Мои родители 2 страница

Подростками мы много времени проводили, особенно по вечерам, на верандах и лестницах сельского клуба. Вот уж где было озорство! Сшибки, нахлобучки, подножки, тычки– чего только не было в темноте. Тут и покуривали, и матершинили.

Нужно отметить, что мои родители работать меня в детстве много не заставляли, я был более свободный мальчишка, чем большинство моих товарищей. Лет до 16 я работал немного только в страду да в сенокос, а остальное время лоботрясничал. Отец помню говаривал про меня:

– Пусть побегает, успеет еще наработаться.

* * *

Писать о детских забавах и играх, пожалуй, хватит. Всего не опишешь. Но необходимо написать еще о ночном, массовых играх, о пановских хороводах. Написать о наших домашних животных– Налетке [лошадь], Бульдожке, Ваське– коте и Матуське [корова]. Много еще надо писать.

Бульдожка

Начало осени 1922 г. Вечереет. Отец только что возвратился из Казани, распряг лошадь, поставил её в конюшню и заходит в избу. У него в руках темно-рыжий щенок. Отец пустил щенка по полу, он, махая хвостиком, резво побежал к чулану. А около чулана лежали мешки с картошкой, на одном из них сидел кот. Последний, завидя щенка, сиганул в окно, даже разбил стекло. Эту сцену я помню.

Назвали собачонка Бульдожка. Надо рассказать о нем подробно, он этого заслуживает. Итак читайте о собаке.

Мои родители задумали перенести свой дом на верхний порядок площади, где отцу выделили место. Для постройки дома требуется мох. Его можно было купить или в Казани или в каком- то базарном селе. Отец запряг в телегу Славку, общую с братом Федором Васильевичем лошадь и поехал за мхом в Казань. Мох он купил на базаре в Адмиралтейской слободе. Когда отец ехал на обратном пути через эту слободу, то около водоразборной колонки он остановился, чтобы напоить лошадь. Откуда ни возьмись к телеге подбежал щенок– несмышленыш. Отцу он понравился: широкий лоб, красивая морда, шерсть темно-рыжая, волнистая. Отец взял щенка и посадил на воз, забрался сам и они тронулись. Так Бульдожка попал в Пановку. Жил он у нас, а не у дяди Федора. С котом они подружились и не дрались.

Бульдожка у нас быстро вырос, стал высокий, статный. Шерсть стала темно- коричневой, на спине темнее, бока и ноги светлее. Уши развесистые, хвост в меру густой и длинный. Был пес умный, сильный и отважный.

Припоминаю такой момент. Весной 1932 г. было в нашей местности большое половодье. На нашей речке Киндерке вода шла вровень с берегами. Мы втроем–отец, я и Бульдожка пошли посмотреть как бурлит речка. Стоим на бугре наблюдаем. Отец взял палку, бросил ее на средину речки и крикнул:

–Бульдожка, возьми!– Пес кинулся за палкой. Но пока он добежал до берега, палку брошенную отцом, заслонили плывущие льдины, и Бульдожка потерял ее из вида. Поэтому и не полез он в воду. Мне шел 5-й годик.

Мы с ним были большими друзьями. Бросал я ему кости, ватрушки кусок и еще чего-нибудь повкуснее. Бывало, чуть зазеваешься Бульдожка вмиг оближет тебе и губы, и нос, все сопли уберет. А если пойдешь на речку, на гумно или к баням, то и он за тобой.

Когда в 1923 г. отец перенес свой дом из Банновки на Верхний порядок, то, конечно, и Бульдожка стал жить на новом месте. Однако к дяде Федору он иногда забегал, ведь он вырос на том дворе, привык. И дядя Федор его подкармливал, привечал.

В поле, на луга отец постоянно брал с собой пса. Последний выкапывал из земли мышей, полевок, даже кротов и сусликов. Ловил бурундуков, один раз поймал ласку. Зайчишек ловил. Зимой сопровождал отца в лес. Но в Казань отец его никогда не брал, отгонял его от подводы–в городе Бульдожка мог потеряться. А в соседние деревни брал, пес находил обратно дорогу легко.

