В.В.ИЛЬИН 25 страница

Бердяева обычно квалифицируют как христианского персоналиста или экзистенциалиста. Это имеет смысл постольку, поскольку центральная тема Бердяева – человек, его свобода, творчество. Себя он согласен считать экзистенциалистом в определенном смысле. "Я называю экзистенциальным философом того, у кого мысль означает тождество личной судьбы и мировой судьбы". По Бердяеву, подлинный предмет философии – внутренний духовный мир человека. Философия начинается с размышления над "Я", "моей" судьбой. Приведем еще одно характерное положение: "Философия есть наука о духе. Однако наука о духе есть прежде всего наука о человеческом существовании, именно в человеческом существовании раскрывается смысл бытия".

Бердяев здесь говорит о философии как науке. Однако в других случаях он резко разделяет философию и науку. "Философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной". Невольно возникает вопрос, какова же все-таки действительная позиция Бердяева? Чтобы ответить на этот вопрос, обратим внимание на понимание Бердяевым соотношения рационализма и иррационализма.

Бердяев говорит, что познание часто отождествляется с рационализацией, рациональным познанием. Но, с его точки зрения, есть два вида познания – рациональное и иррациональное. Если рациональное, научное познание способно постигать отдельные стороны действительности, то бытие в целом способно постигать только такое познание, которое опирается на интуицию, отрешающееся от классического деление на субъект и объект. И дело в том, что сама действительность иррациональна. Тайна бытия рационально непостижима. В этой связи Бердяев говорит о кризисе философии; этот кризис связан с несоизмеримостью рационализма и иррационализма. "Современная философия признает иррациональность бытия и она же гносеологически утверждает рационализм. Рациональность познания и иррациональность действительности оказываются несоизмеримыми".

Наука рационализирует мир, но надо понимать, что "рациональный мир, с его законами, с его детерминизмом и каузальными связями, есть мир вторичный, а не первичный, он есть продукт рационализации". В философском мышлении "разум трансцендирует к иррациональному". Сам философ интуитивно познает иррациональное бытие, а затем вступает в дело рационализация. "Дискурсивное развитие мысли существует не для самого познающего, оно существует для других. Таким способом надеются приобщить других к своему познанию, убедить их".

У Бердяева – установка на мистический внутренний опыт как источник философствования. В духе концепции "цельного знания" он пишет: "Религиозная философия предполагает соединение теоретического и практического разума, достижение целостности в познании. Это есть познание совокупностью духовных сил, а не одним разумом. Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рационалистической расчлененности". В итоге видно, что Бердяев достаточно определенно разграничивает философию и науку.

Бердяев призывает к "философии свободного духа". "Мы вращаемся в разных мирах в зависимости от того, на что направлена наша избирающая духовная воля. Мир религиозный создается иной направленностью духа, иным избранием воли, фиксированием сознания на том, от чего отвращено сознание обыденное, и отметанием того, на чем обыденное сознание сосредоточено".

Дух и природа противоположны. Дух есть субъект, жизнь, свобода, огонь, творческая деятельность; природа – объект, вещь, необходимость, определенность, пассивная деятельность, В царстве природы – множественное, делимое во времени и пространстве; в царстве духа – единство, основанное на любви.

Бог есть дух. В своей сущности Божество сверхрационально; попытки выразить его через понятия неизбежно приводят к антиномиям. Божество можно мыслить только символически. Символы – действительная реальность, понятая в связи с ее сверхъестественным значением. Поэтому рождение богочеловека от девы Марии, его жизнь в Палестине, его смерть на кресте – это и действительные факты, и, в то же время, они – символы.

Бог сотворил мир из ничего. Но ничто – это не пустота, а нечто, предшествующее Богу и миру. В ничто, из которого Бог создал мир, содержится иррациональная свобода ("мэон"). "Бог – создатель является всемогущим над бытием, над сотворенным миром, но у него нет власти над небытием, над несотворенной свободой". Бог создал мир из "мэона", "мэоническая свобода согласилась на акт творения, небытие свободно стало бытием".

