Д. Миф сотворения 19 страница

Нервная система, особенно цереброспинальная система, конечным выражением которой является сознание, представляет собой органический продукт бессознательного, призванный сохранять равновесие между внешним и внутренним миром. Внутренний мир охватывает область от физических реакций и их модификаций до самых сложных психических реакций. Он не только реагирует на внешние раздражители, не только представляет собой машину раздражителей, как считают материалисты, но является источником спонтанных движений самого разнообразного рода, которые проявляются как побуждения и комплексы, физические и психические тенденции. Все эти внутренние тенденции должны быть опознаны системой сознания и Это, уравновешены и адаптированы к внешнему миру; то есть сознание должно защищать личность человека от диких животных и пожаров, и в то же самое время контролировать все инстинктивные констелляции и доводить их до завершения. Его ответственность и компетенция в такой же мере включает модификацию окружения для производства пищи, как и внутренние модификации, которые адаптируют эгоцентрические тенденции индивида к коллективу. До тех пор, пока система Эго-сознания функционирует нормально, она остается органом, принадлежащим целому, сочетающим в себе исполнительную и управляющую функции.

К самым первым факторам, на которых базируется сознание, относятся боль и дискомфорт. Они являются ''сигналами тревоги", посылаемыми центроверсией, чтобы указать, что равновесие бессознательного нарушено. Эти сигналы первоначально являлись защитными мерами, созданными организмом, хотя путь их развития остается таким же загадочным, как и путь всех других органов и систем. Однако функция сознания Эго состоит не только в том, чтобы принимать эти сигналы тревоги, но и в том, чтобы ассимилировать их. Для этой цели Эго, даже если оно страдает, должно держаться от этих сигналов обособленно, чтобы реагировать на них соответствующим образом. Эго, сохраняя свою отчужденность как центр регистрирующего сознания, является дифференцированным органом, выполняющим функцию контроля в интересах целого, но не тождественно ему.

Первоначально Эго было органом только бессознательного и, побуждаемое и направляемое им, преследовало его цели, независимо от того, были ли эти цели личными и насущными, такими как удовлетворение голода и жажды, или это были цели вида, например те, которые доминируют над Эго в отношении сексуальности. Открытия глубинной психологии представляют массу доказательств того, что система сознания является продуктом бессознательного. Действительно, сильнейшая зависимость этой системы от ее внутренних бессознательных основ представляет собой одно из ключевых открытий современности. По своему значению она соответствует не менее глубокой внешней зависимости индивида от коллектива.

Хотя сознание является продуктом бессознательного, этот продукт — весьма особенный. Все бессознательное содержимое имеет, в виде комплексов, специфическую тенденцию, стремление заявить о себе. Подобно живым организмам, эти комплексы пожирают другие комплексы и обогащают себя их либидо. То, каким образом бессознательное содержимое притягивает к себе все остальное, поглощает его, подчиняет и координирует, образует с ним систему взаимоотношений, где само оно доминирует, мы можем видеть в патологических случаях, в навязчивых или компульсивных идеях, маниях и состояниях одержимости, а также в каждом творческом процессе, где "работа" впитывает и высасывает все постороннее содержимое. Этот же процесс мы встречаем также и в обычной жизни, когда идея — любовь, работа, патриотизм или что-либо еще — выходит на передний план и утверждает себя ценой других. Однобокость, фиксация, исключительность и т. п. -— таковы следствия этой тенденции всех комплексов сделать себя центром.

Однако специфичность комплекса Эго двойственна; в отличие от всех других комплексов, этот имеет склонность организовываться в качестве центра сознания и собирать вокруг себя другое содержимое сознания; и во-вторых, он намного сильнее ориентирован на целостность, чем любой другой комплекс.

Центроверсия настойчиво стремится к тому чтобы Эго не оставалось органом бессознательного, а всё больше становилось представителем целостности. То есть, Эго борется против бессознательной тенденции, которая стремится взять над ним верх, и, вместо того, чтобы позволить овладеть собой, обучается сохранять свою независимость по отношению как к внутреннему, так и к внешнему.

Хотя в царстве природы, чтобы служить воле вида к воспроизводству и изменчивости, индивиды мириадами приносятся в жертву, эта воля Великой Матери все больше вступает в конфликт с Эго-сознанием, которое видит в себе не просто исполнителя коллективной воли, а все больше и больше уникальную индивидуальность, противостоящую коллективной воле.

