Сон 2-й

Четыре оставшихся орудия генерала Аввакумова тащили на высотку пять с половиной коней. Шестой был ранен осколком, после подъема, видимо, должен был сдохнуть, но сейчас его, хоть и половинная, лошадиная сила была очень нужна. Поэтому боец, то уговаривая, то ругаясь и стегая вожжой, пытался подбодрить умирающую скотину.

– Почто бьешь животину? Тебя бы самого так! – раздался из темноты грубоватый голос. – На, Колокольцев, ящик, тащи тушенку дальше сам, а я животине подсоблю! Ну и ты тоже давай, впрягайся! – обратился Полтарацкий к молодому саперу.

– Ух ты! Откуда харч? – не обиделся боец, налегая на уздечку справа от усталой лошади.

– Да вот, пехота расщедрилась! Пришлось 5 кг тола отдать. Далеко еще тащить-то?

– Да нет! Метров двести. Здесь раньше, еще в мирное время, на высотке минометчики стояли, а блиндажи у них прелесть! По крайней мере, остаток ночи проведем как короли!

Но спокойно поспать им было не суждено. На рассвете разбудил самолет противника, даже не столько сам самолет, сколько грохот «Максима», установленного на геодезической вышке на самой верхушке высоты. Там расположились ребята из МПВО – как расшифровывается? – отгонять финские самолеты.

– Ну вот! Опять началось! – оторвал голову от земли Колокольцев – Хоть бы убили быстрее, поспать можно будет вволю!

– Типун тебе на язык! – одернул его Полтарацкий. – Кто воевать-то тогда будет? Подъем всем, сонное царство!

Саперы устало понимались с земляного пола, устланного еловыми ветками, и с опаской выбирались на свежий воздух. Высоту заминировать толком так и не удалось. В основании холма расположили только около трех десятков «растяжек», но все понимали, что для финской егерской разведки это не препятствие. Пришлось оставить усиленную боевую охрану на подступах к позициям. Те рассказывали, что слышали какое-то шевеление в ночном лесу, похоже, финская разведка уже разнюхала их позиции.

На одиннадцать утра была назначена артподготовка. Одно орудие и два миномета остались на шоссе, бить прямой наводкой, остальные четыре пушки были здесь, на высоте. Хорошо, что протянули два телефонных провода для корректировки огня, ночью один из кабелей был перекушен. Саперам пришлось выполнять несвойственную им задачу – охранять артиллерию и артиллеристов, а самое главное – вышку.

Ребята ворчали, у всей роты был только один «Дегтярь», один «ППШ» - что это? и две самозарядные винтовки Токарева. У остальных были винтовки Мосина с крайне низкой скорострельностью, да и то не у всех. Гранат, правда, было по три штуки на каждого, и еще ящик у ребят из местной противовоздушной обороны. Вокруг всей высоты еще раньше местным населением были отрыты окопы, защищавшие блиндажи – огромные ямы, перекрытые двойным бревенчатым накатом и засыпанные сверху грунтом. Окопы были плохонькие, в полупрофиль (поясные), да и шли не сплошной линией, а в шахматном порядке, перекрывая сектора стрельбы друг друга.

Саперам пришлось расположиться почти на передовой. Их было мало для защиты такого большого холма. Всю аввакумовскую пехоту увели еще утром для обороны шоссе.

– Если финны узнают о батарее, то нам позиции не удержать, – сказал Колокольцев.

– Да уж! Нам бы хоть пару пулеметов этих с вышки, а то энтих из МПВО егеря снимут даже без снайперки! – добавил подошедший Миша Буренин.

– Вот ваша задача, балаболы, чтобы егеря к вышке не приблизились, – сказал Полтарацкий. – Держать вышку надо во чтобы то ни стало! Если телефонный кабель корректировщика перережут, артиллерия что, в слепую стрелять будет? С этой вышки переезд как на ладони, особенно в бинокль. Вышка эта – самая что ни на есть важнейшая часть высоты, ее защищать надо особо. Эх вы, деревня! Соображать надо!

