Информационный повод

Альфия Умарова

Пьеса в трех действиях

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А

С в е ш н и к о в а С в е т л а н а П е т р о в н а, литературный редактор, женщина бальзаковского возраста, худенькая, с большими серыми глазами, обычно тихая и молчаливая.

Ж е м ч у г о в В и к т о р Н и к о л а е в и ч, главный редактор газеты «Замочная скважина», стареющий вальяжный мужчина с тщательно зачесанной лысинкой, затянутым под ремень брюшком и черными усиками в стиле чикагских гангстеров (красит он их, что ли?).

А н е ч к а, секретарша и по совместительству любовница главного редактора, с кукольным личиком и бесконечными ногами, берущими начало прямо из подмышек, с отменным аппетитом, но весом не больше рождественской индейки.

Л и д о ч к а, пухленькая наивная блондинка из рекламного отдела, якобы сидящая на диете.

И н г а, анорексичная брюнетка из отдела новостей, мечтающая похудеть еще больше и влезть в бикини, отхваченное на распродаже.

В а д и м С и н и ц ы н, креативный директор, с томными манерами капризного мальчика.

С е р г е й и М а й к, дизайнеры, пофигисты и позитивщики.

Т и м у р К р а в ц о в и М а р и н а В а с и л ь е в а, журналисты.

Т е т я М а ш а, менеджер по уборке.

Д р у г и е с о т р у д н и к и р е д а к ц и и.

I

Действие происходит в курилке редакции, на площадке между этажами, где в качестве пепельницы на низкий подоконник водружена симпатичная, распиленная надвое черепная коробка неизвестного науке животного. Разгар рабочего дня. «Бурильщики» – так называют себя в шутку сотрудники «Замочной скважины», нещадно дымят и говорят обо всем сразу: о проигрыше футбольной сборной, победе хоккеистов, последнем из законов, что ущемил права автомобилистов, очередной оранжевой революции… Л и д о ч к а и И н г а обсуждают, своя ли грудь у Стеллы из коммерческого, страдает ли булимией Анжелина Джоли, беременна или нет Оля из бухгалтерии, и какая из диет все-таки лучше – банановая или кефирная. С в е т л а н а П е т р о в н а в общем разговоре не участвует.

В курилку приходит А н е ч к а.

А н е ч к а (возмущенно). Вы что, забыли о планерке?

Все оборачиваются на секретаршу.

А н е ч к а (с укоризной в голосе обводя взглядом курильщиков). «Сам» рвет и мечет, а вы тут…

Л и д о ч к а (говоря за всех). Идем, идем.

Сотрудники гуськом тянутся в коридор, к кабинету «самого».

II

Действие происходит в кабинете главного редактора с длинным прямоугольным столом, рядом стульев вдоль него и кожаным креслом с высокой резной спинкой во главе.

Ж е м ч у г о в, А н е ч к а, Л и д о ч к а, И н г а, В а д и м С и н и ц ы н, С е р г е й, М а й к,

Т и м у р К р а в ц о в, М а р и н а В а с и л ь е в а.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (строго оглядывая поверх очков в тонкой золотой оправе подчиненных и не увидев среди них новенькой, кажется, Свешниковой, просит Аню). Пригласи и эту… как ее…

А н е ч к а (с готовностью подсказывает). Светлану Петровну?

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (утвердительно). Да, Светлану Петровну. Пусть поприсутствует, узнает, так сказать, работу газеты изнутри.

Анечка уходит и возвращается со Светланой Петровной.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч. Итак, номер практически готов. Нет статьи на главный разворот. Какие будут предложения? (Обводит взглядом коллектив.)

Л и д о ч к а (робко). Может, напишем про аварию, которая случилась недавно на объездной? Помните, там еще люди погибли…

В а д и м (прерывает, манерно растягивая слова и грассируя). Я тебя умоляю, Лидия, мон шер. Ну о чем ты говоришь? Подумаешь – авария. Банальщина! Да там и погибло-то всего пятеро. Нет, это не информационный повод. Надо что-то другое.

И н г а (радостно встревая). А давайте напишем про развод Джигурды и Анисиной!

С е р г е й (вяло интересуясь). А они что, разводятся?

И н г а (честно). Не знаю, но ведь могут. А разве это важно?