Все инстинкты и импульсы, все атавизмы и коллективные тенденции могут объединяться c o6pазом великой матери и противостоять Эго. Так как существует большое разнообразие содержания, и количество символов, ассоциирующихся с Великой Матерью, исключительно велико, то образ Великой...Матери приобретает такой беспорядочный набор чёрт, что начинает совпадать с бессознательным как оно символизируется матерями в «Фаусте»

Эго-сознание родившись последним должно бороться за свое положение и надежно защищать от нападений Великой Матери изнутри и Матери Мира снаружи. В конечном счете в итоге в долгой и мучительной борьбе оно должно расширить свою собственную территорию.

С освобождением сознания и ростом напряжения между ним и бессознательным развитие Эго ведет к стадии, в которой Великая Мать уже больше не кажется дружелюбной и доброй, а становится врагом Эго, Ужасной Матерью. Пожирающая сторона уробороса воспринимается как тенденция бессознательного к уничтожению сознания. Это тождественно тому основному факту, что Эго-сознание ради своего собственного существования должно силой вырывать либидо у бессознательного, ибо, если оно не будет делать этого, то его особое достижение обратно погрузится в бессознательное, иными словами будет "проглочено".

Таким образом, само по себе бессознательное не является деструктивным и воспринимается как таковое не целым а только Эго. Это очень важно для дальнейшего развития Эго. Только на ранних стадиях оно ощущает угрозу и чувствует сёбя изгнанником, уверяя, что бессознательное является деструктивным. Позднее, когда личность уже достигнет союза не только с Эго но и с целым, сознание уже не видит такой сильной угрозы для себя, как это было в случае юношеского эго, и Бессознательное теперь обнаруживает аспекты отличные от компонентов опасности и разрушения.

То, что Эго воспринимает как разрушительность, представляет собой, прежде всего, огромный заряд энергии самого бессознательного, и, во-вторых, слабость, подверженность усталости и инерцию го собственной сознательной структуры. Эти два элемента оказываются спроецированными в архетипе Противника.

Появление этого образа вызывает страх, защитную реакцию со стороны системы сознания. Но сам факт, что он может проявить себя в образе, показывает, что сознание становится более сильным и более бдительным. Расплывчатая сила притяжения, которую до этого проявляло бессознательное, теперь выкристаллизовывается в отрицательное качество, враждебное по отношению к сознанию и Эго, вследствие чего приводится в действие защитный механизм. Страх перед бессознательным ведет к сопротивлению и таким образом к укреплению Эго; действительно, мы всегда будем обнаруживать, что боязнь бессознательного, и страх вообще, является признаком центроверсии, стремящейся защитить Эго.

Затем сопротивление Эго бессознательному переходит от страха и бегства к вызывающей позиции "борцов" — которые в мифологии выражают эту промежуточную фазу — и наконец к агрессивной позиции героя, который активно отстаивает позицию сознания перед драконом бессознательного.

В мифах о борцах мы видим ясный пример агрессивных намерений бессознательного, Великой Матери, которая представляет главную угрозу позиции Эго юношеского сознания. Эго, как центр систематизирующего себя сознания, служащего центроверсии, подвергается действию дезинтегрирующих сил бессознательного. Следует отметить, что сексуальность является только одной из этих сил и никоим образом не самой важной. Тенденция бессознательного содержимого наводнить сознание соответствует опасности быть "одержимым»; это одна из величайших "опасностей для души даже сегодня. Человек, сознанием которого овладевает какое-то конкретное содержимое, обладает огромным динамизмом, а именно, динамизмом бессознательного содержимого; но это препятствует центровертной тенденции Эго работать на целое, а не на индивидуальное содержимое. Вследствие этого увеличивается опасность дезинтеграции и крушения. Захват бессознательным содержимым влечет за собой потерю сознания и имеет опьяняющий эффект, так что человек, сраженный таким содержимым, всегда находится под господством Великой Матери, и ему грозит судьба всех ее юных любовников: либо женоподобие и кастрация в результате трансформации в нее, либо безумие и смерть в результате расчленения.

Растущее напряжение между сознательной системой Эго и бессознательной системой тела является источником психической энергии, которая отличает человека от животных. Центроверсия, которая делает возможными эту дифференциацию и индивидуализацию, является выражением созидательного принципа, и в отношении человеческого вида этот принцип проводит эксперименты на индивиде, который является носителем Эго.

Эго и сознание являются органом бессознательной силы центре-версии, которая обеспечивает единство и равновесие в этом единстве. Ее задача не только регулирующая, но также и производительная. Для организма характерно не только поддерживать статус целого при помощи тонких адаптации, но также и развивать в себе более крупные и более сложные единства, расширяя эмпирическую область, с которой он вступает в контакт.

