Конец второй баллады 5 страница

— Вы опять мне льстите, герр О'Миллер. Я, как известно, к тому времени уже три года как пребывал на пенсии.

— Ну-ну, не скромничайте, генерал! Никому, кроме вас, такое было бы не под силу. Когда в 86-ом вас выперли в отставку — как «подголоска московских ревизионистов Горбачева и Яковлева» и вообще без пяти минут диссидента (одна история с самовольной, в обход цензуры, публикацией на Западе вашей «Тройки» чего стОит!) — в руководстве Штази остались одни ничтожества. С одного конца — маразматики-сталинисты, вроде вашего прижизненно-мумифицированного шефа Мильке, с другого — мелкая комсомольская погань из поколения «чего изволите», равно готовая хоть бить по почкам диссидентов, хоть торговать по дешевке краденным оружием со складов ЗГВ или краденными же досье на собственных агентов… Расклад вам на руки пришел — не позавидуешь, но вышли вы из положения с честью. Ваша операция по СПАСЕНИЮ архивов Управления «А», герр Вульфсон — своего рода шедевр, я перед вами преклоняюсь!..

— Не комментируется, — чуть пожимает плечами экс-разведчик, отпивая толику «Пльзеня».

— «Телерепортажи о падении Берлинской стены генерал Вульфсон смотрел уже в Москве. Тут, конечно, сразу приходят на ум генералы (несть им числа), что бестрепетно драпают в заграницу, бросив на произвол судьбы солдат своей разбитой армии, но эту версию мы отметем сразу: не тот человек. С какой же целью сей своевольный вассал примчался, загоняя коней, в замок своего двоедушного сюзерена?» Это то самое исследование, о котором мы говорили, герр Вульфсон; цитирую по памяти… Так вот, журналист тот предполагает, что вы, заполучив в свои руки архивы Управления «А», попытались торговаться с русскими.

Вы отлично понимали, в каком отчаянном положении оказались ваши люди, особенно личный состав нелегальных резидентур в ФРГ. Если те архивы попадут в руки властей Объединенной Германии — их ждет тюрьма за шпионаж, без малейшей надежды быть обменянным; если в руки чужой спецслужбы — КГБ или ЦРУ, без разницы — их станут перевербовывать, шантажируя прошлой службой, и принуждать к работе на нового хозяина. Этот, последний, вариант был абсолютно неприемлем и для вас самого, герр Вульфсон, и для подавляющего большинства ваших офицеров: одно дело — сражаться за одну Германию в ее войне с другой Германией, и совсем другое — торговать Родиной, шпионя на иностранную державу.

И вы предложили КГБ неплохую, как вам казалось, сделку: пускай Советское руководство, подписывая с канцлером Колем грядущий, так сказать, приемно-передаточный акт на Восточную Германию (типа — «Сдаются по описи: Бранденбургские ворота — 1 шт., нобелевсих лауреатов — 2 шт., третья в мире Олимпийская сборная — 1 шт., etc), оговорит отдельным пунктом амнистию для ГДР-овских разведчиков — и действующих, кто решит сложить оружие, и тех, кто уже сидит в тюрьмах на Западе. Выторговать такой пункт Советам не составит труда: в конце концов, война-то окончена — и тут ОБЕИМ сторонам положено отпускать военнопленных по домам! Западногерманские и англо-американские шпионы, сидящие в тюрьмах бывшей ГДР, выйдут на свободу немедля, как только, так сразу — почему же их коллеги с другой стороны тайного фронта должны хлебать тюремную баланду?.. В обмен же на такую амнистию вы предлагали передать в распоряжение КГБ агентурные сети Управления «А» за пределами Германии, в третьих странах — прежде всего на Ближнем Востоке. Штази действительно располагала на тот момент превосходной агентурой в мусульманском мире: в Ливане, Сирии, Ираке, среди палестинской диаспоры — это ведь вы обучали навыкам разведывательной и контрразведывательной работы и арафатовский ФАТХ, и «Хамас»; в одной только йеменской резидентуре, в общем-то второстепенной, работало свыше сотни кадровых оперативников! Так что вы предложили русским вполне честный обмен… — Не комментируется, — повторяет Вульфсон, вновь делая глоток пива, заметно более длинный, чем в прошлый раз.

