Не всякий переплывет Вятку со связанными ногами и руками 6 страница

Итак, не вдаваясь в более серьезные объяснения, мы скажем только, что в действительности типичность лиц как бы разбавляется водой и все эти Жорж Дандены и Подколесииы существуют действительно, снуют и бе­гают пред нами ежедневно, но как бы несколько в раз­жиженном состоянии. Оговорившись, наконец, в том, для полноты истины, что и весь Жорж Данден цели­ком, как его создал Мольер, тоже может встретиться в действительности, хотя и редко, мы тем закончим наше рассуждение, которое начинает становиться похожим на журнальную критику. Тем не менее все-таки пред нами остается вопрос: что делать романисту с людь­ми ординарными, совершенно "обыкновенными", и как выставить их перед читателем, чтобы сделать сколь­ко-нибудь интересными? Совершенно миновать их в рассказе никак нельзя, потому что ординарные люди поминутно и в большинстве необходимое звено в связи житейских событий; миновав их, стало быть, нарушим правдоподобие. Наполнять романы одними типами или даже просто, для интереса, людьми странными и не­бывалыми было бы неправдоподобно, да, пожалуй, и не­интересно. По-нашему, писателю надо стараться оты­скивать интересные и поучительные оттенки даже и между ординарностями. Когда же, например, самая сущ­ность некоторых ординарных лиц именно заключает­ся в их всегдашней и неизменной ординарности или, что еще лучше, когда, несмотря на все чрезвычайные усилия этих лиц выйти во что бы то ни стало из ко­леи обыкновенности и рутины, они все-таки кончают тем, что остаются неизменно и вечно одною только ру­тиной, тогда такие лица получают даже некоторую сво­его рода и типичность, — как ординарность, которая ни за что не хочет остаться тем, что она есть, и во что бы то ни стало хочет стать оригинальною и самосто­ятельною, не имея ни малейших средств к самостоя­тельности.

К этому-то разряду "обыкновенных" или "ординар­ных" людей принадлежат и некоторые лица нашего рас­сказа, доселе (сознаюсь в том) мало разъясненные читателю. Таковы именно Варвара Ардалионовна Птицына, супруг ее, господин Птицын, Гаврила Ардалионович, ее брат.

Первая строфа текста, состоящая из двух предло­жений, — повествовательная, устанавливающая связь с предшествующим рассказом (Прошло с неделю по­сле свидания двух лиц...) и открывающая перспективу дальнейшего повествования: ...возвратилась домой в большой и прискорбной задумчивости.

Но здесь главный рассказ прерывается довольно большим авторским отступлением о людях "обыкно­венных", "ординарных", о том, как писателю изо­бражать таких людей и т. д. Затем автор возвращается к своим героям (К этому-то разряду "обыкновенных" лиц или ординарных людей принадлежат и некоторые лица нашего рассказа...).

Между двумя этими строфами и находится инте­ресующий нас фрагмент — авторское отступление, рас­суждение. Функции авторских отступлений в романе, в композиции целого, разнообразны: это и оценка пи­сателем событий и героев, и непосредственно автор­ский голос на фоне голосов персонажей, рассказчи­ка, это и углубление читательского представления об описываемых лицах, новая точка зрения на них, это и замедление повествования ради обострения инте­реса читателя, и другие функции.

Однако нас интересует прежде всего синтаксиче­ский строй речи, стиль текста. Первое, на что обра­щаешь внимание при анализе отрывка, — это близость синтаксического рисунка текста к синтаксическому строю Гоголя. Чтобы убедиться в этом, достаточно срав­нить начало фрагмента (Есть люди, о которых трудно сказать что-нибудь такое, что...) и знаменитую го­голевскую характеристику людей маниловского типа:

Есть род людей, известных под именем люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примк­нуть и Манилова.