То, что мы назвали пищевым уроборосом, должно дать результаты под влиянием созидательного принципа, действующего в нем с самого начала. Этот принцип не только направляет метаболизм жизненных сил, не только уравновешивает и компенсирует их, он также ведет к развитию новых единств, порождая новые органы и системы органов и пробуя свои силы в созидательных экспериментах. Как эти новшества проверяются в отношении их функциональных характеристик и способности к адаптации -уже другая проблема, в решение которой значительный вклад внес дарвинизм. Но объяснить сами созидательные эксперименты — это совершенно иное. Никогда еще нам не удавалось даже с приблизительной вероятностью показать, что орган может возникнуть вследствие накопления мельчайших случайных изменений. Таким образом, довольно легко объяснить, как происходит дифференциация органов, но не как они зарождаются посредством постепенного объединения.

Мифология представляет созидательный принцип как самопорождающую сущность уробороса, которая ассоциируется с символом созидательной мастурбации. Эта символическая мастурбация никак не связана с более поздней, явно половой фазой, а просто выражает автономию и автократию созидательного уробороса, который зарождается в себе, оплодотворяет себя и рождает себя. Стадия "замкнутого круга" переходит в стадию созидательного равновесия, и, вместо прежней статической пассивности, теперь берет теперь на себя самодержавное управление динамическая констелляция. Подходящим символом здесь будет не сфера в состоянии покоя, а "катящееся само по себе колесо".

Историческое и психологическое развитие человека показывает, что роль индивида так же важна для человечества, как роль Эго и сознания для бессознательного. В обоих случаях в том, что первоначально появилось как орган и инструмент целого, видна специфическая активность, которая, несмотря на вызываемые ею конфликты, оказалась исключительно плодотворной на широком поле эволюции.

Центроверсия является целостной, объединяющей функцией, внутренне присущей психофизической структуре. Нацеленная на единство, в то же самое время она является выражением единства и способствует формированию Эго; то есть, она создает Эго как центр сознательной системы, построенной из содержимого и функций, сгруппированных вокруг этого ядра Эго.

Таким образом, вместе с интегрирующим процессом, который объединяет массу отдельных клеток и клеточных систем в единство тела и психики, процесс дифференциации образует автономную сознательную систему, обособленную от бессознательного. Оба процесса являются выражением и следствием центроверсии. Система сознания — это не просто центральный щит управления для установления взаимоотношений между внутренним и внешним, в то же самое время это выражение созидательного побуждения организма к новому. Но если в биологическом и животном мире это побуждение реализуется в условиях неограниченного времени, то в человеческом сознании оно создало экономящий время орган, посредством которого новшества могут быть проверены в течение намного более коротких периодов. Продуктом этого созидательного побуждения к экспериментированию является человеческая культура. Ввиду недостаточной продолжительности существования человеческой культуры ничего окончательного относительно ее успеха пока еще сказать нельзя. Но остается фактом, что на протяжении этого крошечного — по сравнению с биологической эволюцией — промежутка времени, в течение которого человеческое сознание создало культуру, произошли в высшей степени удивительные перемены. Технология и наука, инструменты сознания, создали массу искусственных органов, а быстрый рост и разнообразие творческих открытий являются доказательствами их более высокой эффективности по сравнению с медленным образованием и развитием органов в биологии. Эксперимент жизни по привлечению сознания в помощь своей созидательной работе представляется огромной удачей.

Говоря так, мы полностью осознаем нашу антропоморфную и телеологическую манеру речи. Но сам факт, что сознание неизбежно воспринимает себя в качестве представителя созидательных экспериментов целого, как только начинает изучать себя и свою историю,

Придает новый смысл и новое оправдание нашей антропоцентрической точке зрения. В конце концов, с точки зрения науки оправданно рассматривать сознание как один из экспериментальных органов жизни, во всяком случае более оправданно, чем умалять фундаментальный факт духовного существования человека и оправдывать его рефлексами или бихевиоризмом. Поместив в основе мифов о сотворении созидательный принцип и отнеся их к началу мира, человек воспринимает свою собственную — и посредством проекции Божественную — созидательность задолго до того, как была открыта идея созидательной эволюции.