Со мной он играл в снегу: ожесточенно (но не очень сильно) грыз носок моего валенка, лаял, прыгал на грудь, бегал вокруг меня с рычаньем. А вот запрячь его не давался: только начну привязывать его к санкам, он скок в сторонку и вся упряжь слетела.

Охотник был драться с другими собаками. Но во всем селе равного ему кобеля и не было. Он был собачий хан, и по виду был хан, льва напоминал. Еды ему хватало: вчерашняя похлебка, в ней хлебные корки, прокисшее молоко, мослы. Кроме того он забирался в хлев к поросенку и они из одного корыта вместе пожирали поросячью еду. Мать догадалась и стала запирать дверь в хлев на засов. А отец лишь посмеивался.

В 1926 г. я стал ходить в школу в Пермяки. Пес непременно меня сопровождал, а иногда, если заметит, то и встречал.

На людей он не бросался, днем даже не лаял ни на кого. Но уж ночью берегись, зайти чужому к нам во двор было нельзя. Отец был доволен Бульдожкой, так как в те годы конокрады были еще не выловлены, а у нас появилась молодая хорошая кобылка Налетка.

В 1928 г. зимой нашего замечательного пса застрелил из ружья пановский мужик Егор Маркизов, вероятно он позарился на богатую шкуру. Мы очень жалели Бульдожку. Отец поругался, поругался да на том дело и кончилось. Этого противного мужика– Егора Маркизова я ненавидел до конца его жизни.

Васька–кот

А теперь буду писать про кота. Тоже был славный экземпляр.

Иду я как-то раз под вечер узким переулком. Дело к вечеру. Моросит холодный дождь. Слышу котенок мяучит. А вот и он сам–спинка серая, а грудка и брюшко белые. Пожалел я этого котенка, принес домой.

–Мама, я маленькую киску нашел, пусть она у нас живет.

–Ну что ж пусть живет,–согласилась мать и тут же налила котенку молока. Он начал лакать, а я присел на корточки и смотрел, как он ловко работает красненьким язычком. Было это осенью 1923 г.–старый кот от нас удрал в Банновку.

За зиму котенок превратился в настоящего кота, довольно красивого. Он всегда помнил, кто его спас от гибели, был со мною ласков, спал только со мной. Я лягу на полатях–он тоже там, я на кровати–и он на кровати. Ляжет бывало на шею и замурлычет. Воровством не занимался, кучки не клал. С Бульдожкой они жили мирно, никогда не дрались. Мышей кот ловил хорошо, не ленился. Прошло лет 6-7. И вот в конце мая Васька исчез. День его нет, два нет, неделю нет. Мы решили, что кот или сдох или кто-нибудь его ухлопал. Хотели было брать другого котенка.

Наступило предзимье, снег полетел. И вот однажды ночью наша мама слышит, что в сенях мяукает кошка, скребет когтями обивку двери, в избу просится. Слезла она с печи, отворила дверь–в избу смело заходит здоровенный котище.

–Ба, да это же наш Васька явился,–удивилась она.

Кот, как только вошел в дом, так сразу же начал искать меня, где я сплю. Прыгнул на кровать–меня там нет, запрыгнул на печку–там девчонки спят, махнул на полати–вот он где, мальчишка. Лег кот мне на шею и запел свою бесконечную песню. Видимо, стал мне рассказывать, где пропадал все лето, что видел, чего узнал нового. Утром все наше семейство пребывало в радостном настроении по случаю возвращения кота Васьки. Из его жирного тела я вытащил с десяток, а то и больше крупных клещей.

Где же он был? Скорее всего в лесу. Там он и отъелся мышами, птицами. На следующее лето кот снова пропал, но мы теперь уже знали в какую командировку он отправился. Поздней осенью вернулся домой.

В один из дней отец увидел на огороде дохлого Ваську. Взял заступ и закопал его в бурьяне. Кота мы долго жалели. Взяли где-то маленького котика. Он тоже был серо-белый, но белого больше. Этот кот дружил уже не со мной, а с сестрой Машей. Он тоже хорошо ловил мышей, но жил у нас меньше, чем предшественник. После этих двух котов добрых кошек у нас не было.

