Что дозволено Юпитеру не дозволено Быку.

(Ибо от бога рождаются боги и полубоги, а от быка – телята.) А на бытовом уровне скажу просто. Чем же все-таки отличаются сто тринадцать пушкинских женщин от ста тринадцати васькиных?

Пушкин своим женщинам дал.

Васька у женщин взял.

Общаясь со своими женщинами Пушкин дарил им частицу своего Гения, огня, творческого вдохновения. Васька не дарил, а принимал подарки (я сам слышал как васькины девочки делились друг с другом: “Я ему дала, а ты дала?”)

Пушкинские женщины после Пушкина будут выше.

Васькины – ниже (на одного ваську). Пушкинских женщин теперь будет помнить все человечество.

Васькиных даже сам Васька забыл.

Я думаю, что пушкинское донжуанство – важнейший акт русской культуры. Ибо общаясь с женщиной, Пушкин давал ей такой уровень общения, после которого очень трудно опуститься на порядок или на несколько порядков ниже. Иногда мне даже кажется, что пушкинское донжуанство – акция, продуманная самим Господом. Чем больше таких Пушкиных, тем больше Ваське нужно учиться, думать, читать, чувствовать.

Иначе все прекраснейшие женщины достанутся Пушкину. Донжуанство Пушкина, Тютчева, Блока, Пастернака, Маяковского, Есенина и других русских поэтов – великий подарок России от ее Судьбы.

Традиции российского сладкогласия – это встреча Поэта и Женщины. Если бы Пушкин мог встретить всех питерских “пивных” девочек! Хотя бы по полчаса на каждую.

Вот тогда-то все мальчики – предполагаемые партнеры этих девочек – будут вынуждены и речь изменить, и стихи почитать, а глядишь, еще и музыку придется сочинять. Иначе – ни одного шанса.

В этом смысле мне очень нравится мысль Маяковского о том, что жену нужно ревновать не к мужу Марьванны, а к Копернику.

Воспоминание:

Когда во времена моей юности мальчики 16-18 лет искали себе девочек на одну только ночь, то они производили тестирование.

Мальчики даже и не подозревали, что их способ знакомства именуется столь сложным словом из научного лексикона, но тем не менее.

Так вот, эти мальчики шли по улицам, заговаривали с девочками, и через одну-две минуты после начала разговора включали в свою речь самую махровую нецензурщину. Если девочки возмущались и немедленно уходили, то значит, тест показал отрицание возможности полового акта с этими партнершами в ближайшие полчаса-час.

Если же девочки после залпа отборного мата, продолжали как ни в чем не бывало весело общаться с мальчиками, то это значило, что с данными девочками мальчикам повезло, и не надо тратить на них больше усилий. Остается лишь взять необходимое количество пива и отправиться вместе с девочками “на квартиру”.

И еще одно воспоминание:

Как-то во время очередных гастролей иду по коридору гостиницы и чувствую, что кто-то следует за мной буквально по пятам.

Оборачиваюсь: в нескольких шагах от меня – миловидная и очень, как бы это сказать, вызывающе-эротично одетая женщина (справедливости ради, ей было что показать!!!).

Когда я обернулся, то получил в подарок роскошную улыбку: “А я вас загипнотизировала. Я шла за вами и говорила: обернитесь, обернитесь! Вот, вы и обернулись”.

После нескольких минут веселого и ни к чему не обязывающего разговора я получил приглашение посетить ее номер. Когда я высказал сомнение: удобно ли так поздно (я ведь уезжаю на концерт, а приеду только после одиннадцати вечера), получил ответ, что вполне удобно. Когда я в одиннадцать часов вечера постучал в ее комнату, дверь мне открыла уже не просто красивая женщина, это была сама богиня эротики. На ее роскошном теле не было ничего кроме розового прозрачного пеньюара. Итак, сомнений не оставалось: я приглашен на великий сексуальный пир. Но поскольку я не языческий поэт, а иудейско-христианский, то просто тела для пиршества мне не хватало.

Во всех подобных случаях у меня появляется одна мысль: по каким критериям я избран для партнерства? Я не спортивен, у меня внешность не Ален Делона, рост у меня средний, мышечная масса – не культуриста. Вместо меня здесь мог быть куда более достойный кандидат. Вполне возможно, он и был... вчера. Но уехал. А я здесь – за неимением лучшего. В этом случае дух экспериментатора, музыканта, поэта берет верх над телом мужчины. И я решил почитать моей полуобнаженной партнерше свои стихи. Затем она рассказала мне о своей жизни. Вышла замуж в восемнадцать лет. Хороший был парень – руки золотые. Всем все делал. И строитель, и слесарь, и столяр, и электрик.

Но лгут газеты, что в Советском Союзе валюта – рубль. Не рубль, а бутылка. Вот и расплачивались с ним этой валютой.

Он начал пить, драться, бить ее, детей. Она по-прежнему живет с ним (а куда ей с двумя детьми деваться), но вот в редкие случаи командировок появляется возможность “оторваться”, забыть об этой мерзкой, наполненной матом и алкоголем жизни. Услыхав эту историю – одну из миллионов советских историй, – я решил пожертвовать одной ночью и подарить ей столько духовных эмоций, сколько смогу. Я говорил с ней так, как только поэт может говорить со своей возлюбленной.

Я рассказывал о самых интересных вещах. О тайнах философии и глубинах поэзии, о музыке и о жизни. Я раскрывал ей тайны слов. Конечно же, рассказывал и свою концепцию о женщине, как посланнике небес.

Она слушала, воспринимала каждой своей клеточкой. Ее глаза горели.

Передо мной сидела героиня величайших стихов, прекраснейшей музыки. Возможности ее восприятия оказались безмерны.

Ей никто никогда ничего подобного не говорил. Она впитывала в себя каждую строчку стиха, каждую мысль.

Это был ее мир.

В пять часов утра, прощаясь навсегда, я взял ее за руку. Человека, которому открыл целый мир. И она неожиданно отпрянула, неверно истолковав мое прикосновение: “Что вы? Как можно? После такого?

Вы себе не представляете, что вы со мной сделали! Но я не могу, так просто ”

Когда я проснулся в одиннадцать часов утра, горничная передала мне огромное письмо. Для написания подобного ей понадобились все оставшиеся до отъезда часы. Вот фрагменты из этого письма.

“Михаил! Вы, наверное, обиделись на такое странное окончание нашего знакомства.

После вашего ухода я не могла уснуть. Легла, погасила свет, но через пятнадцать минут вскочила. Хотела позвонить в ваш номер, но боялась: вдруг вы уже спите.

И я решила написать вам. Я хочу объяснить вам, почему я так себя повела. Когда мы с вами встретились в коридоре, и вы обещали прийти ко мне в гости в одиннадцать часов вечера – я знала то, что между нами будет. То, что в моем представлении всегда бывает между мужчиной и женщиной ночью в одноместном номере гостиницы. Но когда вы вдруг начали читать мне свои стихи, я почувствовала себя на седьмом небе. Мне никто никогда не читал стихов. Я никогда в жизни не видела так близко настоящего поэта. Вы так много знаете, понимаете в этом мире. И как много времени вы потратили на меня! Я не знаю, как объяснить вам то, что со мной произошло. Мне стало вдруг больно от того, что мне никогда в этой жизни не пришлось понять, кто я.

А в эту ночь я влюбилась в вас.

Поймите меня правильно. Это совсем не так, как я раньше понимала. Мне стало стыдно, что я так влюбилась. Мне захотелось, чтобы вы всегда так рассказывали мне потому что тот мир, в котором я неожиданно оказалась, мне очень понравился.

Я никогда и не думала, что можно так жить и думать. Как же я живу? Как живут все те люди, которых я знаю? Я даже не смогу поделиться с ними тем, что я услышала и поняла.

Во-первых, не смогу ничего передать, а во-вторых, если бы даже и смогла, то они все равно ничего бы не поняли. Сказали бы: “С ума Наташка сошла!” Здесь нужны вы. Я никогда не забуду эти несколько часов. Но когда вы вдруг взяли меня за руку, мне стало страшно, и я подумала: “Ну вот, и он такой же, как и все”. А я не хочу, чтобы вы были, как все. Как у всех у меня уже было. И не раз. Но только я теперь не знаю, что мне делать, как мне себя вести, когда я вернусь домой к своему мужу, к своим сослуживцам. Как я могу спать с моим мужем, о чем я буду разговаривать с моими сослуживцами! Я не раз изменяла своему мужу, но меня никогда не мучила совесть. Потому что я получала то, что у меня было украдено – возможность лечь в постель с не пьяным вдрызг мужчиной, возможность услышать от кото то, что я красивая.

Но вот теперь я действительно изменила. И не только мужу, но и всем, с кем меня связала жизнь. Меня не мучает совесть, меня мучает обида за мою жизнь. Но я должна знать, что вы не станете на меня обижаться. Вас, я уверена, столько людей любит, что вы легко забудете одну провинциальную женщину. Извините за сбивчивое письмо.

Я постараюсь попасть когда-нибудь на ваши концерты.

Спасибо за все.

Обнимаю вас”.

Письмо, как я уже говорил было намного длиннее, в оригинале оно выглядело куда более “сбивчивым”, чем в этих фрагментах. Я постарался, насколько смог, сохранить особенности оригинала.

Но я никогда не забуду автора этого письма, ее активного восприятия, ее тонкости в понимании стихов, мыслей.

В который раз сам себе задаю один и тот же вопрос.

Что было бы, если бы эта женщина попала в иную атмосферу– в иной круг людей?

Если бы она, с ее открытым и глубоким восприятием, стала бы не постельной принадлежностью алкоголика, а вдохновительницей Гёте?

Но чтобы не быть несправедливым, хочу раскрыть вам одну тайну.

Муж этой Наташи (который алкоголик) происходит из семьи священника. Его прапрапрадед был одним из умнейших и духовнейших людей России. Угадайте сами, что с ним случилось, если скажу только, что он был сподвижником святейшего патриарха Тихона? А теперь стройте сами генеалогическое древо...

Наташа, милая! Если вы когда-нибудь прочтете эту книгу, то узнаете, что прикосновение к вашей руке в пять часов утра было не подготовкой полового акта, а символом духовного единства.

А впрочем думаю, теперь вы и сами обо всем этом догадались.

Но то, о чем я здесь написал, – чистейший жанр трагикомедии. Женщина, планировавшая переспать со мной, “отказала” мне, поскольку я оказался интересным собеседником. И этот фарс – тоже результат разрушения ГУЛАГом межчеловеческих отношений, отношений между полами.

А если составить генеалогические древа нескольких миллионов нынешних преступников, алкоголиков, “пивных” девочек, то никакие истории на уровне Достоевского, ни какие трагедии Шекспира не сравнятся по трагизму с сухой информацией этих древ.

Дата добавления: 2015-07-16