|
Читайте также: |
Тихая музыка приятно разливалась по залу ресторана. Приглушенный, почти интимный свет, преломлялся в темно-красной глубине бокала. Мысли приятно успокоились, и его натура наслаждалась настоящим моментом. Сейчас жизнь казалась гармоничной – и работа и достижения и уважение коллег. Все было как нельзя лучше. Возможно, это и было счастье.
- Месье Дюжон, можно нескромный вопрос? Какая у вас машина? – спросила сидящая напротив очаровательная брюнетка с блестками на веках.
- У меня Jaguar XJ. Недавно купил.
- Ум-м, а что лучше Jaguar или BMW? У нас вот с Кристианом BMW.
- Я думаю, дело вкуса. Кому и что больше нравится, - ответил Дюжон и поднял бокал. – Предлагаю выпить за этот чудесный вечер. За то, что мы все сегодня, наконец, говорим не о делах.
- Очень хороший тост! – воскликнула брюнетка и подняла бокал.
Все четверо сидящих за столом людей звонко чокнулись бокалами и пригубили вино.
- Знаете, месье Дюжон, я очень рада, что нас с вами познакомили, - сказала брюнетка и игриво взяла под руку своего молодого человека. – Вы такой талант. Вы вообще уникум и таких в мире мало. А уж во Франции! Во Франции эта профессия более престижная, чем в любой другой стране. Максенций Дюжон… Мне так интересно, как вы все это делаете.
- Спасибо, Амелина. Мне, признаться, и самому это очень нравится. Делаю обычно - работа как работа, как и у других.
- Мне кажется, вам, Вивьен, очень повезло, - сказала брюнетка, обращаясь к его спутнице.
Приятная мелодия будильника коснулась сна и сразу сделала его воспоминанием. Максанс не был любителем понежиться в кровати и спустил ноги на мягкий, с высоким ворсом, палас. В ванной, глядя в большое с подсветкой зеркало, он посмотрел на себя. Да, он себе нравился. Он не был красавцем, но в его внешности и глазах была какая-то загадка, недосказанность. Ему казалось, это очень притягивает людей.
Выходя из подъезда, он поздоровался с консьержем и, пройдя через арку к стоянке, подошел к своему новому автомобилю. Несколько секунд он смотрел на него, потом, открыв дверь, немного небрежно бросил портфель на пассажирское сиденье и сел за руль. Максанс нравился себе в своей успешной жизни. Посидев с минуту и глядя на просыпающиеся окна, он протянул руку и достал из бардачка последний номер Paris Capitale. Открыв на нужной странице, он полюбовался, уже в который раз, на разворот, где разместили о нем статью. «Композитор запахов Максенций Дюжон создал новую невероятную линию духов» - смотрела на него надпись крупным элегантным шрифтом. Фотография собственного лица с модной, едва наметившейся щетиной и загаром, излучала уверенность и призывала вести гламурный и дорогой образ жизни. Убрав журнал обратно, Максанс улыбнулся и включил зажигание. Автомобиль, приятно взвыв, плавно повез владельца в офис.
Фирма Le contact facile, занимающаяся поиском новых ароматов и ингредиентов для духов, была совсем молодой, но уже хорошо зарекомендовала себя и вошла в обойму перспективных и известных предприятий в этой отрасли. Не было секретом, что своим успехом фирма была обязана Дюжону. Именно он вывел новую малоизвестную фирму на этот уровень.
Хоть он был и достаточно молод, но занимался этим делом много лет. Он не представлял себя в другой профессии. Он ничего больше не умел, да и не хотел уметь. Духи, запахи, ингредиенты были его миром и он жил в нем, открывая его лишь для ценителей. Людей с таким тонким обонянием как у него было в мире чуть более сотни, и он, конечно, чувствовал себя избранным. Помимо обоняния у него были и идеи — идеи будущих ароматов и духов, которые он уже почти придумал. Он сочетал иногда не очень совместимые компоненты, получая невероятный результат. Это было его отличием.
- Доброе утро, Мари, мне кто-нибудь звонил? - спросил у своей секретарши Дюжон, подходя к своему кабинету.
- Да, звонил месье Жемак, просил перезвонить, как только придете. Еще звонил месье Манези.
- Манези? Юбер Манези? Неужели! Чего же он хотел? - удивился Дюжон.
- Он мне не сказал, месье Дюжон, но сказал, что обязательно перезвонит, - улыбнулась секретарша.
- Очень интересно. Это может быть очень интересно. Хм, - улыбнулся, в свою очередь Дюжон предвкушая солидный контракт. - Сделай мне, пожалуйста, чашечку кофе. Как обычно.
Он, припевая, открыл дверь своего кабинета и, задержавшись на секунду, добавил:
- Нет, не как обычно - капни немного коньяка.
Максанс, пританцовывая, подбежал к своему креслу и, снова бросив небрежно портфель, плюхнулся, закинув ноги на стол. Потом наморщил лоб и, скрестив пальцы начал о чем-то напряженно думать. Так он просидел минут пять, после чего вскочил и подошел к огромному шкафу, занимающему всю стену кабинета. Откатив массивную дверь, он отошел на шаг. В светонепроницаемом шкафу, в котором датчики поддерживали прохладу, стояло бесчисленное количество пузырьков, пробирочек и крохотных скляночек. В большинстве из них были совсем бесцветные жидкости, в некоторых желтоватые, и совсем немного пузырьков содержали жидкости ярких цветов. Также в некоторых баночках были и кусочки твердых веществ. Все это было его богатством, его капиталом.
Он бережно взял три пузырька и, закрыв шкаф, перенес их на стол. Потом, положив голову на руки, долго смотрел на них, после чего, достав из ящика стола длинную тонкую палочку с бумажкой на конце, осторожно дотронулся до бесценного содержимого.
Мари принесла чашечку душистого кофе с волнующей бежевой пенкой, из которой он немедленно отхлебнул. Потом он долго менял палочки дотрагиваясь ими до содержимого пузырьков, нюхая и затем бросая их в урну. Встав и побарабанив пальцами по столу, он сказал вслух:
- Нет, все не то! Это не удивление, это просто товар. Не то, не то... - продолжал бубнить Максанс, расхаживая по кабинету взад-вперед.
Раздался телефонный звонок. Дюжон взял трубку.
- Ты вспомнишь обо мне, наконец? - злясь не в серьез, проворчал Морен.
- Да, Морен, я к твоим услугам. Замотался, извини.
- Будь добр, зайди ко мне, - попросил его директор.
Максанс вошел в кабинет директора. Это был очень красивый и со вкусом обставленный кабинет.
Стены в стиле модерн разбавлялись вставками из красивого темного дерева. Мебель тоже была изготовлена в этом же стиле и полностью дополняла современность и в тоже время уют кабинета. Морен встал и поздоровался с Дюжоном. С его лица не сходила улыбка.
- Знаешь Макс, я в последнее время практически счастлив. Да, скажу, пожалуй, без особого преувеличения — счастлив. Я очень рад, что ты работаешь на меня. Рад, что мы познакомились когда-то и это вылилось в такое плодотворное сотрудничество. Нет, не подумай, что я воспринимаю тебя только как золотую курицу. Как ты помнишь, я восхищался тобой еще до нашей совместной работы. Хочешь выпить?
- Мне уже Мари капнула в кофе коньяка, - улыбаясь и садясь в кресло, честно признался Дюжон.
- Не страшно, тебе можно. Ты победитель! У меня есть прекрасный Camus, - сказал Морен, доставая из серванта красивую, затемненную цветом стекла, бутылку.
- Ничего против не имею. Мне, кстати, звонил Манези, - сказал Максанс.
- Манези?! Что он хотел? - удивился директор.
- Он меня не застал на месте и обещал Мари перезвонить. Я так полагаю, хочет предложить совместный проект. Совместную линию духов, например. Как ты относишься к Манези? Я его лично не знаю, - спросил Дюжон, беря бокал коньяка.
- Отличный профессионал. Занимается этим дольше меня. Неплохой человек. Конечно, в экстремальные ситуации я ним не попадал, но насколько его знаю - вполне порядочный. Его фирма Odeur никогда звезд с неба не хватала и сейчас у них дела вроде не очень, но в недавнем прошлом были контракты с очень крупными производителями парфюма. В общем, если он нам предложит совместную линию, я ничего против иметь не буду, - пожал плечами Морен.
