|
Читайте также: |
Составной частью перетряски высшей власти, осуществлявшейся в 1949 г., были атаки, предпринятые Сталиным против Молотова, которые существенно подорвали позиции последнего и послужили уроком для других членов Политбюро.
Дискредитация Молотова проводилась через его жену – П. С. Жемчужину (Карповскую Перл Семеновну). В конце декабря 1948 г. ей были предъявлены обвинения в поддержании в течение длительного времени связи с еврейскими националистами. В списке ее прегрешений также фигурировали присутствие на траурной панихиде по С. М. Михоэлсу и посещение Московской хоральной синагоги. Нельзя сказать, что происки в отношении Жемчужины явились чем-то неожиданным, непредсказуемым. Еще в 1939 г. Политбюро указало Жемчужине на неразборчивость в выборе своего окружения, в котором оказалось “немало враждебных шпионских элементов”. Вследствие этого проводилась специальная проверка всех материалов, имеющих отношение к Жемчужине, которая лишилась в результате разбирательства портфеля Наркома рыбной промышленности.[67] На этот раз Жемчужина потеряла не государственную, а партийную должность – она была выведена из состава ЦК ВКП(б).
При голосовании в ЦК по этому поводу случилось неслыханное – Молотов, муж Жемчужины, воздержался, что случалось, естественно, крайне редко. Молотов при этом руководствовался чисто человеческими причинами, но с политической точки зрения его решение граничило с открытой дерзостью и в будущем могло обратиться против него. Его действия вполне могли расцениваться как вызов Сталину, а это было крайне неоправданно – “демарш” Молотова не мог уберечь Жемчужину, но мог погубить его самого, по крайней мере, свести на нет всю его партийную карьеру. В конце концов, соображения разума взяли верх, и Молотов в немногословном письме к Сталину признал ошибочность своей позиции. Так созданный Сталиным аппарат власти разрушал самые, казалось бы, прочные человеческие связи.
На этом конфронтация Молотова и Сталина закончилась. Был момент, когда Сталин усомнился благодаря записке И. Ф. Тевосяна в верности кадровых перемещений, инициированных Молотовым. Но это явилось уже слабым отголоском практически исчерпанного конфликта.
Позднее ответственность за дело Жемчужины полностью ляжет на Абакумова. Он был прекрасно осведомлен о попытках Меркулова и Кобулова провести подобное дело в 1939 г. (т.н. “дело Канель”), в приватных разговорах признавал, что они в тот раз только “оскандалились”.[68] Однако это не помешало ему предпринять новую попытку совершить подкоп под Молотова. На судебном процессе в 1954 г. вина Абакумова в еще большей мере была отягчена обнаружением улик, свидетельствовавших о том, что он осознавал незаконность своих действий, т.к. в феврале 1948 г. министр госбезопасности получил заявление бывшего сотрудника НКВД Визеля, в котором тот признавал факт фальсификации.
Устранение “ленинградцев”, в первую очередь Вознесенского, существенно усиливало позиции Маленкова и Берии. Скорее всего, в связи с этим в том же 1949 г. Сталин настойчиво выдвигал на ведущие роли Н. С. Хрущева и Н. А. Булганина. Хрущев постановлением Политбюро был назначен секретарем ЦК ВКП(б). А в следующем году Булганин сделался заместителем Председателя Совмина СССР, т.е. был максимально приближен к узкому кругу сталинских соратников и получил формальную возможность руководить исполнительной властью в государстве во время отсутствия Сталина в Москве.
В связи с новым назначением Хрущева нужно заметить одну интересную деталь. Хрущев занял пост секретаря вместо Г. М. Попова. С последним было связано т.н. “дело Попова”. В октябре 1949 г. Сталину поступило анонимное письмо, якобы изобличающее подозрительную политику, проводимую секретарем МК ВКП(б). Попов обвинялся в пренебрежении сталинским лозунгом о самокритике, устранении основных масс из жизни партии, казнокрадстве, мании вождизма, продвижении своих фаворитов и т.д. Основной вывод – “в Москве развился чир[ь] не меньше ленинградского”.[69] Сталин поручил Маленкову провести расследование по поводу деятельности Попова. В результате комиссия, состоявшая из Маленкова, Берии, Суслова и Кагановича, своим решением освободила Попова от работы в секретариате и направила на другую, менее значимую, должность.
