Ф. Энгельс. Выписки из книги Прудона «война и мир» 83

ВЫПИСКИ ИЗ КНИГИ ПРУДОНА «ВОЙНА И МИР» ⁸³

П. Ж. ПРУДОН «ВОЙНА И МИР», ТОМ II, КНИГА А, ГЛАВА 2

«Вечной, коренной причиной войн является недостаток средств су­ществования, ил», выражаясь более высоким стилем — нарушение эко­номического равновесия... в последнем же счете — пауперизм» (стр. 98).

Прежде всего нам нужно есть — грозный закон, который преследует нас, как фурия, когда мы не умеем мудро к нему приспособиться, а также, когда, принося ему в жертву все прочие наши обязанности, мы становимся его рабами... Между тем, творец, избравший для нас этот образ жизни, имел свои цели (стр. 100). Закону еды противостоит закон труда, отрицанию — утверждение. Но каковы потребности чодоиека, сколько времени должен ои работать? Вначале, когда человечество было еще редко рассеяно по земному шару, природа без труда удовлетворяла потребности человека. Это был золотой век, век изобилия и покоя (стр. 102). Теперь же во всех климатах народонаселение значительно превышает ресурсы природы, и в эпоху цивилизации — «в поте лица твоего будешь есть хлеб твой». — В конечном счете человек на стадии цивилизации добывает своим трудом ровно столько, сколько необходимо для поддержания его тела и духов­ной культуры, ни больше, ни меньше. Это строгое обоюдное ограничение нашего производства и нашего потребления я именую скудостью {pau­vreté}, третьим из органических законов, данных нам природой (стр. 103). Даже у самых развитых в промышленном отношении пародов, как только масса промышленных продуктов хотя бы совсем немного возра­стет, нарушив пропорцию, определяемую количеством добытых средств существования, — стоимость этих продуктов тотчас же падает, и весь из­лишек становится как бы несуществующим. Здравый смысл... восстает теперь против того, чтобы производство выходило за пределы, поставлен­ные скудостью. Наконец, добавим, что если благодаря труду всеобщее бо­гатство увеличивается, то население растет еще быстрее... Так творец... за­поведал нам умеренность и порядок и заставляет нас их полюбить (стр. 104).

Если производство удваивается, то тотчас же удвоится и население, стало быть, это не даст никаких результатов (стр. 106).

Для увеличения богатств в данном обществе при сохранении неизмен­ной численности населения необходимы три вещи: 1) создать у трудящихся масс новые потребности, что возможно только путем развития ума и вкуса,

Ф. ЭНГЕЛЬС

другими словами, путем высшего образования, в результате чего они могли бы незаметным образом выйти из пролетарского состояния

(это, таким образом, Мальтус наизнанку);

2) сохранить им, все более совершенствуя организацию труда п промыш­ленности, достаточно сил и времени; 3) ради той же цели положить конец паразитизму. Эти три условия роста богатства сводятся к одной формуле: переход ко все более равномерному распределению знаний, услуг и про­дуктов. Это — закон равновесия, величайший, можно сказать единствен­ный, закон политической экономии (стр. 108).

Это смело брошенный тезис просто утверждается. — Единственное доказательство — ссылка на то,

что во Франции, несмотря на все ее преуспеяние, народу сейчас живется хуже, чем при Реставрации, и что «государственный долг удвоился, бюджет увеличился с одного миллиарда до двух, цены на жилище и на все предметы потребления возросли на 50—100%, все ведет к явному разло­жению и непрерывному кризису» (!!) (стр. 109). То обстоятельство, что в Америке земля и иные пе имевшие ранее стоимости вещи теперь ее приобрели— безошибочный признак скудости. Существовавшее в Испании на протяжении трехсот лет (от Изабеллы I до Изабеллы II) равновесие, хотя и нарушено новым подъемом — заработная плата повышается, что само собой разумеется, так как увеличиваются доходы с земли и от внешней торговли, — однако же в последующие 50 лет и население может соразмерно увеличиться. Тогда в Испании снова восстановится равновесие, то есть «скудость» (стр. 110).

