На смерть Иммермана

Под славное испанское вино

Немецкие мы песни распевали,

Вдали светлело поля полотно,

И от бессонницы глаза устали.

Вот солнца первый луч проник в шатер,

Бокалы наши озарив пустые...

А. нам пора. Нас вновь зовет простор,

И снова кони нас несут лихие!

Домой спешим. Ночной угар и чад Так сладко утром разгонять пригожим, А песни все еще в ушах звучат, И день еще заботой не тревожим. А свет святой уж озарил ручей, И дерево, и влажный луг зеленый; Взгляд жаждет новых солнечных лучей, И в небосвод он устремлен влюбленно.

Мы дома. Кони донесли нас вмиг, Пора настала для трудов печальных... Газету! Я к источнику приник — Народа жизнь пью из ключей хрустальных! Что мне Россия, бритты и ислам — Германия, чем ты нас привечаешь? Но что? Он мертв! Не верю я глазам..'. Мой Иммерман, и ты нас покидаешь!

Ф. ЭНГЕЛЬС

О гневный властелин могучих чар! Уходишь ты в край вечного покоя Как раз когда, познав твой светлый дар, Склонились все мы низко пред тобою? Едва, как Шиллер, от народа ты Любви добился, общего признанья, А в сердце образ вечной красоты Взошел в лучах прекрасного сиянья?

В лесу поэзии особняком

Ты жил, вдали от криков, завываний,

На Рейне в одиночестве своем

Ты ткал народу много дивных тканей.

Ты был далек от громкой суеты,

В твоем саду тебя цветы манили,

Еще при жизни стал легендой ты —

И люди мелкие тебя забыли.

Толпе, которой чуждо волшебство, Которое с ума поэта сводит — Скажи, какое дело до того, Кто по своим путям особым ходит? А ты, о ныне пленник немоты, С самим собой боролся ты жестоко, С усобицей, в которой вырос ты, Ты бился доблестно — и одиноко.

И долгой ночью, что во мгле густой

Немецкую поэзию держала,

Ты бодрствовал в борьбе с самим собой,

Пока нам утро вновь не воссияло.

Когда же в стены дома твоего

Июльский гром * ударил с грозной силой,

Ты «Эпигоны» ¹⁰⁵ создал для того,

Чтоб проводить прошедшее в могилу.

Ты отдавал неугасимый жар Своей души иному поколенью, Оно признало твой могучий дар, Рукоплескало твоему творенью. Благоговея, мы к тебе пришли, У ног твоих в молчании мы сели,

* Имеется в виду революция 1830 г. во Франции. Ред.

НА СМЕРТЬ ИММЕРМАНА

Внимали, как твои стихи текли, И в очи вдохновенные глядели.

И вот, когда, признав тебя, народ

В почтении перед тобой склонился

И пышные венки тебе несет, —

Мой Иммерман, — куда от нас ты скрылся?

Прощай! Ты нас совсем осиротил,

Тебя сравнить у нас, ты знаешь, не с кем.

Но я поклялся стать, каким ты был:

Таким же твердым, сильным и немецким.

Написано Ф. Энгельсом в сентябре IS 40 г.

Напечатано а ракете «Morgenblatt

für gebildete ],cser» M 243,

10 октября ISiO г.

Подпись: Фридрих Освальд

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публиьуется впервые

106 ]

[КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ БРЕМЕНА]

РАЦИОНАЛИЗМ И ПИЕТИЗМ

Бремен, сентябрь

Наконец-то появился материал, который выходит за пределы болтовни за чайным столом, волнует всю публику в нашем воль­ном государстве ¹⁰° и дает пищу для размышлений даже наи­более серьезным, так что каждый должен высказаться либо «за», либо «против». Гроза на небосводе эпохи разразилась и над Бременом, борьба за более свободное или более ограниченное толкование христианства разгорелась и здесь, в столице северо­германского ортодоксального верования. Голоса, прозвучав­шие сначала в Гамбурге, Касселе и Магдебурге, нашли свое эхо в Бремене. — Коротко, дело происходило так: пастор Ф. В. Круммахер, папа вуппертальских кальвинистов ^п, свя­той Михаил учения о предопределении, посетил здесь своих родителей и дважды произносил проповеди за своего отца * в церкви св. Ансгария ¹⁰⁴. В первой проповеди речь шла о его любимом представлении, о страшном суде, во второй — о том месте из послания апостола Павла галатам, в котором тот предает анафеме инаковерующих **. Обе проповеди были написаны с пламенным красноречием и с поэтической, хотя и не всегда изысканной образностью, которыми славится этот одаренный оратор. Однако обе проповеди и особенно последняя источали проклятия инакомыслящим, как это и следовало ожидать от столь заядлого мистика. Церковная кафедра пре­вратилась в председательское кресло инквизиционного суда, с которого раздавались проклятия в адрес всех богословских