С е р г е й (равнодушно). Да мне-то по фиг, даже если это правда.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (призывая к порядку). Господа, господа, давайте серьезнее. (Обращаясь к Тимуру и Марине). А почему молчат акулы пера?

Т и м у р. Можно про найденных в городских коммуникациях «мутантов» написать и фоток нащелкать. Да шнягу придумать, типа они там с голодухи друг друга жрут.

Л и д о ч к а (делая большие глаза). Ой, как интересно. Там правда нашли этих мутантов?

М а й к (вклиниваясь). Ага, там этих мутантов – завались. Жить-то надо где-то бедолагам. А без света и нормального хавчика мутирует кто угодно.

Л и д о ч к а (разочарованно, обиженно надувая и без того пухлые губы). А-а, так это обыкновенные бомжи. А я-то думала…

Т и м у р (не унимаясь). А что, они выглядят вполне себе по-мутантски. Рожи опухшие, сами грязные, зубов пять штук на двоих… И разговор уже сильно отличается от литературного.

В а д и м (возвращая разговор в нужное русло). Нет, опять не то, ребята. Надо что-то погорячее. Ну, не знаю, гуляющий по городу педофил, к примеру, на счету которого куча изнасилованных. Как детишки в страхе по ночам просыпаются, в лифт боятся заходить, писаются…

И н г а (передергивая худыми плечиками). Фу, опять про этих извращенцев. Не люблю я про них.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (отрезвляя брезгливую сотрудницу). Зато читатель любит. А читатель платит рублем, не забывайте об этом. Эти рубли и вас кормят, кстати. Какие еще будут мнения?

В а д и м (мечтательно). Эх, расчлененки бы, да с картинками…

С е р г е й (весело). Может, организуем?

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (глядя на Марину). Марина, а ты что скажешь?

М а р и н а. Извините, Виктор Николаевич, у меня ребенок болеет, всю ночь температурил, вот голова и пустая, как барабан.

С е р г е й (подхватывая). Тум-тум. (Напевает вполголоса.) Барабан был плох, барабанщик – бог… Мариночка, ты и из пустоты должна извлекать тему. Например, таинственные пустоты, через которые люди путешествуют из одного мира в другой, параллельный. (Сам удивляется.) А круто я придумал, однако!

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (начиная сердиться). Это всё не то, господа! Что вы как дети, ей-богу! Нужен такой информационный повод, что нашу газету просто вырывать будут из рук, киоски сносить, как ураганом.

С е р г е й (не унимаясь). Так про ураган и можно написать. Типа он всё порушил, порвал провода, вызвал наводнение. Семеро утонуло, нет, лучше семьдесят восемь человек утонуло, народ верит, когда цифры точные, остальные пропали без вести…

Л и д о ч к а (чуть не прослезившись). Ой, как их жалко… И никого не нашли?

Сергей крутит у виска пальцем. Все смеются.

С грохотом падает стул, резко отодвинутый Светланой Петровной.

С в е т л а н а П е т р о в н а (с дрожью в голосе, негромко). Боже мой… Вы хотя бы слышите себя?! Люди! Дорогие мои, родные… Ну как же так можно? (Обводит глазами сидящих в комнате, будто видит каждого из них впервые.)

Все смотрят на нее с непониманием и нарастающим удивлением.

С в е т л а н а П е т р о в н а. Мне никогда в жизни не было так страшно и так противно, как в последние полчаса. Здесь. В поисках информационного повода. (Делая ударение на каждом слове.) Как. Вы. Так. Можете? Да люди ли вы вообще?

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (пытаясь урезонить сотрудницу). Ну, Светлана, э-э, Петровна, зачем же вы так. Вы же взрослый человек и должны понимать…

С в е т л а н а П е т р о в н а (прерывая босса). Понимать. Понимать? Виктор Николаевич, по-вашему получается, информационным поводом может стать всё что угодно. Выдуманные истории, высосанные из пальцы факты, главное – погорячее, чтобы кровь будоражили, воображение, чтобы крышу срывало, чтобы как можно неправдоподобнее… Мало вам того, что есть в реальности? Насилуют, детей крадут на органы, убивают по пьянке ни за что друг дружку, новорожденных младенцев бросают чуть не на улице… Самолет разбился, а мы рады – «информационный повод». Автобусы на дороге лоб в лоб? ЗдОрово! Сколько пассажиров погибло? Двадцать? Жалко, маловато будет. Лучше бы побольше. Но все равно хорошо – есть о чем долдонить несколько дней.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (возмущенно). Да что вы себе позволяете, уважаемая?

