Аннотация 46 страница

– Ты что, не хочешь вставать? – спросила Салли. В ней было куда больше от отца, чем в Бетси, и ее беспокоило, что мать лежит в постели, когда солнце уже поднялось. Ей это казалось неправильным, во всяком случае, отец часто огорчался по этому поводу.

– Ладно, тихо, – сказала Клара. – Солнце только что взошло.

Она никогда не умела рано вставать, несмотря на большую практику. Она поднималась по обязанности и готовила завтрак Бобу и работникам, которые были в этот момент в доме, но никогда это у нее не получалось так быстро и четко, как хотелось бы Бобу. Она всегда радовалась, когда он уезжал продавать лошадей и она могла поспать подольше или просто полежать в постели и почитать те журналы, которые она заказывала на востоке или в Англии.

В журналах для женщин печатались дамские рассказы и отрывки из романов, в которых женщины вели образ жизни, настолько отличный от ее собственного, что ей иногда казалось, что она живет на другой планете. Ей нравились дамы у Теккерея больше, чем у Диккенса, а еще больше – у Джорджа Элиота. Но почта доставлялась так редко. Иногда ей приходилось ждать по два-три месяца своего журнала и раздумывать, что же произошло с героями рассказов. Читая рассказы, написанные женщинами, не только Джорджем Элиотом, но и миссис Гор, миссис Гаскелл и Шарлоттой Янг, ей иногда хотелось заняться тем же, что и они, – писать рассказы. Но эти женщины жили в городах, у них было много друзей и родственников. Она теряла присутствие духа, глядя в окно на пустые равнины, и понимала, что даже если бы у нее было время и умение писать, подходящей темы она бы не сыскала. После смерти Мод Джонс она редко встречалась с другими женщинами, да и родственников у нее, кроме мужа и детей, не было. Имелась тетка в Цинциннати, но они переписывались не чаще двух раз в год. Ее героями, возьмись она за перо, стали бы лошади и куры, потому что все знакомые мужчины не казались ей достаточно интересными. Во всяком случае, ни один из них не умел говорить так, как герои английских романов.

Иногда ей хотелось побеседовать с человеком, писавшим рассказы и печатавшим их в журналах. Ей интересно было узнать, как это делается: пишут ли они о людях, которых знали, или придумывают героев. Она один раз даже заказала себе писчей бумаги, собираясь попробовать, даже если она не знает как, но то случилось в те далекие, полные надежд годы; когда мальчики еще были живы. При той работе, которая падала на ее плечи, она так и не выбрала время, чтобы сесть и что-то написать, а потом мальчики умерли, и все изменилось. Когда-то один вид бумаги приносил ей надежду, но после смерти детей она перестала обращать на нее внимание. Бумага стала служить еще одним укором, подтверждением невыполнимости ее желаний. Однажды она сожгла всю бумагу, дрожа от гнева и боли, как будто бумага, а не погода, была причиной смерти ее сыновей. И на какое-то время она перестала читать журналы. Она ненавидела описываемую в них жизнь: как могли люди так разговаривать и тратить время на балы и вечеринки, когда умирают дети и их приходится хоронить?

Но прошло несколько лет, и Клара снова стала интересоваться рассказами в журналах. Она обожала читать вслух, поэтому зачитывала отрывки из них дочерям, стоило им немного подрасти. Бобу это не сильно нравилось, но он терпел. Ни одна из знакомых ему женщин не читала столько, сколько его жена, и он считал, что здесь кроется причина ее своеобразного тщеславия: ее особенно внимательного отношения к своим волосам, к примеру. Это же надо, каждый день их мыть и расчесывать. С его точки зрения – пустая трата времени. Волосы, они волосы и есть.