— Журналист утверждает, что русские просто рассмеялись вам в лицо: их, понятное дело, интересовал вовсе не Ближний Восток (кому в том 90-ом году нужны были все эти исламские экстремисты?), а как раз отлично налаженные агентурные сети Штази в Германии. Русские без обиняков предложили вам ne vyjobyvatsa — (tak?) — и сдать им весь архив в обмен на политическое убежище для себя лично; ну, плюс еще полудюжине ближайших сотрудников — в кого вы ткнёте пальцем. А когда вы ответили: «Нет», вам просто указали на дверь — ну, и отправляйся, мол, в свою объединенно-германскую тюрьму, недоумок! Еще приползешь на брюхе, куда денешься… Вы вернулись в Берлин, по-прежнему не оставив попыток спасти своих людей. Времени почти не оставалось — и КГБ, и ЦРУ, и БНД вовсю вели уже между собою «Войну за Вульфсоново наследство». Ваш преемник, генерал Гроссман, потом клялся и божился, будто «русским не досталось ничего», но это, конечно, ерунда: Иван Кузьмин, заместитель тогдашнего шефа резидентуры КГБ, хвастался, что по ходу операции «Райсвольф» оперативных материалов Штази в их руки попало столько, что даже не всё успели вывезти в Москву — часть пришлось просто сжечь из огнеметов на одном из полигонов ЗГВ. Большая часть материалов, конечно, должна была бы достаться БНД, но ЦРУ успело раньше. Американцы провели операцию «Розовое дерево» — как писали в прессе, «в лучших традициях англо-американских коммандос времен Второй Мировой, захватывавших нацистские архивы». Впрочем, злые языки утверждали, что материалы «Розового дерева» американцы просто-напросто купили — за шестизначную сумму; кстати, как вы полагаете, не был ли это как раз «пепел», оставшийся после тех русских огнеметов?

— Скорей всего. Я давным-давно уже не строю себе никаких иллюзий насчет «облико морале» коллег из КГБ… — В результате операции «Розовое дерево» возник любопытнейший расклад. БОльшая часть агентурной картотеки Управления «А» вроде бы досталась ЦРУ; на все запросы братского БНД — ознакомиться с картотекой — американцы отвечали отказом. В прессе много об этом писали, чуть ли не как о начале «войны разведок» между США и Евросоюзом; чушь, конечно. Просто американцам ужасно не хотелось публично признавать, что в 90-ом их изящно кинули, всучив «за шестизначную сумму» полнейшую абракадабру — вполне, впрочем, аутентичную… Картотека оказалась зашифрованной: структура ее представляет собою пазл, годный к прочтению лишь когда у тебя на руках имеются ВСЕ фрагменты, без изъятия. Американцы понадеялись, что, имея, условно говоря, две трети кусочков пазла, они сумеют собрать его в одиночку, реконструировав недостающую треть — но увы им!.. Поистине гениальный ход, заимствованный скорее даже не из детективных романов, а из авантюрных: карта пиратского клада, разрезанная на три части, которые мало того, что сами по себе бессмысленны, но еще и розданы троим злейшим врагам… — Больно уж сложно… — качает головой Вульфсон. — В реальной жизни, герр О'Миллер, разведке удаются только самые примитивные комбинации… — И тем не менее, вам это удалось: вы, генерал, в одиночку обвели вокруг пальца разведки трех держав и прикрыли-таки своих людей от разоблачения и шантажа. То-то все те державы взбесились: три судебных процесса над вами, газетная травля — «Ату его! Вот он, главная шестерня репрессивного аппарата Штази!» Американы — те просто и незатейливо пытались вас купить… — Да, это было весьма забавно. Прямо как в советских фильмах эпохи холодной войны: «Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин«… Нет, серьезно — в их прейскуранте впрямую фигурировала пресловутая «вилла в Калифорнии»; я уж и не знал — сердиться или смеяться… Что ж, герр О'Миллер, сама по себе версия забавная, а лично для меня в чем-то даже и лестная; как шпионский роман — вполне сойдет. А конкретные аргументы там есть?

