Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Отказ вернуться в СССР

ФЕХТОВАНИЕ | ДЕРЕВНЯ | СКРЫТАЯ КРАСОТА | ТОКУТОМИ-САН | СЕКТА ИТТОЭН | САМУРАЙ | СЕМЬЯ ПРОФЕССОРА | ДЖИН-РИКША | ДОКТОРА | САКУРА — ЦВЕТУЩАЯ ВИШНЯ |


Читайте также:
  1. II. Отказы от земли по прошествии девяти лет
  2. III. Отказ от любых религий и замена их спиритуальным учением.
  3. III.Отказ от религии вообще и замена ее спиритуальныи учением.
  4. Quot;До отказа" или "почти до отказа"?
  5. Quot;СЕМЬИ-ОТКАЗНИКИ" В ЦЕЛОМ
  6. А вот не буду! Делайте со мной что хотите, но я отказываюсь от насилия! – и враги были вынуждены отступить, не в силах ничего сделать.
  7. А чего же они не разбегаются куда глаза глядят? — Удивился я. — Между прочим, я бы и сам не отказался пожевать.

3 февраля 1931 года, после почти полутора лет пребывания в Японии, я получила следующее отношение:

«3 февраля 1931 г. Г. Александре Львовне Толстой.

Настоящим прошу вас прийти в мою контору в пятницу 6-го сего месяца в 12 ч. дня по вопросу, связанному с вашим пребыванием за границей.

Генеральный консул СССР в Токио

Подольский».

Перед этим я только что написала письмо зам. наркома по просвещению Эпштейну, прося его продлить мою командировку, так как я в настоящее время пишу книгу об отце и хочу ее здесь, в Японии, закончить. Кроме того, я прошу его дать мне обещание, что школа и музей будут вестись на тех началах, как это было при Ленине, то есть не будет в них никакой антирелигиозной пропаганды. На это мое письмо Эпштейн мне ответил, что хотя работы много, но все же они разрешают мне продлить командировку до сентября, а что касается принципиальной установки толстовских учреждений, сговоримся, когда вы вернетесь. Получив бумагу от заместителя наркома, я сразу же приняла решение: порву окончательно с советским правительством и не вернусь больше в Россию, если власть не переменится. И я написала следующее:

В НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ПРОСВЕЩЕНИЯ

от Александры Львовны Толстой

Заявление

3-го сего февраля мною получено отношение от советского генерального консула в Токио с просьбой явиться для выяснения вопроса о моей задержке за границей.

Главная причина моей задержки — невозможность продолжать работу в память моего отца на родине.

Еще перед своим отъездом в Японию я не раз подавала письменные и устные заявления с просьбой об отставке от заведования опытной станцией «Ясная Поляна» Глав-соцвоса. Я хотела уйти, потому что школа постепенно переставала быть исключением из рядовых советских школ, и я, как дочь своего отца, не могла возглавлять учреждение, противное его учению. В данное время школа совсем перестала считаться с тем, что она является «памятником» Толстому — введена военизация, антирелигиозная пропаганда и пр.

Если это неизбежно, то я не могу возглавлять «памятник» отцу, который проповедует диаметрально противоположные его учению взгляды и учит ребят обращаться с оружием.

Еще до моего отъезда за границу в толстовском музее поднимался вопрос об антирелигиозной пропаганде. Теперь же в газетах пишут и о полной военизации его работников.

Правительство прекрасно знает, что, пока оно стояло на точке зрения исключения в смысле идеологии для толстовских учреждений, бережно охраняя их, я работала не покладая рук. Теперь же, когда товарищ Эпштейн на мое письмо отвечает: «Приезжайте, сговоримся», а на деле все толстовские учреждения не только превратились в рядовые советские учреждения, но имеют как бы главную цель — распространение антитолстовского учения, я как дочь Толстого работать в них не могу и потому в данное время от возвращения на Родину воздерживаюсь.

4-го февраля 1931 г. Александра Толстая».

7 апреля появилась заметка в «Последних новостях»: «Нью-Йорк. Сюда сообщают из Токио: Александра Львовна Толстая, добивающаяся визы в Канаду, получила распоряжение из Москвы вернуться в СССР. А. Л. Толстая заявила, что приказа не исполнит и в Россию не поедет».

В Японии мы прожили 20 месяцев, многое видели, со многими японцами подружились, но чувствовали, что пора было выбираться и устраиваться в другой стране на постоянное жительство, где мы могли бы обосноваться и где Ольга могла бы дать своей дочери хорошее образование.

Но выбраться из Японии было не легко. К кому только я не обращалась: к бывшему русскому послу в Токио Абрикосову, к влиятельным американцам — нашим друзьям квакерам, чтобы они переговорили с американским консулом. Писала я и духоборам в Канаду. Мне казалось, что духоборы могли бы помочь мне в память отца, который отдал им весь гонорар с первого напечатания «Воскресения», а брат мой Сергей помог им переселиться в Канаду, сопровождая их на пароходе и проводив их до самой Саскачевани, где они и поселились на постоянное жительство. Но от них я получила неудовлетворительный ответ. Они писали, что эмиграционные власти за последнее время стали очень строги и никого к себе в Канаду не впускают.

Хотя, судя по газетам, в Соединенных Штатах тоже было тревожно — коммунисты и там производили беспорядки — Голодный марш в столице штата Нью-Йорк — Олбани, депрессия, недовольство, рост числа безработных, дошедший до пяти миллионов,— я все же наивно верила, что я как дочь Толстого легко найду себе заработок, читая лекции о России и о своем отце.

В Японии становилось тревожно. Война с Китаем, захват Маньчжурии, бедность, отсутствие заработков. Но особенно тяжело было еще и потому, что, как только японцы, особенно либеральная интеллигенция, узнали о том, что мы порвали с советской властью и отказались от возвращения на родину, положение наше резко изменилось, интерес к нам пропал и сменился снисходительной жалостью. Из «полноправных» граждан Советской России мы превратились в «беженцев». Мы оказались «беспаспортными», бесправными.

Меня поразило, когда наш приятель профессор Ионе-кава, захлебываясь, рассказывал мне о предстоящем съезде писателей в Японии, куда будут приглашены все советские писатели: Шолохов, Федин, Романов и др., и на мой вопрос, будут ли приглашены такие писатели, как Бунин, Зайцев, Куприн и др., он с кривой усмешкой сказал:

— О нет, эти нас не интересуют, они эмигранты.

— Почему вы не возвращаетесь домой? — спрашивали нас японцы. Они не верили, что это опасно, что нас могут сослать куда-нибудь в Сибирь или сгноить в тюрьме, может быть, даже расстрелять.

Часть японской интеллигенции была против своего микадо, против военной партии, охраняющей японский монархический строй, и, как бы в противовес консерваторам, видела спасение в коммунизме. Они считали коммунизм интереснейшим экспериментом русских людей и восхищались им, считая, что он освободил русский народ от деспотизма царского правительства и открыл путь к свободе и благополучию.

Мы были в отчаянии. Казалось, что нам никогда не удастся уехать из Японии. Но неожиданно мы все трое получили приглашение обедать у американского посла.


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 56 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ПЕРЕДОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ| ПРОЩАЙ, ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА — ЯПОНИЯ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.005 сек.)