Канетти Э. Масса и власть 27 страница

"Один человек сказал своим детям, что скоро придет дедушка. "Смотрите внимательно, мне кажется он уже близко, я чувствую место старой раны на его теле". Дети стали высматривать дедушку и заметили вдали человека. "Там кто-то идет", - сказали они отцу. Отец ответил: "Это ваш дедушка. Я знал, что он придет. Я почувствовал его приближение тем местом, где у него старая рана. Я хотел, чтобы вы сами это увидели, и вот он здесь. Вы не верили моему предчувствию, а оно истинно".

360 Элиас Канетти

Все происшедшее замечательно просто. Старик, дедушка этих детей, еще далеко. В определенном месте его тела старая рана. Это место хорошо известно его взрослому сыну. Рана из тех, что постоянно дают о себе знать, и старик часто говорит о ней. Мы сказали бы, что она характерна для старика. Думая об отце, сын думает и о его ране. Но это нечто большее, чем просто "думает". Он не только представляет рану на том месте, где она находится, он чувствует ее соответствующим местом собственного тела. Почувствовав ее, он почувствовал приближение отца, которого долго не видел. Почувствовал приближение отца, потому что почувствовал рану. Он сказал об этом детям, которые, похоже, не поверили. Они, наверное, еще не научились верить в правильность предчувствий. Он послал их поглядеть, и верно - кто-то идет. Это мог быть только дедушка, это он и оказался. Отец прав: предчувствие в собственном теле не обмануло его.

Жена покинула дом. Ребенка она несла с собой на ремнях за плечами. Муж, оставшийся дома, знает, что она ушла по делам и надолго. Вдруг он ощутил ремни на своих плечах. "У него там появилось такое чувство". Чувство, будто он сам несет своего ребенка. Ощутив ремни, он понял, что жена с ребенком возвращаются.

Так же бушмены способны предчувствовать животных. Это относится к животным, которые для бушмена так же важны, как и сородичи, которые, можно сказать, ему близки, животным, на которых он охотится, которые служат ему пропитанием.

Страус прогуливается под теплым солнышком. Его кусает черное насекомое, по-бушменски "страусиная блоха". Страус задирает ногу и скребет затылок. Бушмен чувствует что-то у себя на шее в месте, соответствующем тому, где чешется страус. Это похоже на постукивание. Оно говорит бушмену, что страус близко.

Важную роль в жизни бушменов играет антилопа-спринг-бок. С ней связано множество предчувствий, касающихся разнообразных движений и свойств животного.

"Мы своими ногами чувствуем, как ноги антилоп шуршат в буше". Это ощущение означает приближение антилоп. Это не значит, что бушмен слышит шорох. Расстояние слишком велико. Шуршат ноги бушмена, потому что где-то вдали шуршат

Превращение 361

ноги антилоп. Но это не все: бушмену передается гораздо больше, чем движение ног антилоп. "Мы чувствуем своим лицом черные полосы на лице антилопы". Эти черные полосы, начинаясь с середины лба, спускаются вниз до кончика носа. Бушмену кажется, будто черные полосы - на его лице. "Мы чувствуем в наших глазах черные пятнышки в глазах антилопы".

Один человек почувствовал постукивание в ребрах и сказал детям: "Кажется, идет антилопа, я чувствую черную шерсть. Пойдите на холм и поглядите по сторонам. Я чувствую приход антилоп". У спрингбока черные бока. Постукивание в ребрах напоминает о черной шерсти на боках антилопы.

Другой присутствовавший бушмен с ним согласился, потому что у него тоже было предчувствие, хотя и несколько иного рода: он чувствовал кровь убитой антилопы.

"Я чувствую икрами ног, как по ним течет кровь антилопы. Когда предстоит ее убить, я всегда чувствую кровь. Сижу и ощущаю спиной, где стекает кровь, когда я несу убитого зверя, а шерсть касается моей спины".

Иногда это звучит так: "Мы чувствуем в своей голове, как будем выламывать рога антилопы". Иногда так: "Они приходят, когда мы лежим в тени хижин. Они думают, что у нас, наверное, дневной сон. Обычно мы ложимся спать днем. Но когда они идут, и их ноги движутся, мы не спим. Мы чувствуем что-то в ямках под коленями, куда капает кровь, когда несешь убитое животное".