Только Полтарацкий закончил свою проповедь, как по цепи пронеслась команда «К бою!», и тут же выстрелила одна из пушек. Затем еще пару раз, с интервалом раз в две минуты. В промежутке между выстрелами артиллеристы спешно уточняли координаты попаданий по телефону и подкручивали прицел, а потом началось…

Грохотало около часа, некоторые даже успели поспать под звуки этой веселую канонады. Но почти сразу после того как снаряды подошли к концу, где-то очень далеко началась пальба из наших «трехлинеек», донеслось слитное далекое «Ура!». «Наши! Наши наступают!» – неслось со всех сторон. «Они вроде вдоль шоссе наступают, от нас далековато!» – крикнули с вышки.

Минут через двадцать пальбу и взрывы гранат стали перекрывать хлопки минометных разрывов. Пулемет дал длинную очередь. Еще через пять минут, уже на высоте, в районе наших позиций взорвались первые пять минут. Сразу же стали стрелять дозорные из окопов боевого охранения, самые близкие к противнику, у подножия высоты. Началась атака на высоту. Особенно интенсивно финны наседали на западный скат горы.

После очередного разрыва рядом с Колокольцевым заорал раненый. Затем взрывы мин и людские вопли смешались с частой пальбой и треском финских автоматов «Суоми». После того как на западном скате стали рваться гранаты, Полтарацкий приказал Колокольцеву и еще семерым бойцам бежать на подмогу: «Там, Миша, ребята уже в руко-пашную пойдут, а к вышке финнов подпускать ну никак нельзя, возьми «Дегтярь», подсобите там!»

Это и спасло ситуацию после того как Колокольцев почти не при цельно высадил в противника два диска, финны отошли.

– Что там? – спросил у Михаила Полтарацкий, когда Колокольцев устало опустил на дно окопа ручной пулемет Дегтярева.

– Человек двадцать наших убили, раненых около десяти, пришлось отрядить подводу, чтоб в госпиталь отвезли. Глядишь, обратно снарядов привезут. Пятерых перевязали, остались на позиции, говорят, «мстить будем».

Николай закурил самокрутку, Полтарацкий слушал молча, поглядывая на территорию противника. Что его спасло – неизвестно, но он вдруг резко сел на дно окопа, а по брустверу ударила прицельная очередь из пулемета. Один раненый закричал, потерял сознание от болевого шока.

– С каких это пор у них снайперов за пулеметный расчет ставить стали? – матерясь сквозь зубы, констатировал Полтарацкий.

– Быть может, у них на пулеметы оптические прицелы теперь ставят? – добавил Колокольцев, вытряхивая землю из-за пазухи.

– Ребят всех похороним! Узнай, как там на западном скате! Живо! – командовал Полтарацкий после минометного обстрела финнов.

Колокольцев схватил свой верный «Дегтярь» и в одиночестве побежал выполнять приказ. Он почти успел до атаки противника. В этот раз атаку финнов помогли отбить ребята из МПВО с вышки. Финские самолеты не показывались, и они переключили свой огонь на наземные цели. Счетверенный «Максим» – страшное психологическое оружие, плотность огня по тем меркам огромная, пули свистят, поэтому финны, берегущие каждого солдата, в этот раз быстро отступили.

Начался нудный вялотекущий минометный обстрел высоты. Пару раз пролетала финская авиация, но ребята из МПВО не дремали, поэтому близко к высоте самолеты не приближались. Основной бой шел где-то недалеко от подножия высоты. Со временем хлопки «трехлинеек» все чаще перекрывал треск автоматов «суоми» и стук финских станковых пулеметов. Взрывов гранат было почти не слышно – стало очевидно, что где-то за конторой ассенизаторов, метрах в четырехстах от шоссе, атака захлебнулась. Обходной маневр наших не удался…

Орудия наши на высоте были замаскированы в заранее вырытых глубоких окопах, изредка постреливали в сторону шоссе. Был приказ строжайше экономить снаряды, поэтому эффект от артиллерии был психологический… Полтарацкий сползал на позиции и, выяснив всю ситуацию, угрюмо курил в кулак на дне окопа.

