Елена — моя. 17 страница

— Так не пойдет, — спокойно и с расстановкой сказала Елена. — Это дело касается только нас двоих. Ты и так достаточно над ним поиздевался. — Она моргнула и снова чуть не закричала, потому что Дамон слишком быстро оказался совсем рядом с ней. — Я сделаю все, что ты захочешь. Ты слышишь — все. Но только не здесь, под открытым небом, и не в присутствии Мэтта.

«Ну давай же, Елена, — думала она. — Ты всегда умела вести себя как девушка-вамп. Ты могла вести себя так с любым парнем — неужели ты разучилась делать это только потому, что перед тобой настоящий вампир?»

— Увези меня куда-нибудь, — сказала она мягко, сплетя пальцы своей руки с пальцами его свободной руки, — но только в «феррари». Я не хочу ехать в своей машине. Увези меня в «феррари».

Дамон подошел к «феррари», открыл багажник и заглянул в него. Потом посмотрел на Мэтта. Было очевидно, что высокий и крепкий парень не поместится в багажник... По крайней мере с обеими руками и ногами.

— Даже не думай, — сказала Елена. — Положи его в «ягуар» и оставь ключи в машине, и он будет в безопасности — закрой его внутри. — Елена от всей души молила Бога, чтобы то, что она сказала, было правдой.

Секунду Дамон ничего не отвечал, а потом поднял голову и улыбнулся такой лучезарной улыбкой, что Елена прекрасно увидела ее и в темноте.

— Ладно, — сказал он и бросил Мэтта на землю. — Но если ты попытаешься сбежать, пока я двигаю машины, я его перееду.

«Эх Дамон, Дамон, неужели ты так никогда и не поймешь? Люди не поступают так со своими друзьями», — думала Елена, пока Дамон отгонял «феррари», потом подгонял на поляну «ягуар» и укладывал туда Мэтта.

— Так, — тихо и кротко сказала она. Она боялась смотреть на Дамона. — Теперь скажи, чего ты хочешь.

Дамон изогнулся в чрезвычайно галантном поклоне, одновременно показав на «феррари». Елена не знала, что случится, когда они сядут в машину. Если бы Дамон был обычным насильником... если бы ей не надо было думать о Мэтте... если бы она не боялась леса еще больше, чем Дамона...

После секундного колебания она села в машину Дамона.

Оказавшись в машине, Елена вытащила из джинсов сорочку, чтобы не было заметно, что она не пристегнула ремень безопасности. Она сомневалась, что Дамон вообще когда-нибудь пристегивался, блокировал двери и так далее. Все эти предосторожности были не для него. А теперь она молилась, чтобы он отвлекся на другое.

— Серьезно, куда мы едем, Дамон? — спросила она, когда он залез в машину.

— Для начала давай-ка разок на дорожку, — сказал Дамон делано игривым тоном.

Елена ожидала чего-то в этом роде. Она безропотно сидела, пока Дамон взял ее за подбородок чуть подрагивающими пальцами и вздернул ей голову. Она закрыла глаза, когда почувствовала, как ее кожу прокусывают два острых клыка, похожих на зубы змеи. Она не открывала их, когда движения его губ у ее кровоточащей плоти участились, и он стал жадно пить. Идея Дамона — «разок на дорожку» — была именно тем, чего стоило ожидать: она подвергала опасности их обоих. Но, лишь когда Елена почувствовала, что может потерять сознание, она толкнула его рукой в плечо.

Дамон продержал ее еще несколько мучительных секунд — просто чтобы показать, кто хозяин положения, а потом отпустил. Он жадно облизывал губы, а его глаза в буквальном смысле слова сияли так, что это было видно сквозь рей-бэны.

— Великолепно, — сказал он. — Невероятно. Почему ты...

«Давай. Скажи мне, что я как бутылка эксклюзивного виски, — подумала она. — Это прямой путь к моему сердцу».