Все богатство государства и имущих классов представляет собой предварительный вычет из продукта работника до установления ему зара­ботной платы (стр. 113).

Скудость означает отсутствие достатка, последний даже способство­вал бы разложению работника. Не следует, чтобы человек жил в довольст­ве — нужно, наоборот, чтобы он постоянно чувствовал колючее жало нужды (стр. 114).

Всюду — одна декламация и простое утверждение вместо доказательств и развития мысли.

Прогресс или совершенствование человеческого рода заключается целиком в справедливости и философии (стр. 116).

Факты, как я уже говорил, — это лишь условные знаки, являющие телесному оку представления разума (стр. 118).

Предназначение человека на земле — всецело духовное и нравствен­ное (стр. 116).

Совершенно очевидно.., что богатство, равно как и стоимость, означают не столько некую реальность, сколько отношение, а именно отношение между производством и потреблением, предложением и спро­сом, трудом и капиталом, продуктом и заработной платой, потребностью и деятельностью и т. д.; родовым, типичным выражением этого отношения служит средний рабочий день работника, рассматриваемый с точки зрения двух его сторон: затраты и продукта. Рабочий день — в этих двух словах заключен итог общественного богатства... Из такого определения рабочего дня вытекает, что все общественное производство — выражение коллективного труда — ни в коем случае не может сколько-нибудь ощу­тимо превысить коллективную потребность в том, что мы называем хлебом

ЁЫПИСКЙ ИЗ КНИГИ ПРУДОНА «ВОЙНА И МИР» 11.1

насущным. Желание утроить, учетверить производство страны,...абстра­гируясь от пропорционального увеличения труда, капитала, народона­селения и рынка сбыта, абстрагируясь, в частности, и от параллельного развития образования и прогресса в нравах, — эта идея, утверждаю я, более иррациональна, чем квадратура круга. Это — противоречие, неле­пость (стр. 119—120).

Откуда же берется неравенство при распределении богатства? Оно выводится отнюдь но из закона экономико-исторического развития; но, как и все остальное, вктючая и войны, из психо­логических оснований, из принципа,

который состоит в сознании нами собственной ценности и собственного достоинства — чувство, которое порождает уважение к себо подобным и к человечеству в целом и на котором основывается справедливость. Однако тот же принцип, в котором справодливость содержится как вещь в себе, до сей поры на практике являлся со отрицанием; себе и своим близким мы позволяем большее, чем другим. Преувеличенное мнение о самих себе, злоупотребление личными преимуществами, вот что заставляет нас нару­шать закон экономического распределения (равенства в вознаграждении за труд и в распределении услуг и продуктов) (стр. 123).

Здесь, таким образом, вечным законом оказывается «закон экономического распределения». (Нарушение, нарушение веч­ной справедливости! Иначе и быть не может, поскольку Прудон в качестве отправного пункта всегда берет человека как такового.

Например: Скудость — это такой закон нашей природы, который, обязыпая нас производить все, что нам нужно для потребления, не отводит нашему труду ничего сверх необходимого (стр. 123)).

Виною ли тому отдельные личности или установления, рабство или предрассудки, но пауперизм есть нарушение экономического закона, который, с одной стороны, повелевает человеку работать, чтобы существо­вать, с другой — соразмеряет его продукцию с его потребностью

(но не потребность с продукцией — это было бы историей)...

и это нарушение, повторяю, есть факт по существу психологический; его источником является, с одной стороны, идеализм наших стремлений, с другой — присущее всем нам преувеличенное чувство собственного достоинства и малое значение, отводимое нами достоинству ближнего. Это тот дух роскоши и аристократизма,...который превращает обмен продуктами и услугами в мошенническую сделку, примешивая к этому обмену личный элемент (стр. 124).

Это рожденное на свет при помощи психологии порочное рас­пределение

«в общей экономике проявляется в виде фактов)) (стр. 124). Детальный раз­бор этих фактов по существу не представляет интереса, так как «все онн постоянно сводятся к недостаточной заработной плате» (стр. 125).

Среди этих фактов фигурируют:

Ф. ЭНГЕЛЬС

«рост паразитизма, растущее многообразие занятий и промыслов, обслу­живающих потребность в роскоши,...каждый хочет жить за счет общества, занять синекуру, не заниматься никаким производительным трудом...».