Матуська

Такая кличка была у нашей коровы, которую мы держали в 20-е годы. Была она красношерстной, небольшой, но крутобокой. Рога ухватом, кривые. На лбу сверху вниз извилистая белая полоса пальца в три шириной. По этой полосе свою корову я узнавал безошибочно, когда ходил встречать ее из табуна.

Хотя корова была и невзрачной, но для крестьянской семьи как раз. Молока нам хватало. В первые недели после отёла она давала его до 12 литров в день, а позднее 9-10 литров. Молоко было хорошее, т.е. вкусное и достаточно жирное.

Телилась Матуська обычно в марте. Отелы проходили нормально. Корова была спокойная, в огороды не ломилась. Довольно солущая (жоркая). Зимой, в сильные морозы, ее запускали в хлев, но больше она находилась во дворе.

Держали мы эту корову лет 12. И вот она принесла нам очень красивую и крупную телочку. Назвали ее Первинкой. Родители решили оставить телочку на племя, вырастить ее взамен Матуськи. Первинка выросла, стала просто загляденье. Огулялась. Теперь старую корову можно продавать.

И Матуську продали Королевым, что жили в Банновке. Они держали ее лет 5 или 6 и были ею очень довольны. А мы сваляли дурака–Первинка оказалась коровой никудышной. Ходила как лань, подбородок до колен, а молока маленький балакирь. Пришлось сдать ее на мясо. И только года через 3 мы смогли обзавестись доброй коровой, ее звали Ночка.

Налетка

Одна кличка только что стоит! Эта кличка как нельзя лучше подходила для нашей молодой и горячей лошади. Напишу все по порядку, подробно, бумаги хватит. Налетка–это наша любовь и боль. До сих пор я ее вспоминаю.

Отец мой, Илья Васильевич, начал жить на отдельной усадьбе в 1923 г. Однако своей лошади у него не было. Примерно в 24 или 25 гг. он купил у одного пановского мужика серого жеребчика, недавно отнятого от матки. Жеребчик был мелкий, очень живой, неспокойный. Первые месяцы он жил у нас сравнительно мирно, все шло хорошо. Но миновала зима, жеребчик подрос, стал походить на настоящую лошадь. Однако был какой-то недоразвитый. Кличку ему дали Васька. Тем не менее он начал выказывать свой дикий нрав, стал во дворе сильно озоровать. Схватит овцу зубами и грызет ее. Через ограду из карды овец хватал. Пойдет мать корову доить, он и ее норовит куснуть. И на корову наскакивал. А я и носу не мог показать во двор. Вот так конёк заигрывал с другими однодворцами. А что будет, когда он станет взрослым?

Отец надумал этого озорника продать. Покупатель нашелся быстро–двоюродный брат отца Иван Яковлевич Задовский. Они с этим конем очень подходили друг к другу. У нового хозяина Васька жил довольно долго, но корм был неважный, так что много озоровать не захочешь. Другого скота у Ивана Яковлевича не было. А конь был добрый, сильный, возил тяжелые возы. Куда он девался, я не помню.

Отец снова стал пользоваться одной лошадью с братом. Славка была кобыла добрая, но обрабатывать землю двух семей, возить с полей снопы, с лугов сено и т.п. груз ей одной было не подсилу. Отец присматривал в Пановке и в других деревнях лошадку, чтобы купить, но подходящих не было. Деньги для этого у него были припасены.

И вот в июне 1927 года он прослышал о том, что в деревне Анненково (от Пановки 7 км за лесом) у одного крестьянина, его звали Иван, есть продажная кобылка. Отец туда поехал, видимо они поладили и во второй половине дня отец и анненский мужик приехали к нам. К оглоблям телеги была привязана лошадка, темно-гнедой масти. Возраст ее полтора года, кличка–Налетка. Вот ее-то отец и купил не то за 140, не то за 145 рублей. Отец расплатился, распили магарыч и мужик уехал. Налетка же осталась у нас. То-то было радости! Такая славная кобылка, статная, глаза фиолетовые, горят огнем. Вот только зад конусом, а не раздвоенный. Ну, это небольшой порок. Главное–во дворе молодая лошадка.Вся наша семья Налетку полюбила с первого же дня. Я был просто в восторге.