— Кое-что есть. Ну, например, то обстоятельство, что в расшифровке «архива Штази» Германия сейчас продвинулась заметно дальше Штатов. Вероятно, вы слыхали краем уха про Комиссию пастора-диссидента Гаука: они там на общественных началах разгребают Монблан бумаг, оставшихся после Штази — и, по всему видать, будет сим благородным делом заниматься еще лет сто. И вот как-то раз, в 97-ом году, натыкаются они в своих необозримых завалах на три магнитных диска; немедля возникает еще и некий гениальный дешифровщик и — о чудо! — на дисках обнаруживается… SIRA, база данных Управления «А», более полная, чем полученная американцами в ходе «Розового дерева»!

Тут, правда, сразу же возникает куча вопросов. В Комиссии Гаука, помимо бумаг, скопилось почти 11 тысяч магнитных дисков и пленок, из коих на тот момент было прочитано всего несколько десятков, не содержавших к тому же ровно ничего путного; чем вдруг привлекли к себе внимание именно эти три диска? Диски те якобы были случайно найдены в 90-ом солдатами бундесвера в одном из атомных бункеров армии ГДР в Гарцрау; если так — почему они попали не в военную контрразведку и не в БНД, а в правозащитную лавочку Гаука? Утверждалось, будто диски просто «забыли размагнитить» — в нервном поносе начавшейся уже революции; но если их сочли размагниченными — зачем везти их в Гарцрау, вместо того, чтоб выкинуть на помойку? а если их хотели припрятать «до лучших времен» — использовать в качестве тайника командный бункер может только полный идиот… Так вот, смею предположить, что диски эти ни в каком бункере отродясь не бывали, а тихо-мирно пролежали все те семь лет между досье на диссидентов и протоколами партсобраний центрального аппарата Штази. И лежали бы там еще лет сорок — если бы Конституционный суд не признал, наконец, что в Объединенной Германии сотрудники и агенты Штази, действовавшие до 89-го года на территории ФРГ, должны быть неподсудны ровно в той же мере, что и агенты БНД, действовавшие в ГДР. Вам удалось-таки продавить свою сделку, герр Вульфсон — «архив в обмен на амнистию»; моё вам искреннее восхищение! Да и потом — запрятать важнейшие документы разведки в рассекреченных архивахтайной полиции, не интересных более никому, кроме кучки выживших из ума ветеранов-диссидентов — затея, великолепная в своем нахальстве, ваш фирменный стиль!

— Я прям сейчас растаю от ваших комплиментов!.. Так вы хотите, чтоб я откомментировал сей детективный рОман?

— Никак нет, герр генерал! Это всё не более чем затянувшаяся преамбула; речь шла о прошлом, а нам сейчас интереснее настоящее и будущее… Итак, вы в 90-ом предлагали русским сделку: они обеспечивают амнистию вашим людям в Германии, а вы передаете им агентурные сети Штази в третьих странах. Русские отказались, и в конечном итоге вы сумели отстоять своих людей сами, без чьей-либо помощи. Вопрос на засыпку: а к кому же перешел теперь контроль над теми «сетями в третьих странах«? Кому, к примеру, служит сейчас полковник Отто Брандт — шеф той самой йеменской резидентуры на сто персон, без чьего дозволения никто раньше и чихнуть не смел ни в йеменских спецслужбах, ни в тамошней палестинской диаспоре? А ведь Йемен — это ключевая база и ФАТХа, и «Хамаса», и «Аль-Каиды»… — Гм… Ну, и кому же этот самый полковник Брандт служит — по версии вашего журналиста?