Человек – венец творения в иерархии сущего. Человек, по Бердяеву, есть "дитя Божие и дитя мэона – несотворенной свободы". Человек создан по образу и подобию Бога. И человек должен утверждать в себе образ Божий, иначе он теряет всякий образ, начинает подчиняться низшим процессам, подчиняться той искусственной природе, которую сам создал, подчиняться машине и это его обезличивает, обессиливает, уничтожает. Бердяев говорит, что Бог реально присутствует в жизни святых, мистиков, людей высокой духовной жизни и творческой деятельности. Тот, кто имел духовный опыт, не нуждается в рациональном доказательстве существования Бога.

Человек – микрокосм, в котором заложено все. "Человек-микрокосм есть столь же многосложное и многосоставное бытие, как и макрокосм, в нем есть все от камня, до божества". Человек двойственен, "человек есть точка пересечения двух миров, он отражает в себе мир высший и мир низший". Как образ и подобие Бога, человек является личностью. Личность следует отличать от индивида. Личность есть категория духовно-религиозная, индивид же есть категория натуралистически-биологическая.

"Личность человеческая более таинственна, чем мир". Тайну личности не понять до конца. "Человек есть загадка в мире, и величайшая, может быть, загадка. Человек есть загадка не как животное и не как существо, а как личность. Весь мир есть ничто по сравнению с человеческой личностью, с единственным лицом человека, с единственной его судьбой. Человек переживает агонию, и он хочет знать откуда он пришел и куда он идет". Личнocть многосложна. Основа личности – бессознательна. Становление личности – восхождение от подсознательного через сознательное к сверхсознательному.

Личность переживает тоску, страх и скуку, у нее есть стремление к счастью, одиночество и стремление к общению. Бердяев говорит, что нужно различать тоску, с одной стороны, и страх и скуку, с другой. "Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира". А страх и скука направлены на "низший мир". Страх – от опасности, которую приносит этот низший мир, а "скука говорит о пустоте и пошлости этого низшего мира".

Человек стремится к счастью. Но что такое счастье? "Счастье не может быть объективировано, к нему неприложимы никакие измерения количества, и оно не может быть сравниваемо. Никто не знает, что делает другого человека счастливым или несчастным".

Бердяев подчеркивает двойственность человеческого бытия. "Тема одиночества – основная. Обратная сторона ее есть тема общения. Чуждость и общность – вот главное в человеческом существовании". Отсюда – два типа людей: находящиеся в гармоническом соотношении, общении со средой, и в дисгармоническом, чуждом отношении к среде.

Человеческое тело – "форма" и должно быть подчинено духу. "Духовная основа в человеке не зависит от природы и общества и не определяются ими. Человеку присуща свобода". Свобода – иррациональное начало в человеке. Свобода человека исходит из мэона, первичной свободы. Человек свободен, а свобода является источником добра и зла.

Существуют три вида свободы: первичная иррациональная свобода, т.е. произвольность; рациональная свобода, т.е. исполнение морального долга; и свобода, проникнутая любовью. Утверждая свободу человека, Бердяев отвергает всемогущество Бога: Бог не может заставить человека что-то делать, иначе Бог был бы ответственен за вселенское зло. "Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое создание добра и зла". Зло появляется тогда, когда иррациональная свобода приводит к отпадению от Бога из-за гордыни духа, желающего поставить себя на место Бога.

Бердяев говорит, что свобода двойственна: свобода "от" и свобода "для". Первая – дьявольская свобода отрицания, свобода в грехе; вторая – божественная свобода, свобода для любви, добра и истины.

"Все в человеческой жизни должно пройти через свободу, через испытание свободы, через отвержение соблазнов свободы". "Свобода порождает страдание и трагизм жизни. Настоящая трагедия есть трагедия свободы, а не рока". Но все же, замечает Бердяев, происхождение зла остается величайшей тайной. При том, свобода – у избранных личностей, а народу свойственна не свобода, а вера во внешние авторитеты.

Тема свободы у Бердяева продолжается в теме творчества. Возможность творчества заключается в самой природе человека: созданный по "образу и подобию" божества, он. подобно своему создателю, является творцом, активным деятелем. "Творчество возможно лишь при допущении свободы, не детерминированной бытием, не выводимой из бытия. Свобода вкоренена не в бытии, а в "ничто", свобода безосновна, ничем не определяема, находится вне каузальных отношений, которым подчинено бытие".