Стала она у нас жить–поживать. Первое время на улицу отец ее не выпускал–боялся, что убежит, не поймаешь. Помаленьку Налетка попривыкла к новому хозяину, ко двору, уход за нею был заботливый. Через какое-то время отец решил рискнуть–выпустил Налетку на улицу. Ух что она выделывала на просторе! Носилась стрелой по лужайке, хвост пером, грива вьется, а ноги как будто земли не касаются. Долго бегала кобылка по лужайке, однако далеко от дома не убегала. Когда она набегалась, травки пощипала (прошло, наверное, часа три) отец позвал её домой, растворил пошире ворота. Налетка вошла спокойно во двор, направилась на свое место. С того дня отец стал ежедневно выпускать ее на улицу. Я целыми часами мог наблюдать за Налеткой, следил, куда она пошла, где пасется, чьего жеребенка обогнала. До осени наша лошадка здорово выросла, развилась. Быстрая была как птица, и умна была. Все отлично понимала. На зиму корма ей было заготовлено достаточно, конюшня теплая. Однако отец держал ее больше на свободе, во дворе, не привязывал. По-прежнему ее выпускали на улицу. Даже зимой Налетка бегала по заснеженной площади.

К февралю 1928 года она настолько выросла, что её можно и нужно было запрягать в сани. Приучить к упряжке молодую горячую лошадь дело не простое. Отец начал делать это исподволь. Вначале несколько дней подряд клал ей на спину седелку, а хомут не надевал. Потом изловчился и надел ей на шею хомут. Ой как она заплясала! Мотает головой–хочет избавиться от ненавистного хомута, грызет гужи, крутит хвостом. Но все напрасно–хомут остался на шее.

На второй день то же самое. А затем хомут и седелку отец стал надевать на лошадку одновременно. И всегда она сильно противилась, бунтовала.

Но вот отец решил запрячь Налетку в сани. Нелегко было это сделать! Я тоже выскочил во двор, встал на крыльцо и наблюдал. На помощь отцу пришел кто-то из соседей и они вступили в настоящую борьбу с Налеткой. Хомут и седелку кое-как на нее надели, но поставить ее в оглобли, завести дугу над головой–этого у них не получалось. Отец держит подузцы Налетку, глаза ей ладонью закрывает, уговаривает ее, а сосед в это время дугу закладывает в левый гуж. Но только начнет дугу поднимать как кобылка рванется, встанет на дыбы и снова все расстроится. Она даже на стенку избы прыгала, бревна грызла, вот до чего доходило. У меня, десятилетнего мальчугана, сердце замирало от налеткиного буйства. Бились с ней мужики часа два, наконец им как-то удалось ее покорить–запрячь. Когда это было сделано, отец сел в сани, намотал на руки вожжи и сказал соседу:

–Отворяй ворота.

Вихрем вылетела Налетка на улицу, помчалась как безумная куда глаза глядят–без дороги, по снегу. Отец даже не пытался ее направлять: пусть набегается, устанет, тогда можно и вожжами действовать. Долго носилась ошалелая кобылка по широкой пановской площади, стала вся мокрая, в пене. Наконец, она обессилела и тогда отец направил ее вожжами на дорогу, что вела в другую улицу. Сделали когда бегом, когда шагом два-три круга по наезженной дороге и вернулись домой. На сегодня хватит.

На следующий день на нашем дворе творилось тоже самое. И опять Налетка носилась из конца в конец площади. Но нет на свете такой лошади, которую нельзя объездить. Смирилась и наша Налетка. Уже в эту зиму отец стал на ней кое-куда ездить, но груза много не клал, самое большое 12-15 пудов.

Однако верхом на кобылку никто из людей еще не садился. А ведь и к этому надо ее приучать. Отец однажды хотел было сесть на нее верхом, да куда там–она такое ему устроила, что он и думать об этом забыл. Ему было за 40, какой из него казак?