Очень похоже. И по содержанию, и по форме. Но есть и различия. Гоголь стремится вместить в фраг­мент чуть ли не весь яркий, пестрый, многоцвет­ный предметный мир. Внутреннее, глубинное, ду­ховное передается через яркие описания, многочис­ленные детали, развернутые сравнения. Достоевский склонен в большей степени к непосредственному ана­лизу, к прямому рассуждению, к использованию ло­гических доводов. Между предложениями теснейшая смысловая и грамматическая связь. Автор стремится прежде всего передать во всей полноте мысль, все ее оттенки, ее сложность. Отсюда перебивы, уточ­нения, придаточные предложения. В этом отноше­нии типична последняя фраза фрагмента: Когда же, например, самая сущность некоторых ординарных лиц именно заключается...

Возможно, большое сходство данного отрывка с го­голевским типом фрагмента объясняется и тем, что в авторском отступлении Достоевский обсуждает го­голевский способ типизации действительности и как бы незаметно переходит на манеру Гоголя, несколь­ко иронизируя или даже пародируя эту манеру. Ср.: В действительности женихи ужасно редко прыгают из окошек пред своими свадьбами....;...все эти Жорж Дандены и Подколесины существуют действительно, сну­ют и бегают пред нами ежедневно, но как бы в несколько разжиженном состоянии.

Такие фразы, несомненно, снижают стиль рассуж­дения, иначе оно было бы слишком серьезным, пря­молинейным. Ирония и самоирония не дают превра­титься ему в "журнальную критику".

Индивидуальные стили есть и в публицистике.

Есть прекрасный рассказ о крестьянине, который строил дом из камня. Его спросили, почему не из кирпича: было бы красивее. "Да, — сказал он, — но кирпич держит­ся только восемьсот лет".

Мысль о будущем, умение видеть жизнь дальше сво­его предела — свойство людей.

Так начинается очерк Анатолия Аграновского "Дол­гий след". В очерке много фрагментов из рассказов вы­дающегося конструктора космической техники, рас­сказов живых, ярких, самобытных:

В субботу сидел дома, черкал по бумаге. Никак не выходило у нас. Убили на птичку все выходные, все ве­чера отпуска: сто вариантов — сто неудач. Главное сде­лали, он сделал, мой друг, но тяжесть. Не тянул наш дви­жок! Шеф косился: мы хоть в свободное время, но ему не часы нужны, а наши головы...

Живая речь героя очерка чередуется с авторскими комментариями — раздумьями, размышлениями, обоб­щениями, своеобразными авторскими отступлениями, разнообразными по стилистической форме.

Иногда это комментарий к одной фразе, к одно­му слову:

"Был я молод, прост, пристрастий не имел" — так на­чинается рассказ об этой жизни. Что поделать, не имел он смолоду особых пристрастий. Разве что мечты о даль­них плаваниях: вместе с другом, Юркой Беклемишевым, собирался Исаев на остров Таити.

Иногда — короткое размышление о собственной ра­боте, о путях познания героя:

Давно мне хотелось написать о нем, да я и пробовал, фамилию придумывал герою, но есть такие судьбы, ко­торые "сочинять" грех. Есть такая правда, которую жаль отдавать вымыслу.

Авторский комментарий может характеризовать ла­конично и метко манеру рассказа героя:

Рассказывал Исаев, посмеивался, сидел, поджав ноги, на тахте (одна из его излюбленных поз). Ему тогда стук­нуло пятьдесят, был плотен, но в движениях ловок, ве­селый, лобастый, шумный, волосы темные, без седины, и замечательно умные живые глаза. Я теперь понимаю, что был он в ту пору по-настоящему молод, да и главные дела его были еще впереди. А истории, которые я узна­вал от него, они так и просились в повесть, в фильм.

Авторская речь вбирает в себя и диалог, спор с воображаемым оппонентом о нравоучительности ис­тории жизни А.М. Исаева, и рассуждение о типич­ности пути конструктора космической техники, и попытку разобраться в духовной сущности героя, во внутренних стимулах его "фанатичной преданности делу":

Какая сила гнала его? Ясно, что не погоня за мате­риальными благами: тут он всякий раз терял, а не при­обретал. Тщеславие? Но вот уже устроен он в столич­ном институте — сбежал рядовым на стройку. Сообра­жения карьеры? И вот уже дорос, мальчишка еще, до начальника отдела — опять все бросил... Человек ис­кал себя. Совершить ошибку в выборе ремесла может каждый, слишком многое тут зависит от случая. Но да­леко не каждый решится ломать свою жизнь Исаев ре­шался, да не один раз.