• — Фридриха Адольфа Круммахера. Ред. ** Библия. Новый завет. Послание к галатам святого апостола Павла. Ред.

корреспонденции аз бремена

направлений, известных или неизвестных инквизитору; каж­дый человек, который не считает глубокий мистицизм за абсо­лютное христианство, отдавался дьяволу. При этом Круммахер с софистикой, которая выглядела на редкость наивной, все время прятался за апостола Павла. «Это же вовсе не я здесь проклинаю! Нет! Дети, опомнитесь! Это апостол Павел про­клинает!» — Самым скверным во всем этом является то, что апостол писал по-гречески, и ученые до сегодняшнего дня не могут понять смысла некоторых его выражений. К этим сомни­тельным выражениям относится и упоминаемая в его послании анафема, которой Круммахер без долгих размышлений придал наиболее резкий смысл пожелания вечного проклятия. Пастор Паниель, главный представитель рационализма ¹⁰⁶ на упомя­нутой кафедре, имел несчастье толковать это слово в более мяг­ком смысле и вообще быть противником взглядов Круммахера. Поэтому он выступил с контрпроповедями ¹⁰⁷. Можно думать все что угодно о его убеждениях, но к его поведению нельзя предъявить сколько-нибудь обоснованных упреков. Круммахер не может отрицать, что при составлении своих проповедей он имел в виду не только стоящее на позициях рационализма боль­шинство общины, но и в первую очередь Паниеля. Он не может отрицать, что весьма нетактично, будучи в гостях, произносить проповеди, возбуждающие общину против ее официальных пастырей, он должен признать, что он получил по заслугам. К чему он принялся бранить Вольтера и Руссо, которых в Бре­мене даже самый заядлый рационалист боится, как черта? К чему он расточал проклятия в адрес спекулятивного бого­словия, в котором вся его аудитория, за двумя-тремя исклю­чениями, была столь же мало компетентна, как и он сам? Что иное могло это означать, как не стремление замаскировать со­вершенно определенную, даже личную тенденциозность про­поведей? — Контрпроповеди Паниеля были выдержаны в духе рационализма Паулюса и, несмотря на похвальную основатель­ность их композиций и риторический пафос, страдают всеми недостатками этого направления. В них все и неопределенно и многословно, встречающиеся кое-где поэтические порывы напо­минают жужжание прядильной машины, а обращение с тек­стом — гомеопатическую настойку. В трех фразах Круммахера больше оригинальности, чем в трех проповедях его против-, ника. — В часе езды от Бремена живет сельский священник-пиетист *, который настолько превосходит в знаниях своих крестьян, что стал почитать себя за одного из величайших