Пришлось обратиться к парням. Они с радостью согласились приучить Налетку к верховой езде. Помню, в середине апреля когда на нашем огороде уже стаял снег, отец привел сюда занузданную Налетку. Он вручил поводья Филиппу Королеву, высокому узкоплечему парню. Был он ловок и смел. Подошли другие люди и я тут же вертелся. Уж очень интересно было.

Положил Филипп руку на холку кобылки–она заволновалась, вскочил ей на спину–она обезумела. То встанет на дыбы, то прыгнет в сторону, зубы оскалены, хочет схватить всадника за ноги. Но Филипп не из таких, чтобы легко его сбросить. Но вот Налетка вздыбилась, затем резко упала на колени–Филипп через голову коня летит в самую грязь, аж вдавился в нее. Все хохочут. Здорово же он сверзился!

Кобылку удалось поймать. Теперь второй парень (забыл кто) вскочил на спину коня. Через несколько секунд он тоже валялся на земле. Что за черт эта Налетка!

Между тем Филипп оклемался, опять взял поводья из рук отца. Он подвел лошадь к пряслу, и с прясла быстро сел на нее верхом. На этот раз как ни прыгала Налетка Филипп все же усидел. Потом он выехал с огорода на площадь проскакал ее из конца в конец несколько раз. В эту весну и другие парни ездили верхом на нашей лошади, она постепенно привыкла и к этому.

Когда пришла пора пахать и боронить землю, отец выехал на молодой кобыле в поле. К плугу и борозде она тоже привыкла не враз, но свои полосы отец вспахал и засеял вовремя. А в последующие месяцы дела пошли еще лучше.

Налетка стала сильной и умной, очень быстро бегала. Причем отец натренировал ее в упряжке бегать только рысью. Была она всегда справной, уход за ней и кормление были хорошими. Отец сам не съест, а лошадь накормит. Бывало по зимам, да и в первые весенние месяцы, он в 2-3 часа ночи вставал с постели и шел с фонарём в конюшню добавить лошади корма, попоить ее. Тяжелой работой не изнурял. Вот что значит единоличник.

Отец рассказывал о таком случае. Как-то зимой поехал он на Налетке в легких санках в Казань продавать свои поделки. [Он состоял в артели.] Выручил сколько-то деньжат, кое-что купил для семьи и по обыкновению немного на дорогу выпил, поехал домой. Когда миновали трамвайный парк, что на Арском поле, пустил лошадь рысцой. Сзади приближался офицер верхом на крупном коне. Догнал отца и стал обходить его слева. Отец натянул вожжи– Налетка прибавила ходу. Офицер дал коню шпоры, чтобы обогнать наконец мужика. Конь пошел вдвое быстрее но и Налетка начала чесать во всю. До самых Красных Казарм (300-400 м) длилась гонка, кавалерист вырвался вперед только тогда, когда отец придержал свою лошадь. Офицер обернулся и помахал приветливо крестьянину рукой. Было это наверное в 1931 г.

Когда я стал постарше, то ездил на Налетке в ночное. Не раз она скидывала меня с себя на землю, а сама убегала куда ей захочется. Поймав ее, я стегал ее за такие проделки прутом или веревкой, но при этом глядел в оба–она пыталась и сдачи дать. А когда мне стало лет 15, то ее курбеты и козлиные прыжки были мне уже нипочем. Верхом на коне я держался уверенно, сбросить меня было трудно.

Отец долго не вступал в колхоз. Основная причина заключалась в том, что ему очень жалко, тяжело было лишиться Налетки, вести ее на общий двор. Но пришлось–наш двор опустел.

В колхозе на Налетке работали другие люди. Её запрягали в сеялки, жнейки, сенокосилки. Таскала она и двухлемешные плуги, и воза тяжелые возила. А в зимнее время часто разъезжал на ней председатель колхоза. Таких лошадей, и прежде всего Налетку, колхозные конюхи кормили лучше, чем остальных. Так что я не видел, чтобы она была истощенной даже тогда, когда корма были на исходе. Немало обслуживала Налетка и свадеб, гоняли на ней по селу дружки, с колокольцами под дугой.