Эти документальные данные плохо соотносятся с версией Хрущева. Он рассказывает, что, только приехав из Украины в Москву, сразу получил из рук Сталина анонимное послание. Нетрудно догадаться, что в нем говорилось о существовании в Москве группы заговорщиков против ЦК и Советского правительства и что группу эту возглавляет секретарь московского комитета партии и ЦК партии Попов. И с этого момента начинаются странные вещи. Во-первых, Хрущев ситуацию представляет так, как будто Сталин в действительности совещался по этому поводу с ним, просил совета, что, конечно, крайне маловероятно. Во-вторых, Хрущев якобы уверенным тоном отговорил Сталина от репрессий по отношению к Попову, заявив подозрительному вождю, что “готовил бумагу с умыслом либо сумасшедший, либо мерзавец”.[70] И Сталин, по воспоминаниям Хрущева, немного успокоился. Естественно, автор мемуаров хотел преподнести себя современникам и потомкам в качестве мужественного защитника невинных и добросовестных партийных работников от кровожадного диктатора. Но так ли это, если учесть, что не кто иной, как Хрущев, занял впоследствии место Попова? И, наконец, в-третьих, Хрущев утверждает, что спас Попова, переведя его на работу подальше от центра и, таким образом, скрыв его из поля зрения Сталина. Однако мы уже убедились, что в комиссию, занимавшуюся проверкой деятельности Попова, Хрущев не входил, а значит, не мог оказывать на дело никакого административного влияния.
Между тем, подозрительность Сталина росла. В значительной мере против Берии было направлено т.н. “мингрельское дело”. Это дело родилось в ноябре 1951 г. в недрах самого Политбюро. Постановление, изданное от его имени, носило подзаголовок “О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия”. Барамия был вторым секретарем ЦК компартии Грузии и якобы стоял во главе группы мингрельских националистов, которая своей целью ставила помощь нарушителям закона из числа мингрельцев. Например, Барамия лично способствовал вынесению оправдательного приговора по делу сухумского прокурора Гвасалии, изобличенного во взяточничестве. Кроме того, мингрельская группа преследовала еще одну цель. Она хотела захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев. В таких условиях дальнейшее развитие ситуации в Грузии представлялось в документе следующим образом: взяв на вооружение тактику мингрельцев, кахетинцы, карталинцы, имеретинцы и др. также создадут свои группы, и компартия Грузии “распадется на ряд партийных провинциальных княжеств…”.[71]
Постановление содержало и своего рода практическую часть. В ней предполагалось осудить антигосударственную деятельность Барамия и его группы, вывести Барамия из состава ЦК Грузии, снять с поста министра юстиции Рапаву. Следующее постановление Политбюро, сообщив о результатах ликвидации (этим занимался министр госбезопасности Грузии Рухадзе, который вскоре после выполнения своей “работы” был снят с должности) последствий группировки Барамия, задавалось уже принципиальным вопросом: как ЦК Грузии мог не заметить существования подобной группы вредителей. Представителей грузинского ЦК вызвали в Москву и устроили им форменный разнос. Выдвигались различные обвинения, в т.ч. отсутствие самокритики у членов ЦК, неправильный подбор кадров, плохая связанность ЦК с местами. В итоге Чарквиани был снят с поста первого секретаря ЦК ВКП(б) Грузии. В постановлении в первый раз фигурировало имя Берии. Вообще, при чтении документа складывается ощущение, что Берия старательно и очень осторожно хотели подвести под удар. И можно предположить, что, проживи Сталин чуть дольше, он бы сумел выстроить с опорой на “мингрельское дело” обвинение против Берия, пусть даже только на том основании, что Берия и сам был мингрельцем.