— Теперь мы можем поехать? — строго спросила она и добавила — так, словно только что вспомнила об особенностях водительского стиля Дамона: — Будь осторожен, на дороге много резких поворотов.

Эти слова произвели именно тот эффект, на который она рассчитывала. Дамон нажал на газ, и они на бешеной скорости рванули с поляны. Машина бешено петляла по изгибам Старого леса — Елена никогда не ездила по нему с такой скоростью, и никто не решался вести автомобиль так быстро, когда она сидела на пассажирском сиденье.

И все равно это была ее дорога. Она играла здесь с самого детства. Внутри периметра Старого леса жиля всего одна семья, но дорожка, ведущая к их дому, была справа от дороги — с ее стороны — и она приготовилась. Сейчас он резко повернет налево; у следующего поворота — дорожка, ведущая к дому Дунстанов — а значит, на втором повороте она и выпрыгнет из машины.

Вдоль дороги, ведущей через Старый лес, разумеется, не было никаких тротуаров, но в этом месте по ее; краям тянулись густые заросли рододендронов и других кустов. Ей оставалось одно — молиться. Молиться, чтобы при падении она не свернула себе шею. Молиться, чтобы она не сломала руку или ногу до того, как пре­одолеет несколько ярдов до дорожки, ведущей к дому Дунстанов. Молиться, чтобы Дунстаны оказались дома, когда она начнет барабанить в их дверь, и молиться, чтобы они послушались ее, когда она скажет им не пускать в дом вампира у нее за спиной.

Вот он, поворот. Она не знала, почему существо в облике Дамона не может читать ее мысли, но оно явно этого не делало. Дамон ничего не говорил, а единственная мера предосторожности, которую он предпринимал, чтобы она не выпрыгнула, была высокая скорость.

Она понимала: ей будет больно. Но в любой боли самое худшее — это страх перед болью, а Елена не боялась ничего.

Когда Дамон проехал поворот, Елена потянула на себя ручку и изо всех сил ударила дверь обеими руками и ногами. Дверь распахнулась, попав под действие центробежной силы — как и ноги Елены.

От одного только удара ногами она наполовину вылетела из машины. Дамон попытался поймать ее, но в руках у него остался лишь клок ее волос. В первую секунду ей показалось, что он все равно затащит ее обратно, несмотря на то что ему не удалось ее схватить. Она два раза перевернулась в воздухе в двух футах над землей, пытаясь ухватиться за листья, ветки, кусты — за что угодно, лишь бы замедлить скорость падения. В этом месте встретились магия и физика; она все-таки сумела это сделать, не переставая плыть на Силе Дамона, хотя и оказалась намного дальше от дома Дунстанов, чем ей хотелось.

А потом Елена ударилась о землю, и ее тело подбросило от толчка. Она изо всех сил попыталась развернуться, чтобы удар пришелся на задницу или плечо, но что-то пошло не так, и она ударилась о землю левой пяткой — Господи! — пятка за что-то зацепилась, тело Елены развернулось, и она врезалась коленом в бетон — Господи! Господи! — снова подскочила в воздух и упала на левую руку с такой силой, что та едва не вошла в плечо.

Уже после первого толчка в ее легких не осталось воздуха, а при втором и третьем ей пришлось со свистом втянуть его.

Мир вокруг нее вертелся и кружился, но один знак невозможно было пропустить — необычно большая ель, которую она, вылетев из машины, заметила в десяти фугах позади. По щекам Елены непроизвольно обильно текли слезы, когда она рванула ветки куста, в котором запуталась ее лодыжка, — и это тоже было неплохо. Всего несколько слезинок затуманили бы ее зрение, заставив испугаться — как это произошло во время двух последних взрывов боли, — что она потеряет сознание. Но она выбралась из машины, она была на дороге, ее глаза были чисто промыты, она видела и ель, и полоску заката прямо перед собой, и она была в полном сознании. А это означало, что, если она пойдет в сторону заката, забирая на сорок пять градусов правее, то не промахнется мимо дома Дунстанов, — дорожка, дом, амбар, поле — все опознавательные знаки окажутся в ее распоряжении, после того как она пройдет по лесу шагов двадцать пять.

