Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Двадцать

Одиннадцать 4 страница | Одиннадцать 5 страница | Одиннадцать 6 страница | Двенадцать | Тринадцать | Четырнадцать | Пятнадцать | Шестнадцать | Семнадцать | Восемнадцать |


Читайте также:
  1. Арлин: Двадцать семь лет; росла в семье, где практиковалось насилие, пыталась защитить свою мать и родственников.
  2. В сутки есть двадцать четыре часа.
  3. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  4. Глава двадцать восьмая
  5. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  6. Глава двадцать восьмая
  7. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Небо озаряется красками. Папа зажигает фитиль петарды и отходит на десять шагов. Огонек сжигает фитиль за несколько секунд, затем пропадает, и целая буря красок вылетает в воздух со свистом. Красная, желтая, зеленая, голубая, розовая — в таком порядке одна за другой в небе взрываются искры. Затем папа поджигает еще один фейерверк, и он взлетает ввысь с ужасным писком, оставляя за собой длинный розовый свет, затем потихоньку тухнет и начинает падать вниз. Следом еще несколько штук точно таких же огоньков.

— Ого! — произносит мама и прижимает руку к уху, немного кривясь, но довольно улыбаясь.

На улице пахнет порохом и сыростью. Я вдыхаю этот запах как можно глубже в легкие, хочется его запомнить. Запомнить запах зимы без снега. Задний двор становится темным и мутным, затем я вижу, как начинает появляться туман. Видимо, папа зажег дымовую шашку. Ночью холодно, хотя еще не ночь, от силы часов девять вечера. Чувствую, как тело покрывается гусиной кожей, по нему пробегает холодок, и я еще больше укутываюсь в одеяло, сидя на ступеньках и облокотившись о перила.

Почему-то я вспоминаю, как на днях мы ходили в больницу, где я снова проходила обследование. Ничего не изменилось. Я все еще умираю. Тогда я сидела на краю лавочки, стоящей в коридоре возле кабинета врача, и ждала. Качала ногами туда-сюда, ерзала, шуршала фантиками в моих карманах и шаркала по плитке ботинками. Самое ужасное — это ожидание. Ведь новая диагностика могла показать, что мне стало намного хуже или какие-нибудь метастазы в другие части моего мозга или органы. Но я зря волновалась. Опухоль все еще в правом полушарии и не задевает главную жизнедеятельность моего организма, хотя все-таки уничтожает его.

Я выдыхаю. В воздухе клубиться теплый пар, а затем растворяется. Я снова набираю воздух в легкие через нос, чтобы он согрелся внутри меня, и выдыхаю. Мне всегда нравилось, как зимой можно увидеть своё дыхание.

Затем взрывается целый каскад, а в небе распускаются сад блестящих цветов. Я всегда любила этот день — ночь фейерверков, которую каждый год устраивают ровно в середине декабря. Но сейчас на нашей улице фейерверки гремят только в нашем дворе, возможно, в других загремят намного позже или в полночь.

Мама приподнимается со ступенек и идет к папе. Она хочет помочь ему с остальными петардами.

Слышу, как захлопывается входная дверь. Наверное, Кристи вернулась с подработки — она работает в кафе по сменам. Через стеклянную дверь я вижу, как она входит на кухню и ставит пакеты с продуктами на стол. Видимо, сегодня у нас будут гости, хотя я уже знаю кто. Сестра машет рукой мне через дверь, а затем выходит на улицу и присаживается на корточки рядом со мной.

— Ты как? — спрашивает она.

— Все еще умираю.

Сестра тыкает меня под ребра двумя пальцами и улыбается. Затем нахмуривает брови и шепчет мне:

— Мне нужно приготовить ужин. Посидишь одна?

— Боишься, что убегу? — скептически спрашиваю я.

— Да, — говорит она. — Я пригласила Лондон и Ив. Ты же не против? — Я качаю головой.

