Еще какое-то время спустя

- А что это за покои такие, драгоценный преждерожденный? - приветливо улыбаясь, поинтересовался Богдан у пожилого дворцового служителя - ханьца лет без малого шестидесяти, невысокого и плотного, с круглым морщинистым простоватым лицом и в круглых очках; он появился во дворике буквально через минуту после того, как Баг, выбежав в сад с одиноким деревом, предположительно грушевым, довольно легко изловил хвостатого нарушителя, пристегнул к ошейнику поводок и, все равно не решаясь отпустить кота, сунул Судью Ди под мышку, откуда тот и свисал спокойно, привычно: морда и передние лапы с одной стороны, а зад и хвост с другой. Фувэйбин, впрочем, больше и не пытался куда-то бежать и как будто, по крайней мере внешне, даже стыдился стихийно прорвавшейся самобытности буйного природного нрава, крывшегося до поры до времени в неких глубинах его кошачьего существа. Правда, когда Баг уже хватал его и тянул из-за пазухи поводок, Судья Ди как раз самозабвенно рылся всеми четырьмя лапами в старых листьях и, откопав какую-то бумажку - ланчжун так и не разглядел, что это было: то ли просто некий обрывок, то ли целый скомканный лист, - схватил ее в пасть. Не зная, что теперь и думать, - а вдруг сожрет? - Баг хотел было выдрать добычу из зубов Судьи Ди, но тот сжал челюсти изо всех сил да вдобавок несильно, но вполне выразительно заехал хозяину пару раз лапой по руке: хорошо, что когти не выпустил, а то пришлось бы руку перевязывать - когтищи-то у хвостатого человекоохранителя такие, что дай Будда каждому; однако предупреждение выглядело совершенно недвусмысленным, не помогли даже “тридцать три Яньло”, и Баг оставил попытки до поры до времени - или сам выплюнет, или позднее с этим разберемся, когда кот пива захочет, а пока что не проглотит: большая бумажка-то, не разжеванная, никак в глотку не пролезет. Тем более что совсем рядом послышались шаркающие шаги того самого служителя. Так Судья Ди и торчал себе у Бага под мышкой.

- А это, изволите ли видеть, драгоценные преждерожденные, - часто кланяясь при виде важных особ, заговорил служитель, - изволите ли видеть, “Зал любимой груши”. Бывшие покои младшей супруги драгоценного преждерожденного Тайюаньского хоу по имени Цинь-гуй, небесной фамилии Чжу, что приходится родным племянником ныне здравствующего Сына Неба.

- А, так яшмовая супруга Тайюаньского хоу тут более не живет? То-то мы смотрим, что здесь такое запустение...

- Увы! - Старик почтительно сложил руки на груди и покачал горестно головой. - Нефритовая преждерожденная, а имя ей было Цюн-ну, почитай, как полгода изволила отправиться к Девяти источникам!< Одна из традиционных китайских метафор, означающих переход в иной мир, смерть. > Теперь здесь никто не живет.

- Отчего же так? - удивленно поднял брови Богдан. - Ну если не жить, так хотя бы работать здесь вполне было бы воз.

- То верно, - склонил голову дворцовый служитель. - Но... - Он замялся. - Негоже мне говорить всякие глупости таким блестящим и просвещенным преждерожденным, уж увольте старика...

- Да отчего же? - наклонился к нему минфа. Оглянулся на Бага. Тот, равномерно поглаживая кота по башке, чуть заметно прикрыл глаза: хотелось бы знать, хотелось бы. - Что в том такого, чего вы не решаетесь сказать гостям Сына Неба? Нет, если речь идет о каких-то вещах, связанных с личной жизнью нефритовой особы Тайюаньского хоу, тогда, конечно, выспрашивать вас о них было бы верхом несообразности...

- Что вы, что вы! - Старичок всплеснул руками: очень живой, подвижный, охочий до жестов оказался дедушка. - Я, почитай, тридцать пять лет незаслуженно ем рис из дворцовых котлов, свое место и дело хорошо знаю. Какое там!..

- Тогда скажите! - постаравшись придать лицу самое дружелюбное выражение, какое только мог, попросил Баг. - Вы поймите, драгоценный преждерожденный, мы ведь не просто так спрашиваем, у нас есть причина, и серьезная.

- Да какой я драгоценный... Не смею, не смею! Вы по первости-то одарили меня, ничтожного, такой небесной милостью, а уж дальше прошу вас изволить еще раз явить милость и снисхождение и звать меня просто Янь... - Старичок опять принялся кланяться.

- Так вот, преждерожденный Янь... - улыбнулся Богдан. - Каждый человек драгоценен, но если вам так будет удобнее... Мы почему этими покоями заинтересовались - странности с нами тут случились некоторые. Может, вы поможете, проясните, в чем тут дело?