За полгода до своей смерти Сталин инициировал, как уже упоминалось, новую реорганизацию в высших эшелонах власти, в которой прочитывалось стремление предотвратить любую, даже гипотетическую угрозу совместных действий членов Политбюро против дряхлеющего диктатора. Как в свое время тяжело больной Ленин, Сталин, во-первых, существенно разбавил состав руководящих органов партии новыми выдвиженцами, проведя на XIX съезде решение о создании вместо Политбюро многочисленного Президиума ЦК КПСС, а во-вторых, публично дискредитировал наиболее старых и заслуженных своих соратников – Молотова и Микояна, выступив на первом пленуме нового ЦК в октябре 1952 г. с речью, напоминавшей по сути ленинское “Письмо к съезду”.
Нельзя исключить, что угрозу для сталинских соратников имело т.н. “дело врачей”. Несмотря на наличие в литературе различных версий о перспективах этого дела, оставшегося незавершенным в связи со смертью Сталина, с определенностью можно говорить о том, что одной из его движущих пружин было намерение Сталина по-прежнему жестко контролировать органы госбезопасности – одну из главных опор своей власти.
В проекте передовой статьи газеты “Правда” (с правкой Сталина) сообщалось, что врачи, эти “человекообразные звери” своим лечением довели до смерти Жданова и Щербакова. Начало делу дал донос, написанный врачом Кремлевской больницы, сотрудничавшей с органами госбезопасности, Тимащук. При оценке донесения Сталин поступил в согласии со своим привычным принципом, о котором в своих мемуарах упоминает Н. С. Хрущев: “… если в доносе есть 10% правды, то это уже положительный факт”.[72] “Врачи-террористы” признавались тайными агентами американской/британской разведки. Основная их часть (Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн) была якобы завербована филиалом американской разведки – международной еврейской организацией “Джойнт”. Особо указывалось на сотрудничество обвиняемых врачей с Михоэлсом. Были арестованы и известные медики русского происхождения – Виноградов и Василенко (терапевты, академики АМН СССР). Раскрытие заговора врачей, как говорилось в проекте, наносит удар по “международной еврейской сионистской организации”.[73]
В “деле врачей” самым ясным образом ставился вопрос о виновнике случившегося, о том, кто это допустил, кто халатным, непозволительным образом потерял всю бдительность. И давался единственно возможный, по мнению Сталина, ответ: спрашивать следует с органов госбезопасности. Причем, не только с самих органов, но и с людей, которые их возглавляют: “некоторые наши советские органы и их руководители (курсив мой – Ю.К.) потеряли бдительность, заразились ротозейством”.[74] В конец проекта выносился опасный лично для Берия призыв покончить с ротозейством, ликвидировать вредительство. Интересно, что на проекте сохранились характерные в данном случае черновые пометы Сталина: “Контроль со стороны ЦК за работой МГБ”, “Лень, разложение глубоко коснулись МГБ”[75] и т.д.
Документы позволяют исследовать методы, при помощи которых Сталин избавлялся от ближайших соратников. Самым радикальным среди этих методов было физическое устранение членов Политбюро или аресты их родственников и сотрудников. Хотя в послевоенный период были уничтожены только несколько ближайших сотрудников Сталина – Вознесенский, Кузнецов, остальные также вряд ли могли чувствовать себя в полной безопасности. Семьи высшего советского руководства держал в напряжении печальный пример Е. И. Калининой (содержалась под арестом с 1938 г. по 1945 г.), П. С. Жемчужиной, Д. М. Хазан (жена А. А. Андреева; в сентябре 1949 г. была освобождена от работы директором Центрального научно-исследовательского института шерстяной промышленности[76]).
По форме взаимоотношения Сталина с соратниками в послевоенные годы тот патриархальный характер (“глава семьи, имеющий неограниченную власть над послушными сыновьями”[77]), который они начали принимать перед войной. Микоян писал Сталину: “Сделаю все, чтобы извлечь уроки из Вашей суровой критики, чтобы она пошла на пользу мне в дальнейшей работе под Вашим отцовским руководством”[78], а Молотов так каялся в своих ошибках: “Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни”.[79]
Многие факты, однако, позволяют утверждать, что атаки Сталина против членов Политбюро чаще всего не выходили за рамки сохранения определенного равновесия в высших эшелонах власти. Даже после смещения с важных постов члены Политбюро продолжали играть существенную роль в управлении (так было с Маленковым после его снятия с поста секретаря ЦК в 1946 г., с Молотовым и Микояном после их смещения с постов министров в 1949 г.). Это вряд ли может быть объяснено только лишь известной осторожностью Сталина. Усложнение системы и стоящих перед ней задач, сопровождавшееся физическим дряхлением Сталина, объективно усиливало роль членов Политбюро. Обладая соответствующим административным опытом и непререкаемым авторитетом среди чиновников, сталинские соратники были столь же необходимым элементом диктатуры, как и сам Сталин. Существенное значение имел также тот факт, что члены Политбюро являлись политическими символами, воплощавшими революционную легитимность власти. Публичные обвинения в их адрес означали подрыв авторитета не только самого Сталина, просмотревшего “врагов” в своем ближайшем окружении, но и высшей власти в целом. Даже в 1937-1938 гг. члены Политбюро пострадали в относительно меньшей степени. Лишь немногие высокопоставленные функционеры скорее догадывались, чем знали, о скандалах, происходивших “наверху”.