Из речей бушменов видно, как важны для них эти предчувствия или предвосхищения. Они своим телом предчувствуют наступление определенных событий. Нечто вроде постукивания в их собственной плоти оказывается сообщением. Его буквы, как они утверждают, в их собственном теле. Эти буквы говорят, движутся и побуждают к движению их самих. Ощутив постукивание в собственном теле, бушмен велит другому молчать и сам затихает. Предчувствие говорит истину. Тот, кто глуп, не прислушивается и попадает в беду. Его убивает лев или постигает другое несчастье. Понимающему постукивание скажет, какой дорогой нельзя идти, какой стрелой нельзя стрелять. Оно предупредит о повозке с людьми, едущей в сторону его дома. Если бушмен кого-то ищет, эти знаки подскажут, где искать. Не наше дело заниматься вопросом, говорят правду или

362 Элиас Канетти

лгут предчувствия бушменов. Может быть, они развили и используют в повседневной жизни способности, которые нами утрачены. Может быть, у них есть основания верить в предчувствия, даже если они иногда обманывают. В любом случае, рассказы о том, как появляются в них предчувствия, - это бесценная информация о сущности превращения. Нет ничего, что можно было бы поставить рядом. Все, что известно из бесчисленных мифов и сказок, можно отвергнуть, сказав, что это придумано. Здесь же мы узнаем, что происходит с бушменом в его реальной жизни, когда он думает о находящихся вдали страусе или антилопе, что он при этом испытывает, что это вообще такое - думать о существе, которое не есть он сам.

Знаки, по которым узнается приближение животного или человека, - это знаки в собственном теле. Такие предчувствия, как уже было сказано, представляют собой зачатки превращений. Чтобы эти знаки сохранили свою ценность для исследователя превращений, нужно остеречься вносить что-то чуждое в мир бушменов. Их нужно брать в той простоте и конкретности, в какой они выступают в реальной жизни. Мы изымем эти знаки из контекста приведенных рассказов и выстроим в ряд.

1. Сын ощущает рану отца именно той точкой тела, где ощущает ее отец.

2. Муж чувствует лямки, на которых жена несет ребенка, своими собственными плечами.

3. Страус скребет ногой затылок там, где его укусила блоха. Бушмен чувствует то же место собственным затылком.

4. Бушмен чувствует шорох ног антилопы в буше как шорох собственных ног. Черные полосы на лице антилопы он ощущает на собственном лице, а черные пятнышки в глазах антилопы - в своих глазах. Черную шерсть на боках антилопы он чувствует на собственных ребрах.

5. Бушмен чувствует кровь на икрах и на спине. Это кровь антилопы, которую он убьет и понесет на плечах. Он ощущает также шерсть животного. Головой он чувствует, как будут отламываться рога. Ему чудится кровь в ямках под коленями, куда она обычно капает, когда несут убитого зверя.

Все, что входит в последний пункт, касается убитой антилопы. Радость от ее крови определяет характер превращения.

Превращение 363

Этот случай сложнее, чем четыре предыдущих, поэтому разберемся сначала с ним. Общее в них всех заключается в том, что одно тело приравнивается к другому. Тело сына есть тело отца, в результате старая рана обнаруживается в том же самом месте. Тело мужа есть тело жены, лямки, на которых несут ребенка, трут одни и те же плечи. Тело бушмена есть тело страуса: блоха кусает его в том же самом месте, и он чешет там же.

В каждом из этих трех случаев тела отождествляются по какой-то отдельной черте. Это очень разные черты: в случае раны - старая особенность тела, постоянно напоминающая о себе, в случае лямок - длящееся давление, в случае чесания - отдельно взятое движение.