Ветер колышет ветки деревьев и вечнозеленые кусты. Холодный воздух пробирает меня до дрожи. Я прячу нос и уши в одеяле и продолжаю следить за огнями в небе. Мама звонко смеется, я слышу её смех сквозь скрежет и треск петард. Как они с отцом мне напоминают подростков.

Я не слышу, как стучит нож, который держит сестра, когда она нарезает тонкими полосками морковь и перец, за толстой дверью. Но я представляю этот звук, и он меня успокаивает. Такая некая семейная идиллия: звук ножа, улыбки родных, смех матери. Перебираюсь на кухню и вдыхаю запах овощей, краду у Кристи морковку и, сев в стороне, начинаю грызть её, словно кролик.

Первым приходит Джеральд. Я не знаю, как долго они знакомы с моей сестрой, возможно, они познакомились намного раньше. Но мы с ним знакомы всего месяц. Он целует Кристи в щеку и присаживает рядом со мной.

— Можно? — спрашивает он, указывая на одеяло. Я легонько пожимаю плечами и накидываю на него половину.

Кристи достает из холодильника курицу, которую она приготовила еще вчера, и ставит её в микроволновку, чтобы разогреть. До моего носа доходит чудесный запах жареного мяса. Кит в животе начинает свою песню, а я неловко краснею. Мы с Джеральдом начинаем смеяться, потому что он слышал этот звук.

Постепенно на столе начинают появляться угощения: жареная курица, салаты, пюре, маринованные овощи и свежие фрукты, пирожные, булочки, сладости и соки. Кристи приготовила столько еды, как на праздник, хотя мы всего лишь пригласили парочку гостей к нам на ужин.

Затем приезжает Ив, и мы вместе садимся смотреть телевизор. Еще через время к нам присоединяются Трент и Лондон. Джеральд с кухни выкрикивает нам какую-то шутку, но я все прослушала.

Мне приходит сообщение от Майки: «Выходи на перекресток, я тебя буду ждать». А я пишу: «Нет. Там холодно». Майки: «Я все равно буду тебя ждать». Я: «Жди». А сама улыбаюсь этому, не понимая почему. Просто стало так тепло от мысли, что меня кто-то ждет.

Звон тарелок, голоса дорогих мне людей, их шутки и общие разговоры. Как они стучат вилками о тарелки, как звучат бокалы, когда они друг о друга стукаются. Кто-то произносит шутку, — я подозреваю, что это снова был Джеральд — и мы все смеемся. Папа обнял маму, а мама прижимается к нему. Лондон бросает на Трента взгляды, полные нежности, а Трент отвечает ей тем же. Джеральд целует в лоб Кристи, а та краснеет и заливисто смеется. Мы с Ив сидим, улыбаясь, и болтаем. Её лицо сияет, как и прежде.

Больно. Я не знала, что может быть так больно.

Я умру и больше не увижу всего этого. И больше вообще ничего не будет. Меня поглотит пустота и тьма. А все будут жить дальше, как и жили. Ну, некоторое время погорюют, но все забудется. Со временем все проходит. Даже самое ужасное горе забудется. У Кристи появятся дети — мои племянники, родители станут дедушкой и бабушкой, как я и предсказывала. С Лондон будет та же самая история, и думаю, её мама и папа будут лучшими бабушкой и дедушкой, чем родителями. Только мы с Ив навеки замрем в своем подростковом состоянии. Мы останемся в памяти, на фотографиях, в обрывках воспоминаний, в памятниках и, возможно, на эпитафиях, но нас не будет.

— Что ты чувствуешь? — интересуюсь я у Ив.

— Наверное, я счастлива. — Улыбается.

Какая же Ив замечательная. Ей так мало нужно для счастья. Она умеет наслаждаться каждым моментом в жизни. Мне тоже нужно ловить каждый миг своей жизни и не упускать возможности.

Мне вновь приходит сообщение: «Все. Я замерз, и раз ты не хочешь меня видеть, то я иду домой».

— А ты? — спрашивает Ив.

— Почти, — отвечаю.