Мне, подростку работать на Налетке не приходилось, т.к. я был во второй бригаде, а она в первой. Мне это доставляло душевную боль.

О нашем доме она не забывала. Часто подходила к окнам, намеревалась попасть во двор. Привечать ее было, конечно, не нужно, хотя мне и очень хотелось.

Сдохла Налетка в преклонном для лошади возрасте, в годы войны.

Ночное

К концу мая травы в долинах бывают уже сравнительно высокими, а в июне еще выше. Коров, овец и свиней в это время уже пасли, лошади же были нужны мужику для работы, однако кормить их было нечем т.к. запасы кормов иссякали. Поэтому лошадей пасли по ночам, такая пастьба называется ночное. В километре, двух, трех от села находили подходящее для этого место с хорошей травой и туда вечером приезжали верхом на лошадях и пасли их до утра. А днем лошади были в работе.

В ночное ездили в основном подростки и холостые парни, но бывали и женатые мужчины и даже старики. Собиралось когда 10, когда 20 а когда и 60 человек. Лошадей пускали по долине, а сами располагались на бровке или где-нибудь на косогоре. Пока еще не стемнело, натаскивали из леса большую кучу валёжника, гнилушек, коряг–для ночного костра. Около костра не озябнешь да и в большей безопасности чувствуешь себя. Все-таки ночь и лес рядом. Лошади, они тоже от костра далеко не отходят. Словом, костер в ночном необходим.

С наступлением темноты все собираются вокруг горящего костра. У мальчишек своя компания, у взрослых–своя. Молодой народ ведет разговор несерьезный: о каких-нибудь удальцах, а то и про слонов зайдет речь. Потом про Дубровского кто-нибудь начнет рассказывать или про шута Балакирева. И сказок было немало–страшных и веселых, с плохим концом и благополучным. А заводилы, которые спокойно сидеть не могут, обязательно затеют или игру или борьбу. Украдкой, чтобы мужики не видели, некоторые ребятишки покуривали.

У взрослых свои беседы главным образом на хозяйственные темы. Однако порой и они переходили на сказки и анекдоты. Песен в ночном не пели.

Но сидеть все время около костра нельзя: периодически нужно проверять, где пасется твоя лошадь, не забрела в посевы, не ушла ли домой. И вот идешь с кем-нибудь из дружков в темноту–одному идти страшновато. Найдешь свою лошадь, отведешь ее от посевов подальше и бегом к огню.

Сколько сейчас время, никто точно не знал–ни наручных, ни карманных часов тогда у деревенских жителей не было. Но некоторые пожилые люди определяли время по звездам. «Посидим еще часа полтора, а там и светать начнет, домой пойдем.»

Не обходилось и без происшествий. Был такой случай. Однажды, наверное в июне 1932 г., мы (15-18 мальчишек) были в ночном в Токаревых вершках, от села километра полтора–два, за лесом. Мужиков приехало всего двое, один из них неповоротливый, тугой на ухо крестьянин лет 50, другой–помоложе, но худосочный. Сидели мы у костра, балагурили, мужики, закутавшись в азямы, спали. Ночь выдалась темная.

Время близилось к рассвету. Вдруг послышалось сильное фырканье лошадей, что ходили около ржаного поля, и они из темноты прибежали вплотную к костру. Мы перепугались, такого никогда не было. И тут донеслось негромкое завывание.

–Волки!

Мы кинулись за своими лошадями. У меня, как вероятно и у других мальчишек, от страха сердце ушло в пятки. Но надо спасать Налетку! А вдруг она без меня ускачет? Тогда я запросто стану добычей волков. Тут и взрослый оробеет а не только четырнадцатилетний мальчишка. Отбежал я от костра–едва кусты различаю. Вот какая-то лошадь, рассмотрел–нет это не наша. А вот еще одна, подскочил поближе–Налетка стоит. Слава Богу! Лихорадочно развязываю повод и слышу: по дороге уже скачут в село ребятишки. Мгновенно запрыгнул на лошадь, хлестнул ее что из силы поводом, еще раз, вцепился в гриву и Налетка рванула. А была она самым быстрым и горячим конем в селе. Ну теперь-то я спасен. Догнал тех, кто ускакал на две–три минуты раньше. Вместе промчались через лес, обогнули Бачеву и вот оно, село. По сонным улицам карьером домой. Отец, услышав конский топот, отворил окно, спросил:

–Что случилось?