Едва перестав катиться, она ухватилась за куст и поднялась на ноги, вытряхивая последние стебельки, запутавшиеся в волосах. В сознании моментально всплыли все расчеты, когда она повернулась, увидела полосу примятой травы и кровь на дороге.

Ничего не понимая, она посмотрела на свои ободранные ладони — от них не могло остаться такой большой кровавой полосы. Дело было, конечно, не в них. У нее было ободрано одно колено — точнее сказать, с него была начисто содрана кожа — прямо через джинсы — с голенью тоже было что-то не то; там было не так много крови, но она мучительно болела, хотя Елена еще даже не пробовала ею шевелить. Обе руки были серьезно ободраны.

Разбираться, не случилось ли чего-нибудь с плечом, было некогда. Впереди послышался визгливый звук тормозов. Господи, он останавливается. А я должна бежать, и пусть боль и страх подгоняют меня. Я использую и их.

Она приказала ногам мчаться в лес. Правая нога попуталась, а вот левая... Едва Елена разогнула ее и подавила на землю, перед глазами у нее словно засверкали бенгальские огни. Еленино внимание было обострено — даже падая, она успела заметить эту палку. Девушка пару раз перекатилась по земле — еще несколько огненных вспышек боли в голове — и дотянулась до нее. Ее словно Гид на заказ сделали так, чтобы из нее получился костыль — по длине она доставала ей до подмышки, один конец острый, второй — тупой. Она оперлась на нее левой рукой и усилием воли заставила себя подняться из грязи, в которой лежала: отталкиваясь от земли правой ногой и поддерживая себя костылем, она могла передвигаться, практически не касаясь земли левой ногой.

Падая, она снова развернулась, и ей пришлось снова поворачивать направо, но она все видела — и последние лучи закатного солнца, и дорогу за спиной. Теперь под углом в сорок пять градусов правее линии заката, подумала она. Повезло, что пострадала именно правая рука — под мышкой левой руки можно было держать костыль. По-прежнему не медля ни мгновения, не давая Дамону ни одной лишней миллисекунды, она отправилась в выбранном направлении в лес.

В Старый лес.

Очнувшись, Дамон обнаружил, что сражается с рулем своего «феррари». Он ехал по узкой дороге, двигаясь прямо по направлению к линии великолепного заката, а дверь у пассажирского сиденья была открыта.

Лишь благодаря сочетанию практически моментальной реакции и идеально отлаженной системы автомобиля он сумел не съехать в одну из широких грязных канав по обе стороны однополосной дороги. Ему это удалось, и теперь закат был у него за спиной, он смотрел на длинные тени на дороге и пытался понять, что, черт побери, с ним произошло.

Он что, заснул за рулем? А дверь — почему она открыта?

А потом что-то случилось. Тонкая как паутинка, длинная ниточка, слегка покачиваясь, засветилась в красных лучах закатного солнца. Она свисала из окошка у пассажирского сиденья — стекло было поднято, крыша опущена.

Он не стал уводить машину на обочину, остановился прямо посреди дороги и обошел машину, чтобы взглянуть на этот волос.

Когда он взял его пальцами и подержал на свету, волос стал белым. Но в тени от леса он показал свой испитый цвет — золотой.

Елена.

Едва осознав это, он вернулся в машину и дал задний ход. Что-то выхватило из его машины Елену, да так, что на поверхности автомобиля не осталось ни одной царапины. Как это возможно?

И как ему удалось уговорить Елену прокатиться с ним? И почему он ничего не помнит? На них кто-то напал?..

Но пока он ехал задним ходом, знаки с правой стороны от дороги рассказали ему всю историю. Елена чего-то так испугалась, что выпрыгнула из машины — или ее что-то вытащило. И Дамой, который уже чувствовал себя так, будто от кожи у него идет пар, знал, что во всем лесу есть, только два существа, которые могут быть в этом виноваты.