- Хорошо, я буду ждать его звонка. Он итальянец? Откуда такая фамилия?
- Не знаю. Не настолько хорошо с ним знаком, - снова пожал плечами Жемак. - Давай лучше обсудим наши дела.
Ягуар Дюжона, проехав сквозь арку, остановился на краю стоянки, на которой по вечерам было не так много места — все жильцы в это время обычно были уже дома. Выйдя из машины, Максанс направился к подъезду. Около деревянной, со вставками из желтого стекла двери подъезда, стоял человек.
- Месье Максенций Дюжон? - спросил человек, когда Дюжон проходил мимо него.
- Да, это я. С кем имею честь?
- Меня зовут Юбер Манези. Вы, наверняка, не раз слышали мое имя, но удовольствия от личной встречи нам с вами испытывать еще не доводилось, - не совсем обычно изъяснился Манези. - Я вам звонил сегодня утром и не застал. Пообещал секретарше перезвонить, но решил встретиться лично. Ваш адрес не трудно узнать, вы уже почти легенда.
- Сколько же вы здесь стояли? Я же мог и не сразу домой после работы поехать, - удивился Дюжон.
- Я рискнул подождать. Слишком важный вопрос привел меня к вам и по телефону я не хочу его обсуждать. Да и вам, безусловно, удобнее будет об этом говорить воочию, - интригующе сказал Манези.
Максанс без лишних слов вытянул руку вперед, приглашая его пройти к лифту. Когда двери лифта за ними закрылись, Дюжон сказал:
- Наверное, не совсем учтиво с моей стороны приглашать вас ко мне домой. Возможно, вам удобнее было бы обсудить все в кафе?
- Нет, нет! Если вас не смущает мой визит, я предпочел бы беседу именно наедине, без посторонних ушей, - учтиво ответил Манези.
Открыв дверь в просторную квартиру, Дюжон вежливо пропустил гостя. Быстро скинув обувь и легкое пальто, Максанс спросил:
- Вино с сыром вас устроит? У меня больше ничего нет.
- Я бы предпочел что-то покрепче. Например, водку или абсент, если есть, конечно, - сказал Манези.
Максанс на секунду растерялся. Просьба угостить водкой или семидесятиградусным абсентом не могла быть просто так. Они не были знакомы, чтобы просто так пить такие напитки, а значит, это могло быть только в том случае, если человек в отчаянии. А может... может, он гей, и это такой эпатажный нестандартный ход знакомства? Нет... Не тот случай. Да и по его лицу было видно, что на душе у него что-то не так и это что-то очень серьезное.
- Водки, увы, нет. Я ее не пью. Если бы знал...
- Не важно, давайте вино. Я сейчас и ему буду рад. Вы читаете Кундеру - «Невыносимая легкость бытия»? Нравится? - внезапно спросил Манези, заметив на столе книгу.
- Да, но скорее мысли и рассуждения, нежели сюжет, - ответил Дюжон.
- И какие же там мысли?
- Кундера неплохой психолог. Он очень точно описывает человеческие желания. Можно сказать, препарирует душу. Например, вот, что он пишет о том, почему мужчина не может насытиться одной женщиной, - Максанс взял книгу и, пролистав несколько страниц, прочитал вслух:
«Что он искал в них? Что его влекло к ним? Разве любовный акт — не вечное повторение одного и того же?
Отнюдь нет. Всегда остается маленькая доля невообразимого. Когда он видел женщину в платье, он, конечно, умел приблизительно вообразить себе, как она будет выглядеть обнаженной, но между приблизительностью воображения и точностью реальности всегда оставался маленький зазор невообразимого, не дававшего ему покоя. Погоня за невообразимым не кончается открытием наготы, а продолжается дальше: как женщина будет вести себя, когда он разденет ее? Что будет говорить, когда он будет обладать ею? В какой тональности будут звучать ее вздохи? Какой гримасой исказятся ее черты в минуту экстаза?
Своеобразие «я» скрыто как раз в том, что есть в человеке невообразимого. Представить себе мы можем лишь то, что у всех людей одинаково, что общее. Индивидуальное «я» — лишь то, что отличается от общего, иначе говоря, то, что нельзя предугадать и вычислить, что необходимо лишь обнажить, открыть, завоевать.
Несомненно, доля непохожести присутствует во всех сферах человеческой жизни, однако в любой из них она общедоступна, ее не нужно открывать, она не требует скальпеля. Одна женщина на десерт предпочитает сыр пирожному, другая не выносит цветной капусты, и хоть каждая из них тем самым демонстрирует свою оригинальность, эта оригинальность тотчас обнаруживает свою полную пустоту и никчемность и убеждает нас в том, что нет никакого смысла примечать ее и искать в ней какую-то ценность.
Только в сексуальности доля несхожести являет собой нечто редкостное, ибо недоступна публике и должна быть завоевана. Еще полвека назад для такого завоевания требовалась уйма времени - недели, а то и месяцы! И стоимость завоеванного была пропорциональна времени, затраченного на это завоевание. Однако и сейчас, хотя время, необходимое для завоевания, неизмеримо сократилось, сексуальность все еще продолжает оставаться металлической шкатулкой, в которой сокрыто таинство женского «Я»».
Дюжон закрыл книгу и положил на стол.
- Каково? Ведь все мы это знаем, но вот так вынуть наружу и точно сформулировать не можем, - восторженно сказал он.
- Пожалуй, - Манези отпил вино и сел в кресло. - А теперь с вашего позволения я бы хотел перейти к моему больному вопросу.
- Конечно, - Максанс сел напротив. Он понял, что выбрал неподходящий момент для того, чтобы обсудить психологические изыскания любимого писателя. - Я вас слушаю.
Видно было, что Манези чувствовал себя не в своей тарелке. Он мялся и боролся с собой, но, в конце концов, сказал:
- Вы месье Дюжон, несомненно, слышали о моей фирме Odeur, хотя бы в общих чертах. Вы, скорее всего, имеете представление о ее рейтинге среди себе подобных и о ее перспективах.
- Ну, разве в очень общих чертах, - ответил Максанс.
- Так вот - все то, что вы знаете, забудьте. Дела в фирме идут из рук вон плохо. Мы потеряли два больших контракта. На оставшихся не выплывем, а новые нам не светят. Причина в отсутствии хорошего композитора. Это не только вопрос бизнеса, это без преувеличения вопрос моей жизни. Вы, месье Дюжон, даже не представляете, насколько это важно для меня. Найти стоящего нюхача единственный выход для фирмы и это решило бы все проблемы. И не просто хорошего нюхача, а такого... как вы. Вы уже догадались, зачем я пришел. Что скажите? - Манези с надеждой посмотрел на Дюжона.
- Вы предлагаете мне работу? Вы хотите меня переманить? - уточнил Максанс.
- Можно сказать и так.
- Нет, это совершенно невозможно. Я могу предложить совместную линию духов или что-то в этом роде, но идти к вам работать я не могу и не хочу. Я полностью предан Le contact facile. Я не могу подвести или предать Морена, - уверенным голосом сказал Максанс.
- Я дам вам зарплату в два раза больше, чем Жемак! Вы спасете мою фирму! Вы спасете мою жизнь! Я сейчас нисколько не преувеличиваю! - умоляюще просил Манези.
- Не могу! Поймите же меня!
- Ну, тогда давайте сделаем так — не уходите от Жемака, создайте мне несколько ароматов и никто об этом не узнает, даю слово! Я вам заплачу, сколько скажете! Ведь рост вашей компании очень мне мешает. Вы стянули на себя всех серьезных производителей! Я не побоюсь преувеличить, если скажу, что конкретно ваш успех, месье Дюжон, нанес сильный урон моему предприятию. Протяните же мне руку помощи!
Максанс встал и одернул пиджак, дав понять, что это последнее его слово.
- Месье Манези, я не буду работать за спиной Морена Жемака. Все подобные предложения решайте с ним официально. Я понимаю ваше положение. Я искренне сочувствую и желаю вам выйти из этого затруднительного положения. Но это все, чем я могу вам помочь.
Манези что-то хотел сказать, но сдержался и вышел из квартиры.
- С ума сойти! - сказал громко Максанс и выпил залпом свой бокал вина. - Жалко его, конечно, но это уже чересчур...