–Папаша, там волки.

Поставили лошадь в конюшню, дали ей корма, легли спать. Однако из-за возбуждения я долго не мог заснуть, мне все мерещились волки. А в те годы в нашей местности их водилось порядочно. Как-то осенью волки загрызли ночью прямо в селе голов 10-12 овец, которых хозяева почему-то не загнали в свои дворы.

В ночное ездили до самого сенокоса, т.е. до Петрова дня (12 июля н.с.). Для нас, деревенских парнишек, в ночном было очень много привлекательного: мы находились там как бы на походном положении, подвергались некоторой опасности, жгли костры, скакали верхом на лошадях, чувствовали себя свободными. Чудесно о ночном написал великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев.

Приходилось мне вместе с тремя–четырьмя подростками пасти по ночам табун колхозных лошадей (1934-35 гг.). Но это совсем не то, что когда крестьяне были единоличниками.

Из ранних лет

Сердцу приятно тихою болью

Что-нибудь вспомнить из ранних лет…

Ребенок я был живой, хватыш. У отца были карманные вороненые часы, с открытым циферблатом на бронзовой цепочке. Каким-то образом эти часики попали ко мне в руки и я их ударил о причеленку–часы пришли в негодность. Было мне годика два с половиной, сам я этого не помню, мне об этом рассказывали.

*………*………*

Вот что я помню. Когда мне было года три, на меня мама надевала пунцовую рубашечку. Однажды, видимо, весной 1921 г., я открыл окно и стал слушать свист синицы, мама оттащила меня в сторонку, чтобы не простудился.

*………*………*

Вероятно, в 1922 г. на меня, когда я находился в нашем дворе, напал черный баран и начал бодать рогами. На мой крик кто-то из взрослых отогнал барана.

*………*………*

Смутно припоминаю, что у нас, когда мы жили еще в Банновке, был черный кобель Верный. Отец и дядя Федор его уничтожили, потому что у него появились признаки бешенства. Меня мама увела подальше, чтобы не слышать собачьего воя.

*………*………*

В начале 20-х годов в Пановской школе проводились семинары учителей. Проводились они летом. Учителя (или курсанты) жили на квартирах у крестьян. В нашем доме квартировала какая-то молодая женщина. И вот у нее исчезла гуттаперчевая гребенка для волос. Ложась спать, она положила гребенку на брус, а утром гребенки не оказалось. Искали, искали–не нашли. У квартирантки возникло подозрение, что гребенку присвоила моя мать. Так и уехала она без гребенки.

Осенью отец стал чистить дымоход подтопки и обнаружил злополучную гребенку в трубе. Видимо, ее столкнула туда сама квартирантка, а разобрать трубу не догадались. Этот случай я смутно помню.

*………*………*

В пановском саду, недалеко от ключа, стояла толстенная старая липа с большим дуплом. В нем жил филин. По ночам он кричал и ухал. Мы жили недалеко от сада. У меня, восьмилетнего мальчика, от этого крика бегали по спине мурашки. К 30-му году филин из сада улетел жить в лес, потому что в саду ему не стало покоя от людей.

*………*………*

Когда мне было лет шесть, я выучил рождественский сказ «Рождество твое, Христос, боже наш…». Вместе с моим двоюродным братом Колей (мы были одногодки) ходили утром 7-го января, в день Рождества, славить. Он говорить не мог, страшно заикался, но был бойкий, ничего не боялся, а я–был застенчивый и не смелый. Вот он меня и сопровождал. Мы заходили к соседям, снимали шапки и я скороговоркой исполнял сказ. Хозяева нам давали по одной–две копейки. Радость была великая.

