Девочка из фильмов Тарантино. Водолей, с которым ничего не случится.

Водолей, с которым ничего не случится.

***

Первый раз за свою не то, чтобы слишком долгую, но вполне насыщенную жизнь, Локи видел весну.
Он родился Асгардским летом, и в вечном лете жил. На зиму он успел насмотреться и еле ноги унес. Осень Локи откровенно не понравилась, несмотря на ее красоту – слишком уж она запомнилась ему страхом и беспомощной тревогой, сквозящей через голые ветки и рябиновые красные ягоды.
Однако весну Локи видел впервые и был ей совершенно очарован.

Все яблони цвели, все до одной, поэтому Асгард плавал в бело-розовом, душистом облаке лепестков, из которых величаво выступали золотые, ослепительные крыши. Изредка в этом ароматной кремовой пене встречались зеленые островки рябины, которая еще не цвела, и многоцветные, сочные мазки клумб. Локи шатался по Асгарду, как заблудившийся ребенок. Наматывал бесцельно круги и останавливался только тогда, когда ноги начинали гудеть. Локи так привык к серому небу и синему льду, что все не мог насмотреться на золото крыш и обильную зелень. Иногда он даже вскакивал среди ночи, после тягостных, тревожных снов о холодных камнях и замерзших степях до горизонта. Воздух был жаркий и спертый от ароматов цветов, но Локи все равно выходил на балкон, закутавшись в халат, и долго смотрел на ночной город: на черных в темноте полотнах водопадов рябила лунная дорожка, медовым светом манили фонари на аллеях, и где-то далеко звучала музыка и песни.
Как будто не было войны.
Собственно, Локи знал, что самого города война не коснулась, так, оставила пару ран в опустевших домах, в осиротевших детских кроватках. Могло быть и хуже.
Битва была далеко за городом, на подходе к Бивресте, и там, как Локи уже знал, земля до сих пор не оправилась, весна туда не пришла.

Локи специально прокатился, чтобы посмотреть на выжженное пепелище, на огромные, отвратительно хрустящие кляксы – тут стояли лагерем ледяные великаны, которых он купил своим телом. Тут они погибали в бою, живым щитом обороняя Асгард. А там, где земля промерзла на ярд вниз, они умирали, истекая голубой, масляной кровью.
Над этим полем боя не летали птицы, и хищники не заходили туда, чтобы полакомиться. Собственно, кроме толстого, по щиколотку слоя пепла, лакомиться там было нечем. Локи побродил по краю, не рискуя заходить вглубь, и ушел.

Через два месяца после возвращения домой Локи понял, что с ним что-то не то, а через четыре – он уже явно знал, что унес из Йотунхейма больше, чем собирался.
Сначала это были только смутные подозрения – по утрам Локи начало подташнивать, особенно после ночного сытного пира. Локи списал это на то, что за полгода он привык к солонине и чертовым корешкам. Но вскоре его тошнило не только от уток, тушеных с крупными картофелинами, и запеченного целиком кабана с яблоками, но даже от невинного молочного супа. К тошноте добавилась необычная сонливость – Локи в жизни не спал столько, чтобы и ночью, и после обеда, и даже вечерком, за час до пира лечь подремать.
Локи дураком не был, и врать себе было бы не только бессмысленно, но и вредно. Он долго стоят перед большим зеркалом, крутился то туда, то сюда, однако так и не обнаружил ни малейшего признака живота. У него не могло быть никакого живота, потому что и вынашивать ему было нечем, однако когда он жадно запивал клипфикс перебродившим молоком, ловя на себе подозрительные взгляды матери, Локи уже усомнился в том, что видели его глаза. Наверное, была какая-нибудь маленькая выпуклость, а он не заметил.
Локи на всякий случай оставил чашку с молоком подальше и в упор уставился на Фригг.

Когда он только вернулся, ему показалось, что только мать ждала его домой, тоскливо и неустанно. Потом, конечно, когда отец снова начал хлопать его по плечам и усаживать рядом с собой, и Бальдур бегал к нему каждую минуту, рассказать о своих приключениях, неприятное чувство пропало.
И все же, когда замерзший Локи стоял перед лицом всего своего семейства, он остро и болезненно ощутил, что его не ждали. Им расплатились и забыли про него, лишь изредка вспоминая, что когда-нибудь Локи вернется. А может и не вернется, как знать.
Только мать приходила в его опустевшие покои и подолгу держала его подушку в руках – Локи это точно знал, он чувствовал запах ее цветочных духов, впитавшийся в ткань.