На фоне активной государственной деятельности большинства членов Политбюро все большим анахронизмом выглядели их ночные встречи у Сталина, превратившиеся в политическую повинность, отбываемую в ущерб делу и в угоду болезненной подозрительности Сталина. Сталинская тирания отравляла существование членов Политбюро, заставляла их опасаться за собственную жизнь и желать прекращения жизни вождя. Н. С. Хрущев вспоминал позднее: “Это (репрессии – Ю.К.) могло случиться с любым из нас. Все зависело от того, как взглянет на тебя Сталин или что ему покажется в такой момент. Порою говорил: “Что это вы сегодня на меня не смотрите? Что-то у вас глаза бегают”.[80] При этом и сам Сталин временами испытывал страх перед некоторыми из своих т.н. “друзей”. Так, он в последние годы жизни боялся Берии. И об этом свидетельствуют не только “мингрельское дело” и “дело врачей”, но и, в частности, тот факт, что весь обслуживающий персонал Сталина, ранее состоявший практически из одних грузин, был заменен русскими.
Совокупность всех фактов позволяет мне утверждать, что уже в недрах сталинской единоличной диктатуры фактически сформировались предпосылки для возрождения политической олигархии. Во-первых, существование группы влиятельных “вождей”, способных наследовать власть. Во-вторых, наличие у этой группы объединяющей программы – отторжение новой единоличной диктатуры и необходимость корректировки сталинского курса.
Многочисленные споры вызывает проблема “политического плюрализма”. Известный историк Б. И. Николаевский по этому поводу писал: “… И члены Политбюро вовсе не были безликими. Ряд из них пришел к Сталину со своими идеями, за которые Сталин их и взял в свои ближайшие сотрудники”.[81] Николаевский внес определенный вклад в разработку такого подхода, сосредоточившись на соперничестве Жданова и Маленкова и разнице их политических представлений.
Это не означает, что в окружении Сталина отсутствовали конкуренция и конфликты. Более того, сам Сталин поощрял соперничество в Политбюро. Однако в основе этого соперничества лежали не столкновения принципиальных позиций, а борьба за максимальную приближенность к Сталину, а также межведомственные противоречия. К примеру, напряженные отношения между Молотовым и Кагановичем, начало которым было положено еще до войны предопределялись стремлением Кагановича подыграть сталинской неприязни к Молотову и тем самым упрочить свое положение.[82] Трудно себе представить, что Молотов (если исходить из теории Николаевского) был принципиальнейшим сторонником увеличения плана грузооборота, а Каганович ратовал за приоритет проблемы сокращения перевозок.
При жизни Сталина его соратники не спешили обнаруживать свои реальные взгляды и настроения. Типичным примером могут служить крайне осторожные действия руководящей группы Политбюро в подготовке проекта решения об изменении системы заготовок продукции животноводства. Осознавая необходимость существенных перемен, они просто тянули время, опасаясь вызвать недовольство Сталина.[83] Никто из сталинских соратников не решался протестовать даже против репрессий, обрушившихся на членов их семей. Слабая попытка Молотова, как мы помним, завершилась его полной капитуляцией, а ведь это был “единственный человек в Политбюро, который порою возражал Сталину”.[84] Судя по отдельным мемуарным свидетельствам (например, Хрущева), все ограничивалось жалобами и осторожным выражением недовольства в своем кругу.