– Что приуныл, командир? – обратился к нему Колокольцев.

– Патронов нема! Твои консервы, как не экономили, растаяли, как дым! Жрать ребятам нечего. Валятся от усталости, спят на ходу. Нам без подмоги не продержаться! Ночью точно всех финны перережут сонными!

Слова Полтарацкого были пророческими. На западном скате часовые то ли уснули, то ли их тихо убили, но, когда началась атака, наши отреагировать просто не успели. Финны подобрались на гранатный бросок. На этом скате, в отличие от остальных, где все деревья были вырублены местными жителями на дрова, наросло много листвы, было влажно. Финны умели выбирать такие места для атак…

Начали рваться гранаты, и в окопах закипела рукопашная. На этот скат опять побежал народ из соседних окопов, но в этом-то и была ошибка оборонявшихся. Основной удар финнов был сосредоточен на южном направлении. Там саперы дрогнули и… побежали. Это тоже было ошибкой, потому что меткие пули финских егерей настигали их, и падая, они сжимали мертвеющими пальцами карельскую землю, запоздало досадуя на свою слабость… Находясь в окопе, они тоже бы погибли, но могли забрать с собой одного или двух врагов.

Ребята из МПВО замолчали в самом начале атаки, видимо, их убили финские снайперы. Артиллеристы успели подорвать только два орудия и тоже были сражены финскими пулями. Высоту взяли, раненых, чтоб не мучились, достреливали на месте, да и они сами были не против, осознавая, что лечить их никто не будет, а медленно умирать одному в ночном лесу, несколько часов корчась от боли… Существовал же в средние века «кинжал милосердия». – может, не надо?

Высоту взяли. Был вечер 29 сентября 1941 года.

– Нас расстреляют, Колокольцев! – обреченно произнес Полтарацкий, когда они с остатками саперов устало курили у подножия восточного ската высоты 152,6. – Два орудия и счетверенный пулемет оставить противнику – это расстрел. Как же не хочется погибать от своей пули! – Полтарацкий выплюнул окурок и закрыл лицо руками.

– Да брось отчаиваться, командир! Щас сгоняю за подкреплением, отобьем мы эту высотку! – пытался утешить его Колокольцев.

– Мертвые сраму не имут, Коля! А вот то, что мы сделали, Коля, – это позор. И по-зор можно смыть только кровью, нашей кровью! – обреченно глядя перед собой, тихо, будто самому себе, произнес Полтарацкий. – Мы предали наших! Тех, кто без поддержки артиллерии сейчас атакует шоссе… Выхода нет, Коля! Ребята! – возвысив голос, обратился он к оставшимся в живых. – Надо контратаковать! Выхода нет! Нас расстреляют свои же!

В ответ ему никто не сказал ни слова, все понимали, что Полтарацкий прав.

– Коля, сходи за подкреплением! Если тебя не расстреляют, расскажи им, что мы готовы умереть, но вернуть высоту! Скажи им, Коля!.. – уже тише, из последних сил, произнес Полтарацкий и повалился на землю. Только теперь Колокольцев рассмотрел тоненькую струйку крови, текущую из-под каски Полтарацкого…

Будильник взревел прямо под ухом о. Павла, вернув в реальность будней. «Надо перестать смотреть военные фильмы на ночь», – подумал он, отдышавшись и окончательно проснувшись. С кряхтением встал с кровати, пошел умываться и собираться в храм.

Это была очень суровая и многоснежная зима. Венцы, срубленные и уже готовые к транспортировке, сразу засыпало снегом. Когда строители закончили рубить бревна, стройка представляла собой один большой сугроб, из которого еще нужно было достать срубленные и пронумерованные бревна. Для этого нужен был кран, которому мешали низко висящие провода. Еще с этой задачей могли справиться двенадцать крепких трезвых мужиков.