Он выслал сигнал-разведчик, обычные круги, которые должны бы быть незаметны, и чуть не потерял управление машиной еще раз.

Merda! Сила вылетела в виде убийственного сферического залпа, и с неба стали падать птицы. Удар Силы прорезал Старый лес, пересек окружавший его Феллс-Черч и устремился дальше, пока не затух в нескольких сотнях миль от Дамона.

Сила! Нет, Дамон был не вампиром, он был живым воплощением смерти. У него возникла смутная мысль — остановиться у обочины и подождать, пока он придет в себя. Откуда взялось столько Силы?

Стефан на его месте остановился бы, стал бы думать, беспокоиться. Дамон всего лишь кровожадно улыбнулся, нажал на газ и разослал тысячи залпов Силы, которые ливнем полились с неба, и каждый был предназначен для того, чтобы поймать существо, похожее на лисицу, которое бегает или прячется в Старом лесу.

На это ушла десятая доля секунды. Здесь. За этим кустом — кажется, он называется воронец; в общем, какое-то сложное название. И Шиничи знал, что Дамон идет за ним.

Отлично. Дамой направил волну Силы прямо на лиса и поймал его в кеккаи — своего рода невидимый силок, который Дамой медленно и тщательно сжал вокруг брыкающегося животного. При помощи кеккаи он поднял лисицу в воздух и шмякнул оземь. После двух-трех раз Шиничи решил не сопротивляться и притворился мертвым. Дамон ничего не имел против. Он вообще предпочел бы видеть Шиничи именно мертвым. На самом деле, а не притворно.

Наконец он остановил «феррари» между двумя деревьями и побежал к кусту, где Шиничи уже пытался справиться с петлей, чтобы принять человеческий облик.

Прищурившись и скрестив руки на груди, Дамон некоторое время наблюдал за его усилиями. Потом он чуть-чуть ослабил петлю, чтобы Шиничи мог превратиться.

Как только Шиничи предстал перед ним в облике человека, его горло схватили пальцы Дамона.

— Где Елена, kono bakayarou? — Если ты вампир, то за свою жизнь ты успеваешь выучить много разных ругательств.

Дамон предпочитал оскорблять жертву на ее родном языке. Он назвал Шиничи всеми известными ему бранными словами, потому что тот вырывался и телепатически вызывал свою сестру. Дамон мог много чего сказать об этом по-итальянски; в Италии прятаться за спиной младшей сестры-двойняшки считалось... скажем так, ситуация давала большой простор для творчества.

Он почувствовал приближение другого существа, похожего на лису, — и понял, что Macao намеревается его прикончить. Она была в своем подлинном обличье — обличье китсунэ: точь-в-точь как тот рыжий зверь, которого он пытался переехать по дороге к Дамарис. Да, лисица, только с... два, три — всего шестью хвостами. Лишние хвосты в обычном состоянии невидимы, догадался он, аккуратно захватив ее в такой же кеккаи. Но сейчас она была готова продемонстрировать их, готова пустить в ход всю свою силу, чтобы спасти брата.

Дамон удовлетворился тем, что сдержал ее; пока она тщетно пыталась вырваться, он сказал, обращаясь к Шиничи:

— Твоя маленькая сестра дерется лучше тебя,bakayarou. А теперь приведи мне Елену.

Шиничи внезапно сменил облик и прыгнул, метя Дамону в горло, оскалив пасть и обнажив острые белые зубы. Оба противника были слишком взвинчены, в обоих слишком сильно бушевал тестостерон — а в Дамоне еще и новообретенная Сила, — чтобы дело могло обойтись без драки.

