О лохах и не‑лохах

После кризиса 2008 года стало ясно, что у этих двоих все‑таки было нечто общее: они предсказали кризис лоховской хрупкости. Их сближало то, что оба были убеждены: миру не миновать мощнейшего кризиса, который по принципу домино разрушит экономическую систему нового времени – разрушит необратимо и до основания, и просто потому, что «они лохи». При этом наши герои придерживались совершенно разных направлений научной мысли.

Жирный Тони считал, что тупицы – администраторы и, самое главное, банкиры – были лохами из лохов (и это в ту пору, когда все считали их гениями). Более того, он полагал, что все вместе они были еще большими лохами, чем по отдельности. У него имелась врожденная способность распознавать лохов до того, как они прогорали. Жирный Тони зарабатывал этим себе на жизнь, проводя дни, как мы видели, в праздности.

Сфера интересов Ниро и Тони совпадала, только Ниро размышлял обо всем этом с позиций интеллектуала. Он был уверен, что систему, основанную на иллюзии понимания вероятности, обязательно постигнет крах.

Делая ставки против хрупкости, они становились антихрупкими.

Тони заработал на кризисе огромные деньжищи, сотню‑другую миллионов долларов – всякие суммы меньше «деньжищ» он именовал «мелочью». Ниро тоже кое‑что заработал, хотя и меньше, чем Тони, но был доволен тем, что выиграл, – как сказано выше, он уже обладал финансовой независимостью и смотрел на добывание денег как на трату времени. Говоря без обиняков, семья Ниро была на пике богатства в 1804 году, так что он не страдал социальной незащищенностью и прочим в этом духе, а социальный статус измерял не деньгами, но одной только эрудицией – в отношении молодых, ну и, возможно, мудростью – в отношении тех, кто постарше. Избыточное богатство, если вы в нем не нуждаетесь, превращается в ярмо. В глазах Ниро ничто не портило человека так, как избыточная утонченность – в одежде, еде, стиле жизни, манерах. Богатство «работало» нелинейно. После какого‑то уровня оно начинало бесконечно усложнять вашу жизнь, заставляя беспокоиться о том, не обманывает ли вас управляющий одним из загородных домов, работающий спустя рукава; подобная тревога умножалась вместе с количеством денег.

Этичность ставок против лохов мы обсудим в Книге VII, но в целом здесь существует два подхода. Ниро считал, что сначала нужно сообщить людям, что они лохи, а Тони был против того, чтобы кого‑то о чем‑то предупреждать. «Тебя высмеют, – говорил он. – Слова для слабаков». В системе, которая базируется на вербальных предупреждениях, преобладают не любящие рисковать пустомели. Они не станут уважать вас и ваши идеи, пока вы не отберете у них деньги.

Более того, Жирный Тони настаивал на том, чтобы Ниро из ритуальных соображений смотрел на физическое воплощение добычи, например на выписку с банковского счета, которая не имеет ничего общего ни с реальной стоимостью, ни с покупательной способностью: это всего лишь символ. Тони понимал, почему Юлий Цезарь решил, несмотря на издержки, привезти лидера галльского восстания Верцингеторига в Рим, заковать его в цепи и водить по улицам, чтобы римляне смогли увидеть победу во плоти.

Вот еще одно явление, о котором следует задуматься тому, кто предпочитает не говорить, а действовать: вредная для здоровья зависимость от признания посторонних. Люди жестоки и нечестны в том, как они распределяют признание, и лучше всего тут оставаться вне игры. Будьте неуязвимы и безразличны к тому, как оценивают вас другие. Ниро однажды подружился с ученым в статусе легенды, выдающимся деятелем науки, которого он безмерно уважал. Хотя этот человек был настолько известен, насколько вообще можно быть известным в его области (с точки зрения посторонних), он тратил много времени на то, чтобы понять, каким статусом он обладает на этой неделе в научном сообществе. Он гневался на авторов, которые осмелились его не цитировать, или на какой‑нибудь комитет, вручивший медаль, которой у этого ученого не было, кому‑то, кого он считал второсортным специалистом, – этому, понимаете ли, самозванцу!

Ниро понял, что шишки‑которые‑зависят‑от‑слов, как бы они ни были довольны своей работой, лишены присущего Тони спокойствия; они оставались хрупкими в отношении эмоционального сбора комплиментов, которых кому‑то дали, а им не дали, и почестей, украденных у них кем‑то с более низким уровнем интеллекта. Ниро обещал самому себе избегать всего этого при помощи небольшого ритуала – в случае, если у него возникнет искушение стать шишкой. Добыча Ниро от того, что он назвал «пари Жирного Тони», за вычетом стоимости нового автомобиля («мини») и новых часов Swatch за 60 долларов, оказалась головокружительно огромной суммой. Ниро вложил ее в портфель ценных бумаг; ежемесячные выписки с банковских счетов приходили в том числе с адреса в Нью‑Джерси, а также с трех зарубежных адресов. Опять же, важна была не сумма, важна была осязаемость действия: если бы Ниро заработал в десять, даже в сто раз меньше, его отношение к происходящему не изменилось бы. Он лечил себя от игры в признание, открывая конверт с выпиской, а затем возвращался к привычным занятиям и забывал о существовании жестоких и нечестных болтунов.

Впрочем, если следовать этическому принципу до конца, Ниро должен был ощущать такую же гордость (и удовлетворение), если бы выписки сообщали не о доходах, а о потерях. Благородство человека измеряется риском, на который он идет, отстаивая собственные суждения, – иными словами, потенциальными убытками. Короче, Ниро верил в эрудицию, эстетику и принятие риска, а больше, пожалуй, и ни во что.

Что до денежных средств, Ниро, чтобы избежать ловушки благотворительности, следовал правилу Жирного Тони и регулярно делал пожертвования, но не тем, кто прямо выпрашивал подарки. И он никогда, никогда не давал ни пенни благотворительным обществам; исключение он мог сделать для тех из них, работники которых не получают зарплату.

Дата добавления: 2015-07-20