— В том-то и дело, что сие никому неведомо!.. А ведь всем известно, что людей в свое ведомство вы умели подбирать как никто. После обрушения ГДР из 4200 сотрудников центрального аппарата Управления «А» таких, кто предал бы вас, пойдя на сотрудничество с новой властью, не нашлось и пары десятков; и нет оснований полагать, что в заграничных резидентурах картина была иной. А отсюда вывод: вы, генерал, являетесь ныне главой — capo di capi tutti, в столь почитаемых вами местных терминах — возникшей на руинах Штази частной разведслужбы. Разведслужбы, сопоставимой по своим возможностям со спецсужбами ведущих держав мира.

— Забавно, — после секундной паузы хмыкает Вульфсон. — И вы надеетесь купить у меня сведения об этой самой разведслужбе (если допустить, что она и вправду существует) за двадцать миллионов? Вы не находите, что это — ну, очень смешная сумма? И где-то даже оскорбительная?

— Вы совершенно превратно поняли суть нашего предложения, генерал, — протестующе вскидывает руку пыльнолицый. — Мы готовы заключить с вами контракт на написание подобного комментария, не ограничивая вас сроками: вы можете писать его хоть год, хоть двадцать лет… Важно лишь, чтобы это был эксклюзив: на случай, если к вам обратится с аналогичным предложением другое издательство.

— Это несколько меняет дело, господин О'Миллер, — хмуро кивает экс-разведчик. — И, тем не менее, я вынужден отклонить ваше предложение. Мы сотрудничаем ровно до тех пор, пока меня устраивает политика вашего… э-э-э… издательства — и ни минутой более. Прошу простить, но в прошлой жизни я уже бывал вынужден делать вещи, противоречащие моим убеждениям, и всё из-за того, что некогда подписал такой же вот долгоиграющий контракт — хватит!

— Вот как? И какова же, по вашим представлениям, политика нашего издательства? — ползет кверху бровь пыльнолицего.

— Ну что ж, могу — в обмен — подарить вам резюме своей возможной книги на эту тему… Знаете, меня не перестает изумлять, господин О'Миллер, слепота людей, решительно не желающих замечать, что наш мир вот уже лет двадцать как вступил в принципиально иную фазу развития. Иногда говорят — постиндустриализм, иногда — когнитивная фаза… Суть не в терминах, а в том, что все прежние, неомарксистские по своей сути, модели исторического развития приказали долго жить. Влияние базиса на надстройку становится исчезающе малым, энерговооруженность цивилизации превращается если и не в фикцию, то во второстепенную ее характеристику, а на первый план выступают чисто информационные игры: Проекты Будущего. Ибо кое-кто — по всему современному миру — сумел-таки уразуметь: предсказывать Будущее — занятие абсолютно бесперспективное, а вот создавать его — совсем наоборот. В момент фазового перехода структура среды меняется скачком, причем принципиально непредсказуемым образом: если уронить на пол зеркало, никакими уравнениями невозможно описать, на какие конкретно кусочки оно разлетится. Вот из этой-то непредсказуемости и рождается свобода — истинная Свобода… Помните ту старую молитву? — «Господи! Дай мне мужество, чтоб изменить к лучшему то, что я в силах изменить; дай стойкость, чтобы принять то, чего я изменить не в силах; и дай разум, чтоб отличать первое от второго». Так вот, нынче наступили времена в некотором смысле магические: эта самая грань между «первым и вторым» оказалась вдруг стерта до неразличимости, и тем, кто обладает должной решимостью, теперь МОЖНО ВСЁ… Но есть и оборотная сторона этой медали: известный принцип «Кто не с нами, тот против нас» действует ныне жестче, чем когда бы то ни было. Откосить от начавшейся мобилизации не удастся никому: любой, абсолютно любой, человек в нашем глобализованном мире — от Билла Гейтса до оборванного афганца, сеющего опийный мак с калашниковым за спиной, — независимо от своего желания и степени информированности, уже участвует в написании одного из Проектов Будущего. А дальше — ГОРЕ ПОБЕЖДЕННЫМ!