Мои руки дрожат. Нужно набрать сообщение, но это слишком долго. Нельзя терять ни секунды.

— Я сейчас вернусь, — говорю я всем и иду к выходу.

Накидываю своё пальто, обуваю сапоги и выбегаю из дома. Слишком темно, я мало что вижу, даже в свете фонарей. Глаза еще не привыкли к темноте. Я несусь, словно ненормальная, и молю, лишь бы он не ушел. Но силы покидают меня, и приходится переходить на шаг. Всего пару домов и я буду на месте. Я делаю глубокие вдохи-выдохи через рот, и от этого моё горло высыхает. Сглатываю слюну. Как же хочется пить.

— Майки! — кричу я, оборачиваясь по сторонам.

Но никто не отвечает. Я опоздала. Прыгаю на месте, потому что мороз пробирает легкие, ведь я остановилась. Пожалуйста, пожалуйста, будь тут.

— Майки!

Тишина. А затем во дворах начинают греметь хлопушки и фейерверки. Если бы он был рядом, то услышал бы, но теперь что-то кричать бесполезно. В воздухе слишком много разных звуков. Я нахмуриваюсь и иду обратно.

— Легко же ты сдалась, — слышу голос позади себя. — Я-то тебя намного дольше ждал.

Он улыбается, и на его щеках появляются ямочки. Какой у него красивый рот.

— Знаешь, я чуть себе конечности не отморозил, — продолжает он.

Я тоже улыбаюсь. А затем подхожу ближе и толкаю его в грудь:

— Идиот! Я ведь подумала, что ты ушел.

Он берет мои руки за запястья и не отпускает, вероятно, чтобы я больше его не толкала. Сейчас я не противлюсь его прикосновению. Больше нет чувства, что я не могу доверять этому человеку. Я всматриваюсь в его лицо, наконец-то я привыкла к темноте. В его глазах я вижу своё отражение. Они у него янтарного цвета. Я снова краснею от его взгляда.

Глаза Майки дрогнули, будто пламя свечи на ветру. В них я видела нежность, вероятно, захлестнувшую его с головой, и беспокойство из-за того, что я могу уйти, и мы больше не встретимся сегодняшней ночью, и он не будет ждать меня целый час, стоя на перекрестке, и я затем не побегу к нему с мыслью: «Лишь бы не опоздать». И тогда это мгновение будет потеряно навсегда.

Я все это видела в его глазах, потому что чувствовала и думала о том же самом. И моё сердце, рвано бьющееся в груди и уходящее в пятки, биение которого глухо звучало у меня в голове и отдавалось в каждой части моего тела, в каждой его клеточке, выдавало зарождающееся чувство в моей груди с потрохами.

Я опустила глаза и вырвала свои руки из рук парня.

— Останься, — единственное, что я произнесла.

— Я уже говорил, что останусь.

И я вспоминаю, как молила его больше не бросать меня, видя в лице Майки Тома. Я не думаю о том, что может случиться с нами после, что я его, возможно, буду обманывать, что буду слишком эгоистична по отношению к нему, не рассказывая ему о своей участи — но сейчас все это кажется таким ничтожным. Да, будет больно, очень больно. Но ведь больно уже сейчас. А эти мгновения не должны быть потеряны.

Мы идем домой. Ко мне домой. И когда я захожу в дом, то слышу хоровое «О-о-о-о!».

— Это мой друг — Майки, — смущенно произношу, когда мы заходим в столовую.

— Друг? — смеется Джеральд.

— Друг, — утверждаю я, немного наклонив голову и приподняв брови. Возможно, Джеральд бы и поверил моему скептическому взгляду, если Майки не произнес следующее:

— Ну, это она так считает, — шепотом проговорил он, но я все слышала и толкнула его в бок. Все засмеялись.

И снова звон тарелок, веселые голоса людей, находившихся здесь, их смех, их запах, их глаза. И когда Ив снова спрашивает:

— Теперь ты счастлива?

Я отвечаю:

— Да.

 


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Девятнадцать| Двадцать один

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)