкий Ен, крутой Ен, а на деле ничтожество, совершенное ничтожество, Ен-ничтожество, Господи… просто сумасшествие.

Но дождь благо. А это все. Ты единственный уебок в этом городе, встречающий наготой ЛИВЕНЬ, но все давно привыкли к твоим чудачествам, и встречают бутылкой вина. Но это дерьмо, а ты разбит, и как тысячи таких же парней, и все едино, и все пустота, и никакой разницы, единая поебень. А все эти скованные, смотрят и восхищаются, но это ничто, потому что суть пустота, а у них внутри гармония и даже если они к этому никогда не притронутся и никто никогда не поймет. Но ты же не сечешь в этих вещах, Ен, ты просто жалкий, у тебя нет мозгов, ты говоришь херню и творишь дерьмо, ты просто ебнут, ничтожество, Господи.

И душу мою наполняет СОЖАЛЕНИЕ что я существую, и ничего не могу с этим поделать. И даже если многие не согласятся, я знаю. И все равно хочу быть, с тобой Банни. И не могу.

Это просто невыносимо.

И это продолжается.

Всегда.

Меняется погода, меняются облака, только небо, оно слишком печально сейчас.

Почему мы? Раньше мы были совсем другими. Что же случилось? Или я совсем нас не знал?

Я все чаще встречаю людей с забинтованными руками, руками в гипсе. Я все чаще вижу котят. А в о роны каркают. И стоишь, привалившись к столбу, и куришь, смотришь, как парни самоутверждаются, полнятся довольством и превосходством, а ты смотришь так отстраненно. И я схожу с ума, однозначно. Но могу раскатать любого психолога, а с этой позиции все – психи. И мир просто невозможно воспринимать, все это невозможно. И я завидую слепым, калекам и умалишенным, я хотел бы оказаться на их месте, а им дать шанс на жизнь, но я не уверен, что вменяем сам. И когда гремит дождь, я кричу: «Убей меня, бог!», но молнии только сверкают. И ветер продувает меня, я чувствую ветер, и ветер – я.

Я так сожалею, но ничего не поделать. Я ненавижу себя, я знаю, что сожаления бессмысленны. Я знаю все эти слова, но они становятся бесполезными и стекают у меня между пальцев, как и сперма, я лишь мараю белые листы, и отсюда не выбраться. И лишь с тобой я могу быть откровенным, Банни, я не знаю, что происходит. Лишь тебе я могу открыться и довериться, показать себя истинного, но я не могу поговорить с тобой. Я так хочу поговорить с тобой, но я когда я смотрю на себя настоящего, я вижу лишь сколь я жалок, воистину жалок и ничтожен, до самого предела и самой истины, такой Ен.

И как я могу явиться таким перед тобой? И я хочу стать лучше, я так хочу стать лучше, но, кажется, это моя истинная суть. И все слишком запутанно. Я схожу с ума, мой мир обезумел. Я просто хочу быть с тобой, Банни. Но, кажется, это просто не достаточно, верно?

И я снова здесь, снова где, снова что? Сигареты.

И Ен-которому-похуй, Ен-которому-не-похуй, Искренний-Ен, Ен-лишь-лжец-и-лицимер.

На парапете, на лезвии, балансирующий на кончике сигареты.

И я совсем не знаю, что с тобой. Я лишь смотрю издалека, но что можно увидеть? Какие проблемы тревожат тебя, какие мысли донимают, что происходит в твоей душе? Чувствуешь ли ты себя плохо, хорошо, ты снова одна или кто-то рядом? Я все равно лишь тень где-то в сумерках. Я так хочу, чтобы ты была счастлива, Банни. Так хочу, чтобы мы сели рядом, обнялись и смогли поговорить.

Но я снова пишу, снова напиваюсь, и снова лишь Ен, Ен, Ен, Ен, Ен, и улицы, дождь, небо, сигареты, вселенная, Бог, вся эта хуйня, Господи, Ен без Банни, и слова, слова, слова, что вмещают в себя все и не несут ничего. Я просто слова чьем-то листке.

И все это мозгоебство, в котором есть все и в котором есть ничего, это как просто остатки чьего-то безумия, такого же родного и понятного. Когда мы с Рудом обсуждали время и мир, и выстроили линию времени, и точка сотворения вселенной могла быть на любом месте, и все, что было до этого – всего лишь сотворенные воспоминания, но они правдивы и реальны, и ты можешь окунуться в воду памяти и почувствовать все это на самом деле, но этого не происходило, оно было создано вместе с миром, и все будущее, все настоящее, и то, что сейчас может не существовать, и все же это правда, и как если бы ты вернулся, но сейчас ты чувствуешь настоящее, и вся прямая из точек настоящего, но настоящее реально лишь потому, что ты его чувствуешь?

-Но ты понимаешь, что это лишь ебля мозгов? Вся эта цепочка, что тянется и разрастается как дерево, тысячей веток с листками, и множество корней под землей, и подоплек, в которой надрачивается ствол. Но кончить может и не получится, озарение не придет, а сперма в любом случае полетит в никуда.

-Ты говорить отвратительно.

Но так сладко говорить об этом, и у меня были сигареты, а Руд не курил, но я не призирал его за это. И у меня было пиво, а Руд не пил. Он был слишком хорошим парнем для этого мира, но он приспособился. Боже, как хорошо, что еще остались такие люди. И жизнь у них сложится хорошо, так должно быть. Путь так и будет, но зачем тебе я, Господи, и слушать мои стоны? И я все еще хочу въебать тебе, хоть это уже старо, и не актуально, но, знаешь, оно сохранилось.