Дамон почувствовал, что зубы лиса все-таки царапнули его горло перед тем, как он снова сжал его шею пальцами. На этот раз Шиничи показал свои хвосты — его был настоящий веер, и Дамон не стал считать, сколько их там, а просто наступил на этот веер ногой, дернув вверх тело противника. Мисао, видевшая это, завизжала от муки и злости. Шиничи бился и извивался, не отрывая золотых глаз от Дамона. Еще минута — и его позвоночник хрустнет.

— И я получу от этого удовольствие, — нежно сказал Дамон. — Потому что не сомневаюсь, что Мисао знает все, что знаешь ты. Одно обидно — ты не сможешь посмотреть, как умирает она.

Шиничи, вне себя от бешенства, казалось, был готов погибнуть и оставить Мисао на милость Дамона лишь бы не признавать себя побежденным в борьбе. Но вдруг его глаза потемнели, тело обмякло, и в сознании Дамона просочились слабые слова.

—... больно... не могу... думать...

Дамон мрачно посмотрел на него. Стефан на его месте ослабил бы хватку, для того чтобы маленьким бедная лисичка могла подумать. Дамон же сделал короткий рывок, после чего вернул давление на прежний уровень.

— Так лучше? — с сочувствием спросил он. — Милая лисичка может думать?

— Ах ты... ублюдок...

Несмотря на всю свою ярость, Дамон неожиданно вспомнил, ради чего он все это делает.

— Что случилось с Еленой? Ее следы ведут прямо к дереву. Где она — внутри него? Тебе осталось жить несколько секунд. Говори.

— Говори, — эхом отозвался другой голос, и Дамон бросил беглый взгляд на Мисао. Он оставил ее почти без присмотра, и она нашла достаточно сил и свободного места, чтобы принять человеческий облик. Дамон бросил на нее короткий бесстрастный взгляд.

Она была тонкокостной и миниатюрной на вид и казалась обычной японской школьницей, вот только волосы у нее были такими же, как у брата, — черными с красными кончиками. Единственное отличие состояло втом, что у нее кончики были ярче и светлее — они отливали настоящим пурпуром. Пряди челки, упавшие на глаза, пылали, как огонь; алели и кончики шелковистых темных волос, ниспадавших но плечам. Это было поразительно красиво, но вызывало у Дамона только негативные ассоциации. Огонь. Опасность. Предательство.

— Скорее всего, она угодила в ловушку, — выдавил из себя Шиничи.

— В западню? — Дамон нахмурился. — В какую ловушку?

— Я отведу тебя в такое место, где ты сам все увидишь, — уклончиво ответил Шиничи.

— Кажется, миленький лисенок снова научился думать. Только знаешь, что я тебе скажу? Ни черта ты не миленький, — тихо сказал Дамон и бросил китсунэ на землю. Шиничи, мгновенно превратившись в человека, взмыл вверх, но Дамон выставил заслон, дававший лисе и человеческом облике попытку одним ударом кулака снести ему голову. Он легко увернулся и нанес ответный удар, от которого Шиничи отлетел и ударился в дерево с такой силой, что отскочил от него. Потом Дамон поднял с земли обалдевшего китсунэ (глаза у того остекленели), перебросил его через плечо и направился к машине.

— А я? — Мисао пыталась передать эти слова не со злобными, а с плаксивыми интонациями, но получилось у нее не очень убедительно.

— Ты тоже не миленькая, — беспечно сказал Дамон. Ему начинало нравиться обладание сверхсилой. — А если ты хотела спросить, когда я тебя отпущу, ответ такой: когда получу Елену. Целой, невредимой, с руками и ногами.

Он оставил ее ругающейся. Ему хотелось отвезти Шиничи в то место, про которое тот говорил, пока лиса еще не пришла в себя, и пока ей еще было больно.