Последняя мысль вызывает по ассоциации рассуж­дение о неудачниках (Есть такой род неудачников, себе и другим в тягость. Весь мир перед ними виноват, и они тоже "ищут", и покуда ищут, толку от них нет), ко­торое влечет за собой новую мысль — рассуждение о рационализме:

И еще: среди некоторой части молодежи, и не толь­ко молодежи, распространен сейчас некоторый рациона­лизм. Я не о деньгах, не о положении, хотя и это мно­гих греет. Я о "здравомыслии". Как-то слишком быст­ро смекают люди, какое дело перспективнее, какая специальность престижнее, какая тема проходимее: "Эту не стоит брать, на нее жизни не хватит". Исаев как раз и искал себе дела, на которое не хватит жизни...

Авторская мысль течет широко, свободно, неско­ванно, не связанная хронологическими вехами жиз­ни героя. Но это кажущееся внешне стихийным, при­хотливым течение мысли подчиняется строгой внут­ренней логике — стремлению показать становление характера выдающегося конструктора, формирование его высоких гражданских качеств. И главная роль в ор­ганизации материала очерка в том, что делает его про­изведением высокопублицистическим (хотя торжест­венных, пафосных слов в очерке очень мало), — это глубоко эмоциональная авторская мысль, комменти­рующая, сопоставляющая, оценивающая.

Авторский комментарий развивается постепенно — вширь и вглубь: сначала это короткие реплики — за­мечания к рассказам героя (пояснение бытовых де­талей, эпизодов из жизни, замечания к словам, вы­ражениям и т. д.). Затем авторские отступления "на­бирают силу", приобретают глубинный характер (и соответственно расширяются, занимают больше ме­ста). Появляются рассуждения о смысле бытия, о граж­данственности, своеобразии характера. Происходит ха­рактернейшее для публицистики обобщение, типизация характера. Таким публицистическим обобщением и за­канчивается очерк:

Вот так этот человек жил, так тратил свою жизнь — без расчета, без оглядки, и был, когда нашел себя, по-настоящему счастливым — в замыслах, в работе, в семье, в своих детях, в учениках и соратниках, которые ныне продолжают его дело. Он оставил но себе долгий след. Заложил многое, что отзовется через годы... Что ж, лю­ди, покуда они люди, всегда будут затевать долгие де­ла. Будут людьми с размахом, с загадом. Может быть, масштаб личности более всего и определяется тем, как далеко и в какой мере человек способен видеть жизнь дальше своего личного предела.

Авторский комментарий, разнообразный по стили­стической форме, составляет суть, живую душу очерка. Выразительны, самобытны "вставные рассказы" ге­роя (Был всегда заразительно ярок; говорят, весь завод перенял его лексикон). Стилистически и по содержанию они противопоставлены авторской речи. Бытовой ха­рактер, будничность, юмор этих "вставных новелл" контрастируют с важностью и серьезностью предме­тов, о которых идет в них речь и которые полностью раскрываются в авторских комментариях. При всей ком­позиционной важности рассказов А.М. Исаева глав­ную — цементирующую, организующую роль в очер­ке играет авторская речь, движение, развитие автор­ской мысли.

Проанализируйте три-четыре строфы одного из назван­ных в параграфе писателей. Согласны ли вы с рассуж­дениями автора книги об особенностях строфы этого писа­теля или у вас другое мнение?

Абзац и индивидуальный стиль

Слово абзац имеет два значения: отступ вправо в начале первой строки (красная строка) и часть текста между двумя отступами. Абзац во втором зна­чении не имеет особой структуры, помимо синтаксической, которую мы рассматривали, говоря о про­заической строфе и фрагменте, поэтому будем упот­реблять термин лишь в первом значении.

Как своеобразный знак препинания (красная стро­ка) абзац имеет отношение к целому тексту и вы­полняет в нем многообразные функции.