В общем, задачка еще та! Как ни крути, а провода надо убирать, а как это сделать?.. Вот и оказался отец Павел в приемной у директора МУП электрических сетей, который, как потом выяснилось, не испытывал к религии трепетных чувств.

– Ух ты, опять поп! – с веселым сарказмом встретил директор отца Павла. – Что? Никак за деньгами? Бывали тут уже ваши с Валаама, больше ничем помочь не можем!

– Я не за деньгами, мне нужно линию электропередач отключить, – сдержанно произнес отец Павел.

– Что? Мерседес не может проехать или флюгеру коттеджа провода мешают? – откровенно издевался директор.

Отец Павел постарался поскорее свернуть разговор и не наговорить дерзостей:

– Да нет у меня ни коттеджа, ни мерседеса, а вот храм строить ваши провода мешают, ну да ладно, сами как-нибудь справимся… Извините, что отвлек от работы! – не дожидаясь ответа, отец Павел повернулся к двери.

– Постой, постой! Это ты что ли на окраинах города храм строишь?

Директор был в замешательстве. Совсем другим тоном он добавил:

– О тебе мне рассказывали! Тебе мы поможем! А на нас не обижайся, больно заносчиво ваш брат ведет себя, деньги получать любите, а благодарить забываете – сколько не давал денег «вашим», ни одного благодарственного письма не смогли состряпать. Да и не нужны мне ваши письма, по-человечески обидно, деньги мы ведь зарабатываем…

Уже в восемь утра следующего дня отец Павел был в районе ТЭЦ, где базировались краны и шаланды. Обо всем договорились с заместителем директора, накануне съездили туда и все посмотрели. Отец Павел проводил кран и шаланду, нужную для перевозки бревен сруба, и поехал совершать Таинство крещения в храме…

Затем он позвонил строителям сруба, которые должны были помогать выгружать бревна из шаланды на месте фундамента храма. Те сообщили ему ставшими уже привычными неутешительные новости: «Кран пробовал зацепить бревна, но провода были близко, поэтому крановщик отказался брать на себя ответственность за обрыв!»

После обеда отец Павел снова поехал н ТЭЦ, постучался в кабинет заместителя. «Как не сделали?» – закричал тот. Затем, взяв себя в руки, успокоил отца Павла: «Не волнуйтесь, батюшка, разберемся!»

Сначала обрубили провода, затем весь день перевозили бревна, было задействовано десять человек. Накануне удалось выйти на начальство местного Дорожного ремонтно-строительного управления (ДРСУ), которое очистило от снега площадку для складирования бревен. В этот день было выполнено работ на сорок тысяч рублей (огромные деньги по тем временам), отцу Павлу не пришлось платить ни копейки, да и последние деньги ушли на два кубовых тюка пакли и черенки от швабр, из которых остроумные строители нарезали цилиндрические нагеля для большей крепости сруба…

Сруб строился уже на фундаменте, но сложности только начались. После окончания строительства трех венцов отца Павла предупредили, что нужен кран для подъема бревен на высоту или хотя бы два четырнадцатиметровых нетолстых бревна, по которым можно будет закатывать венцы. Кроме этого необходимо было достать семь кубов доски для лесов. В тридцатиградусный мороз рабочим негде было укрыться, фундамент и стройплощадка были занесены снегом.

Снова на помощь пришли добрые люди из Петрозаводского ДРСУ, не прошло и два дня, как снежные завалы были расчищены, а тщанием раба Божиего Михаила появился небольшой строительный вагончик. Потребовались средства на зарплату рабочим. После долгого и бесплодного хождения по фирмам нашлись, наконец, добрые люди – два Дионисия, давшие денег на зарплату рабочим.