Елена считала. Один шаг, два — вытащить костыль из травы, три, четыре, пять шагов — действительно, стало намного темнее, шесть, за что-то зацепились волосы — рывок — семь, восемь шагов... черт!. Упавшее дерево. Слишком толстое, чтобы перелезть. Придется обходить. Хорошо. Направо, раз, два, три, ну и длинное же оно — семь шагов. Теперь семь шагов в обратную сторону, потом резкий поворот направо, и идем дальше. Эти шаги не в счет — хотя очень хочется — значит, всего девять. Идем прямо — дерево лежало перпендикулярно — господи, темно, хоть глаз выколи. Будем считать, что это одиннадцать...

...тут она упала. Из-за чего поскользнулся костыль, она не знала, не могла понять. Было слишком темно, чтобы ощупывать землю, рискуя наткнуться на ядовитый плющ. Ей надо было о чем-нибудь думать, думать, чтобы адская боль в левой ноге утихла хотя бы чуть-чуть. Ее правой руке падение тоже не пошло на пользу, ведь она инстинктивно пыталась уцепиться за что-нибудь, чтобы не упасть. Господи, она упала так не удачно! Безумно болел бок.

Но ей надо было идти — идти туда, где цивилизация, потому что только цивилизация могла помочь Мэтту.

Елена, ты должна подняться.

Черт возьми, это я и делаю!

Готово. Она ничего не видела, но очень хорошо представляла себе, в какую именно сторону свалилась. Если я не она ошиблась, значит, она сейчас выйдет на дорогу и снова двинется в путь.

Двенадцать, тринадцать — она продолжала считать, продолжала разговаривать сама с собой. Когда она добралась до двадцати, ее охватило радостное облегчение. Вот-вот она выйдет на дорожку, ведущую к дому.

Теперь она может оказаться там в любую минуту.

Стояла кромешная темень, но Елена постоянно ощупывала ногой почву, чтобы почувствовать момент, когда она выйдет на дорожку.

Теперь... в любую... минуту...

Досчитав до сорока, Елена поняла, что попала в беду.

На каком этапе она могла ошибиться? Всякий раз, когда какое-нибудь маленькое препятствие вынуждало ее взять чуть вправо, она тут же аккуратно брала чуть влево. А ведь у нее на пути должно было быть много опознавательных знаков — дом, амбар, маленькое поле. Как же она умудрилась заблудиться? Как? Она шла по лесу всего полминуты... она всего на несколько шагов углубилась в Старый лес.

Даже деревья стали другими. Рядом с дорогой, там, откуда она стартовала, преобладали гикори и тюльпановые деревья. Здесь же густо росли белые дубы и красные дубы... И хвойные.

Старые дубы... а земля была устлана листьями и хвоей, отчего ее шаги-прыжки становились абсолютно беззвучными.

Беззвучными... Но ей нужна помощь!

— Миссис Дунстан! Мистер Дунстан! Кристин! Джейк! — Она выкрикивала эти слова в мир, который, казалось, всеми силами старался их приглушить. Она могла разглядеть в темноте кружащиеся клубы чего-то серого — видимо — да нет, точно: это туман.— Миссис Дунста-а-а-ан! Мистер Дунста-а-а-ан! Кри-и-исти-и-ин! Дже-е-е-ейк!

Ей нужна была крыша над головой, ей нужна была помощь. У нее все болело, и сильнее всего — левая нога и правое плечо. Можно представить себе, на кого она сейчас похожа, — вся в грязи и листьях оттого, что падала каждые несколько футов; волосы превратились в швабру, потому что она постоянно цеплялись волосами за деревья; и вся вымазана в крови...

Единственный плюс состоял в том, что она ну совсем не была похожа на Елену Гилберт. У Елены Гилберт были длинные шелковые волосы, либо идеально уложенные, либо в очаровательном беспорядке. Елена Гилберт устанавливала моду в Феллс-Черч, и ее никто ни когда не видел в разодранной комбинации и измазанных грязью джинсах. Они могли принять заблудившуюся путницу за кого угодно, но им и в голову не придет, что это Елена Гилберт.