По выражению Л.В. Щербы, абзац "углубляет пред­шествующую точку и открывает совершенно новый ход мысли". Иными словами, абзац оформляет нача­ло новой мысли и в то же время сигнализирует об окончании предшествующей. Например:

Я родился в Москве в 1863 году — на рубеже двух эпох.

Так начинается автобиографическая книга К.С. Ста­ниславского "Моя жизнь в искусстве". Далее, без аб­зацного отступа, следует несколько предложений, ха­рактеризующих приметы "рубежа двух эпох":

Я еще помню остатки крепостного права, сальные свечи, карселевые лампы, тарантасы, дормезы, эстафе­ты, кремневые ружья, маленькие пушки наподобие иг­рушечных. На моих глазах возникали в России же­лезные дороги с курьерскими поездами, пароходы, со­здавались электрические прожекторы, автомобили, аэропланы, дредноуты, подводные лодки, телефоны — проволочные, беспроволочные, радиотелеграфы, 12-дюй­мовые орудия. Таким образом, от сальной свечи — к электрическому прожектору, от тарантаса — к аэроп­лану, от парусной — к подводной лодке, от эстафеты — к радиотелеграфу, от кремневого ружья — к пушке Бер­те и от крепостного права — к большевизму... Поистине — разнообразная жизнь, не раз изменявшаяся в своих устоях.

Абзацный отступ следующего далее предложения оформляет начало новой мысли-темы и в то же вре­мя показывает завершенность предшествующего от­рывка.

Мой отец, Сергей Владимирович Алексеев, чистокров­ный русский и москвич, был фабрикантом и промыш­ленником.

Абзац может выполнять в тексте и экспрессивно-выделительную функцию. Читая текст, переходя от од­ного абзаца к другому, мы как бы получаем предуп­реждение от автора: "Вот это важно! Это нечто но­вое! Наберитесь сил и дыхания". В качестве примера приведем "Предисловие" из "Второй книги отраже­ний" И. Анненского.

Я пишу здесь только о том, что все знают, и только о тех, которые всем нам близки.

Я отражаю только то же, что и вы.

Но сама книга моя, хотя и пестрят ее разные назва­ния, вовсе не сборник. И она не только одно со мною, но и одно в себе.

Мои отражения сцепила, нет, даже раньше их вызва­ла моя давняя тревога.

И все их проникает проблема творчества, одно волнение, с которым я, подобно вам, ищу оправдания жизни.

Нетрудно представить этот текст написанным слит­но, в один абзац: тесная смысловая и синтаксическая связь предложений позволяет это сделать. Но автор пять из шести предложений, составляющих предис­ловие, выделяет в абзац. И таким образом он подчер­кивает большой вес, может быть выстраданность каж­дого выделенного им предложения. Он как бы при­зывает читателя не торопясь подумать над ним. Абзацное выделение отдельных предложений позволяет подчер­кнуть их эмоционально и семантически.

Важнейшая функция абзаца — графическое, пун­ктуационное выделение, оформление композицион­но-синтаксических единиц текста — прозаических строф, фрагментов. Так же как точка (или вопро­сительный, восклицательный знаки) сигнализиру­ет о конце предшествующего предложения, а про­писная буква — о начале нового предложения, так и знак абзаца выражает раздел между прозаическими строфами.

Следовательно, абзацное членение проясняет ком­позиционно-синтаксическую структуру текста, по­могает выделить в нем прозаические строфы и фраг­менты. Отсутствие абзацев сделало бы текст трудновоспринимаемым (ведь абзац — это своеобразная остановка, передышка), лишенным композиционно-синтаксических ориентиров. В стилистически нейтральной речи правилом является совпадение про­заических строф и абзацев.

Однако нередко абзацное членение текста не сов­падает с его композиционно-синтаксическим члене­нием. Абзац может расчленять прозаическую строфу, выделяя одно или два предложения, или, напротив, объединять несколько прозаических строф.

Несовпадение абзаца и прозаической строфы при­суще речи не нейтральной, эмоциональной. Абзацы, как отмечал чешский ученый В. Матезиус, не долж­ны, разумеется, быть слишком малыми, ибо такие аб­зацы дробят на мелкие части основную линию изло­жения, и все оно приобретает характер излишне афо­ристический или импрессионистски-мозаичный. Не должны они быть, конечно, и очень длинными, и тогда читатель или слушатель не будет забывать об их су­ществовании. Истинную меру в делении на абзацы нельзя установить посредством какого-либо общего пра­вила. Это должен сделать в каждом конкретном слу­чае сам автор, поскольку он лучше других осознает смысловой ритм своего произведения.