Как орудие традиции, человеческое сознание берет на себя роль, которую прежде играл биологический фактор. Органы теперь уже не наследуются, а передаются. Таким образом, возникает духовный мир сознания, который, как человеческая культура, утверждает свою независимость от жизни и природы. В этом духовном мире индивид как носитель Эго и сознательного принципа, связанного с ним, имеет первостепенное значение. Прототипом зрелого Эго, борющегося за то, чтобы освободить себя из-под власти бессознательных сил, является герой. Он — пример для подражания, Выдающаяся Личность, и все индивидуальное развитие идет по его образцу.

Прежде чем рассматривать факторы, которые делают возможным подрыв власти бессознательного, мы должны кратко обрисовать стадии развития зародыша Эго, растворенного в уроборосе, к Эго борющегося героя. Прослеживая эту мифологическую и символическую последовательность, мы можем лишь в порядке рабочей гипотезы предложить интерпретацию с точки зрения психической энергии.

Переход от уробороса к стадии Великой Матери характеризуется дальнейшим развитием Эго и укреплением системы сознания, а также переходом от непластичной эпохи к пластичной.

Пластичная эпоха — это мифологический век космического ритуала, воспроизводящего последовательность космических и мифических событий. Архетипы как космические силы появляются прежде всего в звездной, солнечной и лунной мифологиях и в обрядах, в которых занимают главенствующее место. Это — век великих мифологий, когда космические фигуры изначальных божеств — Великой Матери и Великого Отца — выкристаллизовываются из неустойчивой массы неопределенных сил, из "огромного, погруженного в раздумье Бога доисторических времен", ^[35] и начинают принимать форму богов-создателей. Уроборическое целостное божество, представленное в бесформенном совершенстве как "верховный Бог", сменяется архетипическими богами. Они также являются чистыми проекциями коллективного бессознательного на самый отдаленный из возможных объектов — небо. Так как пока еще нет ни развитого сознания Эго, ни никакой действенной индивидуальности, то не может быть и никакой связи между человеком и космическими событиями, протекающими в "некоем небесном месте". Представляется, что вначале фигуры все еще были автономными и отражались как боги в зеркале небес, не пройдя через посредничество человека и его личности или не изменившись при этом переходе.

Мифологии, отражающие сотворение мира, первые великие последовательности богов и их сражения часто доходят до нас из более поздних времен, уже в переработке спекулятивной философии. Но всегда существует ранняя мифологическая основа. В бесчисленных местах зарождаются местные мифы и ритуалы, помогающие придать форму великим богам. Объединение множества обособленных культов в более прославленные фигуры богов имеет второстепенное значение. Основной чертой является то, что божествам, Прародителям, богам и богиням неба и земли, уже поклоняются как фигурам, как действующим факторам, в центре которых расположено Эго, которому приписываются определенные качества, а не как смутным магическим демоническим силам с манаподобными атрибутами, скрывающимся на заднем плане.

Мимолетный взгляд на историческое развитие снова и снова показывает, каким образом видимая форма появляется из бесформенного, определенное из неопределенного и как с демонического животного уровня поднимаются центры силы, существа, наделенные характерными человеческими чертами. Самым четким примером этого является развитие Греческой религии. Боги Олимпа представляют собой наилучший пример этой прогрессивной конфигурации, которая выходит за рамки архаичной стадии смутной божественности, ^[36] однако такое же развитие можно видеть повсюду, хотя и не с такой степенью ясности.

Мифы пластичной эпохи указывают на растущее очеловечивание жизни богов и восприятия их человеком. В то время как примитивные божества были космическими, пронизанными символизмом, силовое содержание которого скрывало их форму, теперь божественное постепенно приближается к человеческому. Сражения и события, которые ранее представлялись как космические явления или как конфликты между самими богами, теперь опускаются на человеческий уровень.

Первые фазы отношения между Эго-сознанием и бессознательным отличались зависимостью и сопротивлением. В уроборосе стадия недифференцированности от бессознательного все еще могла восприниматься положительно, но на стадии, символизируемой Великой Матерью, зависимость сына, являясь положительной в начале, вскоре принимает отрицательную форму.

Уроборическое бессознательное, которое символизирует Великая Мать, является системой, которая должна ослабить свою власть над Эго и сознанием — или, скорее, должна была бы ослабить свою власть, чтобы развитие продолжалось без трений.