Интереснее всего случай с антилопой. Здесь налицо четыре или пять черт, вместе создающих полное отождествление одного и другого тела. Это движение ног, черная шерсть на боках, черные полосы от лба к носу, черные пятнышки в глазах и, наконец, место на голове, где сидят рога, будто их носит сам человек. К движению - здесь движение ног, а не чесание - добавляется как бы полная маска. То, что сразу бросается в глаза при взгляде на животное, то есть рога и далее все черное - полосы и пятна в глазах, - складывается в редуцированную до простейших черт маску. Бушмен носит ее как собственную голову и одновременно как голову зверя. Черную шерсть на боках он ощущает так, будто он в шкуре антилопы; это, однако, его собственная кожа.

Тело одного и того же бушмена становится телом его отца, его жены, страуса и антилопы. Способность его быть в разное время то одним, то другим, а потом снова самим собой - факт огромного значения. Последовательность превращений определяется внешними поводами. Это чистые превращения: каждое существо, которое он предчувствует в себе, остается тем, что оно есть. Они не сливаются друг с другом, иначе все не имело бы смысла. Отец с его раной - не жена с ее ремнями. Страус - не антилопа. Собственная самотождественность, от которой бушмен может отказаться, сохраняется в превращении. Он может быть тем или иным, но и то, и другое остаются отделенными друг от друга, потому что между ними всегда остается он сам. Простейшие единичные черты, определяющие превраще-364 Элиас Канетти

ние, можно назвать его узловыми пунктами. Старая рана отца, наплечный ремень женщины, черные полосы на морде антилопы - вот эти узловые пункты. Это характерные черты существа, которые отличают его от других и которые свойственны ему постоянно. Это признаки, с которыми ожидаешь столкнуться, увидев их носителя.

Однако животное, на которое охотятся, - особый случай, поскольку реально требуются его плоть и кровь. Убив его и неся домой, бушмен особенно счастлив. Труп зверя, то есть добыча, висящая за спиной, важнее, чем его живое тело. Бушмен чувствует кровь, текущую по икрам и задерживающуюся в подколенных ямках, кровь на спине и там же - жесткую шерсть. Это мертвое тело, которое он несет, - не его собственное, да оно и не может быть его собственным, ибо его он будет есть.

Предчувствия бушменов, касающиеся антилоп, проходят, следовательно, несколько стадий. Бушмен ощущает себя, как описано выше, живым зверем, его тело становится телом антилопы, которая движется и смотрит. Он предчувствует также и убитое животное, как другое, чужое тело, прижатое к его собственному, в состоянии, когда оно уже не может от него отделиться, убежать. Обе фазы взаимозаменяемы. Кто-то сначала переживает первую, кто-то - вторую. Вместе они воплощают в себе полноту отношения бушмена к животному, весь процесс охоты - от шороха ног до крови.

Превращение как бегство. Истерия, мания и меланхолия

Превращение как бегство с целью спасения от врага - общеизвестный прием. Он встречается в мифах и сказках, распространенных повсюду на земле. В дальнейшем речь пойдет о четырех примерах, позволяющих выделить различные формы, в которых совершается превращение как бегство.

В качестве двух основных форм я выделяю линейное и круговое бегство путем превращения. Линейное происходит в привычной форме охоты. Одно существо гонится за другим, расстояние все сокращается, но в миг, когда убегающий должен быть схвачен, он превращается во что-то другое и ус-Превращение 365

кользает от преследователя. Охота продолжается или, лучше сказать, начинается снова. Опасность вновь нарастает. Преследователь становится ближе и ближе, возможно, он даже хватает жертву. Но тут она снова превращается, теперь во что-то третье, и снова спасается в последний момент. Процесс может повторяться бесчисленное количество раз, важно лишь, что происходят все новые превращения. Они каждый раз должны быть неожиданными, чтобы озадачить преследователя. Он ведь, как охотник, нацелен на определенную, хорошо знакомую дичь. Ему известно, как она выглядит, как убегает, где и как ее лучше всего схватить. Момент превращения вселяет в него смятение. Он вынужден настраиваться на совсем другую охоту. Новая добыча требует новой охоты. Теоретически эта последовательность превращений бесконечна. В сказках она раскручивается долго. Симпатии здесь на стороне гонимых, и часто все кончается поражением или гибелью преследователя.