Смысловой ритм — понятие очень важное, сопут­ствующее каждому произведению, но, к сожалению, не изученное. В самом первом приближении можно ска­зать, что в его создании участвует и абзацное члене­ние. Спокойное, ровное изложение предполагает аб­зацы, совпадающие с прозаическими строфами. Рва­ный ритм возможен при чередовании абзацев разной длины — от одного предложения до целого фрагмен­та. И он присущ речи эмоциональной, взволнован­ной, тревожной. Протяженные абзацы сопутствуют об­стоятельному изложению, разветвленной мысли и т. д. Но это говорится, конечно, в самом общем виде.

В действительности, на практике смысловой ритм произведения зависит от конкретного замысла, вку­са пишущего, его индивидуальной манеры, многих дру­гих факторов. Приемы абзацного членения, не сов­падающего с композиционно-синтаксической струк­турой произведения, многообразны и выполняют различные композиционные и смысловые, стилисти­ческие функции. Рассмотрим использование некото­рых из этих приемов в романе Ч. Айтматова "Буран­ный полустанок".

Многие прозаические строфы, особенно повест­вовательною и описательного характера, совпа­дают в романе с абзацами. Это нейтральные в сти­листическом отношении строфы, не несущие особой смысловой и композиционной нагрузки, пере­дающие движение сюжета, течение жизни героев романа. И потому абзацное членение совпадает с композиционно-синтаксическим (строфа) и изло­жение имеет плавный, спокойный, размеренный ритм:

И все-гаки конец пятьдесят второго года, вернее, вся осень и зима, вступившая, правда, с опозданием, но без метелей, были, пожалуй, наилучшими днями для тогдашней горстки жителей разъезда Боранлы-Буранного. Едигеи часто потом скучал но тем дням.

Казангап, патриарх боранлинцев, притом очень так­тичный, никогда не вмешивавшийся не в свои дела, пре­бывал еще в полной силе и крепком здравии. Его Сабитжан уже учился в кумбельском интернате.

После шести подобных строф следует выделенное в абзац предложение:

Так и шли годы один за другим...

Это итоговое предложение, намечающее веху, этап в жизни героя; оно важно в композиционном, смыс­ловом и художественном отношении, что подчерки­вается абзацным выделением этого предложения.

Иной стилистический характер имеет абзацное чле­нение "мифологической" прозы, широко представлен­ной в романе. Здесь другая тональность, другой смыс­ловой ритм. Легенды даются крупными фрагментами, в которых объединяется несколько прозаических строф и предложения в которых тесно сплетены друг с другом. "Сверхзадача" таких фрагментов — передать легенду в целостном виде во всех ее деталях и связях. Дроб­ление подобного фрагмента на строфы-абзацы изме­нило бы его смысловой ритм, тональность. Вот ха­рактерный пример:

У кладбища Ана-Бейит была своя история. Преда­ние начиналось с того, что жуаньжуаны, захватившие сарозеки в прошлые века, исключительно жестоко об­ращались с пленными воинами. При случае они про­давали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве Они уничтожали память раба страшной пыт­кой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщатель­но выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым дол­гом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, ее тут же в парном ви­де напяливали на обритые головы пленных вмиг при­липающими пластырями — наподобие современных пла­вательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не вы­держав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, пре­вращался в манкурта — раба, не помнящего своего про­шлого. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого об­реченного заковывали деревянной шейной колодой, что­бы испытуемый не мог прикоснуться головой к зем­ле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанны­ми руками и ногами, на солнцепеке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные до­зоры стерегли в определенных местах подходы на тот случай, если соплеменники пленных попытались бы вы­ручить их, пока они живы. Но такие попытки пред­принимались крайне редко, ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии до­ходил слух, что такой-то превращен жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека. И лишь одна мать найманская, оставшаяся в предании под именем Найман-Ана, не примирилась с подобной участью сына. Об этом рассказывает сарозекская легенда. И отсюда название кладбища Ана-Бейит материнский упокой.