Первый, всем очевидный, Проект Будущего — американский. Его пишут дяденьки-англосаксы с интеллектуальным багажом тинэйджера, который за свою жизнь не прочел ничего, кроме Толкиена и Гарри Поттера, а больше всего на свете любит играть в компьютерные игрушки: стратегия «Балканская война», авиасимулятор «Рейд на Багдад», стрелялка «Убей Бен-Ладена». Что эти бойскауты собираются выстроить — вполне очевидно: эдакий всесветный «Макдональдс», где все хорошие дети получают к рождеству по коттеджу и яхте, а все плохие дети — по высокоточной вакуумной бомбе… Есть исламский Проект, который, может и незаметно для самих себя, написали-таки бородатые аятоллы на пару с обучившимися в Сорбонне взрывохимии и политтехнологиям очкастыми шейхами-террористами. Об этом Будущем и думать-то неохота, но вот ведь — приходится… Как ни странно, есть и русский Проект: боюсь, что недоумков, радостно списавших Россию в Третий мир — отныне и навсегда! — лет через десять ждут крайне неприятные сюрпризы; и нас всех, вместе с ними, тоже. Японский и китайский Проекты кошмарны, но, по счастью, сугубо интровертны; во всяком случае, пока.

И еще есть — Европейский Проект. Не скажу, чтоб он был мне наиболее симпатичен — скорее наименее отвратителен. И я выбираю ваш, Европейский, проект конструирования Будущего, господин О'Миллер, лишь как наименьшее из зол. Вам всё ясно?

— Когда вы говорите: «Европейский проект», господин Вульфсон… —…Я, естественно, подразумеваю, «Германский», господин О'Миллер! Не о Страстбургских же клоунах речь, право-слово… В наступившем молчании собеседники едва заметно салютуют друг другу недопитыми бокалами с пивом.

— Что ж, господин Вульфсон, наше издательство устраивает та степень определенности, что сложилась в наших с вами отношениях, — с этими словами пыльнолицый извлекает прозрачную пластиковую папку с заполненными бланками. — Некоторое время назад вы представили нам сценарий фильма «Операция «Ассасин«», являющегося сиквелом к «Опреации «Блокбастер»»; сиквел к так и не снятому фильму — затея странная, но мы нашли, что сценарий хорош и сам по себе. Вам удалось придать совершенно новое звучание такому заезженному и бессчетно спародированному Голливудом сюжету, как кража террористами ядерной ракеты. Весьма удачно выбраны и типажи «плохих парней» — русская мафия плюс исламские экстремисты, именно то, что и нужно сейчас западному общественному мнению. Великолепно закрученная детективная интрига: идея с тремя шулерами за одним карточным столом, которые кидают друг дружку по кругу, а единственным выигравшим в итоге оказывается крупье, вроде как и не участвующий в игре — поистине, ваш фирменный стиль! Короче — мы готовы принять ваш сценарий к производству. Вот договор, подписывайте.

— Кровью? — хмыкает Вульфсон, изучая графы переданного ему документа.

— Зачем? — удивляется пыльнолицый. — Чернилами. Кровью вы уже подписали текст своего сценария — разве не заметили?..

— Вот как?

— Это шутка, господин генерал! Кстати, раз уж об этом зашла речь… Если ваш сценарий опять, как и тогда, воплотится в жизнь… уж не знаю, право, как это получается, да и не хочу знать… так вот — дело скорее всего кончится Мировой войной. Настоящей, горячей Третьей мировой. Которую, выходит, опять — пусть и косвенно — развяжет Германия… Выходит, троицу любит не только Бог, а?

— Крупье за тем столом с тремя шулерами, — спокойно пожимает плечами разведчик, — не представляет своей персоною какое-либо государство. Вы, господин О'Миллер, не Германия. Я — тем более. Что же до войны… Вы ведь не хуже меня понимаете, что она все равно неизбежна. И лучше уж ее начать сейчас, пока МЫ еще сохраняем шансы на победу.

…Проводив издателя, Вульфсон возвращается в кабинет и на некоторое время неподвижно застывает в кресле. Кажется, будто питавшая его всё это время энергия разом иссякла, и теперь, наконец, становится видно, что он — глубокий старик. Он так и сидит с полуприкрытыми глазами и лицом, смахивающим на посмертную маску, когда в дверях появляется встревоженная Ингрид:

— Марк!.. О, Господи! Что с тобой?! Сердце?