Однако проблема семи кубов досок никак не могла решиться. Отец Павел искал ее решение уже неделю. Мучительно размышляя над этой сложностью, он сел не в ту маршрутку. В середине маршрута водитель высадил его и поехал назад в город. Было зябко, поэтому отец Павел быстро скинул пальто и натянул на свитер подрясник. Потоптавшись на остановке, решил идти напрямик по старой кладбищенской дороге к бывшему кирпичному заводу. Вечерело, дорогу почти занесло снегом, но он этого не замечал, в голове крутилась одна и та же мысль: где найти семь кубов досок.

И вдруг он услышал позади себя шум двигателя, на дороге появился роскошный джип. Понимая, что вряд ли такой автомобиль остановится, отец Павел все-таки проголосовал. И машина остановилась. «Что ж тебя, отец, занесло-то на кладбище в такую погоду?» – весело спросил водитель. Отец Павел вяло отвечал, что идет в Мехколонну просить столбы и машину для строящегося храма. И вдруг выяснилось, что водитель работал на соседней лесопилке. В душе вспыхнула искорка надежды, он осторожно спросил насчет хотя бы горбыля. «А ты заходи на обратном пути, поговорим!» – услышал в ответ.

Как на крыльях возвращался из Мехколонны отец Павел – машину дали, столбы нужно было забрать по дороге, их пожертвовали бесплатно. Возвращаясь пешком на конечную остановку, отец Павел с трудом отыскал нужную лесопилку. Зашел к директору, попросил горбыль. «А зачем тебе?» – последовал вопрос. Отец Павел рассказал, что из горбыля можно выбрать нужное количество на леса. В ответ директор рассеялся:

– Да у тебя с таких лесов работяги будут падать как яблоки с яблони! У меня с прошлого года доска осталась, пойдем, посмотрим!

Они спустились во двор, директор подошел к крайнему штабелю с вполне приличной на вид доской-дюймовкой: «Вот, бери! Ровно семь кубов!»

Отец Павел поехал не на той маршрутке, переоделся в подрясник, пошел не той дорогой, в это время случайно его нагнал автомобиль, в машине окаался директор лесопилки в хорошем расположении духа. Семь кубов доски для храма! Вот уж истину говорит псалмопевец: «Аще не Господь созиждет дом, всуе труждаются зиждущие его».

Через две недели сруб храма был готов. Вместе с одним из петрозаводских меценатов отец Павел поехал на место строительства. Его встречала группа «космонавтов» – строители были облачены в фуфайки, а поверх были надеты военные костюмы химзащиты. Густой иней на бровях и усах дополнял бравый вид усталых, но довольных «челюскинцев».

Как объяснили рабочие, при температуре – 35°С с озера дул сильный ветер, и вся одежда продувалась насквозь. «Чертовщина тут какая-то… Шестьдесят домов перед этим построили, а такого еще не было: каждый день кто-то травмируется. Много раз топор соскальзывал и попадал по руке или ноге, но не сильно, до больницы не доходило. В последний день одному рабочему, пилившему бревно бензопилой, отлетевшая щепочка воткнулась в глазное яблоко, но вроде бы серьезных последствий не будет…»

Рассчитывался со строителями отец Павел почти полгода. Говорить о продолжении строительства пока было нельзя. В семье родился второй ребенок, они жили в епархиальной однокомнатной квартире, ни за что не платили, поэтому на пропитание семьи хватало. Отец Павел служил в Кафедральном соборе, по субботам совершал Литургию в кладбищенском храме на окраине города, в этот же день был водосвятный молебен в строящемся в центре города небольшом храме, который строил один замечательный человек, речь о котором пойдет позже.

А в воскресенье, после службы в Кафедральном соборе, отец Павел служил водосвятный молебен в своем строящемся храме. Кроме этого на него было возложено руководство православным молодежным движением, он был руководителем епархиальной комиссии по канонизации и состоял в культурно-исторической комиссии при городской мэрии. Из-за чрезвычайной занятости в семье происходили конфликты, жена недоумевала, почему ее муж, в отличие от других священнослужителей, был так загружен. Отец Павел все больше понимал справедливость русской пословицы: «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь».