Единство, целостность фрагмента подчеркнуты его кольцевым обрамлением (ср. зачин и концовку).

Совершенно иной стиль и соответственно иное аб­зацное членение имеет проходящий через весь роман своеобразный рефрен, несущий огромную идейно-ху­дожественную нагрузку, участвующий в композици­онном членении всего текста романа.

И снова шли поезда с востока на запад и с запада на восток.

А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали все те же, испокон нетронутые пустынные пространства — Сары Озеки, Серединные земли желтых степей.

Космодрома Сары-Озек-1 тогда еще не было и в по­мине в этих пределах. Возможно, он вырисовывался лишь в замыслах будущих творцов космических полетов.

А поезда все так же шли с востока на запад и с запада на восток.

В синтаксическом плане это одна прозаическая стро­фа, но почти все ее предложения выделены в абзац и подчеркнуты курсивом. Такое абзацное членение рез­ко выделяет каждое из предложений, представляет его как самостоятельное, важное в смысловом и художе­ственном отношении.

Подобное абзацное членение прозаической стро­фы — распространенный прием художественной и публицистической речи. Нередко оно становится приметой индивидуальной манеры писателя, на­пример:

Утром береговые огни малиновели на зелени.

Пароход шумел, торопился на юг, к весне.

Рабочие, странники, монахи, крестьяне с мешками, татары и все народы великой Волги сменялись на палубе.

А река все ширела (В. Шкловский)

Таким образом, абзац играет важнейшую роль в тек­сте, в индивидуальном стиле. Он служит средством вы­деления, графического оформления синтаксических единиц, средством смыслового и стилистического чле­нения текста, выполняющим многообразные стили­стические задачи.

Расскажите о различной роли абзаца в тексте.

1. Проанализируйте особенности начальной строфы и абзаца в романе М.А. Булгакова "Мастер и Мар­гарита", или в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон", или в произведении любого другого писателя (на выбор).

2 Подготовьте реферат на тему: "Язык и стиль АС Пушкина, или Н.В. Гоголя, или Ф.М. Достоев­ского, или Л.Н. Толстого" (на выбор). См.: Горшков А.И. Все богатство, сила и гибкость нашего языка: А.С. Пуш­кин в истории русского языка. — М., 1993. — С. 63— 171; Энциклопедический словарь юного филолога.— М.;1984.- С. 64-68; 92-95; 246-249; 305-307.

Заключение

В этой книге автор попытался наметить контуры фак­тически новой, очень важной отрасли лингвистики — стилистики текста, рассматривающей текст как еди­ницу общения, собрать и обобщить под единым уг­лом зрения относящиеся сюда знания, сведения, раз­работать некоторые новые аспекты. Наука эта моло­дая, только становящаяся на ноги. И нет сомнения, что она будет развиваться, обогащаться. Появятся но­вые, более глубокие знания о тексте, новые методи­ки анализа. Возможно, изменится и структура этой на­учной дисциплины.

Однако и в современном своем виде стилистика текста необходима, как представляется, многим. Ведь строить, создавать тексты (письменные или устные) приходится всем без исключения: и школьнику, и оратору, и инженеру, и писателю.

Реальная единица общения — текст, будь то ко­роткий разговор, статья в газете или дипломатиче­ская нота. Поэтому искусство писать и говорить пред­полагает прежде всего изучение текстов, знание за­конов их строения и функционирования.

Это одна из важнейших задач стилистики, прежде всего стилистики текста, что прекрасно понимал В.Г. Белинский.

Удивительно, насколько актуально звучат его слова и сегодня: "Скажут: в искусстве говорить, особен­но в искусстве писать, есть своя техническая сто­рона, изучение которой очень важно. Согласны; но эта сторона нисколько не подлежит ведению ри­торики.

Ее можно назвать стилистикою, и она должна со­ставить собою дополнительную, окончательную часть грамматики, высший синтаксис.