Зазвонил мобильный. Он растерянно вынул его и посмотрел. Звонила Вивьен.
С Вивьен они вместе не жили, а лишь встречались. У каждого были свои причины для этого союза, и хоть эти причины были совершенно банальные, их хватало для этого союза. Совместные выходы в свет, великолепный страстный секс и приятное времяпрепровождение — этих причин было вполне достаточно, чтобы быть вместе и иметь какие-никакие отношения.
- Привет, милый. Как у тебя дела? Ты обещал позвонить, как придешь домой.
- Да, извини, я помню. Просто мне на голову свалился нежданный гость. Неприятный весьма визит. Да... так, что? Как ты сегодня съездила?
- А это я тебе через минуту расскажу, - интригующим тоном сказала она.
- Через минуту? - не понял Максанс.
- Я на стоянке, паркуюсь. Сейчас поднимусь. Жди.
Ночь исправила испорченное вечером настроение, и утро застало их в кровати голыми.
Вечером этого дня, он, как обычно, въехал во двор. Выйдя из машины, Дюжон направился к своему подъезду. В полумраке арки от стены отделилась тень и двинулась навстречу ему. Когда тень вышла на скудный свет вечера, Дюжон увидел крупного мужчину в темном плаще и короткополой шляпе.
- Я вас знаю месье? - спросил вежливо Дюжон.
В ответ крупный мужчина быстро поднял руку и резко ударил Максанса точно в нос. Искры посыпались из глаз парфюмера. Он сел на асфальт, нелепо раскинув в стороны ноги. Мужчина развернулся и быстро скрылся за углом арки.
У Максанса текли слезы, а нос распухал с каждой секундой. Шатаясь, он встал на ноги и пошел домой. Высказывать консьержу по поводу посторонних на территории он не видел смысла.
Дома он приложил лед к переносице, но это слабо помогало. Кто это мог сделать? Зачем? Ответ напрашивался сам собой — этот громила был наемником Манези. Больше никаких вариантов в голову не приходило. Но не это его беспокоило больше всего - больше всего его беспокоил его нос. Не случиться ли чего с его обонянием после такого удара?!
Он все-таки подал заявление в полицию по факту нападения, но такое, казалось бы, простое дело, оказалось не таким уж и простым, и встало за неимением свидетелей и каких бы то ни было улик, кроме разбитого носа. Дюжон не мог даже описать внешность нападавшего, а это была бы единственная зацепка. О разговоре с Юбером Манези он упоминать не стал.
- Сейчас месье Дюжон, одну минуту, - сказал врач, разглядывая через специальный аппарат его правую ноздрю. Потом он привстал и, раздвинув ноздрю специальным разъемом, направил туда свет от зеркальца. - Я ничего не вижу, никаких нарушений. Да, сосуды были повреждены, но сейчас почти все нормально. Слизистая вообще идеальна.
- Но запахов я не чувствую! Уже несколько дней прошло после нападения, - напомнил Дюжон.
- Да, я понимаю. Я понимаю... - врач старательно рассматривал недра ноздри одного из самых перспективных композиторов ароматов. - Обонятельные рецепторы находятся не в ноздре, а гораздо глубже. Оборудование позволяет заглянуть туда, но не так хорошо, как хотелось бы. Мог повредиться обонятельный нерв, а могли и щетинки — это более нежная структура. Нужно глубокое обследование и возможно, если обоняние не восстановится, операция.
- Что сказал врач? - спросил с участием Морен, вставая навстречу входящему в кабинет Максансу.
- Визуально никаких проблем не видит. Нужно серьезное обследование и возможно операция, - передал слова доктора Дюжон.
- Черт! Вот невезуха! Тогда надо делать обследование. Макс, бросай все, не думай ни о чем, ложись на обследование и, если надо, на операцию! И не понимай меня так, будто ты золотая лошадка. Конечно, от твоего носа зависит весь наш бизнес, но я тебе советую сейчас как другу!
- Да, я понимаю, Морен. Ты прав. В любом случае надо немедленно решать проблему.
- Операция дорогая? - просил Жемак.
- Да, - коротко ответил Дюжон.
- Деньги есть? Могу кредит от фирмы дать, - предложил директор.
- Денег нет, я только машину купил. Кредиты принципиально не беру. Не люблю долги. Машину продам, не настолько он мне сейчас нужен.
- Ну... как знаешь, тебе видней, - пожал плечами Морен.
На следующий день Дюжон уже лежал в одной из клиник Парижа и во второй половине дня его носовую полость в срочном порядке обследовали с помощью самого передового оборудования. Диагноз был следующим — повреждение переднего обонятельного нерва.
После обследования Дюжон продал свой новый Jaguar и оплатил предстоящую операцию. И вот, наконец, переживая до кончиков волос, он лег в стационар. Он переживал не из-за самой операции и того факта, что в нем будут ковыряться, а из-за того, что эта операция решает всю его жизнь. Конечно, после внесения оплаты в несколько десятков тысяч евро, он надеялся на успех и возвращение обоняния. Но...
Операция осталась позади, а его обоняние оставляло желать лучшего. Всего пару дней он различал запахи и то лишь самые резкие. Через пару дней у него пропало и это. Врачи лишь разводили руками.
Дюжон потребовал немедленной повторной операции или возврата денег, чтобы он имел возможность сделать ее в другом месте. Но администрация клиники не собиралась возвращать деньги. Композитор подал в суд, но защита выдвинула весомый аргумент: Врачи сделали все, что смогли - во всем виновато особенное строение носа пациента, чему, собственно, и служили доказательством его не рядовые способности.
- Макс, ты пойми, нам нужно удержаться на плаву. Ты был превосходным нюхачом, но что делать теперь? Сейчас ты не отличишь запах табачного дыма от клубники. Что бы ты сделал на моем месте? Я просто вынужден искать другого. Ну что же мне остается делать? Я бы, конечно, ни на кого тебя не променял, но как быть в такой ситуации? - объяснял Дюжону Морен. - Ты хочешь, чтобы я тебя оставил в фирме как талисман, как некую символическую фигуру, типа английской королевы? Но разве тебя самого это устроит?
- Нет. Я все понимаю, Морен. Я просто боюсь остаться не у дел. А Le contact facile мое детище, такое же, как и твое, и я бы не хотел идти разными дорогами. Хоть и понимаю, что на данный момент приносить пользу не могу, - сказал Дюжон. - Но когда ко мне вернется обоняние, я бы хотел вернуться сюда, а не обнаружить в своем кабинете другого нюхача. Пока я бы мог приносить пользу на другом месте. Ведь я все знаю о духах, весь процесс от начала до конца.
- Ну... что сказать, - развел руками Морен, - когда обоняние вернется, тогда и будем говорить. А сейчас я других вариантов не вижу. Остальные все места укомплектованы специалистами, квалификация которых меня устраивает.
- Ты... Я жалею, что работал с тобой вместе! - вдруг вскипел Максанс.
Жемак хотел ответить, и его губы дрогнули, но сдержался, и слегка стукнув ладонью о стол, отвернулся.
Максанс молча вышел из его кабинета. С одной стороны он понимал Морена, он понимал, что тому ничего не оставалось, как искать нового нюхача - в противном случае конкуренты быстро затопчут Le contact facile. Но он бы мог дать ему другую должность, ведь он и правда неплохой специалист на любой стадии производства. Вся его душа противилась такому поступку, ему казалось это предательством. Ему казалось, что его скомкали и выкинули, как использованный предмет, и он не мог подавить чувство обиды.
Куда ему было идти? В другую такую же фирму? Да, конечно, многие еще недавно мечтали о нем. Предлагали шикарные условия подобно Манези. Но не сейчас. Всего одно небольшое событие и вот его жизнь сломана, и он катится с откоса.
Как теперь заработать? Он всю сознательную жизнь занимался духами. Он ничего другого не умел и даже не представлял, как и что делать. Речь уже не шла о призвании и удовольствии от работы, речь шла просто о насущных деньгах на еду и жилье. Идти разгружать машины? Раздавать рекламные листовки? Он не верил, что это теперь его жизнь. В душе нарастало безразличие к своей дальнейшей судьбе. Появилось ощущение, что он умер, и теперь было все равно, чем заниматься. Теперь все не имело никакого значения.