— Со мной всё в порядке, маленькая, — веки старика приоткрываются тяжко, будто налитые ртутью. — Просто я только что принял очень скверное решение. Да, конечно, — все прочие варианты были еще хуже: ведь непринятие решения — это тоже решение… Только знаешь — есть, наверное, такие решения, которых человек принимать вообще не вправе. И я, похоже, замахнулся на прерогативы Создателя… — О чем ты?

— Всё в порядке, — повторяет старик, с усилием возвращая на лицо улыбку. — Так, минутная слабость. Годы, знаешь ли, берут своё… Ты что-то хотела, девочка?

— Сегодня в шесть — открытие выставки Аниты… Мы едем, или тебе не того?

— Непременно едем! Сейчас спускаюсь — только вот сделаю еще один звонок.

Извлекает из ящика стола мобильник, некоторое время сосредоточено листает какие-то записные книжки и наконец набирает номер:

— Это адвокатская контора «Мэйсон энд Мэйсон», Нью-Йорк? Меня зовут Марк Вульфсон, Даблъю-Ю-Эл-Эф-Эс-Оу-Эн, я хотел бы поговорить с главой фирмы… да, жду.

Мистер Мэйсон? — это Марк Вульфсон… да-да, тот самый… Мистер Мэйсон, некоторое время назад вам удалось добиться досрочного освобождения Сцилларда из штаба ВМС США, отбывавшего с 86-го года пожизненное заключение за шпионаж в пользу Израиля… Так вот, в американской тюрьме сейчас продолжает сидеть некий Хуссейн Эльдрин, старик-египтянин, тоже осужденный на пожизненное заключение за шпионаж — в пользу ГДР. Шпион несуществующей страны — чудный сюжет для пьесы абсурда, не правда ли?

…Совершенно верно, мистер Мэйсон: в былые времена я просто отловил бы пару-тройку американских шпионов, выменял бы на них своего человека, и дело с концом. Согласитесь, в этом есть что-то неправильное: ведь американские шпионы, сидевшие в наших тюрьмах, давно на свободе — вкушают, так сказать, от трудов праведных, а наши так и продолжают париться на нарах … А ведь вина Эльдрина куда меньше вины Сцилларда: Сцилард — американец, предавший Родину, а Эльдрин — эмигрант, не имеющий особых моральных обязательств перед Америкой. К тому же Эльдрин был не агентом, а всего лишь связным — мелкая сошка, пожизненное заключение таким, как он не принято было давать даже по нашу сторону «железного занавеса»!

…Да, разумеется, мистер Мэйсон, я понимаю: процесс обойдется недешево. В вашем распоряжении — (тут Вульфсон чуть скашивает глаза в сторону так и не убранного со стола кейса с долларами и россыпи кредитных карточек) — миллион двести тысяч; этого, надеюсь, хватит? …Приступаете сегодня же? — превосходно! Если вам удобнее получить наличными… да, как скажете. Кстати, а кого из коллег вы могли бы порекомендовать мне в Европе? Хочу вот тем же манером вытащить из Брюссельской тюрьмы Райнера Руппа… да-да, тот самый суперагент «Топаз» из штаб-квартиры НАТО, а то ему сидеть еще 12 лет…

Летнее кафе в южном, сплошь обшарканном и общелканном туристами, городке — тут таких сотни, если не тысячи; сверху нависают тщательно отредактированные развалины рыцарского замка, внизу — бухта, глубины которой заправлены химической, вырви-глаз, средиземноморской синькой, а поверхность густо замусорена сдутой с берега стружкой катеров и яхт. За столиком под тентом двое мачо — нордический и оливковый; рукопожатие, которым только что они обменялись, явно из тех, какими обмениваются за положенное число секунд до гонга.