Потому что, когда я разбрасываю самолетики, я знаю, что вчерашний я не предаст меня сегодняшнего. Потому что, когда я пишу эти строки, я знаю, что сегодняшний я не предаст меня завтрашнего. Потому что я знаю, что завтрашний я не предаст меня сегодняшнего?

Никогда, Ен-наивный, Ен-искрений, но Ен-честный, Ен-лицимер.

Ен без Банни. Господи, просто ничто.

И снова на каких-то чердаках, пыльных звездах, пустынных пляжах, тяжести ночи, глотая пиво, глотая вино. Во всем этом.

-Знаешь, моя бабушка была помешана на экономии. До такой степени, что не смывала за собой в туалете. И когда потом заходишь туда, а там плавает все это, и словно в каком-то заколдованном круге. И потом заходишь в ванную, а там мыло, и запах, и воротит. Просто опасно туда заходить. И думаешь, черт, им наверняка мыли задницу. И оно выглядит так, словно его засовывали прямиком в жопу. И его отвратительно брать в руки. И этот запах, и все это вымывание жопы, и старость, и гниение, и разложение, и увядающая жизнь. А я стою перед зеркалом, и мне шесть лет, семь, восемь, десять, двенадцать. И все то же самое, все повторяется, только я старше, и кажется, будто это я старею и умираю. Покрыт морщинами, жиром, гнием, разложением, и все это пристает прямо ко мне.

-Ен, ну блядь…

-И сознание словно запирается. Все это проникало внутрь меня и запирается в сознании. И от этого не очиститься. И ты ходишь с этим всем, все время, в школе, автобусах, с друзьями, смотря на девушек, читая книги. Вечно грязный. Думаю, поэтому я и стал таким. Только когда я стоял под ливнем, посреди грозы, под чистым небом, в луже, среди пустоты… я мог избавиться от этого. Это тяжело.

-ЕН, ТЫ ПИЗДИШЬ, И Я – НЕ – ВЕРЮ – НИ – ЕДИНОМУ – ТВОЕМУ – СЛОВУ!

-Ты просто безжалостный урод. У тебя нет сердца, нет сострадания. Ничего.

-Ты просто уебок, раз шутишь с такими вещами!

Они сочувствуют мне. Верят. Или не верят. Или не сочувствуют. И нахуй Ена. И ничего не остается. Нигде.

Он подошел, присел рядом.

-Покурим?

-Покурим.

Мы чиркнули спичками и закурили. Мы курили одни сигареты.

-Знаешь…

-О, заткнись. Я ненавижу тебя слушать.

-Это я хорошо помню.

-Хочешь сказать, сейчас все не так?

-Все меняется.

-В пизду.

-Все изменится.

-Туда же.

-Странно говорить с тобой сейчас. И видеть тебя таким.

-Мне тоже не особо это радости доставляет, знаешь ли.

-Так было.

-Плевать. Я в тебя не верю.

-Я знал, что это будет. Хочешь каких-нибудь доказательств?

-Ты идешь нахуй?

-Черт. Я уже забыл, что означает беседа с тобой.

-Я думал, ты привык.

-Успел отвыкнуть.

-Говно. Я тебя ненавижу. Даже, пожалуй, больше чем себя.

-Что это? Путаница?

-Ты все понял, брось, говнюк. Сколько тебе сейчас? Сорок? Пятьдесят?

-Сорок четыре.

-Ты меня наебываешь. Ты просто призрак херов. Я не верю в тебя. Меня не проведешь.

-Все верно, Ен. Ты не убьешь себя. Ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Человек с хэппи эндом.

-Сколько раз я посылал тебя нахуй? Вот и пошел нахуй еще раз.

-Кстати, я бросил курить.

-Блядь. Кто ты такой?

-Нет, все верно. Все будет именно так.

-Стой. Ебать тебя. Стой. Иди нахуй. Не говори больше ни слова. Ты. идешь. нахуй. понял. А теперь, что тебе от меня надо?

-Я просто пришел сказать тебе, что все закончится хорошо.

-А вот теперь я заволновался.

-Смешно.

-Это надо было мне?

-Да.

-Хуй. Это надо было тебе?

-Да.

-Хуй. – Я затушил сигарету. Я докурил последним. – Возвращайся откуда пришел и сдохни в блевотине.

-Как бы ты не отнекивался, ты будешь счастлив, Ен.

-Сейчас я и тебе въебу.

-Видишь кольцо на этом пальце?

-Можешь сунуть его себе в жопу.

-Счастливый конец, Ен.

-И его себе в жопу засунь.

Я снова закурил. Он сидел, откинув голову, смотрел в небо с блаженной улыбкой. Я хотел убить его. Хотел достать.

-Вот и все, что тебе нужно знать, Ен. Вот так все и будет. Да ты и сам это знаешь.

-Я знаю, что въебать тебе меня ничего не сдерживает.

-Я пойду.

-Давно пора.

-У этой сказки счастливый конец, Ен.

-Иди нахуй и умри.

Он смотрел на меня с отцовской любовью. И ушел. Он не был достоин даже сигареты.

Конечно, этого никогда не происходило. Ен-не-Ен.

Сегодня – завтра – никогда.

Дата добавления: 2015-07-20