Но где-то в глубине души он понимал, что терзался пока только душевными муками, физических он еще не испытывал. А ведь скоро у него кончатся деньги и тогда его выгонят из дорогой съемной квартиры. Ему не на что будет купить даже еды. Кто ему поможет? Перед этим, окрашенным в черный цвет будущим, содрогалось даже его безразличие. Зачем принято бороться за жизнь любыми средствами, если часто жизнь просто того не стоит? Если бы можно было умереть! Просто умереть сразу и все. Быстро и безболезненно. Ну, или пусть болезненно, но тогда еще быстрее. Чувство скорого пронизывающего холода и голода пугало и обездвиживало. Как можно было упасть с такой не маленькой высоты на самое дно, пролетев даже мимо бедных и несостоятельных граждан? Теперь самый обычный парижский клерк казался ему богачом, так как мог купить себе еды и вернуться вечером в свою квартиру. А у него не было даже своей квартиры — он ее продал перед переездом в Париж.
Стоп! Ведь есть такая хорошая вещь, как пособие по безработице! И во Франции оно очень приличное. Его сейчас порадовали мысли о размере пособия по безработице! Это невероятно! Он уже успел привыкнуть к своему новому, еще только вступившему в права, положению. Как забавно - это все произошло из-за носа. Какого-то носа...
Дюжон поднял руку и понюхал ее. Воздух проходил сквозь ноздри абсолютно чистым.
Вдруг его это вывело из себя! Как его жизнь могла зависеть от каких-то щетинок или нерва! Других людей лупят почем зря по лицу, руками и ногами и ничего, а ему раз в жизни дали по носу и все! Жизнь сломана! Все, что он нажил и к чему шел, все в один миг перестало существовать! Как будто он сошел с поезда на маленькой провинциальной станции, купить какую-то незначительную мелочь, а поезд ушел без него и увез с собой все его вещи.
Он в ярости топал по земле, кружился в бешеном танце, пугая прохожих, а потом бросился к кучке собачьего дерьма, которое, вопреки правилам, лежало не убранным на газоне, и воткнул в него свое лицо.
- Нюхай, дрянь! - кричал он сам себе. - На! Чувствуешь хоть чего-нибудь, бесполезный отросток?!
Девушка лет двадцати пяти задумчиво идущая с книгой в руках, наткнулась на него и отшатнулась, увидев стоящего на коленях хорошо одетого человека с дерьмом на лице.
Ему было все равно на реакцию людей, а он сам не чувствовал запаха собачьих испражнений. Придя домой и, мотая руками как плетьми, он дошел до ванной, которая пока у него еще была, и прямо в одежде залез в нее. Пустив из душа горячую воду, он налил в ладонь геля, пены для ванны и шампуня и конвульсивными движениями стал растирать все это по своему лицу.
Выйдя из ванной, он упал в кресло без сил и попытался ни о чем не думать. Ненадолго у него это получилось. Приятная, не пугающая темнота, мигая разноцветными пятнами, расползалась перед глазами. Вдруг вдали появилось что-то маленькое. Оно приближалось и становилось все больше. Это все больше было похоже на какую-то надпись. Она летела навстречу, прямо, не сворачивая, как будто в надежде ударить в лицо, точнее, именно в нос. Она приблизилась вплотную, и он разглядывал ее, мысленно крутя головой по сторонам — такой огромной она была. Надпись была сделана из холодного, грубо обтесанного камня, с неровными, оббитыми безжалостным молотом краями. Она крутилась перед ним вокруг оси в полной темноте, как заставка Windows, после того, как компьютер переходит в режим ожидания, и гласила: «ЧТО ДАЛЬШЕ»?
А что дальше? - спросил он сам себя и с всхлипом очнувшись, поднял голову. А дальше было все, как он и предполагал.
Во-первых, он пошел оформляться на получение пособия по безработице. Существование пособия его несколько обнадеживало, если слово «обнадеживало» еще было применимо к Дюжону. Это был теперь единственный его доход, во всяком случае, стабильный.
Он стоял перед стендом, на котором был приведен список документов, необходимых для предоставления пособия. Дюжон с удивлением для себя узнал о существовании нескольких видов пособий, особенно, его удивило пособие по солидарности. Какая оказывается у нас богатая и заботливая страна — подумал он.
Быстро пробегая глазами пункты с требованиями, он вслух комментировал их.
- Уволен не по собственному желанию — да. На биржу труда встану. Трудоспособный — да. Стаж страхования... Стаж страхования?
Максанс прекрасно знал, что за требуемые последние полтора года он не выплачивал страховых взносов. Он и подумать не мог, что это будет иметь такое значение для него. Неужели из-за такой ерунды он не получит теперь пособия?! Еще раз, внимательно перечитав, он убедился, что отвечал всем требованиям, кроме последнего - про страховой стаж.
Такого удара он не ожидал. Последний источник дохода исчез, не успев появиться. Что можно было сделать? Пойти к Жемаку и просить задним числом оплатить взносы? Нет! Во-первых, он лучше умрет от голода, во-вторых, бухгалтерия фирмы на это никогда не пойдет, да и сам Морен после последнего разговора закроет перед ним дверь.
Потоптавшись еще перед информационными стендами, он прочитал об условиях выплаты пособия по солидарности, которое выплачивалось как раз тем, кто не мог получить основное страховое пособие.
Записав перечень документов, которые надо подать для получения пособия по солидарности, Дюжон пошел домой. Получит ли он хотя бы это пособие, было вопросом. Его настроение, разумеется, оставляло желать лучшего.
По пути он купил Liberation, в которой публиковались объявления о работе. Придя домой, он сел на своей, ну или почти своей кухне и с любовью осмотрел ее. Здесь было так тепло и уютно. Сейчас стояло лето, и тепло было не так важно, но не за горами осень с холодами и тогда, ее уют станет еще притягательнее. Он рассматривал, как будто в первый раз, висящие под немного закопченной вытяжкой кастрюльки, радующую глаз кухонную мебель, с имитацией потрескавшегося дерева, окно, выходящее на Сен-Лазар, перед которым он любил сидеть вечерами с бокалом коньяка.
Просмотрев все объявления в газете и на сайтах, он убедился, что ничего не может найти из того, чем можно заработать более-менее серьезные деньги. На следующий день он пошел устраиваться грузчиком в магазин и его неохотно взяли.
После первого рабочего дня он приполз домой почти на четвереньках. Его великолепная съемная квартира резко контрастировала с тем, что он видел в течение всего дня. Сейчас, он пожалуй мог порадоваться, что не чувствовал запахов — те мужики, с которыми ему довелось весь день разгружать машины, шокировали бы его еще больше, чем сама работа. Вот такая теперь обещала быть его жизнь на долгие годы.
Вивьен, которая дала ему две недели на исправление ситуации, теперь хладнокровно ушла, назвав его неудачником и презрительно причмокнув губами. Но по этому поводу он переживал меньше всего
— он не относился к тем мужчинам, которые слепо верят, что их любят, в то время, когда их просто используют. Он понимал, что Вивьен с ним из-за его положения и перспектив, поэтому хоть и относился к ней нежно, но где-то внутри держал дистанцию, будучи готовым в любой момент остаться один.
Работать грузчиком Дюжон долго не смог — это было выше его сил и, надеясь на приличное пособие по солидарности, на которое он уже подал документы, уволился. С квартиры же его попросили уйти, когда ему нечем стало платить и он, собрав чемоданы, вынужден был найти более дешевое жилье.
Наконец, его гордость снизилась до того, чтобы обзвонить своих немногочисленных друзей в Париже и попросить сдать ему комнату. Но, как и полагается, когда дело дошло до реальной помощи, на нее никто из друзей, или правильнее сказать знакомых, не был способен.
Это было интересным явлением, наглядно показывающим человеческие качества — когда он был на высоте, у него были знакомые и те, кого он считал друзьями. Возможно, их у него было не так уж и много, потому, что он не так долго жил в Париже. Но среди них были даже достаточно высокопоставленные лица и довольно известные персоны. Были, конечно, и красивые дамы — вокруг знаменитого парфюмера всегда вьются красивые дамы. Но стоило случиться несчастью, как все они исчезли, как тени при выключенном свете. Первыми исчезли дамы — внешняя красота, часто компенсируется дефицитом внутренней красоты. Они были из того же теста, что и Вивьен. Потом, выдержав паузу вежливости, исчезли и персоны мужского пола. Последними исчезли друзья, которых он считал настоящими — самые обычные люди, которых не коснулась известность или деньги. Он остался один на один со своим горем — кому-то с ним стало не престижно дружить, а кому-то неудобно.