Кто все это оплачивает и как это становится возможным, об этом: ни слова. Достаточно отметить одно желание (стр. 125).

Пауперизм, выразитель нарушения экономического закона, поглощает также и богача. — В силу ненасытной жадности к деньгам и наслаждениям «пауперизм полностью им (богачом) завладевает, толкает его па рискован­ные предприятия, на азартные спекуляции, па игру и мошенничества, а в конечном счете мстит ему позорнейшим разорением за неумеренность, аа попрание справедливости п законов природы» (стр. 129).

Без этой всепожирающей жадности богача пе обойтись, не будь ее, нельзя вывести войну из пауперизма.

И тут же вслед, в главе 4, на стр. 133, этот субъект имеет бесстыдство заявлять следующее:

«То, что общественный недуг... оказывает прямое влияние на прави­тельства, не нуждается, по-видимому, в доказательствах после целого ряда таких революций, как революции 1780, 1799, 1814, 1830, 1848, 1851 годов.

I Несомненно, идеи сыграли здесь свою роль; по каково значение идей?

| Что они выражают? — Интересы. Что именно определило созыв Генераль­ных штатов? — Дефицит. Для чего Учредительное собрание установило конституциопнуго монархию, как не для того, чтобы оградить себя от высоких налогов, взимаемых без согласия. Что такое гражданское устрой­ство духовенства? —Экспроприация. Что такое реформа 4 августа? —Отня­тие имущества. Итак, первопричина революции — пауперизм. Со времеп ухода римского народа на Свягцепную гору до письма Наполеона III к его будущему министру Фульду о свободе торговли ⁸⁴ — все изменения — политические, экономические, религиозные... могут быть сведены к еди­ной формуле: защита трудящихся масс от эксплуатации их паразитами и обеспечение минимального дохода» (стр. 134).

Это место приводится им для объяснения,

почему в каждой революции содержится Революция как таковая.

Написано Ф. Энгельсом в J873 г. Печатается по рукописи

Впервые опубликовано па русском языке Перевод с fl5pom}{/3CKoeo и немецкого

в «Архиве Маркса и Энгельса», т. X, 1948 г.

[ 115

Ф. ЭНГЕЛЬС

РЕСПУБЛИКА В ИСПАНИИ ⁸⁵

Трудно сказать, которая из двух — монархия или респуб­лика — больше опустилась за последние три года. Монархия — по крайней море на европейском континенте — повсюду все быстрее и быстрее переходит в свою последнюю форму — цеза­ризм. Мнимый конституционализм с всеобщим избирательным правом, непомерно разросшаяся армия, как опора правитель­ства, подкуп и взятка, как главные способы управления, обога­щение путем коррупции и надувательства, как единственная цель правительства, повсюду неотвратимо заступают место всех тех прекрасных конституционных гарантий, того искусст­венного равновесия властей, о которых наши буржуа мечтали в идиллические времена Луи-Филиппа, когда даже самые продаж­ные люди были еще ангелами невинности по сравнению с «велики­ми мужами» нашего времени. Как буржуазия с каждым днем все больше теряет характер класса, в течение определенного времени безусловно необходимого для общественного организма, отбра­сывает свои специфические социальные функции и превращается в настоящую шайку мошенников, так и ее государство превра­щается в организацию для охраны не производства, а открытого воровства продуктов производства. Это государство не только несет в себе свое собственное осуждение, оно уже было осуж­дено историей в лице Луи-Наполеона. Но оно в то же время является последней возможной формой монархии. Все другие формы монархии износились и устарели. После этого государ­ства, как государственная форма, возможна только республика.

Но с республикой дело обстоит не лучше. С 17.89 по 1869 г. она была идеалом восторженных борцов за свободу, идеалом,

Ф. ЭНГЕЛЬС

к которому всегда стремились, которого добивались тяжелой кровавой борьбой и который, едва будучи достигнут, каждый раз снова ускользал. После того как одному прусскому королю * удалось создать некую французскую республику, все это пере­менилось. С 1870 г. — и'это является прогрессом — республики создаются уже не республиканцами (ибо нет больше чистых республиканцев), а роялистами, отчаявшимися в монархии. Монархически настроенные буржуа, чтобы избежать граждан­ской войны, укрепляют республику во Франции, провозглашают ее в Испании; во Франции — потому что там слишком много претендентов на престол, в Испании — потому что последний возможный король объявил забастовку ⁸⁶.