И вдруг заблудившаяся путница испытала нехорошее чувство. Она всю свою жизнь ходила по этому лесу и никогда ни за что не цеплялась волосами. Нет, разумеется, раньше Елена не плутала в потемках, но она не припоминала, чтобы ей так часто приходилось менять курс, уклоняясь от цепляющихся сучьев и веток.

А сейчас деревья словно бы целенаправленно наклонялись, норовя схватить ее за волосы. В самые неприятные моменты ей приходилось, стоя в неудобной позе, дергать головой, чтобы освободиться, — у нее не получалось стоять прямо и одновременно выдергивать из волос прутья.

И хотя ей было больно, когда она цеплялась волосами, больше всего пугало то, что растения хватают ее за ноги.

Елена росла, играя в этом лесу, и здесь всегда было достаточно свободного места, чтобы гулять, не причиняя себе боли. А теперь... к ней что-то тянулось, волокнистые усики хватали ее за лодыжку в самом болезненном месте. И тогда предстояла другая мука — отрывать пальцами эти толстые, мясистые, колючие корни.

Мне очень страшно, подумала она, наконец-то облекая в слова чувства, которые владели ею с того момента, как она шагнула в темноту Старого леса. Она взмокла от росы и пота, а волосы были такими мокрыми, будто она стояла под проливным дождем. И как же темно! И теперь заработало ее воображение, которое, в отличие от воображения большинства других людей, располагало истинной и неопровержимой информацией. В волосах запуталось что-то вроде лапы вампира. После бесконечной мучительной боли в лодыжке и плече она наконец сумела выдернуть эту «лапу» — и обнаружила очередной изогнутый сучок.

Ничего страшного. Не надо обращать внимания на боль, надо сориентироваться. Вот здесь растет дерево, от которого можно плясать, огромная белая сосна с таким большим дуплом по центру, что сюда могла бы поместиться Бонни. Она стартует от этой сосны и пойдет прямо на запад — небо затягивали тучи, поэтому звезд не было видно, но она чувствовала, что запад должен быть слева. Если она права, то рано или поздно выйдет на дорогу. Если она ошибается, и слева север, рано или поздно она придет к Дунстанам. Если это юг, рано или поздно она выйдет к одному из изгибов дороги. Если, же это восток... что ж, тогда ей придется идти довольно долго, но рано или поздно она выйдет к ручью.

Но сначала Елене надо было собрать всю свою Силу, Силу, которую до этого она, сама не осознавая, использовала, чтобы приглушить боль и придать себе бодрости; ей надо было собрать ее и осветить это место, чтобы проверить, не видна ли отсюда дорога или, лучше того, дом Дунстанов. Силы у нее не больше, чем у любого человека, но зато она умеет правильно ее использовать, подумала она. Елена собрала всю Силу в плотный светлый шар и выпустила этот шар наружу, одновременно поворачиваясь, чтобы успеть оглядеться, пока он не растаял.

Деревья. Деревья. Деревья.

Дуба и гикори, белые сосны и буки. И никакого холмика, куда можно было бы забраться. Во все стороны — одни только деревья, как будто она оказалась в каком-то зловещем заколдованном лесу, из которого невозможно выбраться.

Но она должна выбраться. В какую бы сторону ни пошла Елена, рано или поздно она доберется до людей — даже если она идет на восток. Даже если она идет на восток, она пойдет вдоль ручья, и когда-нибудь он выведет к людям.

Как бы ей хотелось, чтобы у нее был компас.

Как бы ей хотелось, чтобы на небе были звезды.

Елена вся дрожала, и не только от холода. Онабыла изранена и напугана. Но ей следовало об этом забыть. Мередит не стала бы плакать. Мередит не стала бы бояться. Мередит подумала бы и нашла способ выбраться.

Надо найти помощь для Мэтта.

Стиснув зубы в попытке не обращать внимания на боль, Елена пошла вперед. Если бы любая из ее ран была единственной, она переполошилась бы, начав хныкать и переживать по ее поводу. Но, поскольку больных мест было слишком много, боль превратилась в одну чудовищную муку.