— Я, признаться, слегка опасался — а ну как не узнаем друг дружку? — начинает оливковый; разговор, как ни странно, идет на русском: если кто запамятовал, для заметной части планеты это некогда был самый что ни на есть язык межнационального общения. — Как-никак, двадцать лет минуло, с лишком… Да и виделись мы тогда всё как-то мельком: вы ведь всё больше посиживали под кондиционерами в столице, пока мы кормили москитов в буше… — Кондиционеры?! — вполне искренне изумляется нордический. — Шутить изволите… Я лично прибыл в Луанду, когда социализм тамошний уже вошел в стадию развитОго: украсть к тому времени успели не то, что кондиционеры — в гостинице, где мы квартировали, свинтили все оставшиеся после проклятых колонизаторов медные дверные ручки и кранЫ в ванной… Что же до узнавания — так ведь все ваши досье шли через наши руки; я, к примеру, по сию пору помню, что родом вы из Сантьяго-де-Куба, а отец ваш — радиоинженер… И понимаешь ведь, что всё это — полная липа, прикрытие, слепленное вашей контрразведкой, а всё рано помнишь. ЧуднО, верно?

— Это точно, — кивает оливковый. — Сколько сил мы тогда потратили на то, чтобы водить за нос союзников — уму непостижимо… Между прочим, вы не находите в тех событиях нечто мистическое, эдакое «проклятия фараонов»: ведь для ВСЕХ государств-интервентов, что имели глупость напрямую влезть в ту гражданскую войну черных, дело кончилось — хуже некуда: и ваша Восточная Германия, и Советский Союз, и белая Южная Африка уже приказали долго жить, мы, на Кубе, дышим на ладан… Главное — уже и нас всех больше нету, а те ангольские негры так и продолжают себе палить друг в дружку, как ни в чем ни бывало… — Верно. А еще смешнее то, что негры Манделы, взявши власть, первым делом вышвырнули из спецслужб и из полиции белых профессионалов — всех до единого, и понасажали на их место идеологически выдержанных черных назначенцев. Потом сообразили, что совсем без профи дело всё же не пойдет — и ну набирать на их место людей из распущенной Штази и полураспущенного КГБ. Ну, а поскольку негры-назначенцы ничем, кроме взяток и трайбалистских разборок не заняты, спецслужбами Южной Африки сейчас реально рулят как раз эти ребята — хоть и белые, но зато вроде как «классово близкие». Так что, как это ни смешно, мы, выходит, взяли-таки Преторию. Нафига она нам теперь — ума не приложу… — Да, жизнь выкидывает презабавные фортели… Я вот чего думаю: а не работает ли тут эдакий «закон сообщающихся сосудов»? Восточногерманские и советские разведчики эмигрируют в Южную Африку, а куда, интересно, при этом деваются их южноафриканские коллеги? ЮАРовская БОСС — уж нам ли не знать! — работать умела дай бог каждому: жестко, точно и быстро; а главное — крови ребята не боялись, это ведь по нынешним временам ба-альшая редкость… А ну как они заступили на место тех ребят из Штази и КГБ — на случай, если богатой и изнеженной Европе понадобятся ребята, не боящиеся крови? И при этом очень, ну — очень, не любящие цветных?

— Я не советую вам, сеньор полковник, делиться с кем-либо этими гипотезами, — улыбка нордического смахивает на бритвенный разрез. — Вы, кажется, собирались обратиться ко мне с каким-то предложением, верно?

— Верно. Но только я обращаюсь не к вам лично, герр полковник, и не от себя лично. Всем известно, что Фидель долго не протянет; вполне очевидно и то, что режим не переживет своего создателя: после смерти Команданте у нас на Острове начнется вакханалия, вроде той, что у вас в 90-ом и в России — в 91-ом. Вопрос лишь в том, в чьи именно руки попадет вторая по своим возможностям спецслужба Западного полушария… — Скорее всего — в руки наркокартелей.

— Именно! Так вот, я уполномочен говорить с вами от лица тех офицеров разведки, кого такая перспектива не устраивает.

— Да? И много ль тех офицеров?

— Достаточно, — отрезает оливковый. — А главное — именно в наших руках находятся превосходно налаженные агентурные сети в Штатах и по всей Латинской Америке… — Знаете, полковник, — бесцеремонно прерывает своего собеседника нордический, — скажу честно: агентурные сети в Штатах — это всё, конечно, очень соблазнительно, но только в нашем профессиональном сообществе ваши кубинцы всегда имели репутацию совершенно безбашенных: всем известно, что вы даже при заграничных операциях таскаете при себе оружие — ну что за детство!..