В этом заключается прогресс двоякого рода.

Во-первых, уничтожено очарованно, которым до енх пор было окружено имя республики. После событий во Франции и Испании один только Карл Блннд может еще придерживаться суеверия относительно чудотворного влияния республики. Паконец-то и в Европе республика выступает как то, чем она является по своей сущности, а в Америке и фактически, — как наиболее законченная форма господства, буржуазии. Я говорю: наконец-то и в Европе, потому что о таких республиках, как Швейцария, Гамбург, Времен, Любек и бывший вольный город Франкфурт — царство ему небесное! — здесь не может быть и речи. Современная республика, о которой, и только о ней, мы говорим здесь, является политической организацией боль­шого народа, а не местным политическим институтом города, кантона или группы кантонов, исторически унаследованным от средних веков, принявшим более или менее демократические формы и в лучшем случае заменившим господство патрициев не намного лучшим господством крестьян. Швейцария живет наполовину милостью, наполовину соперничеством своих круп­ных соседей; каждый раз, когда эти соседи выступают в согласии между собой, она должна припрятать свои громкие республи­канские фразы и подчиняться приказам. Такие страны сущест­вуют только до тех пор, пока не пытаются вмешиваться в ход истории, поэтому им и запрещают подобное вмешательство тем, что нейтрализуют их. Эра подлинных европейских республик будет вести свое начало с 4 сентября, или вернее со дня Седана, даже, если окажется возможным короткий рецидив цезаризма, все равно, кто бы не был претендентом. И в этом смысле можно сказать, что республика Тьера является конечным осуществле­нием республики 1792 г., республикой якобинцев без самооС-

t — Вильгельму I. Ре§.

Республика в Испании

мана якобинцев. Отныне рабочий класс не может больше обма­нываться в отношении того, что представляет собой современная республика: это та форма государства, в которой господство буржуазии получает свое последнее, самое законченное выра­жение. В современной республике проводится, наконец, в чис­том виде политическое равенство, которое во всех монархиях все еще подвергалось некоторым ограничениям. А это полити­ческое равенство, что же оно представляет собой, как не заяв­ление, что классовые противоречия нисколько не касаются государства, что буржуа имеют такое же право быть буржуа, как рабочие имеют право быть пролетариями?

Но эта последняя, самая закопченная форма буржуазного господства, республика, вводится самими буржуа только в высшей степени неохотно: она навязывает себя им. Чем выз­вано это странное противоречие? Тем, что введение республики означает разрыв со всей политической традицией; тем, что в республике каждому политическому учреждению предъявля­ется требование доказать правомерность своего существования; тем, стало быть, что отпадают все традиционные влияния, поддерживающие при монархии существующую власть. Другими словами: если современная республика является самой закон­ченной формой буржуазного господства, то она вместе с тем есть та форма государства, в которой классовая борьба осво­бождается от своих последних оков и в которой подготавливается арена для этой борьбы. Современная республика является как раз не чем иным, как этой ареной. И это вторая сторона прогресса. С одной стороны, буржуазия чувствует, что ей приходит конец, как только у нее ускользает из-под ног почва монархии и с ней вся консервативная мощь, заключавшаяся в суеверном почитании необразованными народными массами, особенно в деревне, традиционной власти государя, все равно, направлено ли это суеверное почитание на королевскую власть божьей милостью, как в Пруссии, или на легендарного крестьян­ского императора Наполеона, как во Франции. С другой сторо­ны, пролетариат чувствует, что панихида по монархии является в то же время сигналом к решающему сражению с буржуазией. В том, что современная республика есть не что иное, как чисто подметенная арена для последней великой классовой битвы в мировой истории, именно в этом заключается ее огромное значение.

