Искусство ближнего боя

Нет ничего изнурительнее бесконечного ожидания. В Ордене его научили не ждать, а выжидать, спрессовывать вязкое время в пружинную готовность к прыжку. Каждое утро, проснувшись, но еще не открывая глаз он представлял себе большую кошку, уже вцепившуюся глазами в жертву и перебирающую лапами, где под мягкими подушечками уже проклюнулись, рвутся наружу острые жала когтей. Она нервно вздрагивает кончиком хвоста и сладострастно щурится, она еще играет, позволяя себе насладиться ожиданием… Через некоторое время в теле появлялась эта кошачья гибкая сила и готовность выжидать до бесконечности.

Максимов до хруста потянулся всем телом, расслабил мышцы и закрыл глаза. Он зацепил ногами ножки стула, откинулся на спинку, передние ножки оторвались от пола. Поймав баланс, стал медленно раскачиваться взад-вперед. Упражнение совсем не трудное, но требует предельного расслабления мышц и моментальной, но до поры загнанной внутрь готовности сжаться в комок. Он проделывал это упражнение по несколько раз в день, иначе можно было свихнуться от скуки.

О существовании «Информационного отдела», где они с Журавлевым числились единственными сотрудниками, в фирме «Рус-Ин» не знал никто. В центральном офисе, находящемся на каком-то режимном объекте, они не были ни разу. Им арендовали тупичок в густо заселенным разномастными фирмочками старом доме недалеко от Белорусского вокзала.

До рыночных времен здесь обретался мало кому известный НИИ. В наследство от него остался витраж с ликом вождя революции. Каждый поднявшийся по полустертой лестнице на второй этаж невольно сбивался с шага, уткнувшись взглядом в до боли знакомый образ, выплывающий из багрово-красного свечения. Кое-где цветные стекляшки осыпались, и сквозь прорехи били острые лучики, казалось, что кто-то с пьяных глаз продырявил вождя из крупнокалиберного пулемета.

Дальше картина запустения и разрухи, оставленная ветром перемен, выгнавшим серый, нищий народец на улицу, становилась еще печальнее. Коридоры были превращены в сплошной лабиринт фанерных перегородок, пустых сейфов, шкафов с перекошенными дверками. Мутные лампочки кое-как освещали пыльные рукотворные лабиринты, и в коридоре то и дело раздавался женский вскрик или тихий мужицкий мат — кто-то, не рассчитав, на полном ходу врезался в неожиданно возникший из сумрака стол или штабель пыльных папок.

Порядок наводить было некому, не было у дома хозяина. Скорее всего он был, ведь шли же кому-то деньги за аренду. Но фирмы-однодневки, в большинстве своем населявшие осиротелый храм советской науки, на неудобства не жаловались. Делали свое дело и тихо исчезали. Освободившиеся комнаты, за которые в НИИ когда-то стенка на стенку ходили завлабы и плелись византийские интриги, легко и без проблем доставались новым постояльцам. Деньги не порождают проблем, они их решают.

«Крысятник», как прозвали Максимов с Журавлевым это место, давал возможность приходить и уходить абсолютно незаметно. Дед-вахтер, оставшийся с ниишных времен, с тех самых пор не просыхал и спал на табурете у входной двери. Другой охраны не было. Бизнесмены проблемы безопасности решали сами, во всяком случае, неопознанных трупов в темных закоулках еще ни разу не находили. Коридоры напоминали проходной двор, по ним блуждали неизвестные личности самой разнообразной наружности и спрашивали дорогу.

Опера, приходившие к Журавлеву, дорогу знали. Он занимал две смежные комнаты. Дверь, в которую входили, Максимов из своего кабинетика видеть не мог. Но если кто-то приходил, Журавлев запирал вторую дверь на ключ. Это был сигнал для Максимова, сидевшего напротив и держащего эту дверь под постоянным контролем. Когда встреча заканчивалась, Журавлев запирал за ушедшим первую дверь, а вторую открывал. Тогда можно было расслабиться и ждать очередного визитера. Судя по напряженности встреч, Журавлев операм спать не давал и копал под банк весьма серьезно.

А Максимов демонстрировал откровенную скуку. Способов демонстрации было всего два: делать вид, что читаешь детектив, и вяло пикироваться с закрепленной за их отделом секретаршей Леной. Из двух зол Максимов выбирал меньшее и большую часть времени проводил в кабинете, бросив на стол раскрытую книжку в ярком переплете.