- А не изволит ли драгоценный преждерожденный намекнуть, какого рода странности? - Старичок смотрел внимательно.

- Да видите ли... Наш кот, - Богдан указал за Судью Ди, - внезапно упал на землю и стал... как бы это... странно себя вести.

- Уху! - вытаращил глаза престарелый служитель. - Это она, она, душа горемычная! Не иначе как она!

- Да о чем вы толкуете?!

- А вот после того, как подошел час нефритовой супруге Тайюаньского хоу предстать пред ликом Яньло-вана< Яньло, или князь Яньло (Яньло-ван) - владыка ада в пантеоне богов китайского буддизма. >, - старичок быстро оглянулся, заговорил тише, - так вот, с тех самых пор в ее бывшем доме - нечисто. Слышали: будто бродит кто-то по ночам за закрытой дверью, плачет тихонько, а свет - не горит! Вошли с фонарями однажды - никого, только будто кто в углу вздохнул так горько-горько... Я самолично не раз и не два слышал: плачет. Переродиться мне мухой, драгоценные преждерожденные, если это не ее голос. Несчастной Цюн-ну. Она это! Дух ее там бродит, вот что. И еще разные чудеса случаются... - Престарелый Янь замолчал и снова оглянулся.

- Например? - подбодрил его Баг.

- Вы говорите “например”, драгоценный преждерожденный? И спрашиваете, отчего тут никто даже не работает? Так я вам скажу. Был и такой случай. Когда траур закончился, поступил милостивый указ от драгоценного преждерожденного цзайсяна< Обычно на европейские языки термин цзайсян переводится словами “канцлер”, “премьер”, “первый министр”. В “Деле незалежных дервишей”, например, Баг называет германским цзайсяном Бисмарка. > расположить в этих покоях одного из чжубу службы Храма Императорских Предков. И он пришел сюда осмотреться, составить список того, что ему потребно. Днем пришел, вот как сейчас мы с вами.

- И что?

- А то, драгоценные преждерожденные, что стоило ему свиток развернуть и кисть тушью напитать, чтобы начать список писать, как неведомая сила кисть и свиток из рук его вырвала, глядь - а кисть и свиток в воздухе висят и кисть быстро так по свитку бегает: чик-чик! Раз - и готово. Шлеп - и свиток на пол! - Служитель взмахнул рукой, показывая, как именно упал свиток. - Чжубу хоть и не из трусливых был, а бросился прочь опрометью. И свиток оставил, так он на сундуке и валяется… С тех пор никто сюда и не заходит. Очень страшно. Никто, кроме одного человека, милостивого Тайюаньского хоу. Да и тот лишь в сад зайдет, вокруг дерева круг сделает, а если тепло, так и под ним присядет, а в дом - ни ногой. Вот как. Очень она любила дерево это, нефритовая преждерожденная Цюн-ну... Под ним и скончалась в одночасье, сердечко схватило у бедняжки... Видно, письмо какое-то собиралась писать или стихотворение сложить, а может, в каллиграфии поупражняться - кисть в ее кабинете была в туши свежей... Вышла в сад, села под деревом, подумать, верно, а вечером служанки смотрят: уж отлетела ее душа.

- Какое несчастье! - печально сказал Богдан; Баг молча хмурился.

- Уж что да, то да... Драгоценнорожденный хоу до сих пор убивается.

- Когда же это случилось?

- Летом то было, - печально вздохнул Янь. - То ли в шестом месяце, то ли... Да-да, аккурат через седмицу после того, как драгоценнорожденный хоу ислам принял, стало быть, в шестом...

- А что за дерево там растет, ну - в саду? - быстро, даже как-то лихорадочно подавшись вперед, спросил Богдан. Внезапное чувство чего-то очень важного, но позабытого, чего-то такого, что он вот-вот вспомнит, охватило его.

- Да ведь грушевое дерево... Она и покои свои назвала из-за этой груши. Они оба души в том дереве не чаяли, милостивый драгоценнорожденный Тайюаньский хоу и нефритовая преждерожденная Цюн-ну. Как и друг в друге...

Богдан вскинул глаза на Бага: тот замер, даже Судью Ди гладить забыл и выражение лица у него было такое, такое...

“...Фирузе и Жанна... Помоги ей. И - груша. Точно. Там было грушевое дерево!” - вспомнил свой давешний сон в воздухолете Богдан.

“Груша... Ну конечно... Она рисовала иероглиф „груша”. Как просто!” - вспомнил свою странную ночную гостью Баг.

- Драг еч, так это же... - начал было минфа, но уже пришедший в себя после озарения Баг лишь слегка нахмурил брови и скосил глаза на престарелого Яня: позднее. И тут же перевел взгляд куда-то назад, за спину Богдана - туда, откуда они вошли в этот дворик.

Дата добавления: 2015-07-20