Молитвы матушки были скоро услышаны, и мудрый Архиерей перевел отца Павла в другой храм, часть послушаний отдал другим людям. Отец Павел смог возобновить процесс восстановления древнего храма, точнее, поиском хоть каких-то финансовых средств … Он стал чаще бывать на стройке, встречал местных жителей, которые выражали недовольство низкими темпами строительства. Он никак не мог убедить людей, что ни епархия, ни государство денег на строительство храма не выделяют. В ответ люди только недоверчиво кивали головами, им было непонятно, как можно строить, не имея денег…

Мало кто знал, какие мытарства проходит священник при восстановлении храма. Отец Павел никак не мог втолковать людям, что он такой же как они гражданин России, совесть которого не может быть спокойной, когда святыня находится в небрежении. Что восстановление их – дело каждого! Увы, люди предпочитали пропускать все мимо ушей, отвечая: «Ты священник, вот и строй церковь, а мы – прихожане, мы будем туда ходить». Такая позиция приводила отца Павла в состояние уныния, но он надеялся, что все изменится к лучшему.

…Был престольный праздник, было много прихожан, много детей и молодежи. Один прихожанин захотел крестить здесь своего сына, и его не смущал тот факт, что храм был еще не достроен. Среди гостей обращало на себя внимание большое количество молодых людей в строгих костюмах. «Московские бизнесмены», как их отрекомендовал тот прихожанин, объединили свой бизнес в одну православную общину и теперь ездили по стране и помогали своими «десятинами» строящимся храмам и монастырям.

Через неделю после крещения прихожанин протянул удивленному отцу Павлу пухлый конверт. Отец Павел был настолько удивлен, что так и остался стоять на паперти храма, а прихожанин, улыбнулся, сел в машину и укатил. «За кого молиться?! Кого благодарить?!» – запоздало кинулся он вслед за машиной. Прихожанин притормозил и в открытое окно крикнул: «За Алексея молитесь, это он был инициатором помощи именно вашему храму!»

Через неделю Алексея убили…

Это случилось на праздник Успения Божьей Матери. Успенский пост был позади, и по окончании службы Алексей и два его друга поехали на Москву-реку на пикник. День был теплый, и Алексей решил искупаться. Все знали, что он хороший пловец, он в два счета переплыл Москву-реку, благо, она в этом месте не была широкой. Когда Алексей вышел на другой берег, к нему подошли двое, и… Алексей упал как подкошенный. Его друзья тоже бросились в воду, но те, гулявшие на том берегу, быстро собрались по машинам и уехали прочь. Алексей умер от удара ножом в сердце, убийц так и не нашли. Ни ссоры, ни конфликта друзья Алексея не заметили, будто слуги диавола специально ждали его в этом месте…

Для отца Павла смерть Алексея стала настоящим ударом! «Уже второй!» - со скорбью подумал он. «Продолжу строительство, за Андрея и Алексея!» - сжав зубы, подумал он.

Но беды не покинули возрождающийся храм. Один из благотворителей, который с самого начала помогал в строительстве, вынужден был уехать из города. Затем отца Павла постигла личная неприятность: деньги, данные Архиереем на обустройство собственного жилья, были украдены одним проходимцем, который взял их в качестве предоплаты за выполнение строительных работ и затем исчез. Отец Павел даже обратился в суд, но бесполезно. В России в это время была масса проходимцев, умевших грамотно обходить законы.

Епархиальная квартира, в которой отец Павел жил с семьей, срочно понадобилась для проведения приемов и официальных встреч, поэтому отцу Павлу пришлось срочными темпами думать о своем жилье. Он начал строить свой дом. Было очень трудно… Все двигалось очень и очень медленно. Хорошо, что не пришлось строить фундамент, потому что после того как рабочие разгребли ту «мусорку», которую представлял собой участок отца Павла, под мусором обнаружился более-менее прочный довоенный фундамент старого концлагерного барака. Надо было только нарастить его хотя бы сантиметров на сорок, но думать об этом отец Павел начал только после того, как закончилось строительство колокольни.