Сталинская система не имела внутренних механизмов освобождения от ненужных лиц или обновления персонала. В такой ситуации все решали личные предпочтения Сталина. А его методология может быть отражена в оброненном однажды замечании: «литература, партия, армия – это все организмы, у которых некоторые клетки надо обновлять, не дожидаясь того, пока отомрут старые. Если мы будем ждать, пока старые отомрут, и только тогда будем обновлять, мы пропадем, уверяю вас»[85].
Сталин всю свою жизнь стремился создать команду верных и безропотных своих прислужников. Не изменил этому стремлению он и в последние годы своей жизни. Но на этом пути он попал в ловушку вместе со своей системой. Его смерть сразу остановила все его планы. Выращенная им элита после его смерти отошла от его наследия диктатуры одного и пошла по иному пути. В истории СССР была открыта новая страница.
Заключение.
Таким образом, можно выделить несколько основных магистральных линий в развитии Политбюро в 1945-53 гг.
Во-первых, стоит отметить, наметившуюся было «либерализацию» системы управления государством, которая, как показало время, оказалась мнимой. Государство продолжало двигаться по пути, намеченному еще в 30-е гг., чему в немалой степени способствовала победа в Великой Отечественной войне. При этом высшая власть, формально находившаяся в руках коллективного руководства, на деле сосредоточилась в руках одного человека – Сталина. При этом вождь действовал очень умело: проводил политику сдерживания политических элит, не допуская «крена» в сторону того или иного руководителя (группировки), а главное, великолепно использовал противоречия, существовавшие между различными явными и мнимыми партийными группами и отдельными лицами. Все это вылилось в виток новых политических репрессий конца 40-х – начала 50-х гг.
Во-вторых, следует сказать, что, тем не менее, эпизодически проявлялась тенденция к постепенному переходу власти из рук Сталина к коллективу руководителей. Подтверждением тому является управление страной группой приближенных к Сталину лиц, в момент его отсутствия в столице. Однако это не противоречит первой, отмеченной мной линии, так как переход к подлинному коллективному руководству мог осуществиться только в двух случаях: во-первых, если бы сам Сталин захотел этого, во-вторых, если бы вождя не стало. Как покажет время, осуществился именно второй вариант развития событий.
Наконец, следует сказать, что Политбюро, как орган государственной власти, уже не играл той заметной роли, которую он имел до войны. Важнейшие и порой даже судьбоносные решения для всего населения страны (а быть может и мира) принимались в неформальной обстановке и, как часто бывало, зависели от воли одного единственного человека – Иосифа Виссарионовича Сталина. Таким образом, тоталитаризм, в его «сталинском» варианте достиг своего апогея.
Список источников:
1. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002.
2. Хрущев Н.С. Воспоминания. Время, люди, власть. Кн. 2. М., 1999.
3. Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. М., 1999. // http://militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/index.html
4. Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: из дневника Ф.Чуева. М., 1991. // http://grachev62.narod.ru/molotov_140/content.htm
5. Джилас М. Беседы со Сталиным // Лицо тоталитаризма. М., 1992. http://krotov.info/lib_sec/05_d/zhil/as_04.htm
Список использованной литературы:
1. Данилов А.А. Сталинское Политбюро в послевоенные годы. // Политические партии России. Страницы истории. М., 2000.
2. Данилов А.А. Изменения высших органов власти в СССР в 1945-1952 гг. // Сталин. Сталинизм. Советское общество. М., 2000.
3. Верт Н. История Советского государства. М., 2003.
4. Жуков Ю.Н. Тайны Кремля: Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М., 2000.
5. Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти, 1945-1991. М., 1998.
6. Пыжиков А.В., Данилов А.А. Рождение сверхдержавы. 1945-1953 годы. М., 2002.
7. Романовский Н.В. Лики сталинизма, 1945-1953. М., 1995.
8. Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010.
9. Хлевнюк О.В. Сталин и Молотов. Единоличная диктатура и предпосылки «олигархизации». // Сталин. Сталинизм. Советское общество. М., 2000.
10. Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011
[1] Верт Н. История Советского государства. М., 2003. С. 366-367.
[2] Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011. С. 11-12.