"Творческий акт человека нуждается в материи". В духе субъективного идеализма Бердяев говорит, что "субъект сотворен Богом, но объект создан субъектом". Объективирование происходит не только в сфере познания; "сперва оно происходит в самой реальности". Человек "призван к творческой работе в мире, он продолжает творение мира". Человек творит из ничего, свободы как "безосновной основы бытия". Творчество как переход из небытия в бытие "по существу есть выход, исход, победа".

Творчество направлено не только на объективацию. Оно не только создание "культурных продуктов", а "потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию".

Бердяев утверждает антроподицею – оправдание человека в творчестве и через творчество. Творчество – искание смысла, который всегда находится за пределами мировой данности; творчество означает "возможность прорыва к смыслу через бессмыслицу". Творчество "продолжает дело творения", уподобляет человека Богу-творцу. Человек призван к творчеству. Созданный Богом мир не завершен, он продолжает твориться человеком. Но в творчестве – своеобразный трагизм: несоответствие творческого замысла и его воплощения, воплощение всегда ниже замысла.

Творчество рождается из свободы, оно не завершено, обращено к будущему. Противоборство творчества и зла составляет сущность истории. Мир развивается от свободы зла к свободе добра. Мы вступаем сегодня в новую эпоху – эпоху "третьего антропологического откровения". Упраздняются Ветхий и Новый заветы, наступает "творческая религиозная эпоха", когда происходит возрождение человека, когда человек, наделенный свободой, способностью творчества становится "экзистенциальным центром мира".

В творчестве люди достигнут всеобщего спасения. Но при этом Бердяев ставит определенные границы творчеству. "Наибольшую свободу для человека дает сочетание начала консервативного с началом творческим". Он говорит о том, что "не всякое творчество хорошо. Может быть злое творчество. Творить можно не только во имя Божие, но и во имя дьявола".

Бердяев считает, что человеку присуща своеобразная "творческая психология". "Она может быть подавлена и скрыта, но она онтологически присуща человеку. Творческий инстинкт в человеке есть бескорыстный инстинкт, в нем забывает человек о себе, выходит из себя. Научное открытие, техническое изобретение, творчество художественное, творчество общественное могут быть нужны для других и использованы для целей утилитарных, но сам творящий бескорыстен и отрешен от себя. В этом существо творческой психологии. Психология творчества очень отличается от психологии смирения и не может быть на ней построена".

Личность живет в обществе. "Общество не есть человеческая выдумка. Оно так же изначально, так же имеет онтологические корни, как и человеческая личность. И человеческую личность нельзя вырвать из общества, как общество нельзя отделить от человеческих личностей. Личность и общество находятся в живом взаимодействии, принадлежат одному конкретному целому. Духовная жизнь личности отражается на жизни общества. И общество есть некий духовный организм, который питается жизнью личности и питает их".

Бердяев говорит, что есть три исторические формы морали:

– этика закона – исторически первая ступень морального сознания. Эта этика имеет запретительный характер;

– этика искупления – ориентирует на терпимость, всепрощение, любовь и сострадание;

– этика творчества ориентирует человека на творчество. Здесь человек забывает о самом себе, заинтересован в самом процессе и результате своего творчества. Человек-творец уподобляется Богу.

Бердяев утверждает, что моральное возвышение, слияние людей может быть только соборным.

В индивидуальном своеобразии человека "преломляются все расовые, национальные, сословные, семейные наследия, предания, традиции, навыки". Бердяев говорит, что обычные рациональные определения нации недостаточны, ибо они не учитывают, что "в национальном бытии и национальном сознании есть религиозная основа". Именно религия объединяет людей в нацию. Аналогичным образом он считает, что "власть государственная имеет религиозную первооснову и религиозный исток... Онтология власти исходит от Бога".

Рассуждая о происхождении государства, Бердяев – против теории общественного договора. "Власть государственная родилась в насилиях, но насилия эти были благостны". Бердяев оправдывает неравенство в обществе. Неравенство – условие развития культуры. "Неравенство есть могущественнейшее орудие развития производительных сил. Уравнение в бедности, в нищете сделало бы невозможным развитие производительных сил. Неравенство есть условие всякого творческого процесса, всякой сознательной инициативы, всякого подбора элементов, более годных для производства". Бердяев систематически выступает против либерализма, демократии, социализма.