Те же строители, которые рубили храм, срубили ему сруб дома. Однако машезерские строители оказались большие любители пьянствовать. После того как они второй раз пропили весь электроинструмент, отец Павел их с треском выгнал. В скором времени он убедился в том, что его работники еще и церковной «вагонкой» приторговывали…

Отцу Павлу долго не везло с рабочими, следующие тоже оказались пьяницами. Отец Павел понял, что нужно найти высококлассного специалиста, не употребляющего спиртные напитки. Такового удалось отыскать нескоро, но к тому моменту у отца Павла уже были кое-какие накопления, в основном пожертвования прихожан.

Шестилетняя стройка храма близилась к концу. Если бы не помощь Александра Газелова, то строительство продлилось бы еще года три. Александр был человеком-вихрем. Все вопросы решал быстро, обладал острым умом и феноменальной памятью. Телефонных номеров он помнил, пожалуй, штук двести… Обладал гигантскими организаторскими способностями.

Именно Александр помог найти нормального рабочего, но с проблемой сторожа не справился даже он. Он предложил нанять в качестве церковного сторожа… мусульманина. «Они же не пьют!» – воскликнул Александр на протесты о.Павла. Это был очень веский аргумент. Но через два дня, когда отец Павел вместе с Александром приехали с инспекцией, таджика не нашли… Разыскав его в городе уже вечером, услышали странную фразу: «У вас там вокруг храма шайтан ходит!» Да, таджик действительно не употреблял спиртного, но… курил травку.

К зиме храм освятили малым чином, точнее, не весь храм, а третью часть: крылечко, колокольню и основное молитвенное помещение – коридорчик, который должен был соединять колокольню с основным пространством храма. Старый храм, размером с пятиэтажную «хрущевку», в свое время был построен всего за шесть месяцев, а отец Павел возрождал «предхрамье» шесть лет. На освящении было много людей, маленький храм не мог вместить всех, поэтому люди стояли по очереди. Но все были довольны.

Летом отец Павел совершал в храме молебны, но люди обходили храм стороной… Что отец Павел только не делал. Он даже издал брошюру по истории храма и места, где был построен храм. Разносил это издание по домам, чтобы, с одной стороны, познакомиться с людьми, с другой – пытался пробудить национальное самосознание.

Два лета подряд он пытался организовывать небольшие трудовые лагеря для местной молодежи. Но все его потуги воспринимались местными минимум как чудачество, а максимум как должное: «Тебе, поп, положено этим заниматься, тебе за это деньги платят».

Увы, «плетью обуха не перешибешь», все зарабатывали деньги, забыв о душе и долге… Отца Павла это ужасало, он знал, что возможность свободно веровать, возможность возрождать поруганные святыни была вымолена новомучениками и исповедниками Российскими. По их молитвам Бог дал людям свободу покаяться за дела отцов и дедов, измениться к лучшему, а не возможность для сладострастия и разврата.

Потихоньку народ стал приходить в храм. В то роковое лето отец Павел почти каждое воскресенье крестил людей в своем «предхрамье», на воскресный водосвятный молебен собиралось каждую неделю до тридцати местных жителей…

Но золотые купола кому-то черный глаз слепили … В день Рождества Пресвятой Богородицы, в канун Куликовской битвы, отец Павел совершал Проскомидию. В кармане зазвонил телефон, поставленный на режим «пейджер». В трубку сказали, что его храм сожжен, а предварительно ограблен… Он поверил сразу, еле добрался до табуретки, сел и горько заплакал…

Сам везти машину он не мог. Дрожали руки, дергалось веко. На пепелище его привез Александр Газелов. Пожарище еще дымилось. На отца Павла напало какое-то оцепенение, он присел на чудом сохранившийся штабель досок и тупо уставился на головешки храма. Подходили местные, женщины плакали, мужчины ругались сквозь зубы.