Простой на первый взгляд случай линейного бегства путем превращения содержится в мифе австралийских лоритья. "Вечные и несотворенные" тукититы, предки тотема, вышли из земли в человеческом облике и оставались людьми, пока однажды не появилась чудовищная черно-белая собака, которая стала за ними охотиться. Они бросились бежать, но боялись, что бегут недостаточно быстро. Чтобы увеличить скорость, они начали превращаться во всевозможных животных: упоминаются кенгуру, орлы, эму. Нужно заметить, однако, что каждый из них превращался в одного определенного зверя и сохранял его облик во все время бегства. Тут появились двое других предков, похожие на первых, но гораздо более храбрые и сильные. Он обратили собаку в бегство, а потом убили. Большинство тукититов приняло свой человеческий образ, потому что опасность миновала и бояться было нечего. Но они сохранили способность по желанию превращаться в животных, чье имя они носили, то есть в животных, которыми они были во время бегства.

Для этих тотемных предков характерно ограниченное превращение, то есть способность превращаться только в один вид животных. В другом месте мы подробнее рассмотрим эту двойную фигуру. Здесь достаточно подчеркнуть, что способность превращения возникла и сформировалась в ходе бегства.

366 Элиас Канетти

Многообразные линейные превращения происходят в грузинской сказке о мастере и его ученике. Злой мастер, который был не кто иной, как дьявол, взял в обучение мальчика и научил его всякому колдовству. Он не хотел его отпускать и решил превратить в своего прислужника. Мальчик бежал, но был пойман мастером и заперт в темном сарае. Он думал только о свободе, но бежать не удавалось, время шло, и он становился все печальнее и печальнее.

Однажды солнечный луч проник в темноту сарая. Ученик заметил в двери щель, сквозь которую пробился луч, превратился в мышь и выскользнул наружу. Мастер увидел, что мальчик исчез, превратился в кошку и помчался за ним.

Тут развертывается ряд невообразимых превращений. Только кошка раскрыла пасть, чтобы схватить мышь, та превратилась в рыбу и нырнула в поток. Мастер мгновенно сделался сетью, которая вот-вот поймает рыбу. Но тут рыба превратилась в фазана. Мастер, сделавшись соколом, бросился в погоню. Только фазан почувствовал его когти, как красно-боким яблоком упал прямо в колени королю. Мастер превратился в нож, вдруг оказавшийся в руке короля. Король собрался разрезать яблоко, но оно исчезло, а возникла горстка проса, перед которой оказалась курица с цыплятами, то есть мастер. Они стали быстро клевать зерна, но последнее оставшееся обратилось в иголку. Курица вместе с цыплятами сделалась ниткой в игольном ушке. Но иголка вспыхнула и нитка сгорела. Мастер был мертв. Иголка превратилась в мальчика, который пошел домой к своим родителям.

Здесь целый ряд парных превращений: мышь и кошка, рыба и сеть, фазан и сокол, яблоко и нож, просо и курица с цыплятами, иголка и нитка. В каждой из пар одна сторона противостоит другой, будь это живые существа или предметы. Одна, представляющая мастера, постоянно преследует другую, которая считается учеником, каждый раз ускользающим в самый последний миг благодаря новому превращению. Это великолепная и, благодаря превращениям, очень динамичная охота. Обстоятельства меняются так же быстро, как действующие лица,

Если обратиться к круговой форме, сразу приходит на ум история Протея, рассказанная в "Одиссее". Морской старец Протей, пастух тюленьих стад, вслед за своими подопечными

Превращение 367

раз в день появлялся на суше и, пересчитав их, ложился спать. Корабль Менелая, возвращавшегося из Трои, встречным ветром был прибит к берегам, где жил Протей, и никак не мог снова выйти в море. Проходили годы, Менелай впал в отчаяние. Но дочь Протея сжалилась над ним и поведала, что нужно предпринять, чтобы схватить ее отца, обладающего способностью предсказания, и заставить его говорить. Она выкопала на берегу ямы, куда спрятались Менелай и двое его спутников, и накрыла их тюленьими шкурами. Там, несмотря на вонь, они терпеливо ждали, пока, наконец, на берег не выбрались тюлени, не проявившие никакого беспокойства, а затем из моря явился Протей, пересчитал тюленьи стада и уснул. Менелай с помощниками набросились на старца. Тот пытался ускользнуть, превращаясь во все, что только возможно: сперва стал львом с роскошной гривой, потом - змеей, потом - леопардом, потом - могучим кабаном. Менелай с помощниками держали его крепко. Он превратился в воду, потом в дерево с густой листвой; ни одно из превращений не заставило их ослабить хватку. Потом Протей устал, принял свой обычный образ, спросил, что им от него нужно, и рассказывал, и отвечал.