Пока Клара наблюдала за приближающимся фургоном, замеченным девочками, она увидела Чоло, который гнал двух жеребых кобыл. Чоло, видно, тоже заметил фургон и приехал, чтобы на всякий случай быть рядом. Он отличался осторожностью, а к Кларе испытывал сложное чувство преданности и изумления. Его беспокоила ее бесшабашность. Она осмотрительно относилась к опасным лошадям, но, казалось, совсем не боялась опасных людей. Когда Чоло пытался вразумить ее, она смеялась. Она даже не боялась индейцев, хотя Чоло и показывал ей шрамы, оставленные их стрелами.

Он запер кобыл в загон и подскакал к дому, чтобы убедиться, что ей не угрожает никакая опасность со стороны тех, кто едет в фургоне. Они держали ружье в сарае, но Клара стреляла из него лишь по змеям, приспособившимся красть ее яйца. Иногда ей казалось, что куры не стоят того беспокойства, которое они причиняют. Их постоянно приходилось защищать то от койотов, то от скунсов, то от барсуков, а то и от ястребов и орлов.

– Там всего двое, Чоло, – сказала Клара, присматриваясь к фургону.

– Если это плохие люди, то там как раз двое лишних, – заметил Чоло.

– У плохих людей была бы получше упряжка, – сделала заключение Клара. – Жеребят нашел?

Чоло отрицательно покачал головой. Полностью седой – Клара никак не могла заставить его сказать, сколько ему лет. но явно семьдесят пять или даже восемьдесят. По ночам у костра Чоло вечно плел лассо из конского волоса. Кларе нравилось наблюдать за его пальцами. Когда умирала лошадь или когда приходилось какую-нибудь из них пристреливать, Чоло всегда сберегал гриву и хвост. Он делал лассо и из сыромятной кожи, а однажды сплел ей лассо из оленьей кожи, хотя она и не умела им пользоваться. Боба подарок поразил до глубины души. «Клара не накинет лассо и на столб», – сказал он тогда, но Клара вовсе не удивилась. Она была довольна. Прекрасный подарок, Чоло вообще отличался хорошими манерами. Она знала, он ценит ее так же, как и она ценила его. Как раз в тот год она и купила ему пальто. Иногда, читая журнал, она видела плетущего веревку Чоло и представляла себе, что возьмись она писать рассказ, то написала бы о нем. Рассказ сильно отличался бы от тех, что печатают в английских журналах. Чоло ничем не напоминал английских джентльменов, но его доброта и умение обращаться с лошадьми, особенно в сравнении с некомпетентностью Боба, заставляли ее делать все возможное, чтобы он остался с ними. Говорил он мало, тут ей сложновато пришлось бы в рассказе, поскольку в тех, что она читала, герои говорили без конца. В детстве его украли индейцы из племени команчей, потом продавали из одного племени в другое, и так он попал на север, где и сбежал однажды во время сражения. Уже старый и проживший почти всю свою жизнь среди индейцев и белых, он все же предпочитал говорить по-испански. Клара помнила немного со своих детских дней в Техасе и пыталась общаться с ним на его языке. При звуке испанских слов все его лицо сияло от счастья. Хотя он не умел читать, учителем был превосходным – он любил девочек, учил их ездить верхом, совершал с ними прогулки и называл им все, что они видели, по-испански.

Скоро все кобылы в загоне начали прядать ушами и наблюдать за приближающимся фургоном. Крупный мужчина в пальто, еще тяжелее того, что носил Чоло, ехал рядом на гнедой лошади, которая выглядела так, будто вот-вот упадет, если ей придется провезти его еще немного. Другой мужчина с сильно изуродованным лицом сидел на облучке фургона рядом с женщиной на сносях. Женщина правила упряжкой. Вся троица вы глядела настолько уставшей, что даже вид людей после длинного пути не слишком взволновал их. В фургоне были свалены несколько бизоньих шкур. Чоло внимательно наблюдал за незнакомцами, но, похоже, они не представляли никакой опасности. Женщина натянула поводья и взглянула на них затуманенным взором.

– Мы уже в Небраске? – спросила она.

– Да, – ответила Клара. – До города миль двадцать. Не хотите ли спуститься и отдохнуть?