Приехал настоятель храма, в котором служил отец Павел. Утешая, он первым констатировал поджог храма. Но милиция долго разбираться не стала, огульно обвинив настоятеля в халатности. Только через две недели тщательная экспертиза того же МВД сама признала факт поджога, «храм сгорел от привнесения огня извне». Однако поджигателя искать не стали…

Отцу Павлу было все равно. «Место проклято… Нет воли Божией…» – носилось у него в голове. Не унывал только Александр Газелов, он носился по городу, вел какие-то переговоры. «Я готов уже сдаться, капитулировать. Но неужели я позволю злу восторжествовать. А как же Андрей? Алексей? Другие люди, жертвовавшие свои деньги на сгоревший храм? Я их предам, если опущу руки…»

«Да ты что, отец?! – возмутился Александр, услышав о сомнениях отца Павла – Да народ уже 200 тысяч собрал! Акцию «Именной кирпич» запускаем! Конечно, восстанавливать надо, только из кирпича, а потом досками зашьем, не отличишь от старого храма. А этих уродов, которые храм сожгли, Господь сам накажет!» «Может, и уже наказал», – подумал отец Павел, вспоминая рассказы местных о сгоревшем в кювете джипе.

Вообще, история пожара была очень таинственной. За год до пожара на старом местном кладбище сатанисты осквернили могилы, и вообще стали проявлять активность. Была попытка сжечь небольшую деревянную церковь в центре города. Отец Павел не решился оставлять храм зимой без присмотра. Как-то после службы ему встретился интеллигентного вида человек, просящий у храма милостыню. Как выяснилось, он был журналистом и ему надо было добраться до места своей новой работы в районной газете. Он собирал деньги на билет. Отец Павел, конечно же, не поверил ни одному слову, но денег немного дал, ибо просящий не производил впечатление человека пьющего. На следующий день и вечер человек этот продолжал стоять около храма, и отец Павел в разговоре с ним не заметил запаха перегара. Понемногу он доверился этому человеку и пригласил работу сторожа. Увы, это было его большой ошибкой…

Всю неделю он служил каждый день без диакона, остальные священники были на больничном, сказалась усталость, и он совершил большой богослужебный грех. – может, не надо?

На следующий день, после освящения квартиры, он попал в очень неприятную аварию, шесть часов провел в очереди в МВД, на улице, целый день он не ел, сильно замерз. Почти в полуобморочном состоянии пришел домой и после ужина, уложив старших детей, стал готовиться к службе.

За месяц до пожара в городе был пикет против приезда одного развратного певца. Отец Павел был одним из его организаторов. Пикет поддержали и местные мусульмане, и протестанты…

Знающие люди говорили потом отцу Павлу, что джип, сгоревший на обочине, в точности походил на тот, на котором ездила охрана развратного певца. Не исключался вариант, что «заказали тебя, батя, слишком шустрый, может быть, та авария тебя и спасла. Искали тебя залетные, да не нашли, вот храм и спалили, так что ты не сетуй и не ропщи. Молись и кайся, да храм свой снова строй. Может быть, все и исправишь… Грешен ты в чем-то, вот Бог и попустил…»

Отцу Павлу почему-то явно представилась аналогия далекого 1941 года, когда все было на грани, когда лучшие сыны Земли Русской переламывали хребет врага, своей кровью щедро оплачивая победу, казалось бы, погибая бесполезно и безвестно. За победу надо было заплатить большой кровью… Поэтому и на его, отца Павла, войне нужно было нести потери, но не сдаваться, с тем же упорством, которое явили миру герои 41-го. С такими вот мыслями он уснул в этот какой? вечер, и ему, как ни странно, приснилось продолжение прошлого сна.

Дата добавления: 2015-07-25