Но одним из фактов, с которым мы всегда сталкиваемся в нашей психической практике, является то, что рост происходит рывками. Существуют задержки и блокады либидо, которые необходимо преодолеть в новой фазе развития. "Старая система" всегда держится до тех пор, пока противостоящие ей силы не оказываются достаточно сильными, чтобы сломить ее. Здесь также "война порождает все вещи". Психические системы обладают внутренней стабильностью, которую Юнг назвал инерцией либидо. Каждая система - а каждый архетип соответствует определенной группе содержимого, организованного в систему — стремится к самосохранению, которое проявляется в собственнической и удерживающей власти этой системы над Эго. Освобождение и независимая активность становятся возможными, только в том случае, когда система Эго имеет в своем распоряжении больше либидо, чем удерживающая система, то есть, когда воля Эго достаточно сильна, чтобы избавиться от соответствующего архетипа.

Дальнейшие фазы развития Эго

Растущая независимость сознания достигает поворотного пункта только в мифе о герое; до этих пор она завуалирована своим происхождением из бессознательного. В прогрессе этой независимости от уроборического самоуничтожения до юношеского сопротивления мы можем различить устойчивый рост активности Эго и его поляризацию по отношению к бессознательному, которое оно первоначально воспринимало как рай, затем как опасное и обворожительное и, наконец, как врага. Вместе с увеличением активности Эго и усилением роста его либидо варьирует и символизм. Вначале самыми заметными являются растительные символы с их пассивностью и приземленностью. Юноша является богом растительности - цветком, пшеницей, деревом. Его смерть при уборке урожая и воскрешение в прорастающем семени относятся к естественному ритму матриархата. Здесь сексуальность является инструментом плодородия земли, следует периодичности сезонов спаривания и не имеет отношения к миру сознания Эго. ^[37]

Однако мы не можем полностью согласиться с тем, как Brif fault интерпретирует этот материал. Только в отдельных и исключительных случаях половой инстинкт доходит до такого абсурда, что самец поедает самку, которую оплодотворил. Но обратная ситуация, когда оплодотворенная самка поедает самца, ни в коей мере не contra naturam*: она соответствует архетипу Ужасной Матери. Более того, ее прообразом служит "поедание" мужского сперматозоида оплодотворенной яйцеклеткой. После того, как вспышка полового инстинкта угасает и оплодотворение завершается, мать восстанавливает господство пищевого уробороса. Для нее верховным принципом является развитие целостности мать-ребенок посредством принятия пищи, то есть обеспечение роста, а самец, который поедается, выступает как просто съедобный объект, как и что-либо другое. Кратковременная вспышка полового инстинкта, инициируемая самцом, не вызывает, и не может вызывать, абсолютно никакой эмоциональной привязанности.

Преобладание растительного символизма означает не только физиологическое господство вегетативной (симпатической) нервной системы; психологически оно также обозначает преобладание тех процессов роста, которые протекают без участия Эго. Но, несмотря на всю свою кажущуюся независимость, Эго и сознание на этой стадии, тем не менее, характеризует опора на определяющий субстрат бессознательного, в котором они укоренены, и на поддержку, обеспечиваемую этим субстратом.

По мере увеличения активности сознания, символизм растительности сменяется животной фазой, когда мужчина ощущает себя живым, активным и диким животным хотя всё ещё подчиняется «повелительнице диких зверей». Поначалу это звучит парадоксально ибо животная фаза, казалось бы больше соответствует стабилизации бессознательных сил, чем укреплению Эго.

В животной фазе Эго действительно в значительной мере тождественно своим инстинктивным компонентам, векторам бессознательного. "Повелительница" является направляющей силой, стоящей "за" этой активностью, но маскулинное Эго уже больше не является вегетативным и пассивным: оно — активное и жаждущее. Интенциональность Эго набрала силу, так что теперь это уже не "я гоним" или у меня "есть побуждение", а "я хочу". Бездействующее до этого Эго приводится в движение животным инстинктом — другими словами, инстинктивный импульс передается Эго и сознанию, принимается ими и расширяет радиус их активности.

Во время своей первой сознательной фазы центроверсия проявляется как нарциссизм, обобщенное телесное ощущение, в котором единство тела является первым выражением индивидуальности. Это магическое отношение к телу — существенная характеристика центроверсии, и любовь к своему собственному телу, его украшение и освящение представляют самую примитивную стадию самоформирования. Это видно из широко распространенной у примитивных людей практики нанесения татуировки, и тот факт, что индивидуальная татуировка не подчиняется стереотипному коллективному образцу, является одним из ранних способов выражения собственной индивидуальности. Индивид узнаваем и отличаем благодаря особенной форме, которую он придает себе своей татуировкой. Особенности татуировки индивида сообщают его имя, а также название более близкого круга людей, с которым он отождествляется — клана, касты, секты или профессиональной гильдии. Магическое соответствие между миром и строением тела также относится к этой ранней нарциссической фазе. В этой связи тенденция "олицетворять" отдельные качества и демонстрировать их на себе жива до настоящего времени; она простирается от мира одежды и моды до военных знаков отличия, от короны до полковой пуговицы.