Лена была беспросветно глупа и любую фразу Максимова воспринимала, как предложение пройти в близлежащее укромное место, на худой конец, закрыться на полчаса в кабинете Максимова. Кроме личной интимной жизни ее ничего не волновало. За все время она не задала ни единого вопроса. А могла бы спросить, на кой черт нужно по два раза перепечатывать ту галиматью, что для маскировки подсовывал ей Журавлев, хотя сам вечно барабанит на ноутбуке, закрывшись в кабинете. Или почему его заму, Максимову, не положено телефона. Если она и считала себя лицом офиса, то вряд ли догадывалась, что служит лишь маской.

Максимов подался вперед, и ножки стула громко ударились о пол.

«Думай, Макс! Пока есть время — думай!» — приказал он себе.

Он вспомнил сформулированное с армейской прямотой правило. Его автора, своего первого начальника разведотдела подполковника Сербина, Максимов вспоминал с доброй улыбкой. Крут был мужик, такой по колено в крови стоять будет, а голову не потеряет, в секунду родит очередное правило выживания, обязательно убийственное по своей простоте и цинизму. Армейская среда, соловеющая от монотонности и бестолковости жизни, привечает подобных любителей родной словесности и борцов за правду-матку. С ними как-то веселее, а в трудную минуту нет беспощадней бойца и надежнее друга.

«Запомни, щегол, — сказал он как-то раз еще молодому лейтенанту, командиру третьей группы глубинной разведки Максимову. — Разведка бывает силовая и лобовая. — Он постучал себя кулаком но крутому лбу. — Трясти задницей по лесам и подрывать вместе с собой объекты даже Бобик сможет. Если ему к хвосту гранату присобачить. Научись работать головой, сынок. И тебе цены не будет. Для тупых, но исполнительных эвакуация не положена. А за умницу, способного добывать ценные сведения, я такую операцию спасения закачу, чертям тошно станет! Работай головой, волчонок, приучи себя думать постоянно! Только так можно выжить. Только тогда ты станешь не пушечным мясом, а ценным кадром. А таких любят и берегут».

Максимов подошел к окну, присел на широкий подоконник. Под шум дождя думалось легче.

«Сегодня особенный день. Сегодня Кротова выпустили из норы. Почему? Журавлеву помочь. Крот у нас дока в финансах, а Журавлев — ноль. Значит, встречаются с финансистом или по денежным делам. Вывод? — Максимов вздохнул. — Выходят на финишную прямую. Подкоп под банк Журавлев закончил, скоро заложат фугас — и ба-бах! Руководители побегут на раздачу орденов, а похоронная команда подберет трупы. И твой в том числе. И это будет справедливо, потому что ты еще ни разу не попытался сыграть свою игру. Все ждешь, блин! А операция гиблая, с самого начала же чувствовал».

Он действительно первый раз в жизни участвовал в операции, в которой основные исполнители знали друг друга в лицо, более того, как котята, сидели в одном лукошке. Вывод был прост: руководитель операции имел другой источник сил и средств, а их компания выполняла всю черновую работу с единственной целью — намотать на себя побольше концов, чтобы было легче отрубить. Одним ударом.

«Но не дураки же! Журавлев хоть и прыгает, как старый полковой конь, услышавший оркестр, в рa6oте забылся, даже лицо помолодело, но не совсем мозги слиплись, должен понимать, что под топором веселится! Кротову ничего объяснять не надо. Этот затаился еще лучше меня. Вывод, Макс? Вывод прост: все выжидают. Каждый наметил себе срок и подгадывает его Стало быть, твоя задача — сорвать график. Пусть тот, кто крутит эту операцию, попрыгает на стенку. Полезное упражнение для сбития барской спеси. Да и языки у моих партнеров развязываться начнут. Хватит им в секреты играть».

Под окнами взвизгнули тормоза. Максимов через плечо посмотрел вниз и отложил неприкуренную сигарету.

Из изрядно заезженного «джипа», наверняка не один месяц числящегося в угоне, слишком уж бросовый, бесхозный вид у машины, вылез дубликат Стаса с четвертого этажа. Лица не разглядеть, и если бы Максимов не знал, что Стас сейчас спит в припаркованной на заднем дворе «Волге», то мог бы поклясться, что это Стас или его родной братец. Он так же держал руки на отлет, словно замерший пингвин и походка была враскорячку, словно страдал обострением геморроя и простатита одновременно.

«Рэкет заказывали? Как нет? Платите за ложный вызов!» — Максимов вспомнил старый анекдот эпохи кооперативного движения и улыбнулся. Но тут же по мышцам ударил слабый заряд. Они сжались, как перед ударом.

Дата добавления: 2015-07-25