– Вы не знаете Ди Бута? – спросила женщина. – Я его ищу.

– Sipistolero, – тихо пробормотал Чоло, который обычно занимался покупками и знал всех в городе.

Эльмира услышала слово и поняла, что оно означает, но ей было безразлично, как назвали Ди, самое главное – он рядом. Если он близко, значит, она сможет вскоре избавиться от Большого Звея и Люка, и ей не придется больше трястись в фургоне целыми днями, а ночью дрожать от страха, что на них нападут индейцы.

– Слезайте, – пригласила Клара, – вам все равно надо напоить животных. Если хотите, оставайтесь ночевать. Завтра вы легко доберетесь до города. Мне кажется, вам не мешает отдохнуть.

– А что это за город? – спросил Люк, осторожно спускаясь на землю. Несколько дней назад он подвернул ногу, когда бежал, чтобы подстрелить антилопу, и теперь едва ходил.

Эльмире не хотелось останавливаться, даже если до Огаллалы всего полдня езды, но Звей спешился и отстегнул мулов. Хоть бы скорее увидеть Ди, подумала она, но потом решила, что еще один день ничего не изменит. Она медленно слезла с сиденья.

– Проходите в дом, – пригласила Клара. – Девочки принесут воды. Вижу, вы давно в пути.

– Мы из Арканзаса, – сказала Эльмира. Дом находился близко, но, когда она направилась к нему, он вроде поплыл в ее глазах.

– Бог мой, вот это даль! – воскликнула Клара. – Я когда-то жила в Техасе. – Она обернулась и увидела, что женщина сидит на земле. Клара не успела подбежать к ней, как она завалилась на бок и осталась лежать лицом кверху на дорожке, ведущей к дому.

Клара не слишком обеспокоилась. Просто устала, решила она. Долгий путь из Арканзаса в таком фургоне вымотает кого угодно. Она помахала рукой перед лицом женщины, но без всякого результата. Чоло скоро тоже заметил, что женщина упала, и подбежал, но крупный мужчина легко поднял ее на руки, как будто она была ребенком, и понес к дому.

– Я не расслышала, как вас зовут, да и ее тоже, – заметила Клара.

Верзила молча посмотрел на нее. «Немой?» – подумала Клара. Но попозже человек со шрамами на лице тоже подошел к дому и объяснил, что нет, он просто мало разговаривает.

– Зовут Звей, – сказал он. – Большой Звей. А я Люк. Вот по дороге лицо попортил и эту чертову ногу подвернул. А женщину зовут Эльмира.

– И она приятельница мистера Бута? – поинтересовалась Клара. Они положили Эльмиру на кровать, но та не открывала глаз.

– Вот этого не знаю, но она замужем за шерифом, – сообщил Люк. После стольких дней и ночей в прерии он чувствовал себя неловко в доме, поэтому вскоре вышел и сел рядом со Звеем около фургона. Он случайно заметил двух маленьких девочек, таращившихся на них из окна второго этажа. Интересно, а где хозяин? Ведь не может же такая симпатичная женщина быть замужем за старым мексиканцем.

Попозже вечером Клара вышла и спросила, не хотят ли они поужинать с ними. Звей отказался, он был слишком робок, поэтому женщина вынесла им еду, и они поели около фургона.

Девочек очень разочаровал такой поворот событий. Они редко видели людей, и им хотелось рассмотреть незнакомцев поближе.

– Пусть они придут, ма, – прошептала Салли. Ее особенно поразил тот, со шрамами на лице.

– Я же не могу им приказывать, – объяснила Клара. – Кроме того, ты и раньше видела охотников за бизонами. И чувствовала, как от них пахнет. От этих пахнет не лучше, чем от других.

– Один какой большой, – заметила Бетси. – Он муж этой дамы?

– Не думаю, и нельзя быть такой любопытной, – укорила Клара. – Она очень утомлена. Может быть, завтра она сможет говорить.