Теперь надо быть внимательной. Идти только прямо и не отклоняться в сторону. Смотришь прямо перед собой, видишь следующий ориентир и идешь к нему.

Проблема была в том, что в окружающей темноте почти ничего нельзя было увидеть. Она сумела разглядеть впереди изрезанную кору. Видимо, красный дуб. Отлично, иду к нему. Широкий шаг — ох, как больно — еще один — слезы потекли по щекам — еще один — совсем чуть-чуть — еще один — давай-давай, у тебя получится — еще один. Она вытянула руку и коснулась шершавой коры. Отлично. Теперь смотри прямо перед собой. Ага. Впереди что-то серое, грубое, огромное — наверное, белый дуб. Широкий шаг — зверская боль — еще один — кто-нибудь, на помощь — еще один — ну, сколько еще? — еще один — теперь осталось чуть-чуть — еще один. Все. Она прикоснулась рукой к толстой грубой коре.

Потом она сделала так еще раз.

И еще.

И еще. И еще. И еще.

— Что это? — осведомился Дамон. Когда они вышли из машины, он был вынужден позволить Шиничи показывать дорогу, по держал его внутри кеккаи, как на длинном поводке, и внимательно следил за каждым шагом лиса. Он не верил ему во всем, что касалось... вообще говоря, он ни в чем ему не верил.

— Что за этим заслоном? — спросил он еще раз, более грубо, и сдавил петлю на шее лиса.

— Наша маленькая хижина. Наша с Мисао.

— И там, разумеется, нет никакой ловушки, верно?

— Ну, если ты меня подозреваешь, тем лучше. Я пойду один... — В конце концов Шиничи принял облик получеловека-полулиса: черные волосы по пояс с огненно-рубиновыми кончиками, сзади — один шелковистый хвост того же цвета и два таких же шелковистых чутких уха с багровыми копчиками на макушке.

Дамон оцепил этот облик с эстетической точки зрения, но самое главное — в его распоряжении оказался удобный рычаг. Он ухватил Шиничи за хвост и крутанул его.

— Прекрати это делать!

— Прекращу, когда получу Елену и если ты не затащил меня в ловушку. А если с Еленой что-то случилось я найду того, кто причинил ей вред, и нарежу его ломтями. Считай, что он уже покойник.

— Кто бы это ни был?

— Кто бы это ни был.

Тело Шиничи едва заметно подрагивало.

— Замерз?

—...нет... просто восхищаюсь твоей решимостью. — Еще пара непроизвольных содроганий. Он трясся практически веем телом. Он что, смеется?

— Впрочем, если Елена будет ходатайствовать, я сохраню ему жизнь. Просто сделаю очень больно. — Дамон сильнее крутанул хвост. — Двигай!

Шиничи сделал еще один шаг, и они увидели прелестную деревенскую хижину, к которой вела дорожка, усыпанная гравием; вокруг двери росли вьющиеся растения, свисавшие над нею, как брелоки.

Она была изысканной.

Несмотря на то, что боль усиливалась, в сердце Елены проснулась надежда. Неважно, как сильно она плутала перед этим, — рано или поздно она выберется из леса. Иначе и быть не может. Почва под ногами была твердой — ничего похожего на болото или спуск. Значит, приближается она не к ручью. Она приближается к дороге. Это факт.

Она зафиксировала взгляд на растущем поодаль дереве с мягкой корой. Потом подошла к нему, практически забыв про боль благодаря новообретенному чувству уверенности.

Она прислонилась к массивному, облезлому пепельно-серому дереву. Она отдыхала. И тут что-то встревожило ее. Нога, которую она волочила. Почему она не ударилась ногой о ствол дерева? До этого каждый раз, когда она поворачивалась, чтобы передохнуть, она больно стукалась о деревья. Елена отодвинулась от дерева и, словно зная, что это важно, собрала всю свою Силу и выпустила ее вспышкой белого света.

Дата добавления: 2015-07-25