Тут его филиппику внезапно прерывает сигнал мобильника (фуга Баха, естественно…). Прочтя в окошечке пришедшую эсэмэску — «На выставке Аниты преобладали асимметричные композиции. Марко», он несколько мгновений обдумывает явно изменившуюся за эти мгновения ситуацию, после чего вновь обращается к оливковому:

— Ладно, так тому и быть. Ваше предложение, сеньор полковник, принято — в принципе. Конкретные детали мы оговорим позже. Связь будем поддерживать так… …Побродив сколько положено по изломанным мощеным улочкам и удостоверившись в отсутствии хвоста, нордический находит телефон-автомат и делает звонок, профессионально прикрывая от возможных нескромных взглядов набираемый номер; последовавший разговор укладывается в те пресловутые двадцать секунд, за которые невозможно засечь абонента. Повесив трубку, мачо отправляется на поиски другого автомата, из коего и делает второй звонок — на сей раз вполне открыто, порывшись перед тем в растрепанной телефонной книге, вывешенной на цепочке здесь же, в будке:

— «Эйр-Франс»? Когда у вас ближайший рейс до Бейрута? …Очень хорошо, зарезервируйте мне одно место в бизнес-классе. Мое имя — Брандт, Отто Брандт.

В Шервуде — рабочая тишина: все трое его обитателей странствуют в поисках информации по всемирной Паутине.

Подполковник последовательно закрывает на экране разнообразные интернетовские искалки, настроенные на слова «Марк Вульфсон» и «Штази» на всех мыслимых языках, и задумчиво резюмирует в пространство:

— Как интересно… Пятая по мощности разведслужба мира в одночасье испарилась, будто какая-нибудь жульническая лавочка типа МММ — а никому до этого и дела нет… Фантастика!

Тут как раз из соседнего помещения появляется Чип; вид у него несколько ошарашенный:

— Товарищ подполковник, всё точно: они действительно не проводили никаких масштабных банковских расследований! Комиссия по ценным бумагам еще сделала несколько запоздалых ритуальных телодвижений, а ФБР даже и не шевельнулось вовсе! Чуть перефразируя один любимый народом мультфильм — «Я иногда думаю: то ли все руководители американских спецслужб — полные идиоты, то ли… и на этом мысль останавливается «.

— Ясно… — по выражению лица Подполковника легко понять, что ясность эта его вовсе не радует. — Что ж, у нас у обоих тот самый случай, когда отрицательный результат — тоже результат.

— Кстати, Александр Васильевич, я тут кой-чего интересного накопал, насчет той биржевой игры перед 11-ым сентября. Хедж-фонды осуществляли продажи без покрытия и скупали «пут-опционы», цена которых растет при падении соответствующей акции или фьючерсного контракта. А продажа без покрытия — это когда игрок берет в долг ценные бумаги и продает их, а потом выкупает по снизившейся цене и возвращает кредитору, оставляя разницу себе… — Алеша, голубчик, — укоризненно воззряется на юного товарища начштаба, — ты полагаешь, я не знаю, что такое «пут-опцион» и «продажа без покрытия»?

— Пардон… Так вот, накануне теракта объемы торгов акциями United Airlines и American Airlines (чьи были те рейсы) в США выросли в 25 раз, а акциями страховых компаний в Европе (германской Munich Re, швейцарской Swiss Re и французской AXE) — как минимум вдвое. За день до взрывов в десятки раз возросла опционная торговля акциями компаний, работавших в WTC, вроде Morgan Stanley и Merrill Lynch. Был всплеск спроса на опционы и других туристских, страховых и брокерских компаний. Аналогичная игра была проведена в Японии на фьючерсы по индексу Nikkei, который сильно упал после терактов. Мало кто сомневается, что те сделки заключались на основании инсайдерской информации… — Да, это всё общеизвестно.

Дата добавления: 2015-07-16