С в е т л а н а П е т р о в н а. Уважаемая? Да кого вы уважаете, господин главный редактор? Вы давно забыли, что это такое! Вы забыли, что жизнь состоит не только из зла, насилия, негатива, хотя их и много. Их много, а мы еще множим. Не хватает жареных фактов? Не беда, нажарим. Для того и человек в штате – по судам ходить. Зато рейтинги высокие, тиражи.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (кидаясь в атаку). А вы-то сами, Светлана Петровна, вы что, чистенькая, лучше всех? Вы – самая порядочная? Мессия? Святая? Вам кушать не надо? Вы сами пришли сюда работать, никто вас силком не тащил.

Все молча наблюдают за происходящим, не решаясь вмешаться теперь уже в разговор двоих.

С в е т л а н а П е т р о в н а. Да, Виктор Николаевич, сама пришла, грешна. Кризис, с работой туго, вот и пришла. Думала, смогу, пересилю себя. А здесь такая клоака…

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (взвиваясь в праведном гневе). Да как вы смеете называть клоакой газету! Да ее десятки тысяч читают. И это сделал я, Жемчугов!

С в е т л а н а П е т р о в н а (с иронией). Жемчугов, говорите. Какой же вы Жемчугов, Виктор Николаевич?

Виктор Николаевич смотрит на сотрудницу с нарастающим беспокойством, не зная, чего ждать от нее еще.

С в е т л а н а П е т р о в н а. А я вас помню совсем под другой фамилией. (Все замирают.) Павсикакиев, кажется?

Л и д о ч к а (хихикая). Павси… как-как?

С в е т л а н а П е т р о в н а. Да-да, старинная русская фамилия Павсикакиев, которую носили ваши предки, думаю, носили с гордостью, а вам она показалась неблагозвучной. Журналисту с такой фамилией карьеры не сделать, решили вы, и в одночасье стали Жемчуговым.

В кабинете повисает тишина.

С в е т л а н а П е т р о в н а. Да бог с ней, фамилией, ладно, грех невелик. Есть и настоящие. Вы помните, Виктор Николаевич, далекий город в Сибири, куда вас после учебы распределили? А девчушку-машинистку в той газете помните? Ей было семнадцать, молоденькая совсем. Стаж зарабатывала, чтобы поступить потом в университет. Ей так хотелось стать журналисткой, может, не такой известной, как вы, но честной, порядочной. Ведь тогда верили печатному слову. Помните?

Пауза.

Это была моя младшая сестра Галя. Добрый, светлый, славный и такой доверчивый человечек. Она полюбила вас. Всей своей чистой душой полюбила. Первое настоящее чувство. Ее, но не ваше. Совсем неопытная, она вам поверила. Уж не знаю, что вы там ей наобещали. Как уговорили. Не знаю… Думаю, сочинять вы и тогда были горазды.

Когда Галочка поняла, что беременна, вас уже и след простыл, укатили в Москву. Ни адреса, ни письма, ничего. Словно и не было Виктора Павсикакиева.

Пауза.

Родился Андрюша, и Галочки не стало. Нельзя ей было рожать с ее больным сердцем. Сколько я уговаривала, умоляла… Но она так захотела. Говорила: пусть Вити нет рядом, зато его ребенок будет со мной. Глупенькая, наивная девочка…

Пауза.

(Сдерживая слезы.) Андрюша родился с патологией. Врожденный порок сердца. Я стала ему матерью вместо Гали. Я была ею для Андрюши семь долгих лет. И таких коротких. Больше его сердечко не выдержало. Теперь бы вылечили, теперь это лечится. А тогда… (Устало садится на стул в полной тишине.)

Пауза.

Как вы думаете, Виктор Николаевич, ЭТО может стать информационным поводом? Сгодится для разворота такая история? Ведь вы так любите полоскать чужое грязное белье на страницах вашей замечательной газеты – так выполощите свое! Хотя нет, вряд ли. Таких случаев – десятки тысяч. Они вполне житейские. Не вы первый, не вы последний. Вы же не изнасиловали в извращенной форме. Не убили с особой жестокостью. Не бросили в колодец. Не расчленили. Не съели наконец. Вы просто растоптали чужую жизнь походя, даже не заметив этого. Сущий пустяк по нашим временам. Это – не информационный повод.