Когда я стал постарше, то славить ходил один. Бывало в предутренней морозной тишине на улицах под окнами домов раздаются мальчишечьи голоса:

–Можно Христа прославить?

Им отвечают из избы:

–Можно.

Мальчишка заходит в избу, снимает шапчонку, крестится и начинает на распев: «Рождество твое, Христос, боже наш…» и т.д. Получает какую-то монетку и дальше. Славить я ходил лет до 12, затем перестал. Вырученные деньги тратил обычно на карандаши, краски, другие школьные принадлежности.

*………*………*

Когда я был мальчиком, то постоянно увязывался за отцом. Он на сходку и я с ним, он в сельсовет – и я туда же. Возьму его за руку и иду. Привезли в Пановку фильм про ямщика. Отец пошел в нардом смотреть туманные картины (так называли тогда фильмы) и я с ним. Фильм был немой, проекция плохая, но народ смотрел с большим интересом. Все дивовались, видя как на стене словно живые двигаются люди, лошади. Помню такие кадры: на скамейке сидят усатые ямщики, скачут галопом тройки. Это первый фильм, который я видел в жизни. Было это наверное в 1924 году.

*………*………*

В начале 20-х годов по зимам проводились в Пановке учения солдат. Их расселяли по крестьянским избам. Они маршировали по сельской площади, плотно утаптывали снег. Пели строевые песни. Неграмотных солдат учили читать и писать.

Как-то раз к нам в дом пришел политрук Маслов. А я лежал на полу на газете и читал по складам заголовки. Было мне лет шесть или семь.

–Илья Васильич, сынишка-то у тебя читать умеет?–спросил Маслов отца.

–Еще только учится, вон газету читает, где покрупнее.

–Да я ему завтра букварь принесу.

И принес мне Маслов букварь. Бумага серая, буквы, как жуки–крупные. Я схватил букварь и к окну–читать. Помню такую фразу: «Мы не рабы, рабы не мы.»

*………*………*

В начале 20-х годов случаи конокрадства были частыми. Однажды конокрады похитили из ночного … лошадей пановских мужиков. Причем были украдены самые лучшие лошади, в том числе кобыла Ивана Игнатьевича Афонина по кличке Лазорька. Искали конокрадов долго, но не нашли.

*………*………*

Впервые отец меня взял в Казань летом или 1925 или 26-го года. Поехали на лошади, путь 17 км. Заехали в город – я был поражен величиной зданий. Трехэтажные дома на Арском поле показались мне невероятно большими. Удивился я и тому, что по улицам ходят красные дома (трамваи).

*………*………*

Как-то летом 1927 или 28 гг. в Пановку, под звуки духового оркестра, вступила колонна солдат. За пехотой – артиллерия. Мы, ребятишки, были от радости без ума. Расположились солдаты на привал. Полная площадь красноармейцев, сидят и лежат на траве. Около сада – ряд пушек. Весь народ высыпал на улицу. Нескольких мальчишек, в том числе и меня, повара пригласили чистить картошку. Задание мы выполнили быстро.

–Через час приходите с мисками за едой,–сказал нам повар.

Мы, конечно явились, как штык – без опозданий. Нам налили густого вермишелевого супа с мясом, такого вкусного супа мы никогда не едывали. Здорово же мы уплетали красноармейскую еду! Часа в 4 пополудни снова грянула музыка, красноармейцы построились и пошли дальше.

*………*………*

В день Николая Вешнего (22 мая) в нашем приходе (Пановка, Пермяки, Угрюмовка, Эстачи) престольный праздник. В начале 20-х годов перед церковью проводилась ярмарка. Нэпманы устраивали торговые павильоны, палатки, прилавки и продавали разный мелкий товар. Особенно было много игрушек, а также предметов женского туалета. Горами лежали пряники, конфеты, орехи, финики. Было на ярмарке многолюдно и весело. Отец мне покупал и лакомств, и игрушек. Помню, он купил мне деревянное ружье, стреляющее пробкой, и резиновый мячик.

Дата добавления: 2015-07-20