Дюжон устроился чистильщиком обуви на площади Эстьен д'Орв. Он весь день был наедине сам с собой и никаких мужланов рядом с ним не было. Ему даже чем-то нравилась эта работа, хотя он боялся себе в этом признаться. Унижение от этой профессии Максанс ощутил позже, когда однажды к нему подошел почистить ботинки один из сотрудников его бывшей фирмы Le contact facile. Он на Дюжона даже и не посмотрел, читая что-то на своем планшете. Дюжон тоже не узнал его до тех пор, пока не подошло время сменить ногу и ему пришлось попросить клиента сделать это. Тогда они встретились глазами и секунды три смотрели молча, после чего пораженный мужчина промямлил:
- Максенций Дюжон, вы?!
В жизни Максанса пожалуй не было моментов, которые были столь унизительны. Когда клиент, сохраняя напряженное, как резина тугое молчание, ушел, Дюжон сел на стул в своей крохотной будочке и, схватившись руками за голову, смотрел перед собой на асфальт. Единственное о чем он сейчас мечтал, так это провалиться под этот асфальт. Прямо здесь. Чтобы его больше никто никогда не видел и не узнавал. Чтобы никто не пялил на него глаза так, как будто увидел разбившегося в осколки и обоссаного бога, которому поклонялся всю жизнь.
Несмотря на нужду, Максенций перестал заниматься чисткой обуви. Этим же вечером он получил известие, что ему отказали в получении пособия по солидарности.
Это был подлый и завершающий удар судьбы. Заявление на перерассмотрение пособия по солидарности подавать было нельзя — решение считалось окончательным. Лишив его средств к существованию, из-под него окончательно выбили опору. Что ему было делать теперь? Денег оставалось пара сотен евро, которые таяли каждый день, и теперь он не мог себе позволить снять квартиру даже в бедном квартале.
Перебиваясь жалкими доходами с разных, не требующих квалификации профессий, он прожил еще три недели, снимая угол в одном из самых дешевых домов в районе. Но когда его доходы стали ниже расходов на жилье и самую непритязательную еду, его попросили съехать и отсюда.
И вот, наконец, наступил тот день, которого Дюжон ждал и боялся — он стоял посреди улицы с двумя чемоданами своей хорошей, еще из той благополучной жизни одежды, и не знал куда пойти. Одет он был в поношенные джинсы и водолазку и не менял их долго нарочно, чтобы не изнашивать добротные вещи из чемоданов. Лицо было неухоженным, с уже достаточно большой и окладистой бородой и если бы его теперь увидел тот самый сотрудник из Le contact facile, то скорее бы всего просто не узнал. В кармане было двенадцать евро и это были все деньги, которыми он располагал. Ему было удивительно, как он сумел в такой благополучной и так сильно заботящейся о безработных и пенсионерах стране, остаться без малейшей поддержки. Конечно, по большей части виновата в этом была его легкомысленность, из-за которой он годами не платил взносы и относился к подобным вещам безалаберно.
Слоняясь по задворкам своего района, он увидел брошенный дом, который был обставлен объявлениями о скором сносе, намеченном на осень. Дом был частично без стены выходящей во двор и наружу выглядывали комнаты. Это выглядело как-то интимно, как будто дама приоткрыла нижнее белье — дом позволял заглянуть в ранее недоступную для чужих глаз жизнь бывших жильцов. В некоторых комнатах еще остались лоскуты обоев, а на потолках остатки отделки, что невольно наводило на размышления о том, кто и как тут жил и какими были эти люди. В одной из комнат были даже видны наклеенные на стены постеры известной французской рок-группы Pleymo, по которым было понятно, что это была комната подростка, у которого тоже были свои интересы и своя полная комплексов, самоутвердительных поступков и открытий жизнь.
Недолго думая, Максанс зашел в обшарпанный подъезд и поднялся по разрисованной лестнице в одну из комнат, в которую попадало солнечного света больше, чем в другие. Слава богу, днем думать о тепле было еще рано, и прохладно было только по ночам, так как это лето выдалось холодным и дождливым.
Найдя кровать без матраса в одном из голых бетонных углов, он поставил рядом чемоданы и лег на скрипящие пружины. Глазами Дюжон уперся в грязный, отживший свое и повидавший многое за свой долгий век, потолок. Сил и желания что-то делать, и тем более бороться не было. Все не имело смысла. Он закрыл глаза и попытался заснуть, но ему послышались шаркающие шаги. Подняв голову, он прислушался и вдруг увидел перед собой симпатичную девушку в длинном, почти до колен свитере с упаковкой заварной лапши в руках. Она была со светлыми, немного вьющимися волосами и приятным лицом. Войдя в комнату и не заметив его, помешивая заваренную кипятком лапшу, она подошла почти вплотную и чуть не споткнулась о его чемодан. Тогда она вскрикнула и чуть не выронив ценную еду, отскочила на пару шагов.
- Боже мой, вы кто? - испуганно спросила она.
- Бездомный идиот, - честно ответил Максанс.
- Э-э-э... Здесь... Откуда?
- Мне негде жить. Я случайно нашел этот дом. А вы здесь живете?
- Мы да. Да, мы тут живем, - ответила она, приходя в себя после испуга. Послышались еще шаги, и в комнате появился молодой человек с загоревшим правильным лицом, вполне пригодным для того, чтобы сняться в следующем фильме Люка Бессона, и, обняв девушку, строго посмотрел на незваного гостя.
- Вы кто такой, месье?
- Я уже говорил — я обычный бездомный и мне некуда пойти. Если вас не будет слишком напрягать тот факт, что я разделю с вами этот дом и буду жить в одной из комнат, то я, с вашего позволения останусь.
Молодая пара переглянулась и молодой человек сказал:
- Я вижу вы воспитанный и приличный человек, вполне достойного склада ума. Мы живем тут одни уже около двух месяцев, так что не имеем ничего против приятного соседства. Эту приятную особу и по совместительству мою девушку зовут Элен. Меня Жювеналь или просто Жюв. Рад познакомиться, - произнес он, протягивая руку.
- Максенций Дюжон, можно просто Макс, - протянул навстречу руку Максанс.
- Очень приятно, - произнесла нежным голосом Элен, забавно присев на одно колено и протянув, свободную от лапши руку для поцелуя. - Позвольте... Максенций Дюжон... вы же тезка известного парфюмера, которого обожает вся Франция.
- Я и есть тот самый парфюмер и, как видите, не так уж и обожает меня Франция. Иначе я бы сейчас не стоял тут, разговаривая с вами сквозь бороду, которую мне даже нечем сбрить, - попытался сострить Дюжон.
Девушка замолкла от нахлынувшего на нее почтения, быстро и почти звучно хлопая ресницами.
- Вот видишь, Элен, впервые от твоих журналов о моде есть какая-то польза, - заметил, не растерявшийся, в отличие от девушки, молодой человек.
- Наше соседство обещает быть гораздо интереснее, чем показалось вначале! - воскликнула Элен.
- Вы голодны? - спросил Жюв, глядя в глаза Дюжону.
- Если честно, я не ел около суток, - ответил он, глядя в свою очередь на упаковку китайской лапши в руках девушки.
Они легко и быстро сдружились. В его новой жизни это были первые люди, с которыми ему было интересно. Жювеналь и Элен познакомились в институте и были по складу людьми, ищущими приключения и не любящими сидеть на месте. В отличие от него, они бродяжничали не от плохой жизни, просто им плевать хотелось на социальные стандарты, комфорт и карьеру и они скитались по Франции в поисках новых впечатлений и интересных знакомств. Они считали, что осесть и обзавестись типовыми заботами успеют всегда.
Максанс поведал им свою историю, не скрывая ни одного факта. Он им много рассказывал из той жизни, которой они никогда не жили. Особенно восторгалась Элен и выпытывала все подробности. Они его уважали и приняли как члена семьи, делясь с ним всеми своими мыслями и заботами. Он тоже относился к ним очень тепло, тем более кроме них у него никого не было. На Элен же он смотрел только как на девушку Жюва, хотя уже изрядно изголодался по женскому полу.