Этот высший синтаксис должен заключать в се­бе главы: 1) о предложениях и периодах, 2) о тропах и 3) об общих качествах слога— чистоте, ясности, определенности, простоте и проч. в отношении к вы­ражению.

В главе о предложениях и периодах должны быть объяснены общие, на логическом строении мысли основанные формы речи, в периоде должно пока­зать силлогизм; надобно обратить особенное внима­ние на то, чтобы отделить внешнюю форму от внут­ренней и научить по возможности избегать школь­ной формы выражения".

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Схема анализа текста

На основании рассмотренных классификаций мо­жет быть предложена схема анализа текста.

1. Что представляет собой текст: предложение, стро­фу или фрагмент? Какова его композиция?

2. Как разделен текст на абзацы: а) абзац равен фрагменту; б) абзац равен строфе; 3) абзац меньше строфы; г) абзац меньше предложения?

3. От какого лица написан текст?

4. Есть ли в тексте авторская речь? Выражена ли авторская оценка?

5. В какой форме передана чужая речь? (Прямая, косвенная, несобственно-прямая речь.)

6. Охарактеризуйте текст по количеству лиц, уча­ствующих в речи (монолог, диалог, полилог).

7. Определите тип речи (описание, повествование, рассуждение...).

8. Какие виды связи встречаются в тексте (цепная, параллельная, присоединительная)?

9. К какому функциональному стилю относится текст? (Разговорный или книжный: научный, офици­ально-деловой, публицистический, стиль художествен­ной литературы.)

10. Какие изобразительно-выразительные средства (тропы) (эпитет, сравнение, метафора, аллегория, олицетворение, перифраза и т. д.) и фигуры речи (па­раллелизм, анафора, эпифора, риторический вопрос, вопрос-ответ, градация, антитеза, инверсия и т. д.) использованы в тексте? С какой целью?

11. Расскажите об особенностях данного текста, свя­занных с индивидуальным стилем автора.

В качестве примера предлагаем отрывок из рассказа В И. Белова "Маникюр".

Ox, уж не утерплю, расскажу, как я в Москву-то слетала! Десять годов сбиралась, не могла удосужиться. А тут не глядя свернулась, откуда что и взялось. Отпуск в конторе начислили. Я рукавицами хлоп — только меня и видели! Мужика с детками, все хозяйство оставила, из-под коров да под самый Кремль! Поехала к брату — он у меня полковник. Моложе меня, а давно на пенсии; делать-то ему нечего — вот обрадел! Я телеграмму-то дать постеснялась. "Ой, ты?! – говорит. — Кабы ты, — говорит, — была с головой, — сообщила бы. Я бы, — говорит, — на машине тебя с вокзала увез. Только свист­нуло бы!" – "Ну, — говорю, — не велика и баронь, дошла и пешком". Дошла-то дошла, а намаялася. Дорогу-то мне указывают, да по-разному все: один говорит — влево, девушка, другой — вправо, гражданка, третий скажет — тетка, дуй напрямик!

1. В композиционно-синтаксическом плане текст представляет собой фрагмент, состоящий из трех проза­ических строф. И хотя строфы не выделены графически абзацами, они явно присутствуют в отрывке. Тематичес­ки фрагмент четко подразделяется на три части, ко­торые условно можно обозначить так:

1) подготовка к поездке в Москву;

2) разговор с братом;

3) поиски брата в Москве.

Цельность, единство всему фрагменту придает за­чин, относящийся ко всем трем строфам (Ох, уж не утерплю, расскажу, как я в Москву-то слетала!) и вводя­щий в тему (... расскажу, как...) И хотя внешне речь кажется стихийной, неорганизованной, фрагмент выстроен очень четко, в чем сказывается мастерство автора.

Будучи общим для всего фрагмента, зачин наиболее тесно связан с первой строфой. Об этом свидетельствует его содержательная и синтаксическая самостоятель­ность. Он понятен и без последующего контекста.

А любое другое предложение строфы вне контекста неполноценно, неясно, ущербно. Например, предложе­ние второе (Десять годов сбиралась, не могла удосужить­ся) или третье (А тут не глядя свернулась, откуда что и взялось).

Дата добавления: 2015-12-01