[3] Романовский Н.В. Лики сталинизма, 1945-1953. М., 1995.
[4] Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти, 1945-1991. М., 1998.
[5] Пыжиков А.В., Данилов А.А. Рождение сверхдержавы. 1945-1953 годы. М., 2002.
[6] Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011.
[7] Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010.
[8] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002.
[9] Хрущев Н.С. Воспоминания. Время, люди, власть. Кн. 2. М., 1999.
[10] Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. М., 1999. // http://militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/index.html
[11] Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: из дневника Ф.Чуева. М., 1991. // http://grachev62.narod.ru/molotov_140/content.htm
[12] Каганович Л.М. Памятные записки. М., 2003.
[13] Джилас М. Беседы со Сталиным // Лицо тоталитаризма. М., 1992. http://krotov.info/lib_sec/05_d/zhil/as_04.htm
[14] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 21.
[15] Там же. С. 22-23.
[16] Там же. С. 25, 27-29.
[17] Данилов А.А. Изменения высших органов власти в СССР в 1945-1952 гг. // Сталин. Сталинизм. Советское общество. М., 2000. С. 212.
[18] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 24-25.
[19] Там же. С.38.
[20] Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011. С.46-49.
[21] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 27-28, 30-32.
[22] Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. С. 455-457.
[23] См.: Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 113.
[24] Там же. С. 113-114, 116.
[25] Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 33.
[26] Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011С. 166-167.
[27] Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 34.
[28] Микоян А.И. Указ. соч. // http://militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/index.html
[29] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 39-43.
[30] Цит. по: Романовский Н.В. Указ. соч. С. 112.
[31] Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. // http://grachev62.narod.ru/molotov_140/content.htm
[32] Пихоя Р.Г. Указ. соч. С. 42.
[33] Хлевнюк О.В. Сталин и Молотов. Единоличная диктатура и предпосылки «олигархизации». // Сталин. Сталинизм. Советское общество. М., 2000. С. 281.
[34] Горлицкий Й., Хлевнюк О.В., Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры 1945-1953. Москва, 2011. С. 134-139.
[35] Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. С. 459.
[36] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 113-114, 116.
[37] Там же. С. 83-84.
[38] Хронику заседаний руководящих органов Совета Министров см.: Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 438-564.
[39] См.: Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 77-79., Джилас М. Указ. соч. // http://krotov.info/lib_sec/05_d/zhil/as_04.htm
[40] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 89, 97.
[41] Хрущев Н.С. Указ. соч. С.
[42] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 26.
[43] Пыжиков А.В., Данилов А.А. Рождение сверхдержавы. 1945-1953 годы. С. 279-280.
[44] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002. С. 7.
[45] Там же. С. 193.
[46] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002. С. 192.
[47] Там же. С. 195.
[48] Там же.
[49] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 196.
[50]Там же. С. 22.
[51] Там же. С. 23.
[52] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 221.
[53] Там же. С. 203.
[54] Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 25.
[55] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 65.
[56] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 65.
[57] Там же. С. 271.
[58] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 274.
[59] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 276.
[60] Там же. С. 277.
[61] Там же. С. 278.
[62] Это был теоретический и политический журнал ЦК ВКП(б), издававшийся с 1924 г. В журнале освещались вопросы марксистско-ленинской теории, истории международного коммунистического движения и строительства коммунистического общества в СССР. Печатались статьи по философии, экономике, литературе и искусству.
[63] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 284.
[64] Там же. С. 288.
[65] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 297.
[66] Подр. см. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 304.
[67] Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М., 1995. С. 171-172.
[68] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 311.
[69] [69] Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М., 1995. С. 316.
[70] Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 22-23.
[71] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 348.
[72] Н. С. Хрущев. Указ. соч. С. 93.
[73] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 390.
[74] Там же. С. 391.
[75] Там же. С. 392.
[76] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 323-324.
[77] Там же. С. 9.
[78] Там же. С. 221.
[79] Там же. С. 197.
[80] Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 35.
[81] Вопросы истории. 1998. № 10. С. 116-117.
[82] Подр. см. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 165-179.
[83]Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 375-384.
[84] Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 80.
[85] Цит. по: Романовский Н.В. Указ. соч. С.58.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 105 | Нарушение авторских прав