Ясно, почему этот род бегства путем превращения называется круговым. Все происходит в одном месте. Каждое превращение - это попытка, так сказать, прорваться в новом образе в новом направлении. Все напрасно, насильник не ослабляет хватки. Об охоте нет и речи, она уже закончена, добыча в руках, а превращения - это ряд попыток пленника бежать. В конце концов он смиряется с судьбой и делает, что от него требуют.

Последней я хочу привести историю Пелея и Тетис, которые получили немалую известность как родители Ахилла. Пелей был смертный, а Тетис - богиня, она не хотела с ним соединиться, считая его недостойным. Он напал на нее спящую в пещере, схватил и не отпускал. Она, как Протей, прибегла к превращениям: становилась огнем и водой, змей и львицей. Пелей ее не отпустил. Она превратилась в ужасную скользкую каракатицу и обрызгала его чернильной жидкостью. И это не помогло. Она вынуждена была сдаться и после нескольких попыток избавиться от потомства стала матерью Ахилла.

368 Элиас Канетти

Здесь тот же род превращений, что и в случае Протея, та же ситуация пленения: насильник схватил, держит и не отпускает. Каждое ее превращение - это попытка бежать в новом направлении. Она словно бы носится по кругу, ища в нем слабого места. Но найти не удается, и в конце концов она вновь оказывается в центре всех превращений в своем собственном облике как - Тетис.

История Тетис не добавляет, собственно, ничего нового к рассказу о Протее. Она здесь приведена из-за ее эротической окраски. Она напоминает вспышки распространенного и хорошо известного болезненного проявления - истерии. Сильные приступы этой болезни - не что иное, как ряд попыток превращения с целью бегства. Больная чувствует себя в тисках превосходящей силы, от которой не может избавиться. Эта сила - мужчина, от которого она стремится убежать: мужчина, который ее любил и которому она теперь принадлежит, или мужчина, который только хочет ею овладеть, как Пелей. Это может быть и священник, пленивший ее во имя Бога, может быть дух или сам Бог. В любом случае важно, что жертва ощущает эту силу в непосредственной физической близости, чует на себе ее хватку. Все, что она предпринимает, в особенности каждое превращение рассчитано на то, чтобы добиться хоть некоторой свободы. Удивительно многообразие совершаемых с этой целью превращений, многие из которых демонстрируются лишь в зачатке. Одно из самых частых - превращение в мертвого: оно себя хорошо зарекомендовало и практикуется даже животными. Предполагается, что мертвый будет оставлен в покое как не представляющий интереса. Жертва остается лежать, а враг уходит. Это центральнейшее из всех превращений: жертва оказывается настолько центром, что становится неподвижным центром. Она пресекает любое свое движение как мертвая, и противник удаляется. Ясно, как полезно было бы Тетис и Протею притвориться мертвыми, если бы, конечно, противники не знали, что они боги. Тетис не стала бы возлюбленной Ахилла, а Протея не вынудили бы пророчествовать. Но они боги и потому бессмертны. Им пришлось бы здорово притворяться: ведь смерть - это то единственное, в чем им никто бы не поверил.

Круговая форма бегства путем превращения придает истерии ее характерный облик. Она же объясняет многообразие

Превращение 369

связей между явлениями эротической и религиозной природы, характерное для этой болезни. Насильственное удержание всегда побуждает к бегству, и попытки бегства всегда будут кончаться неудачей, если удерживающий достаточно силен.

Совершенно иной характер имеют припадки шаманов. Во время камланий шаман тоже остается на одном месте. Он окружен кольцом зрителей. Что бы ни происходило с его духом, его видимое тело должно оставаться там, где оно есть. Иногда даже шаманы заставляют себя привязывать из опасения, что тело может унестись вместе с духом. Так что круговой характер камлания подчеркнут особо - как необходимостью пребывать в посюстороннем центре, откуда исходит все воздействие, так и наличием круга "болельщиков". Превращения стремительно следуют одно за другим, достигая невероятной сложности и интенсивности. Однако - и в этом заключается сущностное различие - в противоположность обычному истерическому припадку они не являются попытками бегства. Благодаря превращениям шаман завлекает духов-помощников, которые вынуждены ему подчиниться. Он сам захватывает их, заставляя помогать в его собственных предприятиях. Шаманство имеет активный характер, превращения служат здесь увеличению собственной власти, а не бегству от превосходящей силы. Пока вроде бы бездыханное тело лежит там, где его покинул дух, сам дух шамана исследует самые дальние области небес, а также и подземный мир. Он взлетает как угодно высоко, при этом хлопая крыльями как птица. Он ныряет и погружается как угодно глубоко, до самого морского дна, где проникает в дом богини, которой должен предъявить важное требование или просьбу. Но он всегда возвращается в центр, вокруг которого толпятся соплеменники, в страхе ожидая вестей из других миров. Бывает, что во время странствий он ударяется в бегство или спасается путем превращения, но в общем и целом планирует и распоряжается он сам, сходство с Протеем и Тетис состоит лишь в круговой природе его многочисленных превращений.

Теперь имеет смысл вернуться назад к линейной форме, с которой мы познакомились на примере грузинской сказки об учителе и ученике. Вспомним, мастер превратился в кошку, чтобы поймать ученика, ускользнувшего в виде мыши. Затем он становился сетью, соколом, ножом и наседкой с

370 Элиас Канетти

цыплятами. Каждое новое превращение определялось потребностью нового вида охоты. Если иметь в виду мастера, то речь идет о серии агрессивных превращений, о смене не только вида, но и пространств охоты. Скачкообразность и масштабность событий, соединяясь с коренным агрессивным намерением, демонстрируют глубинное родство с протеканием другой душевной болезни - мании. Маниакальные превращения происходят с необычайной легкостью. В них - погоня и прикосновение охотника, и тут же скачкообразные изменения цели, если ему не удалось достичь желаемого, а охота продолжается. В них - бесшабашное веселье погони, которая, куда бы ни завела, все же ни на йоту не уклонится от цели. Ученик в сказке - это постоянно меняющаяся добыча, которая, становясь чем угодно, остается все же тем, что она есть, то есть добычей. Мания - это пароксизм овладения добычей. Здесь значимо только одно: обнаружить, догнать, схватить. Само поглощение не играет особой роли. Охота становится в полном смысле охотой, как только ученику удалось ускользнуть из темного сарая. Она бы закончилась, и в этом смысле маниакальный приступ миновал, как только мастер смог бы водворить ученика обратно.

Именно в сарае мы находим ученика в начале сказки. "Он думал, как выйти на свободу, но ничто не приходило ему в голову. Время шло и шло, и он становился все печальнее". Здесь мы сталкиваемся с началом состояния, противоположного мании, а именно меланхолией. Поскольку здесь много говорилось о мании, есть смысл кратко охарактеризовать и меланхолию. Она возникает, когда возможности бегства через превращения исчерпаны и все оказывается напрасным. В меланхолии человек чувствует себя уже загнанным и схваченным. Ускользнуть невозможно: превращения кончились, нечего даже пытаться. Человек прошел по нисходящей: он был добычей, служил пищей и превратился в падаль или экскременты. Процесс прогрессирующего обесценивания собственной персоны путем переноса находит свое выражение в чувстве вины. Немецкое слово Schuld, то есть вина, первоначально означало, что человек находится во власти другого. Чувствует себя кто-то виновным или чувствует добычей - в основе это одно и то же. Меланхолик отказывается от еды и объясняет это тем, что не заслужил. В действительности же

Превращение 371

он не ест, потому что полагает, что сам уже съеден. Заставляя его есть, лишь сильнее будят в нем это чувство: его рот как бы направлен против него, ощущение такое, будто перед ним держат зеркало. Он видит в нем рот, занятый едой, и то, что едят, - он сам. Он всегда ел, и вот теперь пришло ужасное и неотвратимое наказание. По сути, речь идет о самом последнем из возможных превращений, которое маячит в конце любого бегства, - о превращении в съеденное - и, чтобы его избежать, каждый из живущих ударяется в бегство, превращаясь кто во что может.