Пауза.

Не думайте, будто я искала вас, чтобы отомстить за сестру. Слишком много чести! Я встретила вас здесь случайно. И даже не сразу узнала. Да, потрепала вас жизнь, а, Виктор Николаевич? Знаю, что потрепала. Высот в журналистике не достигли, премий не заслужили, из горячих точек под пулями репортажей не делали. Да и правильно, опасно же, могут убить. А жить-то хочется. Хоть и некому после себя оставить добрую память – детей Бог не дал. Может, и правильно, что не дал? Но вы и теперь (глядя на Анечку) в своем амплуа – пудрите мозги молоденьким наивным девочкам.

Всё, на что вы оказались способны, создать эту бульварную желтую газетенку. Надо же придумать – «Замочная скважина»… Да не «бурильщики» вы, ребята, не надо пачкать хорошую мужскую профессию. Вы, вы… (подыскивала подходящее слово) вы просто жуки навозные, говнюки!

Светлана Петровна выходит из кабинета.

III

Коридор. У кабинета главного редактора.

С в е т л а н а П е т р о в н а и т е т я М а ш а.

Т е т я М а ш а. Куда ты, девонька, собралась, еще же рано. Иль приболела?

С в е т л а н а П е т р о в н а. Ухожу я, тетя Маша, насовсем ухожу, душно тут, дышать нечем…

Т е т я М а ш а (спеша открыть окно). Странно, вроде дует с площадки. Ладно, пусть проветрится…

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (голос из-за двери, с вдохновением). Анечка, ты записываешь? Я ничего не знал о беременности Гали. Она скрыла от меня эту новость. Я, как порядочный человек, никуда бы не уехал, если бы она мне сказала, что я стану отцом. Но Галина подло скрыла этот факт. Видимо, уже тогда у нее созрел план шантажировать меня ребенком. Так, дальше. Родился мальчик. Нет, двойня, мальчик и девочка, а лучше тройня. Галина от такого счастья… или горя? Да какая разница?.. теряет рассудок и попадает в сумасшедший дом, где до сих пор находится, а ее, то есть наши, о которых я и не подозревал, дети – в дом малютки, где, заразившись чумой…

А н е ч к а (голос из-за двери, с сомнением). Так и писать – чумой? Ее же вроде давно уже нет.

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (голос из-за двери, поняв, что с чумой переборщил). Ладно, не чумой, а птичьим гриппом… Хотя тогда его еще не было. Ну, хорошо, хорошо, умерли они все разом, заразившись в роддоме сепсисом.

Напиши, эта новость, что мои детишки ушли в мир иной совсем крохами, просто убила меня. Ведь я мог стать отцом сразу троих ребятишек. Ну, и добавь, что при этих словах скупая слеза оросила его мужественное лицо, лицо человека, который невыносимо страдал.

Дальше. Сестра Галины на могиле малюток дала слово отомстить за их смерть. И всю свою жизнь посвятила поискам отца детишек. И вот, наконец, она нашла меня. Но чтобы не вызывать подозрений, коварная женщина устроилась ко мне на работу, чтобы подобраться совсем близко и ударить наверняка. И сегодня она при всех – вы ведь видели это? – стреляла в меня, но пистолет дал осечку… Хотя… откуда у нее пистолет. Ладно, обойдемся без него. Пиши: угрожала мне убийством. Она кричала, что убьет меня, отравит, наймет киллера… (Довольно крякнул.)

А я, как благородный человек, способный понять чужое горе, великодушно простил ее. И историю эту, напиши, Анечка, я не имел права умалчивать. У нас все равны. Пусть народ знает своих героев. И заголовок, крупно: «Она желала мне смерти, но я ее простил!»

(Дружные аплодисменты.)

А н е ч к а (голос из-за двери, восторженно). Виктор Николаевич, вы такой благородный!

В и к т о р Н и к о л а е в и ч (голос из-за двери, с нескрываемым удовольствием). Надеюсь, все согласны со мной: это как раз то, что нужно для разворота! Наши рейтинги взлетят как никогда.

С в е т л а н а П е т р о в н а (так и не зайдя в кабинет и оставив заявление на стуле в коридоре). Я за них спокойна: информационный повод найден.

З а н а в е с

Дата добавления: 2015-12-01