Оставив стадию нарциссического тела, Эго продвигается дальше к фаллической стадии, где осознание собственного тела и себя совпадает с пробудившейся и активно желающей маскулинностью. Этот переход отличается многочисленными явлениями, в которых акцентуируются "промежуточные стадии". ^[38] Переход от феминного к маскулинному характеризуют обоеполые и гермафродитные фигуры богов и жрецов и культы, подчеркивающие первоначальную бисексуальность уроборической Великой Матери. ^[39]

Сексуальное извращение является всего лишь нездоровым выражением влияния этой архетипической фазы, но оно не тождественно ей, ибо наряду с этим болезненным выражением существуют другие, положительные и продуктивные, которые проявляются в более широкой области культуры. ^[40]

Фаллицизм ^[41] символичен для примитивной стадии осознания мужчиной своей маскулинности. Только постепенно мужчина по-настоящему осознает свое собственно значение и свой собственный мир. Он начинает как совокупитель, а не как родитель; даже когда фаллос почитается женщиной как инструмент плодородия, он прежде всего является открывателем лона — как у некоторых примитивных народов ^[42] — чем тем, что дает семя, приносит радость, а не плодородие.

Поклонение фаллосу первоначально может появиться бок о бок с поклонением оплодотворяющему богу. Сексуальное удовольствие и фаллос воспринимаются оргиастически, при этом не обязательно ощущается прямая связь с воспроизведением. Девственница-мать, которая зачинает бога и поклоняющиеся фаллосу менады соответствуют двум различным формам одержимости, где фаллос и порождающий бог пока еще не идентичны.

Мифологически фаллическо-хтонические божества являются спутниками Великой Матери, а не представителями специфически маскулинного. Психологически это означает, что фаллическая маскулинность все еще обуславливается телом и потому находится во власти Великой Матери, инструментом которой остается.

Хотя в фаллической стадии маскулинное Эго сознательно и активно преследует свою особую цель, а именно удовлетворение инстинкта, оно все равно еще настолько остается органом бессознательного, что не может осознать, что сексуальное удовлетворение при совокуплении как-то связано с размножением; в действительности зависимость инстинкта от стремления вида к самовоспроизведению остается совершенно бессознательной.

С ростом осознания мужского хтонического элемента в фазе фаллицизма, увеличиваются сила и самоосознанность маскулинности, и в ней развиваются компоненты активной, агрессивной силы. В то же самое время в связи с господством Великой Матери в маскулинном бессознательном, мужчины — даже если им принадлежит социальное лидерство — все еще могут подчиняться великой хтонической богине плодородия и поклоняться ей в облике божества-женщины.

Затем растущее влияние фаллицизма объединяет семью под своей властью, и в конечном итоге мы подходим к психологической борьбе между матриархатом и патриархатом и модификации самой маскулинности.

Акцентуация Эго ведет от уроборической к гермафродитной и таким образом к нарциссической стадии, которая вначале является аутоэротической и представляет собой примитивную форму центроверсии. Следующая стадия — фаза фаллическо-хтонической маскулинности, где доминирует телесная сфера, а она, в свою очередь, сменяется маскулинностью, в которой активность сознания становится специфической активности автономного Эго. Другими словами, сознание как "высшая маскулинность головы" приобретает, в виде самосознания, знание своей собственной реальности. Высшая маскулинность — это маскулинность "высшего фаллоса", с головой в качестве места созидательного осознания.

Развитию сознания Эго соответствует тенденция к приобретению независимости от тела. Эта тенденция очевиднее всего выражается в мужском аскетизме, неприятии мира, унижении тела и ненависти к женщинам и ритуально практикуется в церемониях инициации юношей. Смысл всех таких испытаний на выносливость состоит в том, чтобы укрепить устойчивость Эго, волю, высшую маскулинность и развить сознательное чувство превосходства над телом. Поднимаясь выше него и одерживая победу над его болями, страхами и вожделениями, Эго приобретает элементарное ощущение своей собственной мужественной духовности. Эти бедствия сопровождаются посвящением в высший духовный принцип, независимо от того, исходит ли оно от духовных существ из индивидуальных и коллективных видений или от передачи тайных доктрин.

Дата добавления: 2015-07-17