Бердяев обсуждает проблему смысла истории. Он говорит, что во всемирной истории действуют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода. Соотношение этих сил меняется по ходу истории.

На небе есть пролог, в котором задана мировая история, поставлена ее тема. В истории сочетаются два элемента – консервативный (связь с прошлым) и творческий (устремление в будущее). Каждое поколение имеет смысл своей жизни, цель в самом себе, в создаваемых им ценностях. Но что происходит в смене поколений? Путь свободы – приближение к Богу.

История – это путь к иному миру. Внутри истории невозможно достичь совершенного состояния. Утопия социального рая на Земле – от Антихриста. "Никогда не должно оставлять нас чувство зла и негодности этого мира и жизни в нем". "Жизнь в этом мире поражена глубоким трагизмом... Совершенство достижимо лишь в бесконечном".

Задача истории разрешима лишь за ее пределами. Конец истории неизбежен. Если бы история была бесконечным процессом, она не имела бы смысла. Сам творческий акт человека есть акт эсхатологический, обращенный к концу мира. Конец мира – это совершенное преображение мира, царство Божие, "переход в иное измерение бытия". Бердяев верит во всеобщее спасение.

Но этот "переход" – "сокровенная тайна". "Конец истории и преодоление истории не будет в истории, конец времени и преодоление времени не будет во времени". И в этой связи Бердяев говорит, что основной проблемой экзистенциальной философии (да и философии вообще) является проблема времени.

"Ничего нельзя любить, кроме вечности, и нельзя любить никакой любовью, кроме вечной любви. Если нет вечности, то ничего нет. Мгновение полноценно, лишь если оно приобщено к вечности, если оно есть выход из времени, если оно, по выражению Кирхегардта, атом вечности, а не времени".

"Лучших людей мучит жажда вечности", желание приобщиться к царству Божию. Чтобы это осуществилось, нужно, чтобы наступила эпоха церковного, христианского творчества. "Церковь еще раз должна будет спасти духовную культуру, духовную свободу человечества. Это я и называю наступлением нового средневековья. Пробуждается воля к реальному преображению жизни, не только личной, но и общественной и мировой. И эта благая воля не может быть оставлена тем сознанием, что Царство Божие на земле невозможно. Царство Божье осуществляется в вечности и в каждом мгновении жизни".

Бердяев говорит о кризисе культуры. "Торжество буржуазного духа привело в XIX и XX веках к ложной механической цивилизации, глубоко противоположной всякой подлинной культуре. Механическая, уравновешивающая, обезличивающая и обесценивающая цивилизация с ее дьявольской техникой, слишком уж похожей на черную магию, есть лжебытие, призрачное бытие, вывернутое бытие. Буржуазная цивилизация есть предел некосмичности мира. В ней гибнет внутренний человек, подчиняется внешним, автоматическим человеком". Техника властвует над человеком, делает его рабом, убивает его душу. "Не церковь, а биржа стала господствующей и регулирующей силой жизни". Люди в глубине души не верят никакой политике, никакой идеологии.

Но кризис культуры, фактически, происходит и осознается в "избранном меньшинстве". "Для огромного большинства никакого кризиса культуры не существует. Огромное большинство должно еще приобщиться к культуре и пройти пути ее". Бердяев говорит об иерархичности культуры. "Высшая культура нужна лишь немногим. Для средней массы человечества нужна лишь средняя культура".

В истории идет борьба добра против иррациональной свободы. Если побеждает иррациональная свобода, то реальность начинает распадаться и превращаться в хаос. "Революциям предшествует процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни. В результате этого народ теряет свою духовную свободу, становится добычей дьявола. Руководящую роль играют крайние элементы – якобинцы, большевики. Революции ничего не могут создавать, они только разрушают, они никогда не бывают творческими". Творчество начинается только в период реакции, когда наступает просветление после революции.

Одна из важных тем у Бердяева – "русская идея", Он говорит, что в типе русского человека сталкиваются два элемента: природное язычество, стихийность и православный аскетизм, устремленность к потустороннему миру. Необъятность русской земли, безграничность русской равнины создает у русского народа представление о мощи и непобедимости. "Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта". А с другой стороны, есть "из Византии полученный аскетизм, устремленность к потустороннему миру". Кроме того, говорит Бердяев, функциональные особенности каждого народа определяются также соотношением у него мужского и женского начал. Русской душе присуще слабое развитие мужественности, перевес женского начала, связанного с культом матери-земли и культом Богородицы.

Результатом этого является глубокая антиномия русской души, в которой "деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт". Все это и определяет своеобразие России.

Бердяев критикует западничество и славянофильство. Они не могли понять тайны русской души. Она выше противоположности двух начал – восточного и западного. Смысл "русской идеи" у Бердяева в том, что русский народ – это совмещение противоположностей, в нем идет выработка особого "творческого религиозного сознания". При этом Бердяев утверждает, что душа русского народа сформировалась русской православной церковью. Русская философия и выражает специфику русского народа. Не случайно, говорит Бердяев, Россия не могла принять рационалистическую культуру нового времени, формальную логику и формальное право. "Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рациональной рассеченности".

Бердяев говорит, что у России – особый исторический путь. В XX веке намечается сближение культур Востока и Запада; это сближение идет на базе духовного углубления, "с религиозным светом". В этом сближении России уготовано важное место. "Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по своему духу, это принадлежит строению его национального духа. И призванием русского народа должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса".

Бердяев указывает на специфику русской интеллигенции. Интеллигенция в России не та, что на Западе. "Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой... Это была разночинная интеллигенция, объединенная исключительно идеями социального характера". Русская интеллигенция обладала исключительной "способностью к идейным убеждениям". Она имела свою особую мораль и отличалась крайней нетерпимостью. Русская радикальная интеллигенция всегда жаждала социальной справедливости и равенства. Отметим еще раз, что Бердяев осуждал само стремление к социальному равенству.

Русская интеллигенция подготовила нашу революцию. Эта революция специфична, такой революции больше нигде не будет. "Русская революция есть тяжелая расплата за грех и болезни прошлого, за накопившуюся ложь, за неисполнение своего долга русской властью и господствующими классами, за столетний путь русской интеллигенции, вдохновившейся отрицательными идеалами и обманчивыми лживыми призраками. Русская революция есть гибель многих, слишком многих русских иллюзий, иллюзий народнических, социалистических, анархических, толстовских, славянофильских, теократических, империалистических и др… Близоруко и несправедливо во всем винить большевиков. Вы, более умеренные русские социалисты и русские радикалы всех оттенков, русские просветители, все вы, происходящие от Белинского, от русских критиков, от русских народников, все вы должны и на себя возложить вину. Большевики лишь сделали последний вывод из вашего долгого пути, показали наглядно, к чему ведут все ваши идеи".

Наша революция, говорит Бердяев, неизбежно приведет к "роковым результатам". Маркс выводил необходимость нового общества из закономерного развития капитализма, создающего все предпосылки для этого общества. "Русские же коммунисты рассматривают грядущее коммунистическое общество не как продукт развития капитализма, а как результат конструктивизма, продукт сознательных организаторских усилий всемогущей советской власти. Такова метаморфоза марксистской идеи". Человеку угрожают новые формы рабства – фальшивое служение личности обществу, что требует социализм. Социализм не дает человеку богатства и не устанавливает равенства на самом деле, а только приводит к новой вражде между людьми, новым неслыханным формам угнетения. В этом обществе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности.

В принципе, Бердяев положительно относится к идее коммунизма. Тираничность и жестокость советской власти не имеет обязательной связи с социально-экономической системой коммунизма. Можно мыслить коммунизм в экономической области с человечностью и свободой. А последнее дает христианство. Бердяев признает такой коммунизм, в котором на первом месте решение духовной проблемы, через соборное единство людей.

Продолжение "философии всеединства"

Одним из главных представителей "философии всеединства" в XX веке являлся Сергей Николаевич Булгаков (1871 – 1944). Родился он в семье священника. После получения высшего образования преподавал политэкономию в Киевском политехническом институте, а затем – в Московском университете. В молодости Булгаков (как Струве и Бердяев) стоял на позиции, близкой марксизму, но в начале XX века отходит от него. В 1904 г. вышла книга Булгакова "От марксизма к идеализму". От марксизма через идеализм Булгаков пришел к православию. В 1918 г. Булгаков принял священство.