Самоумножение и самопоглощение. Двоякий образ тотема

Из мифов, которые молодой Штрелов записал у северных аранда Центральной Австралии, два нам особенно интересны. Первый - миф о бандикуте, сумчатой крысе, в переводе гласит:

"В начале все было в полной тьме. Ночь навалилась на землю, как непроходимые дебри. Предок по имени Карора спал в самом низком месте дна озера Илбалинтья. Только в озере еще не было воды, а была сухая земля. Земля над ним была красной от цветов и покрытой травами, и большой столб раскачивался высоко над ним. Этот столб возник прямо среди пурпурных цветов, росших в озере Илбалинтья. На его корне покоилась голова самого Кароры. Оттуда столб достигал самого неба, как будто хотел воткнуться в его свод. Это было живое существо с кожей, гладкой как кожа мужчины.

Голова Кароры лежала у корня большого столба, так лежал он с самого начала.

Карора думал, и желания приходили в его голову. Тут вдруг из его пупка и подмышек появились бандикуты. Они прорвали окружавшую его корку, выпрыгнули и стали жить.

И тогда начало светать. Со всех сторон люди увидели, как появляется новый свет. Начало подниматься солнце и заливать все своим светом. Тогда предок решил встать, потому что солнце взошло высоко. Он сломал корку, которая его окружала, и открытая дыра, оставшаяся после него, стала озером Илбалинтья и наполнилась темным сладким соком

372 Элиас Кднетти

бутонов жимолости. Предок встал и почувствовал голод, так как волшебные силы потекли из его тела.

Но он еще чувствовал себя в дурмане; медленно вздрогнули его веки, а потом чуть-чуть приоткрылись. Он ощупал все вокруг, пребывая в состоянии дурмана. Вокруг он ощутил массу двигавшихся бандикутов. Теперь он крепко стал на ноги. Он подумал, что голоден. Испытывая голод, он поймал двух молодых бандикутов. Он сварил их немного дальше возле того места, где стояло солнце, в раскаленной солнцем горячей земле. Пальцы солнца дали ему огонь и горячие угли.

Когда он утолил голод, мысли его повернулись к товарищу, который мог бы ему помочь. Но уже приблизился вечер, солнце укрыло свое лицо за занавесью из бус, спрятало за ней свое тело и скрылось с человеческих глаз. Карора погрузился в сон, раскинув руки на обе стороны.

Пока он спал, из его подмышки появилось что-то в виде трубки, в которой слышны голоса духов. Оно приняло человеческий вид и за ночь выросло в юношу: это был его первенец. В эту ночь Карора проснулся, потому что почувствовал тяжесть на своей руке, он увидел рядом своего первенца, голова которого лежала на плече отца.

Светало, и Карора встал. Он издал громкий вибрирующий звук, пробудив этим к жизни своего сына. Тот встал и исполнил церемониальный танец вокруг своего отца, украшенного знаками из крови и перьев. Сын пошатывался, потому что только наполовину проснулся. Отец стал трясти грудью и туловищем. Потом сын возложил на него свои руки, и первая церемония завершилась.

Потом отец послал сына убить еще несколько бандикутов, которые мирно резвились в тени неподалеку. Сын принес их отцу, который сварил их, как раньше, в раскаленной солнцем земле, а приготовленное мясо разделил с сыном. Спустился вечер, и скоро оба уснули. В эту ночь отец родил из своей подмышки еще двух сыновей. Наутро он пробудил их к жизни тем же самым громким вибрирующим звуком, что раньше.

Дата добавления: 2015-07-25