Но девочкам суждено было услышать голос Эльмиры задолго до наступления утра. Мужчины у фургона тоже услышали его – продолжительные вопли, разносившиеся по всей прерии.

И снова Клара порадовалась, что рядом с ней Чоло, умевший обращаться с женщинами не хуже, чем с лошадьми. Трудные роды не пугали его, как других мужчин, да, впрочем, и женщин. Случай с Эльмирой тоже был сложным. Она слишком ослабла за длинный и тяжелый путь. В течение ночи она неоднократно теряла сознание. Клара ничем не могла ей помочь, разве что протереть лицо салфеткой, смоченной в холодной воде. Когда рассвело, Эльмира так ослабела, что уже не могла кричать. Клара беспокоилась за нее – слишком уж много она потеряла крови.

– Мамуль, папе плохо, от него скверно пахнет, – сообщила Салли, заглядывая в комнату. Девочки спали внизу на матрацах, чтобы не так были слышны крики.

– Оставь его в покое, я о нем позабочусь, – пообещала Клара.

– Но он болен, от него плохо пахнет, – повторила Салли. Глаза у нее были испуганными.

– Он жив, а живые не всегда благоухают, – сказала Клара. – Иди и приготовь нам завтрак, и тем мужчинам тоже. Они, верно, голодны.

Через несколько минут Эльмира снова потеряла со знание.

– Слишком слаба, – заметил Чоло.

– Бедняжка, – проговорила Клара. – Я бы тоже ослабла, проделай я такой путь. Ребенку придется подождать, пока она не наберется сил.

– Нет, он ее убьет, – заявил Чоло.

– Ну, тогда спаси хоть его, – попросила Клара, неожиданно настолько упав духом, что ей пришлось выйти из комнаты. Она взяла ведро и вышла из дома, чтобы принести воды для Боба. Утро выдалось чудесное, вся долина была залита солнечным светом. Клара заметила эту красоту и сама удивилась, что она еще способна после стольких лет отзываться на нее, когда в доме двое или даже трое умирают, а она валится с ног от усталости. Но она любила прерию ясным утром, это поднимало ей настроение все эти годы, когда, казалось, грязь, холод и смерти раздавят ее. Но льющийся по равнине свет придавал ей бодрости, заставлял ее действовать.

Больше всего она хотела посадить цветы, которые цвели бы в этом свете. Она и посадила их, выписав семена и луковицы с Востока. Свет заставил их взойти, но ветер вырвал их у нее. Ветер Клара ненавидела еще больше грязи. С грязью можно было бороться, каждое утро подметать, но ветер был бесконечен и беспощаден. Он дул снова и снова, уносясь на север и забирая с собой ее цветы, лепесток за лепестком, пока ничего не оставалось, лишь голые стебли. Клара упрямо продолжала сажать, пряча цветы в наиболее защищенных местах. Но ветер всегда находил их, хотя иногда цветы выдерживали несколько дней, прежде чем лепестки уносил ветер. В этой борьбе она не хотела сдаваться. Каждую зиму она изучала каталоги семян и обсуждала с девочками, что они посадят весной.

Возвращаясь с полным ведром воды от цистерны, она заметила двух грязных молчаливых мужчин, сидящих около фургона. Она прошла мимо них только что, не обратив внимания.

– Уже родился? – спросил Люк.

– Нет еще, – ответила Клара. – Она слишком утомлена.

Верзила проводил ее глазами, но промолчал.

– Вы так много дров в печку положили, что все сожжете, – заметила Клара, посмотрев, как идут дела у ее дочерей с завтраком.

– Ой, мам, да мы умеем готовить, – сказала Салли. Ей нравилось выставлять мать из кухни, чтобы иметь полную возможность покомандовать младшей сестрой.

– Та женщина по-настоящему больна? – спросила Бетси. – Почему она так кричит?

– У нее тяжелая задача, – объяснила Клара. – Смотрите, не сожгите кашу, я бы поела немного.