• — Иоганн Николаус Тиле. Рев,

Ф. ЭНГЕЛЬС

богословов и языковедов. Он издал трактат против Паниеля ¹⁰⁸, в котором пустил в ход весь аппарат богослова-филолога прош­лого столетия. Слепота доброго деревенского пастора в области науки была высмеяна весьма чувствительным образом в аноним­ной брошюре ¹⁰⁹. Неизвестный автор *, в котором предполагают одного заслуженного ученого из нашего города, имя кото­рого неоднократно упоминается в моем предыдущем сообще­нии **, с большим знанием дела и с таким же одушевлением указал мудрому представителю «слова божьего в деревне» на все те бессмыслицы, которые тот ценой великих усилий собрал в кни­гах, давно ставших антикварной редкостью. Круммахер издал «Богословскую реплику» ^по против контрпроноведей Паниеля. В ней он подвергает откровенным нападкам личность послед­него и притом в такой форме, которая сводит на нет все упреки в грубости в адрес его противника. Насколько умело Круммахер в своей «Реплике» обнажает наиболее слабые стороны рацио­нализма вообще и Паниеля в частности, настолько неуклюжи его попытки ниспровергнуть толкования Паниеля. Наиболее солидной из всего, что было написано в этой полемике с пиети-стикой, является брошюра соседнего проповедника Шлихт-хорста, в которой автор спокойно и бесстрастно доказывает, что основы рационализма и особенно того, который проповедует пастор Паниель, лежат в философии Канта, и задает Паниелю вопрос: почему последний недостаточно честен и не хочет при­знаться, что фундамент его веры не библия, а ее толкование в духе кантовской философии, предложенное Паулюсом? — В ближайшие дни выйдет из печати новая брошюра Паниеля ^ш. Но если она даже вновь окажется слабой, ее автор всколыхнул рутину, он заставил бременцев, которые раньше верили во что угодно, кроме самих себя, обратиться к собственному разуму. Пусть пиетизм ⁹, почитавший до сих пор за благодеяние гос­подне то, что его противники разбиты на столь большое коли­чество партий, почувствует, наконец, что во всех тех случаях, когда идет борьба с мракобесием, мы должны выступать единым фронтом.

ПРОЕКТ СУДОХОДСТВА. ТЕАТР. МАНЕВРЫ

Времен, сентябрь

Здесь сейчас носятся с планом, выполнение которого может иметь важнейшие последствия не только для Бремена. Один местный коммерсант, молодой и всеми уважаемый, вернулся

* — Вильгельм Эрнст Вебер. Ред. ** См. настоящий том, стр. 84—85. Ред.

КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ ИЗ БРЕМЕНА

недавно из Лондона, где подробно ознакомился с устройством парохода «Архимед», который, как известно, приводится в дви­жение вновь изобретенным способом, с помощью Архимедова винта. На этом корабле, скорость которого значительно пре­восходит скорость обычных пароходов, он совершил пробную поездку вокруг всей Великобритании и Ирландии и теперь замышляет применить новое изобретение на одном из проекти­руемых пароходов, дабы обеспечить быстрое и постоянное сообщение между Нью-Йорком и Бременом. Корпус корабля, так называемый каско, хочет построить за свой счет наш первый кораблестроитель, а стоимость машины и пр. будет покрыта выпуском акций. Важность этого мероприятия понимает каж­дый. Хотя некоторые из наших парусных кораблей покрывают расстояние от Балтиморы до Бремена за непостижимо короткий срок в двадцать пять дней, эта скорость, однако, всегда зави­сит от ветра, который может увеличить время перехода в три раза, в то время как пароходам, оснащенным на случай благо­приятного ветра также парусами, без сомнения, было бы доста­точно всего 11—18 дней, чтобы добраться от какой-нибудь гавани Соединенных Штатов до Бремена. Как только начнутся рейсы паровых пакетботов между Германией и американским континентом, то новое устройство будет, без сомнения, скоро внедрено и окажет существенное влияние на связь между этими странами."Не за горами то время, когда из любой части Гер­мании можно будет за четырнадцать дней достигнуть Нью-Йорка, оттуда объехать и осмотреть за четырнадцать дней все достопримечательности Соединенных Штатов и еще за четыр­надцать дней вновь добраться до дома. Несколько поездов, несколько пароходов — и готово. С той поры как Кант сделал категории времени и пространства независимыми от мыслящего духа, человечество стремится и физически освободить себя от этих ограничений.

Недавно в нашем театре господствовало небывалое оживле­ние. Обычно наша сцена находится полностью вне общества. Абоненты уплачивают свои взносы и посещают театр время от времени, если не находят для себя лучшего занятия. Теперь же, когда прибыл Зейдельман, как актерами, так и зрителями овладел энтузиазм, к которому мы в Бремене еще не привыкли. Пусть жалуются сколько угодно на упадок драмы в связи с преобладанием оперы, пусть даже театры пустуют, когда дают пьесы Шиллера и Гёте, в то время как все спешат послу­шать погудку Доницетти и Меркаданте, но пока драма в лице своего достойнейшего представителя может достичь подобного триумфа, до тех пор наша сцена может еще исцелиться от своей

б м. и э., т. 41 •

Дата добавления: 2015-07-20