Но для того, чтобы эта классовая борьба между буржуазией и пролетариатом нашла свое разрешение, оба эти класса должны получить достаточное развитие в соответствующей стране, по крайней мере, в больших городах. В Испании дело обстоит

Ф. ЭНГЕЛЬС

так только в отдельных частях страны. В Каталонии крупная промышленность развита сравнительно высоко, в Андалузии и некоторых других местностях господствует крупное земле­владение и крупное земледелие — помещики и наемные рабочие. В большей части страны преобладают мелкие крестьяне в де­ревне, мелкие ремесленники в городах. Таким образом, условия для пролетарской революции здесь еще сравнительно мало раз­виты, п именно потому в Испании все еще весьма много дела для буржуазной республики. Здесь она прежде всего призвана чисто подмести арену для предстоящей классовой борьбы.

К этому в первую очередь относится упразднение армии и введение народного ополчения. Географически Испания так удачно расположена, что на нее может серьезно напасть только один сосед, да и то только на коротком фронте Пиренеев, фронте, который не составляет и одной восьмой части протяженности всех ее границ. К тому же топографические условия страны таковы, что они в такой же степени затрудняют маневренную войну больших армий, в какой облегчают нерегулярную народ­ную войну. Мы видели это во времена Наполеона, который иногда посылал в Испанию до 300 000 человек, и они неизменно терпели неудачи в результате упорного сопротивления народа. С тех пор мы видели это бесчисленное количество раз и видим еще и теперь в бессилии испанской армии по отношению к не­многим бандам карлистов в горах. У такой страны нет никакого предлога для того, чтобы иметь армию. В то же время с 1830 г. армия в Испании была только рычагом всех тех генеральских заговоров, которые каждые несколько лет свергали правитель­ство путем военного мятежа для того, чтобы поставить новых воров на место старых. Распустить испанскую армию — значит освободить Испанию от гражданской войны. Итак, это было бы первым требованием, которое испанские рабочие должны были бы предъявить новому правительству.

Если армия будет устранена, то отпадет и главная причина, почему именно каталонцы требуют федеративной организации государства. Революционная Каталония, так сказать, большое рабочее предместье Испании, удерживалась до сих пор в под­чинении при помощи сильной концентрации войск, как Бона­парт и Тьер удерживали в подчинении Париж и Лион. Поэтому каталонцы требовали разделения Испании на союзные госу­дарства с самостоятельной администрацией. Если падет армия, отпадет и главная причина этого требования. Принципиальной самостоятельности можно будет достигнуть и без реакционного раскола национального единства и без воспроизведения Швей­царии в более широком масштабе.

РЕСПУБЛИКА В ИСПАНИИ

Финансовое законодательство Испании в отношении как внутренних налогов, так и пограничных пошлин, нелепо с нача­ла до конца. Здесь буржуазная республика может очень много сделать. Равным образом и в вопросе о конфискации так часто конфисковавшейся и всегда снова приобретаемой земельной собственности церкви и, наконец, прежде всего в установлении путей сообщения, которые нигде больше не находятся в таком плохом состоянии, как именно здесь.

Несколько лет спокойной буржуазной республики подгото­вили бы в Испании почву для пролетарской революции в такой степени, которая поразила бы даже самых передовых испан­ских рабочих. Вместо того чтобы повторять кровавый фарс прошлой революции ^8?, вместо того чтобы устраивать отдельные, всегда легко подавляемые восстания, испанские рабочие исполь­зуют, надо надеяться, республику для того, чтобы теснее сомкнуть свои ряды и организоваться с учетом приближения революции, в которой они будут господствовать. Буржуазное правительство новой республики ищет только предлога, чтобы подавить революционное движение и расстрелять рабочих, как это сделали в Париже республиканцы Фавр и компания. Пусть же испанские рабочие не дают им этого предлога!

Написано Ф. Энгельсом в феврале 1873 г. Печатается по тексту газеты

«Volhsstaat»

Перевод с немецкого На русском языке публикуется впервые

Напечатано в газете «Volksstaat» M 18,

1 марта 1873 г., а также в газетах

«La Emancipation» 7 марта

и «О Pensamento Social»

S3 марта 1873 г.

120 ]

Дата добавления: 2015-07-20