Из воспоминаний бывшего военнопленного Валентина Дмитриевича Матвиевского

1967 г,

В августе 1941 г. мы с боями отходили от города Слонима. Не доходя до горо­да Барановичи, я был ранен осколком мины в голову, получил две раны. В полу­бессознательном состоянии меня подобрали немцы. Так я оказался в плену, не в силах даже покончить с собой. Это было 8 августа 1941 года. Повезли нас на маши­нах в Минск, расположили около речки под открытым небом, помещений не было. Раненые, голодные, плохо одетые. На поле были натянуты канаты, образуя клетки. В одной из этих клеток я пробыл 19 дней. За приближение к канату стреляли, много погибло. Пять дней нас не кормили. Лишь иногда приезжала машина и с нее в го­лодную толпу бросали несколько воблин. Люди бросались за ними, получалась свалка, а немцы смеялись. Позже стали давать трехсотграммовые банки кипятка, в котором попадалось четыре-пять крупинок. На девятнадцатый день выдали по 250 граммов хлеба и сразу же построили нас в колонны. Пешком перегнали в Пушкин­ские казармы. Оттуда через три дня нас перегнали в лагерь Масюковщина. Кто по дороге падал без сил — в того стреляли...

В Шталаге-352 уже было восемь—восемь с половиной тысяч человек. Людей косила эпидемия дизентерии. Случалось, что в сутки хоронили по 400 человек. Го­лодные люди копались на помойке около кухни. Их отстреливал унтер-офицер ла­геря, как воробьев.

Я находился все время в рабочей зоне на погрузке дров и на очистке зоны. Однажды утром срочно искали среди пленных электриков. Мы с Игорем Разуваевым назвались электриками, хотя ими не были. Нас повели в комендатуру лагеря восстановить свет. Подошли к щитку. Я нашел вывод и подсоединил его к вводу. Свет загорелся. Так мы стали монтерами, но ненадолго. Потом мы на немецкой кухне кололи дрова, подметали. На кухне работали вольнонаемные женщины по­судомойками. Одну из них звали Зина, она жила в деревне Масюковщина. У них мы узнавали новости с фронта, которыми делились со своими товарищами по воз­вращению в барак. Очевидно, кто-то нас выдал, так как больше нас с Игорем на немецкую кухню не брали. Мало того, мы попали в карцер, в подвал. Там я заболел тифом и меня перевели в изолятор. Прямо на полу лежали груды тел. Никакого присмотра за нами не было. Там я провел в бессознательном состоянии восемь су­ток. На девятые сутки пришел в себя, но так ослаб, что не мог подняться. Кто-то подал кружку воды. На десятый день кое-как поднялся. Рядом жили рабочие кух­ни. Я стал приходить к ним. Рассказывал им содержание книг, кинофильмов, анек­доты, за что они меня кормили. На двадцать первый день вышел из барака. Был еще слаб. Меня увидел начальник лагерной полиции капитан Пронин. С ним я слу­жил в одной дивизии. Фактически он был батальонный комиссар. Он устроил меня работать на кухню, дежурить у ворот, через которые получали по баракам пищу. Примерно через месяц капитан Пронин познакомил меня с майором Рябенко — комендантом барака № 3. Я стал его помощником. Оттуда я попал старшим груп­пы малолеток в барак № 13.

Однажды, во время развода на работу лагерный полицейский по кличке «Цы­ган» указал на одного пожилого пленного с бородой и назвал его комиссаром 4-й Донской дивизии Фирсовым. Его сразу же схватили и больше его я не видел. Это было в ноябре 1941 года.