Конечно, Локи не собирался ни рыдать, ни жалеть о этом, ему было совершенно некогда предаваться рефлексии, однако иногда ночью, когда он не мог сразу заснуть и мучился от тошноты, он думал о том, что сказал ему Тор. Тот самый Тор, который совершенно не знал его семью, и никогда не был в Асгарде, но сразу угадал, что ждет Локи по возвращению. И не просто угадал – он это знал, и это было обидно. Даже примитивный ледяной великан, шаман с пуговицами в косичках, знал то, чего никогда не понимал Локи.
Для Бальдура поставили третье кресло в тронном зале, Бальдуру вышили золотом плащ, и из того, что младший брат ему рассказывал взахлеб о своих новых уроках, Локи понимал – Бальдура готовят к правлению. Его тоже готовили, точно так же натаскивали на дипломатию, однако для Локи это было в норме вещей – он был наследным принцем по праву рождения. Но он-то еще был жив, и не собирался отказывать от трона, а младшего готовили так, словно никакого Локи уже и не было.
Естественно, воспитание не позволило Локи спросить прямо, он ходил кругами, посматривая на занятия Бальдура, на отца, который широко улыбался, но отводил взгляд, и на мать, которая как раз каждый раз глядела на него в упор, но молчала, сжимая тонкие губы.

Вот и сейчас она смотрела на него с непонятным интересом, и что-то в ее светлых голубых глазах было такое, что Локи устыдился и потупился. Живот у него забурчал, с трудом справляясь с той мешаниной еды, которой Локи напихался. Локи поглядел по сторонам, убедился, что все достаточно упились, схватил утиную ножку, и быстро выбрался из-за стола. Утиный жир быстро остывал на подбородке, но Локи не старался есть опрятно. Он снова был голоден – и это был третий признак, по которому он обреченно определил свое состояние. Голод мучал его практически все время, сосал под ложечкой, а Локи, наверное, мог за один присест уговорить крупную дичь или даже маленького поросенка, и все равно вскоре он снова хотел есть.
Однако ножка была сочная, большая, поэтому Локи обглодал ее, с хрустом расправляясь с маленькими косточками, отбросил гладкую, обсосанную ножку собакам, которые крутились под ногами, и зашел в свои покои, небрежно толкнув дверь.
На столе не оказалось ни одной салфетки, Локи покрутился и готов был утереть лицо одной из рубашек, как за его спиной кто-то тихо сказал:
- Возьми.
Локи охнул и всплеснул руками от неожиданности, повернулся всем телом и попятился, увидев у двери мать, протягивающую ему салфетку.

- Возьми, дорогой, - предложила она, едва заметно улыбаясь.
Локи кивнул, сжал теплый, пахнущий цветами лен и утер лицо и руки.
- Мама? – спросил он, догадываясь, что мать пришла вовсе не для того, чтобы заставить его вымыть уши, как в детстве.
- Локи, ты понес, правда? – спросил Фригг, заглядывая ему в глаза.

Конечно, это была правда, но это была очень робкая правда, которую Локи озвучил только сам себе, и то мысленно. Он был совершенно не готов к тому, что это прозвучит вслух, да еще и от матери.
- Разумеется, нет! – громко воскликнул он, размахивая руками. – О чем ты, мама! Я же мужчина, как же я могу…
- Я слышу, как стучит его сердце, - спокойно возразила Фригг, приложив ладонь к животу Локи, затянутому в стеганый жилет.
Локи поперхнулся, открыл рот, чтобы возразить, соврать что-нибудь, однако коварная утка настойчиво полезла обратно, поэтому Локи промычал что-то и кинулся к ночному горшку, куда вернул весь свой ужин, и даже часть обеда, судя по вареному и не до конца переваренному лососю. Локи сел, кашлянул и утер лицо совершенно мятой салфеткой, которую все еще сжимал в кулаке.
- Подними руки, дорогой, - спокойно сказала Фригг, а когда обессиленный и послушный Локи задрал руки, Фригг стащила с него жилет. – Вот, теперь тебе должно стать легче.

Локи в самом деле задышал свободнее, заполз на кровать и свернулся там, обхватив подушку, как змея обхватывает теплый камень.
- Мне так стыдно, - простонал он, спрятав лицо.
- Ничего страшного, - отозвалась Фригг, подпихнув кончиком туфли горшок под кровать. – С теми, кто в тягости, такое частенько бывает.
- Да нет же, - заскулил Локи, почувствовал, что мать села рядом, и схватился за ее платье, - мне вообще… вот за это стыдно! Как же так!
- Ох, Локи, - покачала головой Фригг, поглаживая его по волосам.
Они немного помолчали, а потом, когда Локи почти успокоился, она вдруг спросила:
- Это было насилие?
-… Нет, - сказал Локи после звенящей паузы. – Как посмотреть. Вообще, да. Наверное, да. Хотя я сам виноват. Так что, может, и нет. Сложно сказать. Я не знаю. Могло быть хуже. Надо было сопротивляться сильней…
- Не тарахти, - поморщившись, сказала Фригг. – Теперь уже, в общем-то, какая разница.

URL

· Поделиться

В 01:08

Дата добавления: 2015-07-25