Жюв помогал ему заработать, беря его с собой. У Жювеналя, который не имел здесь постоянного места жительства и мотался по многим городам, было на удивление много друзей и знакомых в Париже. Они, вдвоем с Максансом, а иногда и втроем, помогали в магазинчиках, гуляли с чужими собаками, мыли полы и разносили посылки. Нередко, они забавы ради, воровали еду в супермаркетах, и это у них было больше спортом, нежели из-за голода. Ночами они шатались по району или сидели в своем доме без стены, потягивая пиво из честно или не очень честно заработанных бутылок, смотря на светящийся купол Гранд-оперы и беседуя до самого утра.
Ему было хорошо с ними. Настоящие друзья были последний раз у него в детстве. Во взрослом возрасте у него никогда не было рядом тех, кого бы он с уверенностью мог назвать друзьями. Потеряв работу и доход, он вдруг приобрел друзей, с которыми чувствовал себя самим собой. Он по-прежнему впадал в тоску и ностальгию по прошлой жизни, но теперь это случалось реже, и новая бесшабашная жизнь, в которой не было ни планов, ни ответственности, ему по-своему нравилась. Он как будто вернулся в детство, в котором можно почти все как детям и как к детям, к которым все относились со снисходительностью, относились и к ним.
Однажды Дюжон вернулся после ночи не в духе. Это произошло из-за того, что он, отстав от Жюва, остался встречать рассвет. Солнце вставало над Нейи-сюр-Сеном, разбрасывая первые красноватые отблески на многочисленные жестяные крыши, как вдруг его взгляд привлекла молодая мама, ведущая куда-то так рано своего маленького сына. Маленький мальчик с портфелем в руке семенил за ней, иногда перепрыгивая через большие для него лужи.
Она шла именно с тем выражением лица, с которым, наверное, ходят все мамы, когда тащат за собой своих несмышленых деток. С тем выражением, которое он помнил у своей матери, когда она вела его в школу.
Тоска сжала сердце Максанса, он ощутил как далеко от него такое простое счастье. Раньше, когда у него было все, ему казалось, что это ерунда, которая всегда успеется. А сейчас многое отдал бы за то, чтобы у него была такая же, но только своя женщина, идущая по утрам с именно таким выражением лица, и за ней смешно прыгал бы через лужи такой же, но только их малыш.
Дюжон поднялся по старой, изрисованной лестнице, на которой валялись окурки, рваная бумага и прочие следы человеческого пребывания. Войдя на этаж, он ни на кого не глядя, лег в свой угол на скрипучую железную кровать. На улице стояло лето, но он плотнее завернулся в пальто, так как последние дни было холодно и солнечного света сюда попадало совсем мало.
Перед его глазами была грязная стена, и он с брезгливостью зажмурился. Приятное расслабление коснулось его тела и перед мысленным взором поплыли разные образы, предвещающие близкий сон. Несмотря на плюсы новой забавной жизни и новых, на этот раз настоящих друзей, только во сне он чувствовал себя счастливым. Поэтому почти каждое утро, когда он просыпался и оказывался в настоящем, его душа содрогалась и он с трудом находил в себе силы продолжать жить.
И вот приближающиеся счастье сна подступало все ближе, а страшное, полное лишений настоящее уходило вдаль, все больше растворяясь в безмятежности. Светлые и милые сердцу образы из прошлого, перемешиваясь между собой, вылезли на середину театральной сцены сна, который уже почти овладел его сознанием. Приятные очертания красивых предметов, изящные формы женщин в вечерних туалетах…
- Макс! Ты чего дрыхнуть взялся?! У нас кое-что есть! – фраза врезалась безжалостным лезвием в его сон, распоров его надвое и впустив ослепительный свет реальности. Образы красивых женщин разбежались по углам, увлекая за собой и все остальное. Настоящее резко вернулось, снова заняв все сознание и вызвав прилив раздражения. Дюжон открыл глаза и увидел перед собой Жюва.
- Что есть? – тихо спросил он, едва сдерживаясь.
- Советую тебе попробовать. Поверь, такие ощущения ты запомнишь надолго! – сказал друг и кивком пригласил следовать за ним.
Когда он сел рядом с Жювеналем и Элен, то увидел в руке молодого человека шприц.
- Не бойся, просто ты непривычен к этому. Ничего страшного.
- А что в нем?
- Тебе не обязательно знать. Штука безопасная и я на собственном опыте побочных эффектов не выявил. Зато действует… В общем счастье на всю катушку, эдак на пару часов!
Конечно, раньше Дюжон никогда в жизни не согласился бы ни на что подобное. Но сейчас совсем другое дело – ему было абсолютно наплевать на себя. Ценность его существования перестала быть той ценностью, над которой необходимо постоянно трястись, кормить, одевать и заботиться. Той ее величество ценностью, которую он каждое утро сажал на мягкое сиденье автомобиля и включал ей кондиционер, дабы ценности не было душно. Плевать он теперь хотел на себя, и это полное безразличие к себе доставляло ему некоторое наслаждение. Это ощущение было ново в его жизни, в которой было принято заботиться о себе.
- Коли! – уверенно сказал Максанс, выпрямив левую руку.
- Круто! Уважаю, - с улыбкой сказал Жюв, взяв его руку и закатав рукав.
Когда препарат оказался в крови Дюжона, он встал и подошел к провалу в стене, через который было видно улицу и часть зеленого сквера. Деревья были похожи на зеленый океан, среди которых плавали лавочки и мамы с колясками. Как жалко, что он не чувствовал запахов! Как бы он хотел сейчас набрать полную грудь летнего воздуха с запахом этих деревьев! Он как будто ослеп - ведь для него запахи значили куда больше, нежели для обычных людей. Максанс пытался вспомнить запах лета и деревьев, запах нагретой солнцем кожи, пытался воскресить в памяти этот букет ароматов.
Насладившись летом, он снова пошел в свой угол и лег, закрыв лицо полой пальто. Приятные образы, осторожно оглядываясь по сторонам, снова вылезали из своих убежищ. Дюжон уже начал засыпать, как почувствовал, что его что-то раздражает. Раздражал кислый запах грязного пальто, которое он уже давно не снимал. Еще раздражал запах пакета с пищевыми отходами, которые даже они умудрялись набирать. Но, не смотря на это, мозг Дюжона начал плавно плыть по реке сна, как баржа по тихим водам Сены…
Запах!?!? Дюжон вскочил на четвереньки и уставился на пакет, лежащий в противоположном углу. Мерзкий запах разлагающихся объедков теперь стал для него прекраснее аромата цветов. Дюжон не веря своему проснувшемуся обонянию вскочил на ноги и, ударившись плечом о бетонную стену устремился к лестнице. Сбежав по ней вниз и чуть не поскользнувшись, он выбежал на улицу и вдохнул. Его чуть не разорвало от разнообразия и глубины ощущаемых запахов набросившихся на него со всех сторон. Его обоняние было остро, как никогда и Дюжон не мог понять, почему он так тонко чувствует их. Может он отвык, и теперь обычное обоняние казалось ему таким острым или оно и правда было чувствительнее, чем раньше. Запахи ему казались не такими, как прежде – они как будто открывались ему глубже. Они вызывали массу ассоциаций в его голове. Они кружились и уносили его с собой в страну ароматов. Все было ярче, все было как-то иначе, чем раньше. Даже зрение и слух стали острее!
Наркотик! Неужели это все из-за препарата, который вколол ему Жювеналь?! Что же это за невероятное вещество? Почему он о нем никогда ничего не слышал?!
Дюжон ходил по улицам, вдыхал и нюхал все, что можно. Как он соскучился по своему отсутствующему обонянию! Максанс никак не мог привыкнуть к глубине запахов, которую никогда раньше не замечал. Он плыл, хватал, поглощал жизнь, которая подарила ему два часа прозрения!
Два с половиной часа спустя он стал прежним — его чувства снова притупились, а обоняние исчезло. Но он не расстроился. Это было похоже на долгожданное свидание в тюрьме строгого режима, которое, вдруг, по непонятным причинам, разрешили. Дюжон вернулся в свое полуразрушенное жилье в прекрасном настроении. Приподняв полы пальто в легком танце, он сел рядом с Жювеналем и посмотрел на молодого человека почти любящим взглядом. Жюв посмотрел в ответ, пытаясь по глазам прочитать его мысли. С минуту они молчали, после чего Дюжон шепотом сказал:
- Это было великолепно!