По доносу коменданта нашего барака меня за антинемецкие разговоры и не­довольство немецкими властями отправили в штрафной барак №10. Нас гоняли на тяжелые работы. По десять человек впрягались мы в бричку и таскали на ней лес, который сами заготавливали около деревни Масюковщина. Готовились к побегу. Организовал побег девяти человек (один потом вернулся в лагерь) один из бежав­ших, Борис Лунин, стал впоследствии командиром партизанской бригады «Штур­мовая». Бежали следующим образом. Военнопленные на подводах ездили в дом отдыха «Ждановичи» за трубами. Подобрали удобный момент, связали конвой и ушли в лес. За этот побег в лагере были арестованы начальник лагерной полиции Пронин, его помощник и адъютант, старший комендант бараков полковник (фа­милии его я не помню), майор Рябенко, капитан-летчик, старший лейтенант. Все семь арестованных были отправлены в Минск. Еще пять арестованных содержа­лись в лагере. 2 апреля 1942 года эти пятеро были расстреляны. Один человек был повешен на лагерной площади. Им оказался тот военнопленный, который отказал­ся от побега, вернулся в лагерь.

В это время в лагере стали набирать добровольцев в казачью дружину. Я запи­сался туда в надежде, что нас запишут и отпустят на волю. Однако нас, записав­шихся, повели в рабочую зону. Там мы пробыли десять дней. Почему-то в нас на­добность отпала и нас распределили по рабочим баракам.

В лагере стали организовывать клуб. Туда набирали артистов. Клуб размести­ли в бараке № 6. Я попал в артисты, которым, увы, не был. Собралось нас, артис­тов, человек шестьдесят. Заведующим клубом был старший лейтенант Копылов, которому мы не доверяли. Руководителем и режиссером был Всеволод Коломейчук (по слухам режиссер Театра революции в Одессе). Руководителем танцеваль­ной группы — Виктор Александров, москвич, из ансамбля железнодорожников. Танцорами были Коробейников Александр из Сибири, Шкинев Александр из Уль­яновска, младший лейтенант. Руководил джазом Жора из Еревана. Руководил хо­ром Арнольд, он же был и композитором. Я стал клоуном. Акробатом быт Лео­нов. Он быстро от нас ушел работать в авторемонтную мастерскую. Часто нас на­вещал. Однажды пришел утром, посидел и говорит мне: «Прощай, Валентин». Я удивился, почему «прощай». В тот же день в одиннадцать утра он с группой плен­ных в пятнадцать человек на двух броневиках покинул лагерь. Около деревни Ма­сюковщина броневики заглохли. Беглецы дальше двинулись пешком. Их преследо­вали. Двое из пленных с ручным пулеметом прикрывали отход товарищей к лесу. Оба они погибли. Их тела привезли в лагерь.

Случай побега был и примерно весной 1942 года. В одной зоне лагеря содер­жались изолированно человек двести пятьдесят. Говорили, что все они были ко­миссарами. Однажды в лагерь прибыл литовский карательный отряд, который всех их расстрелял на месте, где были расстреляны евреи. Лишь один из этих двухсот пятидесяти пленных, малолетка, был освобожден комендантом лагеря.

В марте 1943 года нас, артистов, стали гонять на работу в лес около дома от­дыха «Ждановичи». Лагерный офицер гауптман Липп строго нас предупредил, что за малейшую провинность нас ждет расстрел. Мне удалось познакомиться с двумя сестрами, которые жили в доме отдыха. У них я расспросил, где находятся партиза­ны. Однажды, идя на работу, я взял с собой по просьбе Усова детдомовца из Мос­квы Николая Алексеева, 1924 года рождения. Нас охраняли три немца и один укра­инец. Во время обеда я разделил готовившихся к побегу десять человек на три груп­пы по трое в каждой. Указал и кому какого охранника хватать. Подал условные сигналы. По сигналу «Закуривай!» группы должны были как можно ближе подой­ти к своему объекту. По сигналу «Запевай!» — бесшумно разоружить и связать нем­цев. Все прошло удачно. Мы быстро прошли болото, пересекли шоссе. Преодолев около двадцати километров, мы попали к партизанам в бригаду «Штурмовая» в отряд, которым командовал Василий Богданов.

№ 98

Дата добавления: 2015-07-20