В 1922 г. Булгаков выслан из России. С 1925 г. он преподавал на кафедре догматического богословия в Парижском православном духовном институте. Главные работы Булгакова, кроме названной выше, – "Два града" (1911), "Философия хозяйства" (1912), "Свет невечерний" (1917), "Неопалимая купина" (1927), "Трагедия философии" (1927). Бердяев писал о Булгакове: "Булгакова можно назвать кающимся интеллигентом, подобно тому, как когда-то были у нас кающиеся дворяне. Это – новое явление в русской жизни". Булгаков – представитель того типа религиозной мысли, которую Бердяев называет возрождением православия.

Отходя от марксизма, Булгаков обвиняет Маркса за "бесцеремонное отношение к человеческой индивидуальности". Марксистский воинствующий атеизм является одним из средств упразднения индивидуальности и превращения человечества "в муравейник или пчелиный улей". Если христианство пробуждает личность, то марксизм ее упраздняет. Булгаков далее говорит, что Марксу свойственно мессианство, в котором "избранный народ, носитель мессианской идеи... заменился "пролетариатом", с особой пролетарской душой и особой революционной миссией".

Булгаков (как и Струве, и Бердяев) считает, что экономический материализм не имеет философского (гносеологического) обоснования. Чтобы увидеть это обоснование, нужно учитывать Канта. "Разум сам является законодателем природы, сам устанавливает ее законы". Научное знание, дающее законы бытия, покоится на свойствах разума. Но сам разум должен обрести основу в чем-то ином, отличном от себя. Такой основой является религиозная вера.

Булгаков против формулы о том, что философия – служанка богословия; она – служанка религии. Философия исследует данные опыта, но они получают свое окончательное значение только тогда, когда они сочетаются в высшей форме опыта – религиозном опыте, лежащем в основе знания.

Булгаков обвиняет русскую интеллигенцию в двух бедах. Мечта русского интеллигента – "быть спасителем человечества или, по крайней мере, русского народа. Для него необходим (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум. Максимализм есть неотъемлемая черта интеллигентского эгоизма". Во-вторых, беда русской интеллигенции в том, что вместо Бога верят в науку. Но жизнь должна быть основана на религиозной вере. Булгаков за то, чтобы церковь принимала творческое участие во всех областях жизни.

Есть три способа формирования религиозного сознания: отвлеченное мышление, мистическое самоуглубление и религиозное откровение. Но два первых получают надлежащее значение только в связи с третьим, становятся ложными, как "только утверждаются в своей обособленности".

Булгаков (как и Флоренский, Шестов и др.) – сторонник учения об антиномичном характере религиозного сознания. Так он говорит о бесконечном расстоянии между человеком и Богом, миром и Богом. "Бог как Абсолютное совершенно свободен от мира" и, в то же время, он с ним не обходимо связан. Вслед за Вл. Соловьевым Булгаков говорит, что Абсолютное должно быть всеединством. "Нет и не может быть ничего, лежащего вне Бога и своим бытием его ограничивающего". Все находится во всем и все связано со всем.

Мир сотворен. Сотворение абсолютным относительного – самораздвоение абсолютного. Булгаков говорит о софийности творения. София "есть та универсальная инстинктивно бессознательная или сверхсознательная душа мира... которая обнаруживается в вызывающей изумление целесообразности строения организмов, бессознательных функциях, инстинктах родового начала". "София правит историей". "История организуется из внеисторического и запредельного центра". София – это божественная "Идея", предмет любви Божией, любовь любви. "Как приемлющая свою сущность от Отца, она есть создание и дщерь Божия; как познающая Божественный Логос и Им познаваемая, она есть невеста Сына (Песнь Песней) и жена Агнца (Новый завет, Апокалипсис), как приемлющая излияние даров Св. Духа, она есть Церковь и вместе с тем становится Материю Сына, воплотившегося наитием Св. Духа от Марии, Сердца Церкви, и она же есть идеальная душа твари – красота. И все это вместе: Дочь и Невеста, Жена и Матерь, триединство Блага, Истины, Красоты, Св. Троицы в мире, есть божественная София". София – как солнце, которое светит и греет, оставаясь нам невидимым.

Дата добавления: 2015-07-16