Губы Жюва медленно расплылись в улыбке, и он хмыкнул.
- А то!
- Что это за препарат? Как он называется? Я о нем ничего не слышал.
- Тебе важно название?
- Очень! Ты даже не представляешь насколько! Ты же знаешь мою историю.
Жюв пожал плечами и достал из кармана сигарету.
- Знаю, Макс. Препарат обостряет все чувства человека. Но что интересно - он возвращает утраченные способности, конечно, только на время своего действия. Я так понимаю, он вернул тебе обоняние?
- Именно, Жюв, и ты, я думаю, слабо представляешь, что для меня значит обоняние! В отличие от других людей, это моя жизнь. Я тебе очень благодарен, что ты подарил мне два часа настоящей жизни.
- Да брось. Я рад, что помог тебе. Если хочешь, я отдам тебе все полторы упаковки. Мы с Элен прекрасно обойдемся и без него. Нас обычно устраивает наше притупленное восприятие мира, - Жюв снова улыбнулся своей киношной улыбкой.
Молодой человек достал из кармана две плоские коробочки и протянул Дюжону. Тот взял их и стал с любопытством рассматривать. На коробочках была надпись - Анамабиксин.
- Откуда ты его берешь?
- Ну, не так просто его достать. А ты, я так понимаю, намереваешься добыть несколько ящиков и вернуться в парфюмерное дело? - спросил Жюв.
Максанс молча продолжал рассматривать волшебные коробочки, потом взорвался смехом.
- Мне кажется, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо из моих друзей, которые у меня были!
Они смеялись сидя на грязном бетонном полу в комнате без стены, в которую проникало красное вечернее парижское солнце.
На следующий день, одолжив у Жюва бритву, Максанс выбрился настолько чисто, насколько ему позволяло использованное лезвие. Принял подобие душа в ванной с отколотым краем, вылив на себя порцию скопившейся дождевой воды из специально расставленных для этого ведер. Остатки несмытого в виду дефицита воды мыла, он стер своим дорогим полотенцем, вынув его из чемодана. Потом вынув из чемодана аккуратно сложенную рубашку и костюм, разгладил их руками и, приняв облик, от которого давно отвык, явился перед друзьями.
- Боже мой, Макс, вы очаровательны, - всплеснула руками Элен, когда увидела его.
- Это куда это ты собрался? - поднял брови Жювеналь. - Я тебя таким ни разу не видел.
- Потом расскажу. Заранее не хочу, - загадочно улыбаясь, ответил Максанс.
Он собирался в одну небольшую, но весьма яркую на парфюмерном небосклоне фирму Les pétales. Найдя способ возвращать, когда надо, обоняние, Дюжон не обнаружил ни малейшего желания возвращаться в свою бывшую фирму к Морену. Ему даже хотелось помочь другой, конкурирующей фирме, чтобы Морен кусал локти.
Фирма Les pétales находилась достаточно далеко от места жительства Дюжона и его друзей, поэтому он отдал приличную часть своего недельного заработка, чтобы добраться до нее.
Его встретил сам владелец фирмы Лионэль Байон. Он не пытался скрыть в глазах удивление.
- Приветствую вас месье Дюжон. Честно, не ожидал вашего внимания к своей персоне. Если вы и правда решили временно посотрудничать со мной — это для меня большая честь, и я попытаюсь создать все условия.
- Мне очень приятно, вы могли бы сразу меня ввести в курс дела? - попросил Максанс.
- Да, конечно, - сказал Байон. Они пошли вместе по красивому коридору в сторону его кабинета. - Скоро выставка и я на нее очень рассчитывал, а наш главный «нос» вынужден был покинуть нас, не хочу говорить по каким причинам, и теперь я в панике. Его наработки остались, но все это на промежуточной стадии. Никаких готовых духов у нас нет, а выставка La chaleur de juillet уже совсем скоро. Так что месье Дюжон, если вы меня выручите, я буду безмерно благодарен.
- Вы в курсе моих последних дел? - прямо спросил Дюжон, надеясь, что владелец Les pétales не слышал о событиях его жизни, о потере обоняния и бродяжничестве.
- Конечно, я знаю, что вы работали с Жемаком и недавно ушли от него. Дальше ваша биография для меня неизвестна. Вы хотели мне что-то рассказать?
- Нет, я просто спросил. Я бы хотел немедленно приступить к работе. Я полон энергии, - в этот момент Дюжон ничуть не преувеличивал, он чертовски соскучился по работе и готов был сидеть ночами за пробниками и пробирками.
Была середина дня, когда он стоял перед окном лаборатории, в которое светило июльское солнце и улыбка не сходила с его лица. Он достал шприц и одну ампулу. Отломав носик, он набрал шприц и ввел себе в вену и наконец, окунулся в свою обожаемую стихию.
Рассматривая наследство предыдущего нюхача, занимающего огромный стол, он расставил все перед собой - сотни флакончиков с маслами, экстрактами и эссенциями. Некоторые из них были с бирками, остальные нет. Дюжон рассортировал их на шесть основных групп, также поделил их на натуральные и синтетические, а потом расставил в соответствии с трехуровневой пирамидой ароматов. И забылся, растворившись в ароматах, надеясь найти свою новою, ни на что еще не похожую, формулу.
Максанс не выходил из лаборатории почти двое суток и даже не ел. Из лаборатории доносилась лишь музыка, которой он вдохновлялся. К нему несколько раз заходил Лионэль, но задерживался ненадолго, так как композитор быстрее пытался избавиться от него, чтобы вернуться к работе.
Наконец на третьи сутки он вышел из лаборатории смертельно уставший, но счастливый. Закинув пиджак на плечо, он зашел к Байону и, сказав, что у него есть результаты и завтра он ознакомит его с ними, уехал спать в свой обреченный на снос дом. Конечно, ему проще было бы остаться тут, ближе к лаборатории, да и денег было совсем мало, чтобы тратить их еще и на дорогу, но он очень не хотел, чтобы Байон догадался о его настолько бедственном положении дел.
Когда Максанс вошел в почти уже родную голую комнату, Элен и Жюв обедали. На этот раз на трехногой тумбе стояли две пластиковые миски с заварной картошкой, пакет с развесным салатом и одна на двоих бутылка пива.
- Макс! Мы тебя потеряли! Ты где был два дня? - спросила встревоженным голосом Элен, поднявшись ему навстречу.
- Родные мои, я счастлив! Я нашел работу, я снова в деле! И ни в каком-нибудь, а в своем любимом деле! - воскликнул Дюжон. - Я и вас не оставлю! Вы будете со мной!
- Ты снова в парфюмерии? Духи делаешь? - с удивлением спросил Жювеналь.
- Да! - снова воскликнул Максанс, снимая пиджак и падая на свою скрипучую койку. - Да! Да! Да!
На следующее утро Дюжон явился на работу бодрым и снова полным сил. Открыв дверь в кабинет Байона, он поздоровался и сделал рукой жест, который надо было понимать так - прошу оценить результаты моего труда и таланта. Лионэль с готовностью вскочил и последовал за своим новым композитором.
- Итак, это вариант для мужчин! Базовая композиция — агаровое дерево, табак и еще кое-что. Особо явные вторая и третья ноты. Первая — шипровый аромат, специально несколько приглушен, - сказал Максанс, протягивая первый флакончик, когда они оказались в лаборатории.
Байон поднес к лицу прозрачный флакон и поводил рукой. Потом он прикрыл глаза, помолчал и снова понюхал.
- Да, я вижу, для кого это предназначено. Я прочувствовал. Очень, очень неплохо.
- Теперь более смелые решения. Скажем так - не типовые композиции, - интригующе сказал Дюжон и дал второй флакончик. - Также для мужчин. Морская тематика. Нет! Не просто морская... Пасмурный прохладный день, яхта, холодная вода солеными брызгами покрывает палубу, пока суровый мужчина борется на ветру с парусом. Большой парус хлопает под ударами строптивого ветра, но все же уступает грубой мужской силе и поворачивается под нужным углом.
- Очень изобразительно. Нам стоит написать все это сзади на этикетке, так продажи увеличатся вдвое, - улыбнувшись, сказал Лионэль. - Запах и правда говорит сам за себя. Но я совершенно не узнаю формулу. Какие тут компоненты?