Она отнесла ведро в спальню, вытащила вонючие простыни из-под Боба и вымыла его. Боб продолжал, как всегда, смотреть прямо вверх. Обычно она подогревала воду, но сегодня у нее на это не было времени. От холодной воды ноги его покрылись пупырышками. Крупные ребра, казалось, выпирали еще сильнее. Клара забыла захватить чистые простыни – вечная проблема успеть все перестирать, – поэтому она прикрыла его одеялом и вышла на минуту на веранду. Она услышала, как снова начала стонать Эльмира. Клара знала, что ей следовало пойти и сменить Чоло, но она не стала торопиться. Роды могут продлиться еще целые сутки. Так уж получалось, что все происходило либо слишком медленно, либо слишком уж быстро. Жизни ее сыновей унесло как порывом ветра, а муж бездвижно лежит уже два месяца и все не умирает. Как же трудно приспособиться к этим разным ритмам, задаваемым жизнью.

Постояв немного на прохладной веранде, она вошла в комнату, где лежала Эльмира, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чоло принимает у нее окровавленного младенца-мальчика.

Младенец казался мертвым, да и Эльмира с виду уже отходила, но, как ни странно, оба выжили. Чоло поднял мальчика к лицу и принялся дуть на него, пока он не задвигался и не заплакал. Тоненький звук, не громче мышиного писка. Эльмира снова потеряла сознание, но дышала.

Клара спустилась вниз, чтобы нагреть воды, и увидела, что девочки отнесли мужчинам завтрак. Они стояли рядом, пока те ели, не желая отказаться от возможности поговорить, пусть хоть и с охотниками за бизонами, один из которых пока не произнес ни одного слова. Глядя на них, Кларе захотелось плакать. Насколько же ее дети лишены друзей, что они тянутся даже к двум угрюмым мужчинам в поисках хоть какого-то общества. Она не стала их окликать и согрела воду. Возможно, эти люди вскоре уедут, хотя, судя по всему, Люк охотно беседовал с девочками. Наверное, ему так же одиноко, как и им.

Когда она принесла воду, Эльмира уже пришла в себя и лежала с открытыми глазами. Бледная, ни кровинки в лице.

– Просто чудо, что вы до нас добрались, – сказала Клара. – Начнись у вас роды в пустыне, вряд ли бы вы и ребенок выжили.

Старик мексиканец завернул ребенка в ветхий байковый халат и принес, чтобы показать Эльмире, но она даже не взглянула на сына. Не хотела смотреть и не хо тела говорить.

Ей не нужен этот ребенок. Может быть, он умрет, подумала она. Ди он тоже не нужен.

Клара заметила, что женщина отвела глаза. Она молча взяла ребенка из рук Чоло и пошла с ним вниз, на солнце. Девочки все еще стояли подле фургона, хотя мужчины уже поели. Углом халата она прикрыла ребенку глазки от солнца и подошла к ним.

– Ой, ма, – воскликнула Бетси. Она никогда не видела новорожденного младенца. – Как его зовут?

– Тетя слишком устала, чтобы об этом сейчас думать, – объяснила Клара. – Но это мальчик.

– Здорово, что мы попали к вам, верно? – заметил Люк. – Мы бы со Звеем не знали, что и делать.

– Действительно, здорово, – согласилась Клара. Большой Звей некоторое время смотрел на ребенка.

– Он красный, Люк, – наконец произнес он. – Наверное, индеец.

Клара засмеялась.

– Никакой он не индеец, – возразила она. – Новорожденные почти всегда красные.

– Можно мне подержать? – попросила Салли. – Я же держала Бетси. Я умею.

Клара передала ей ребенка. Чоло тоже спустился вниз и теперь стоял на крыльце с чашкой кофе в руках.

– Звею надо в город, – сказал Люк. – Элли уже может ехать?

– Да что вы, – удивилась Клара. – Ей пришлось нелегко, она очень слаба. Поездка ее убьет. Ей надо с недельку отдохнуть. Вы можете за ней вернуться, или мы можем привезти ее в своем фургоне, когда она поправится.

Но Звей отказался уезжать. Он помнил, Элли хотела в город, так что он будет ждать, когда она сможет по ехать. Весь день он просидел около фургона в тени, обучая девочек играть в колышки. Клара время от времени поглядывала на них в окно, но верзила не казался ей опасным. Заскучав от безделья, Люк отправился вместе с Чоло посмотреть на кобыл.

Когда Клара принесла ребенка к Эльмире покормить, она начала понимать, что той он не нужен. Мать отвернулась, едва Клара поднесла малыша к ней поближе. Младенец скулил от голода.

– Мэм, его надо покормить, – проговорила Клара, и Эльмира не протестовала, когда ребенка поднесли к ее груди. Но дело шло туго. Сначала вообще не было молока, и Клара начала бояться, что ребенок ослабеет и умрет, прежде чем они успеют его накормить. Наконец удалось выцедить немного молока, но так мало, что через час он уже снова плакал от голода.

«Плохое молоко, – решила Клара, – ведь женщина не ела прилично, похоже, уже несколько месяцев». Эльмира не смотрела на ребенка, даже когда он сосал грудь. Кларе самой приходилось его держать и всячески поощрять, смазывая губки молоком.

– Мне сказали, вы замужем за шерифом, – заметила Клара, решив, что не мешает поговорить. Возможно, именно муж и вынудил ее сбежать. Наверное, он ей не нужен, как теперь не нужен этот ребенок.

Эльмира не ответила. Ей не хотелось разговаривать с этой женщиной. Груди так распирало, что она едва терпела боль. Она не возражала, чтобы ребенок пил молоко, но смотреть на него она отказывалась. Ей хотелось встать и заставить Звея отвезти ее в город к Ди, но она понимала, что пока не сможет двигаться. Ноги так ослабели, что она едва шевелила ими в постели. Вниз она сможет спуститься только ползком.

Клара взглянула на Эльмиру и не стала сердиться. Ее не слишком удивило, что женщина не хочет ребенка. Она тоже не хотела Салли, боялась, что девочка может умереть. У этой женщины должны быть свои страхи – ведь она несколько месяцев ехала через пустыни с двумя охотниками за бизонами. Возможно, она от кого-то убегала, возможно, кого-то искала, и нет никакого смысла задавать ей вопросы, потому что она и сама могла не знать, почему она убежала.

И еще Клара вспомнила, какая ее охватила усталость, когда родилась Бетси. Она последний ребенок; это были самые тяжелые роды, и, когда все кончилось, Клара три часа не могла поднять головы. Даже говорить она тогда едва могла, а ведь Эльмире пришлось еще труднее, чем ей. Лучше всего дать ей отдохнуть. Когда она наберется сил, тогда и к ребенку отнесется иначе.

Клара спустила младенца вниз и поручила девочкам. Сама быстро вышла во двор и поймала цыпленка. Большой Звей молча наблюдал от фургона, как она ловко свернула ему шею, ощипала и вымыла.

– Последнее время в этом хозяйстве постоянно варится куриный бульон, – заметила Клара, внося цыпленка на кухню. У них осталось немного куриного бульона, она подогрела его и отнесла Эльмире. Она поразилась, застав Эльмиру на ногах и смотрящей в окно.

– Господи, да вам лучше лечь, – сказала Клара. – Вы столько крови потеряли, вам надо набраться сил.

Эльмира покорно подчинилась. Она также съела несколько ложек бульона.

– Далеко до города? – спросила она.

– Достаточно далеко, вам не дойти и не доехать, – ответила Клара. – Город никуда не убежит. Почему бы вам просто не отдохнуть пару дней?

Эльмира промолчала. Старик назвал Ди pistolero. Хотя ей и было безразлично, как называли Ди, ей бы только его найти, но новости ее обеспокоили. Кто-нибудь может пристрелить его до ее появления. Он может уехать, может быть, уже уехал. Она не могла вынести этой мысли. Все ее будущее сводилось к одному: найти Ди Бута. Если она его не найдет, то убьет себя.

В течение дня Клара несколько раз безуспешно пыталась заинтересовать Эльмиру мальчиком. Эльмира разрешала его покормить, но и тут без особых успехов. Молоко было таким жидким, что через час ребенок снова просыпался от голода. Девочки все спрашивали, почему он так много плачет.

– Он есть хочет, – отвечала Клара.

– Я могу пораньше подоить корову, – предложила Салли. – И мы можем дать ему молока.

– Наверное, придется, – согласилась Клара. – Но сначала нужно его вскипятить. «Слишком жирное для такого малыша, – подумала она. – Заболит живот, и это может его убить». Она сама почти весь день проносила на руках беспомощное маленькое существо, покачивая его и что-то ему нашептывая. Он уже не был красным, напротив, очень бледным, к тому же совсем маленьким, не больше пяти фунтов, так она думала. Она сама сильно устала и к вечеру начала срываться – то ругала девочек за шум, то отправлялась на веранду едва не в слезах. Может, и лучше, если он умрет, думала она, но в следующее мгновение ребенок на секунду открывал глаза, и сердце ее наполнялось жалостью к нему. И она ругала себя за черствость.

Когда стемнело, она вошла в дом и зажгла лампу в комнате Эльмиры. Заметив, что глаза ее открыты, Клара хотела передать ей ребенка. Но Эльмира снова отвернулась.

– Как зовут вашего мужа? – спросила Клара.

– Я ищу Ди Бута, – сказала Эльмира. Она не хотела называть Джули. Ребенок скулил, но ей было наплевать. Сын Джули, а ей не хотелось иметь с Джули ничего общего.

Клара снова немного покормила ребенка, а потом унесла в свою комнату, где и прилегла ненадолго. Она знала, что долго он не проспит, но ей самой тоже требовалось отдохнуть, а доверить его матери она боялась.

В какой-то момент она услышала плач ребенка, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы встать. Она понимала, что следует встать и накормить Боба, но желание спать пересилило, она не могла заставить себя пошевелиться.

Потом она почувствовала руку на своем плече и увидела у кровати Чоло.

– В чем дело? – спросила Клара.

– Они уезжают, – ответил Чоло.

Клара спрыгнула с кровати и бросилась в комнату, где лежала Эльмира, – разумеется, той и след простыл. Она подошла к окну и увидела фургон к северу от загонов. За спиной она слышала плач ребенка.

– Senora, я не мог их задержать, – пояснил Чоло.

– Сомневаюсь, что они послушались бы твоей просьбы, а перестрелки нам здесь ни к чему, – проговорила Клара. – Пусть едут. Если она выживет, то может вернуться. Ты доил корову?

Чоло утвердительно кивнул.

– Жаль, что у нас нет козы, – продолжала Клара. – Я слышала, козье молоко для маленьких лучше, чем коровье. Если в следующую твою поездку в город увидишь коз, давай купим парочку.

Сказав это, она слегка смутилась. Иногда она говорила с Чоло так, будто он, а не Боб, был ее мужем. Она спустилась вниз, развела огонь в печке и принялась кипятить молоко. Когда оно вскипело и остыло, она отнесла немного наверх и дала ребенку, смачивая в молоке кусок хлопковой ткани, которую мальчик потом сосал. Дело шло медленно и требовало терпения. Ребенок был чересчур слаб, чтобы справиться с задачей, но она понимала, что, если не накормит его, он ослабеет еще больше и умрет. Поэтому она капля за каплей вливала в него молоко, когда он слишком устал, чтобы сосать тряпку.

– Я знаю, медленно у нас с тобой получается, – шептала она ему. Когда ребенок наелся, она встала и походила с ним. Ночь выдалась лунная, и она на минутку вышла на веранду. Ребенок спал, прижавшись к ее груди. «Ты мог оказаться и в более худшем положении, – подумала она, глядя на него. – У твоей матери хватило здравого смысла подождать с родами, пока она не добралась до места, где за тобой могут присмотреть».

Потом Клара вспомнила, что так и не накормила Боба. Она пошла вместе с ребенком на кухню и подогрела куриный бульон.

– Сколько же времени уходит на эти подогревания, – пожаловалась она продолжавшему спать младенцу.

Она положила его в ногах Боба и покормила мужа, наклоняя его голову так, чтобы он мог проглотить бульон. Ее удивляло, что он может глотать, хотя не способен даже закрыть глаза. Он был мужчина крупный, с большой головой, и каждый раз ее рука, которой она поддерживала голову, болела.

– Похоже, у нас появился мальчик, Боб, – сказала она. Доктора велели ей разговаривать с ним, они считали, что это как-то может помочь, но Клару это только еще больше угнетало. Ей все напоминало годы их молодости, потому что она любила болтать, а Боб всегда отличался молчаливостью. Она год за годом говорила с ним, не получая ответов на свои вопросы. Он беседовал только на денежную тему. Она могла болтать два часа не переставая, а он за это время мог не вымолвить ни слова. Так что в смысле бесед в их браке ничего не изменилось, разве что ей проще стало решать денежные вопросы, отчего ей тоже становилось грустно.

Она взяла ребенка с постели и прижала к груди – она подумала, что, если он увидит ее с ребенком, ему это может помочь. Боб увидит ребенка, подумает, что это их сын. Может, так он вернется к жизни?

Она знала, что противоестественно для матери бросать ребенка через день после родов. Разумеется, дети – огромная нагрузка. Они появляются, когда в них нет нужды, и требуют к себе бесконечного внимания. Хуже того, они умирают вне зависимости от того, насколько сильно ты их любишь. Смерть ее собственных детей заморозила в ней все надежды крепче, чем суровая зима землю. Они замерзли навечно, так она думала, но ошиблась, надежды стали оттаивать. Сначала они оттаяли немного с появлением девочек, и вот теперь продолжали оттаивать, когда она держала у груди этого мальчика, которому даже не была матерью. Кларе нравилось прижимать его к себе, хотя она понимала, что он слаб и его шансы на выживание незначительны. «Я тебя украла, – думала она. – Ты у меня есть, и мне даже не пришлось ради тебя терпеть боль. Твоя мать дурочка, она отказалась от тебя, но у нее хватило ума понять, что вряд ли тебе выжить с ней и с этими охотниками за бизонами. Но дело тут вовсе не в рассудке, той женщине ты просто не нужен».

Она взглянула на Боба и поняла, что присутствие ребенка никак на него не подействовало. Как лежал, так и лежит. Неожиданно Клара разозлилась, что он оказался таким придурком, вознамерившись объездить кобылу, хотя и она, и Чоло советовали ему оставить ее в покое. И еще она злилась на себя за то, что столько лет прожила с торговцем лошадьми, у которого не хватило ума не связываться с норовистой лошадью.

И теперь он лежит, уставившись в потолок, беспомощнее ребенка. Она снова положила мальчика и снова стала кормить Боба, пока рука, поддерживающая голову, окончательно не онемела. Затем она опустила его голову на подушку и сама доела остаток супа.

Большой Звей не понимал, почему Эльмира оставила ребенка. Когда она вышла из дома, малыша с ней не было.

– Запрягай и поехали, – сказала она коротко. Он послушался, но плохо понимал, что происходит.

– Мы разве не возьмем ребенка? – робко спросил он перед самым отъездом.

Эльмира не удостоила его ответом. Она так устала, что даже на это у нее не было сил. Все силы ушли на то, чтобы спуститься по лестнице и подойти к фургону. Звею пришлось самому подсаживать ее в фургон, где она села, откинувшись на бизоньи шкуры, слишком утомленная, чтобы беспокоиться о запахе. Она настолько обессилела, что ей казалось, будто ее и нет вовсе. Она даже не смогла приказать Звею двигаться, это сделал за нее Люк.

Дата добавления: 2015-07-16