- Это останется пока тайной, - продолжал интриговать Дюжон. - Теперь женская линия. Месье Байон, что вы видите сейчас перед собой?
- М-м-м... Я... Вижу что-то городское. Пожалуй... Здания, торговые центры, клубы и неон. Ритмичную музыку. Что-то быстрое и спешащее. Даже не спорьте со мной, вы автор и наверняка считаете по-другому, - сказал Байон.
- А я и не спорю, - развел руками в знак согласия Максанс. - У них даже рабочее название «Urbanibium». Ну, это я так, фантазировал.
- «Urbanibium», хм, снова неплохо, - кивнул Байон.
- Теперь женские, - Дюжон подал следующий флакончик с прозрачной жидкостью. - Летние.
Лионэль долго нюхал, то, отводя руку, то, снова поднося флакончик к носу, потом капнул на запястье и растер.
- Не понимаю, почему вы считаете их летними. Тут совершенно нет легких нот, слишком большая глубина и устойчивость. Они совсем не летние, а напротив обладают весьма тяжелыми, теплыми нотами, скорее подходящими для зимы.
Максанс, который перед визитом в кабинет Байона вколол очередную ампулу анамабиксина, смело взял из рук владельца фирмы пузырек. Он почувствовал легкое дыхание лета и игривые ноты жасмина и туберозы.
- Ну как же, вы разве не чувствуете? - удивленно спросил он.
- Нет, я считаю это однозначно зимний запах. Конечно, мы сейчас слышим, в основном, первую ноту, но взять хотя бы оттенки кофе и шоколада - их никак нельзя отнести к летним.
Кофе... Шоколад... Максанс стоял в растерянности. В них не было эссенций кофе и шоколада. Эти духи он не мог перепутать. Хоть флакончики были и не помечены — это ему и не требовалось, он их всегда мог различить по запаху, но перепутать он их не мог... или мог?
Он взял последний безликий пузырек из прозрачного стекла и поднес к носу. Это были духи с самым резким запахом — это были духи «страсти». Запах амбры, ванили и полыни нельзя спутать ни с чем другим, и в этой композиции они были слишком явными и агрессивными. Он протянул их Байону.
- М-м-м, тонко! Цитрусовые и цветочные нотки — это тонкие женские дневные духи. Интересный оттенок, - сказал тот, закинув мечтательно голову.
Максанс стоял оцепенев, пытаясь понять в чем дело. Вдруг страшная догадка вспыхнула в его голове и медленно, обжигая пальцы, разлилась по всему телу.
Он вбежал в знакомый, изрисованный сверху донизу подъезд.
- Жю-ю-ю-юв!!! - крикнул он в темноту. – Жю-ю-юв!!!
Взлетев по лестнице, он чуть не споткнулся о ноги Жювеналя, сидящего на полу.
- Ты чего орешь? - тихо спросил тот.
- Что это за дрянь!? Что ты мне дал!? - возбужденно закидывал его вопросами Дюжон.
- Ты о чем?
- О наркотике! Я чувствую не те запахи! Они не соответствуют действительности!
- Сядь. Не ори. Элен спит, - спокойно сказал Жюв. - Сядь, не бесись.
Максанс с раздражением сел рядом и уставился на него.
- Жюв, ты что-то об этом знаешь? Скажи, я тебя умоляю! - уже несколько спокойнее попросил он.
- Ты хочешь знать, почему чувствуешь не те запахи? Почему какая-то эссенция пахнет для тебя ландышем, когда для других это выделения скунса? - с усмешкой спросил Жювеналь.
- Да, запахи иногда совершенно расходятся с действительностью, - пояснил Дюжон.
- Совершенно верно. Это же наркотик, чего ты хотел?
- То есть? - не понял Максанс.
- Макс, а сам ты до сих пор не понял? Это иллюзия. На самом деле ты не чувствуешь никаких запахов — это все твое воображение. Ты знаешь медицинский термин — фантом конечности? Это когда человеку ампутируют конечность, а ему еще долго кажется, что она есть. У тебя что-то аналогичное. Только для тебя анамабиксин - это фантом обоняния. Тебе кажется, что ты слышишь запахи, но на самом деле ты их просто вспоминаешь в нужный момент, когда видишь соответствующую вещь.
- Но ты же сам мне говорил о возврате утраченных способностей... - рассеяно глядя в пол, промямлил Дюжон.
- Ты бы видел свои глаза после той прогулки. Ты был на небесах. У меня просто не поднялась рука сорвать тебя оттуда.
- Понятно. Значит, у меня по-прежнему ничего нет. Даже кратковременного...
- Извини. Я думал, ты давно догадался.
Валяясь на кровати с дырявым матрасом и машинально ощупывая небольшую щетину на своем подбородке, Максанс, уже который день, думал о забавности жизни. Ему казалось, что хуже уже было некуда, и отобрать у него уже было нечего. Казалось, что он лежит на дне. На твердом, холодном дне и он такой тяжелый, что ему не то, что взлететь, а даже подняться на ноги не получится. Однако он сумел попасть в ситуацию, в которой сделал себе еще хуже. Дно провалилось, и он свалился в подпол, из которого теперь не было видно даже дневного света.
Он смотрел в грязный закопченный потолок брошенного дома. Кто здесь раньше жил? Что это были за люди? Несомненно, они были разными и у них были свои идеи, свои цели, каждый из них к чему-то стремился. Их заботы казались им самыми важными, как и ему свои. Где они теперь? Все ли они живы?
У него была жизнь, которую наполняло множество приятных мелочей, множество повторяющихся каждый день моментов, которые он любил. Вдруг только сейчас он полностью осознал слова своего любимого писателя Милана Кундеры: «Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперед. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения». Как же теперь это стало понятно и близко!
Максанс игрался в кармане пальто с последней ампулой анамабиксина — это все, что у него осталось после работы в Les pétales, как вдруг он нащупал ключи от бывшей квартиры, которые никак не мог выкинуть. Он их таскал с собой с тех пор, как покинул свою квартиру на Сен-Лазар — один комплект просто оставил себе на память. Они были для него воспоминанием, ниточкой, которая призрачно тянулась к его человеческому облику, оставшемуся далеко позади. Он вспомнил в деталях свою съемную квартиру. Кто теперь в ней живет? Кто сейчас готовит по утрам кофе в его любимой алюминиевой итальянской моке? Или она теперь стоит в подсобке, ведь новые жильцы наверняка пользуются своей кофеваркой. Завезли ли они свою мебель, или пользуются его мебелью?
Его разобрало ужасное любопытство, такое сильное, что к нему даже вернулись силы и интерес к жизни. Он встал на ноги и направился к лестнице. Дом, в котором он снимал квартиру, был совсем недалеко отсюда.
Выглянув из-за угла арки, Дюжон посмотрел на окна своей квартиры — они были темными. Потом он перевел взгляд вниз на свой подъезд со светящимся окошечком консьержа слева. Максанс раньше нередко наблюдал, как консьерж отходил со своего поста, чтобы пройтись по двору. Вот и сейчас маленькая комната была пуста. Надо было торопиться, у него всего несколько секунд. Тенью вдоль стены Максанс прокрался к двери подъезда и, бросив взгляд в окошечко консьержа, увидел чашку кофе на столе и газету - по-видимому, тот был совсем рядом. Дюжон, как можно тише открыл дверь и, минуя лифт тихо, прислушиваясь, взбежал по лестнице. Около двери своей бывшей квартиры он остановился и замер. Снизу не доносилось никаких звуков. За дверью квартиры тоже была тишина. Тогда он смело вставил ключ и привычным движением повернул. За дверью было темно. Он включил свет в прихожей и тихо закрыл дверь. Темнота говорила об отсутствии здесь кого-либо. Но этот кто-то мог просто уже спать. Поэтому Максанс заглянул в спальню, и никого там не обнаружив, окончательно успокоился. Значит, квартиру еще никому не сдали. И почему он только сейчас додумался прийти сюда?
Подойдя к окнам, он закрыл их шторами, чтобы снаружи не был виден свет и уже после этого поздоровался со своей квартирой, как со старым добрым приятелем. Он обошел ее всю, гладя вещи и проводя пальцами по стенам - здесь он жил не один год. Потом, вынув бутылку водки из сумки, которую принес с собой, пошел в ванную. Сколько он мечтал о ванной!
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав