|
Читайте также: |
– Послушай, я говорила твоим дружкам, я просто хочу, чтобы меня оставили впокое.
Я знаю, что вы разыскивали меня.
Я хотела вас остановить.
Это – всё.
– Нет.
Это не так.
Не могло быть так.
Только, он не мог это доказать ей.
И Ложь совсем не способствовал этому.
– Почему ты не знаешь меня? Почему я чувствую себя так, будто не знаю тебя, будто никогда не встречал тебя раньше?
Ее взгляд скользнул по нему, глаза сузились, в них снова бушевал гнев.
– Ты не помнишь меня?
Ладно.
В словах гнев был не так силен.
Негодование сквозило в каждом слове.
– И ты не помнишь никаких деталей?
– Я помню, не…
Ложь, ложь.
Не было нужды напоминать себе, проклятье.
– Да.
Я помню.
Он не мог встречать ее раньше.
Он не смог бы забыть женщину, подобную ей.
Прекрасную, безудержную, хищницу.
Резковатую, но в то же время такую уязвимую.
Да, он был с кучей женщин за все эти годы.
Преимущественно, отношения на одну ночь.
Женщины не возвращались к нему за большим, когда мужчина, с которым они были, постоянно твердил им какими уродливыми и глупыми они были.
Или вообще не разговаривал с ними.
И нет, он не помнил всех их лиц, но он уже подумал об этом, она не была той женщиной, которую он смог бы забыть.
– Мы были любовниками, – сказал он, чтобы с чего-нибудь начать:
– Это всё объясняет.
Мимо.
– Ха!
Ее взгляд вернулся к нему и задержался, осматривая его с головы до пят.
– Не уверена, что это можно так назвать, так что, нет, мы не были любовниками.
– Я не уверен, что понимаю то, что ты имеешь ввиду, – сказал он, потому что на самом деле не понимал.
Ей не понравилось то, как он смотрел на нее.
Он сжал руки.
– К твоему сведению, я уродлив, когда они отрастут.
В ее глазах было какое-то самодовольство, когда она сказала:
– Да,
Я знаю.
Я только что это и сказала.
Он прикусил язык, чтобы молчать.
Я – секси, черт побери! Да, его вид был немного нестандартным.
Синие волосы, несколько пирсингов.
Татуировки, хотя если сравнить с Аэроном, то у него их почти не было.
Парень был просто полностью покрыт ими.
Гидеон, по крайней мере контролировал и себя и чернильные рисунки на коже.
Он предпочитал изображения, что-то означающие для него.
Пара черных глаз, которые он видел каждый раз, когда закрывал глаза.
Пара алых…
губ.
Он резко встряхнулся, уставившись на Скарлетт.
У которой и были черные глаза.
У которой и были алые губы.
– Что? – огрызнулась она.
– Я знаю что в отличии от тебя я великолепна, давай.
Ради бога, продемонстрируй мне хорошие манеры.
Сколько он себя помнил, у него не было о ней воспоминаний.
Черные глаза, алые губы, даже фраза, о которой он думал только в самое темное время суток: РАССТАТЬСЯ – ЗНАЧИТ УМЕРЕТЬ.
А ниже извивались великолепные красные цветы.
В своих воспоминаниях, он видел те же самые слова и цветы, опоясывающими женскую талию.
Его сердце учащенно билось каждый раз, когда он думал об этом, поскольку его талию украшали татуировки слов, да и цветов тоже.
Конечно, это по-девчачьи, и многие дразнили его из-за этого, но ему было наплевать.
– Я не хочу увидеть твою поясницу, – сказал он хрипло.
Она замерла, не смея даже вздохнуть.
– Нет, просто нет, вот черт. Нет.
– Я не собираюсь тебя упрашивать.
Он должен увидеть.
Должен узнать.
– Мы никогда не встречались раньше.
И я не думаю, что у тебя там татуировка в виде цветов.
Она есть, он знал, что есть.
– Ты ошибаешься.
Ничего такого нет.
Ложь, без сомнений.
– Тогда не доказывай этого.
– Я и не собираюсь.
Р-рр! Эта женщина не сорвет его планы.
Он вскочил на ноги.
Однако он так долго сидел, что его мышцы отказывались слушаться, а колени дрожали.
– Что? Ты не добился своего и поэтому уходишь? Прекрасно.
Ведешь себя как ребенок.
Поначалу она хотела, чтобы он оставил ее, а теперь она была на грани истерики, потому что подумала, что он собирается сделать это.
Женщины.
С перевязанными запястьями было сложно схватиться за край рубашки, но после нескольких томительных минут ему всё-таки удалось это сделать.
Он приподнял ткань и повернулся, демонстрируя Скарлетт свою спину.
Сначала, от нее не было никакой реакции.
Затем он услышал резкий выдох, шелест одежды, шорох шагов.
Горячие пальцы прикоснулись к его телу и ему пришлось прикусить губы, чтобы сдержать стон удовольствия.
Ее кожа была шершавой… из-за частого пользования оружием?… и приятно царапала, когда она очерчивала пальцами каждое слово, каждый лепесток.
Она могла бы выхватить спрятанный кинжал, могла бы прирезать его, пока он был в растерянности, но он был не в состоянии что-либо поделать.
Она прикасалась к нему.
Это было более возбуждающим, более…
чем когда-либо с другими женщинами.
– "Расстаться – значит умереть", – судорожно прошептала она.
– Знаешь что это означает?
– Да.
Не рассказывай мне.
Пожалуйста, боги, умоляю.
– Я…Я…
Она отдернула пальцы.
Один шаг, второй, она отошла на безопасное расстояние.
Гидеон обернулся.
На секунду он забыл о решетке и потянулся к ней.
Он задел травмированными руками о металл и отпрянул.
Скарлетт спрятала свои эмоции, она была вне досягаемости.
– Не рассказывай мне, – потребовал он.
– Я же говорила тебе, уходи, Гидеон.
Гидеон.
Впервые она назвала его по имени.
Это глубоко взволновало его.
Проскользнуло по нему, обожгло все его органы…особенно отчаянно колотившееся сердце.
Потому что…
потому что
когда она впервые назвала его по имени за время их беседы, он понял, что в не первый раз слышит своё имя из ее уст.
Именно после этого он узнал, узнал, что уже слышал, как она так обращалась к нему.
Когда-то, где-то.
Она выкрикивала его имя в пылу страсти, шептала его имя, умоляя.
Она злобно огрызалась, произнося его имя; она стонала от боли с его именем на устах.
Он был с ней.
– Дьявол, – сказал он, делая произнести вместо этого ее имя.
Она должно быть нотки протеста в его голосе, потому что не произнесла ни одного едкого комментария.
– Просто уходи, Гидеон, сделай как я просила тебя с самого начала.
Прошу.
Прошу.
Он сомневался в том, что она часто употребляет это слово.
Потом он услышал звук сдерживаемых слез, а она не производила впечатление женщины, которой нравится плакать перед мужчиной.
Когда-либо, почему-либо.
За исключением их прошлого.
Он знал это.
Она рыдала, а он обнимал ее.
Когда? Где?
Это было возможным только в те времена, когда он жил на небесах.
До того как стать одержимой демоном из ларца Пандоры, она была узницей в Тартаре.
Он не запирал ее там, но мог ли видеть ее, когда сопровождал туда других заключенных? Мог ли он говорить с ней? Как они вообще смогли завязать отношения и почему он не помнит этого? Мог ли кто-то стереть его память? Боги сильны в подобных вещах.
Боги вообще сильны во всех видах жестокости.
Но это влекло за собой другой вопрос, почему кто-то захотел стереть его память?
Какой в этом смысл? Предупреждение?
– У тебя нет мужчины?
Его голос был таким надломленным, таким хриплым, если бы это услышал кто-то другой, он подумал бы, что он только начал выздоравливать после сильной ангины.
Темне менее, Гидеон не хотел бы, чтобы у нее уже был муж.
– Нет, – прошептала она так печально, что ему захотелось заплакать.
Ее печаль могла бы состязаться с печалью Камео, хранительницы Печали.
У меня никого нет.
– Нет отца?
– Мой отец умер.
Она улеглась на койку, изучая в потолок.
– Кое-кто был когда-то давно, очень давно.
Правда? Черт, демон! Помогай мне.
– Нет матери?
– Моя мать ненавидит меня.
Он бы хотел принять ее слова за истинную правду.
– Есть кто-нибудь, кто захотел бы видеть тебя…
счастливой?
Пожалуйста, догадайся, что я имею ввиду "несчастной".
Вместо ответа она повернулась на бок, отворачиваясь от него.
Если я расскажу тебе обо всем, что ты хочешь узнать, ты оставишь меня в покое? Я больше не собираюсь с тобой торговаться, Гидеон.
Если я сделаю это, а ты не оставишь меня…
Он не хотел оставлять ее.
Теперь ещё сильнее, чем раньше он хотел остаться.
Но ему необходимо было узнать ответ.
Возможно, это поможет ему собрать все части этой головоломки.
– Нет.
Если ты скажешь, то я останусь.
Пауза.
А потом:
– Я солгала тебе, когда сказала, что не узнаю тебя.
Я знала, знала с самого начала.
Расстаться – значит умереть, – прохрипела она.
Эти слова однажды ты говорил своей…
жене.
Глава 23
Аэрон стоял на балконе, примыкающем к его комнате, сжимая перила, вглядываясь в темно-синее небо.
Самый трудный выбор, который когда-либо ему приходилось делать, выбрать между жизнью Легион и Оливией.
Если он выберет Оливию, он отчаянно этого хотел… всё ещё хотел… Легион будет навсегда потеряна.
Его друзьям будет угрожать опасность.
От самого Люцифера, не меньше.
Выбрав Легион, он спасет ее и своих друзей, а Оливия сможет вернуться домой, целой и невредимой.
Как он того и хотел.
А теперь готов был выть от тоски, протестуя.
Как Гнев выл, протестуя.
Сохрани ее.
Умоляю.
Она нужна нам.
Прекрати это.
Не слушай.
Сопротивляйся себе.
Неужели Легион натворила такое, он хотел бы встряхнуть ее.
Ситуация в которую она его поставила…
то что он должен был сделать…
с ней, а Оливия…
Его ногти удлинились и впивались в ладони, зазвенел покореженный металл.
Что может быть хуже? То, чего он он не должен был больше делать с Оливией.
Больше нет.
Никаких занятий любовью.
Или как там это называется.
Заниматься любовью.
Он хотел бы, чтобы это было именно любовью, как ни старался он сопротивляться, в конце концов, его тело знало лучше.
Произошедшее с Оливией было правильным.
Идеальным.
Но теперь, он не мог удержать ее.
Даже если вопрос отправки ее домой не был вопросом-жизни-и-смерти, ни одна женщина не осталась бы с ним, зная, что скоро он собирается переспать с другой.
А он собирается.
Желчь обожгла его горло.
Он не допустит, чтобы Легион пострадала.
Он не допустит, что Люцифер разрушил их мир.
Со временем, Оливия будет благодарна мне.
Это он говорил себе, пытаясь хоть немного утешить себя.
Если она останется здесь, она станет смертной.
Она состарится и умрет, а он будет вынужден беспомощно наблюдать это.
Такая перспектива всегда страшила его.
Перспектива ужасала его, ещё и потому, что он не мог ничего сделать, чтобы провести больше времени с ней.
Не могу потерять ее.
Мы должны.
Он хотел бы удержать ее, тогда, после занятия любовью, его разум прокручивал мысли о том, чтобы быть вместе навсегда.
Теперь его придется прожить остаток своей жизни без нее, зная, что она вне досягаемости, что он никогда не сможет увидеть ее, услышать ее, почувствовать ее запах.
Нет!
Как он собирается переспать с Легион, если Оливия – единственная женщина, на которую реагирует его тело? Он горько рассмеялся.
Он избегал постоянных отношений, самонадеянно полагая, что ему не нужна одна женщина, когда можно иметь две.
Он не хотел найти единственную.
Остальные легко расставались с ним.
Оливия сказала, что скоро вернется.
А он тотчас же начал паниковать.
Не могу потерять ее сейчас, подумал он.
Он должен был сказать ей, что у них есть время, что она может остаться здесь.
Все, что он собирался сделать – это отложить неизбежное, от этого расставание будет только более тяжелым, когда оно, наконец, произойдет.
Но его это ни хрена не заботило.
– Аэрон, – нежность этого голоса окутала его.
Небеса.
Гнев задохнулся.
Будь сильным.
Сопротивляйся.
Он не позволил себе обернуться к ней, а позвал:
– Я здесь.
Послышалась легкая поступь, Оливия приблизилась к нему, всматриваясь в сгущающиеся сумерки, ее аромат окружил его.
Вдыхать его, не имея возможности прикоснуться к ней, это была пытка.
Пытка, которую он заслужил.
– Где Легион? – спросил он, ожидая, что эта девица вломится в дверь в любой момент.
– Спит.
Без него?
– Это на нее непохоже.
Оливия изящно пожала плечами.
– И если тебе хочется знать, то я вырубила ее.
И мне нисколько ни жаль!
Его губы дрогнули.
Боги, он лю… восхищался этой женщиной.
Улыбка исчезла с его лица.
Одно из видений Гнева внезапно возникло в его голове: Оливия и Легион пробираются по коридорам крепости, на цыпочках, даже подталкивая друг друга.
Легион прижимала к себе бутылку вина.
Оливия – два бокала.
Ясно, шли с кухни.
Чтобы пьянствовать, без сомнений.
Но куда они пошли потом и зачем?
Они добрались до его спальни и Оливия сказала:
– У меня тост, за твой успех.
– Все правильно, – самодовольно сказала Легион.
– Мой успех.
Я тебе говорила, что Аэрон будет моим, и никогда не станет твоим.
Снова, Аэрон захотел встряхнуть ее.
– Ты была права.
Краски сошли с щек Оливии, когда она глотнула вина.
Повернувшись спиной к Легион, она оторвала крошечный кусочек от рукава своей мантии.
Затем она бросила эту частичку материи в один из бокалов.
– Спи, – прошептала она, когда ткань растворилась, а затем повернулась к Легион с притворной улыбкой.
– Я знаю, когда я проигрываю.
Демоница жадно выхватила бокал и прежде чем она допила последнюю капельку вина, она начала пошатываться.
Ее взгляд остановился на Оливии.
– Что-то…
не так…
– Конечно.
Ты думаешь, не подмешала ли я чего в твое вино?
– Сука, – промямлила Легион, когда ее колени подогнулись.
Она упала на пол и захрапела.
А одежда Оливии обладала более неожиданными свойствами, чем Аэрон мог предположить, и в данный момент, он должен был бы исполниться желания воздать ей по заслугам.
Но к его полному изумлению, Гнев был…
очарован ее действиями.
"Небеса" только что переиграли "Ад", а демон хотел только поддержать победительницу этой игры.
– Ты злишься на меня? – спросила Оливия, отвлекая его от странных мыслей.
– Я признателен.
Он был совсем не готов иметь дело с Легион прямо сейчас.
Совсем не готов думать о девушке, к которой он относился как к дочери.
Смени тему.
Сейчас же.
– Что-то изменилось в твоем голосе.
Мне показалось это ещё раньше, но сейчас, это очень заметно.
Она рассказала ему о Легион, но он не поверил ей на слово.
– Да, – только это она и ответила:
Кое-что изменилось.
– Что? – спросил он, хотя и осознал, что знает ответ.
Он начала терять свои ангельские способности из-за того, что провела здесь слишком много времени.
Как отреагируют на это ее собратья, когда она вернется домой?
Ему не нравилась мысль о том, что они будут принижать такую хрупкую женщину.
Она снова пожала плечами, но в этот раз ее кожа соприкоснулась с его.
Он прикрыл глаза на секунду, наслаждаясь ее мягкостью.
А когда прохладный бриз прошелестел над балконом, растрепал ее волосы так, что отдельные локоны коснулись его обнаженной спины, он подумал, что остатки его хрупкого здравомыслия практически утрачены.
Моя.
Твоя.
Наша.
Навсегда.
Крик его демона, его собственный крик.
Никогда.
Верное напоминание.
Когда он открыл глаза, то снова уставился в небо.
– Ты должна быть там, – хрипло сказал он.
– Да.
– На что это похоже?
– Мы живем на облаках, которые на самом деле не такие как ты мог бы представить.
Ее восхищение было очевидным.
– В них есть комнаты, и все, чтобы мы не пожелали, там сразу же появляется.
Мы скрыты от остального мира, но все равно можем видеть все, что творится вокруг.
Как пролетают ангелы или воины одерживают верх над демонами.
Мы можем видеть бурю, но она не может навредить нам.
Мы можем видеть звезды, сияющие совсем близко, но они не могут обжечь нас.
Демон явно разволновался.
Да, да.
– И ты бросила это все.
Ради него.
Чтобы развлечься.
Он был растерян.
Чувствовал вину.
Чувствовал стыд.
Большей частью он приносил ей только страдания и беспокойство.
Но все равно он был…
рад.
– Да, – просто сказала она.
Затем неуклюже она сменила тему.
– Почему у тебя две татуировки бабочки? Мне всегда было любопытно.
– Одна, на спине: это клеймо демона, а та, что на ребрах – сделал я сам.
Я хотел всегда видеть, всегда знать, по какому острому лезвию я иду.
– Я думаю, что ты не нуждаешься в подобной поддержке.
Кажется, ты никогда не забываешь.
Восхищение сменилось печалью.
– Хватит ностальгии.
Я знаю, ты возглавишь нападение этим вечером
Отрезвляющая мысль.
– Верно.
Он не спросил, как она узнала о предстоящей битве.
Он мог только догадываться.
Она и Легион шпионили за ним.
Именно поэтому они покинули его спальню.
– Я хочу пойти с тобой, – сказала она.
Если я вернусь домой прямо сейчас, то смогу сопровождать вас, а Ловцы не будут знать, что я с вами.
Я смогу оберегать тебя, как живой щит.
Я смогу…
– Нет! – он откашлялся и повторил более спокойно:
Нет.
Перекладина, искривляясь, лязгнула снова и он отцепил от нее свои пальцы, один за другим.
Снова, он подумал: "не могу отпустить ее сейчас."
Гнев снова застонал.
– В этом нет нужды.
У них все ещё есть время, черт бы побрал.
– Я в любом случае покину тебя, так почему бы не сейчас? Почему не поступить так, чтобы я смогла тебе помочь?
В любое другое время он бы восхитился таким решением.
Но сейчас он обернулся к ней, прорычав:
– Почему ты хочешь помочь мне? Почему ты не накричишь на меня? Заставляя ответить на вопрос о том, что я собираюсь делать?
С этим было бы легче иметь дело.
Вместо этого, она смотрела на него спокойным взглядом.
– Нет нужды впадать в такие эмоции.
Я же ангел.
– Падший, – мрачно поправил он, прищурившись.
В его голосе прозвучала большая доля иронии, сначала она подчеркивала это отличие.
Возникла неловкая пауза, в которой послышался вздох сожаления.
Потом:
– Тепереь уже не надолго.
Моя.
Он подошел к ней в плотную, часть ее одежды, словно якорь, прижал к перилам, лишая ее возможности сбежать.
Разве ее не волнует что они растанутся? Разве ее не волнует что они никогда больше не будут вместе? То что они никогда больше не займутся любовью? Что очень скоро он сделает что-то гнусное и не простительное?
– Отпусти меня, Аэрон.
Спокойно произнесла она.
Никогда, подумал он.
Никогда, согласился Гнев.
Мы не можем об этом думать.
– Будут ли твои люди относится по другому к тебе когда ты…
вернешься обратно? – Даже мысль об этом причиняла ему боль, но он должен был напомнить себе.
– Ты уже не будешь тем человеком, которым была раньше.
– Они будут рады моему возвращению домой.
Она покачала головой, и ее шелковистые волосы покачались в такт.
Все, за исключением нашего Совета, очень терпимы.
Очень терпеливы.
– Лисандр не соответствует всему перечисленному тобой.
Она криво улыбнулась.
– Ну он не обычный ангел.
Эта улыбка…
ему нужно больше.
Если бы у него было больше.
Как можно дольше до тех пор пока…
– У нас осталось семь дней.
Прохрипел он.
Тупица.
Он прижал ее к своей груди, почувствовал как напряглись ее соски и превратились в маленькие твердые шарики.
– Обещай еще шесть дней провести со мной.
Хладнокровие покинуло ее, и в груди зародилась буря.
– З-з-зачем?
– Просто пообещай мне.
Пожалуйста.
Пожалуйста, жалобно повторил Гнев за Аэроном.
Кто бы мог подумать что они опустяться до этого?
– Я не могу, – сказала она.
– Мне жаль.
Она отвернулась от него, и положила голову на плечо.
Но он заметил слезы навернувшиеся на ее глаза.
Эти слезы расстроили его.
Ослабили его.
Он положил руку ей на затылок и заставил повернуться к нему, стобы увидеть борьбу желания и долга отражавшееся на ее лице.
– Так что, может быть?
Она неуверенно рассмеялась.
– Нет.
Я не могу.
Я это сделал.
Я заставил ее рассмеяться.
– Что ты можешь предложить мне? – Сейчас его устраивало все что угодно.
– День, – неуверенно сказала она.
День.
Одного дня было недостаточно.
Даже вечности ему бы было недстаточно.
Его сильно влекло к ней.
– Останься до тех пор пока я не вернусь из города.
Даже если пройдет больше чем двадцать четыре часа.
Пожалуйста.
– Почему это так важно для тебя? – спросила она, давая ему понять что вот-вот разразится буря.
Потому что, я нуждаюсь в тебе.
Потому что, я желаю тебя.
Потому что, я ненавижу даже мысль о разлуке с тобой.
Потому что, если бы это касалось только нас тебя и меня, и мой поступок не отразился на окружающих, я отдал бы свою жизнь, за минуту проведенную с тобой.
– Ты останешься? – спросил он, игнорируя ее вопрос.
– Если я буду думать о том осталась ты или нет то не смогу сосредоточится.
Он прежде никогда не манипулировал людьми.
Он поставил ее перед выбором худшего или лучшего варианта, и заставил ее задуматься о результате.
Сейчас…
– Я буду легкой мишенью, возможно меня снова ранят.
Так скажи мне.
Скажи что ты дождешься меня.
Она облизала губы и спряталась за его плечо.
– Я..хорошо.
Этого не достаточно.
– Скажи это.
– Да, – прошептала она.
– Я останусь до тех пор, пока ты не вернешься из города.
Без отзвука истины в ее голосе, он не знал солгала она ему или нет.
Но он доверился ей, не желая смирятся с мыслью об ее отсутствии.
– Теперь когда ты получил то, что желал, я смогу идти? Она положила руки ему на грудь, но не для того чтоб оттолкнуть его, я для ого чтоб проследить пальцем по его татуировке.
М-м-м.
Вздохнул Гнев.
Она не хотела, желать его в этот момент, но несмотря на это она хотела его.
– Почему ты хочешь меня? – требовательно спросил он, напоминая еще об одном препятствии между ними.
– Почему ты выбрала меня? Красивая, как ты, умная, как ты, сладкая, как ты, Ты могла бы выбрать кого угодно.
Кого- то на ком не нарисованы все его грехи.
– Потому что.
Упрямо ответила она, не желая уступать.
– Почему? – Он сжал ее, боясь что правда в том, что он гнал от себя.
– Пожалуйста, Оливия.
Скажи мне.
Возможно, эта просьба вывела ее из равновесия.
Возможно, жестокость в его действиях.
В любом случае, она закричала:
– Потому что, ты не такой каким хочешь казаться.
Ты не такой киким тебя считают окружающие.
Ты мог бы бесконечно нести смерть, но ты любишь яростнее всех, кого я когда либо видела.
Ты отдаешь всего себя, чтоб другие были счастливы.
Она засмеялась, и в ее смехе прозвучала бесконечная горечь.
– Забавно, не правда ли? Те самые качества, которые привлекли меня к тебе, сейчас заставляют меня уйти.
Хватит.
Он не хотел больше слушать ответ на его вопрос.
Любить яростее? Боги, как он этого желал.
Сейчас, именно в вэтот момент, после того как он предал ее.
Без всякого предупреждения, он прижался к ее губам, и не желая остававливаться, проник своим языком в ее рот.
Она ответила на его поцелуй без протеста, охотно подчиняясь его натиску.
Отлично.
Он не контролировал себя, и был этому рад.
Для него было начало всего – Оливия, и конец всему – ее потеря.
И это потеря…
Боги.
Потеря убьет его.
Нет, подумал он.
Ее поцелуй, это сделает.
Он был готов отдать свою душу за то чтоб испытать это снова.
Он попробовал и утверждал, без оговорок захватывыая ее.
Он давал и брал.
И если это будет его концом, то он умрет как воин.
– Я сделаю тебя моей, женщина.
Он поднял ее одежды до талии.
Ее ноги, обнажены.
Ее сердцевина, его.
Она никогда не носила трусики, и знание об этом возбуждало его.
Один день, он желал ее видеть в своей постели.
Хотел медленно раздеть ее, и с горечью взять ее.
Наслаждаться каждой секундой, каждым вздохом.
Сейчас, он просто желал ее.
Нетерпение навалилось на него, когда он потянулся к кнопке на своих штанах, и попытался расстегнуть – и он заметил, что разорвал их на части.
Его член был свободен.
– Надеюсь ты готова для меня Оливия.
Готова для него? Оливия думала что будет готова для этого человека каждую минуту, каждый день на протяжении всей своей жизни.
Он смотрел на нее сверху вниз, как будто она была ему жизненно необходима.
Как будто он жил, только потому что на ему позволяла.
И это будет последний раз когда она испытает такой взгляд.
Грусть почти поглатила ее, но сила ее желания убила ее.
Позже.
Позже она сможет вдоволь насладится своим страданием.
Но сейчас, она была в руках Аэрона.
Ее тело горело от его прикосновений.
Она была влажная и еле держалась на ногах от нетерпения.
Это было то, ради чего она отказалась от крыльев.
Это было то, ради чего она отказалась от вечности.
И она была готова его принять.
Ун ее будет это, независимо от того, что произойдет дальше.
– Оливия, – в его глубоком голосе проскользнули нотки мольбы.
– Я готова.
Обещаю.
Он обхватил ее за ягодицы и приподнял, она ногами обвила его за талию, и он полностью вошел в нее.
Она вскрикнула, не в силах сдержать этот звук.
Он был больше чем она могла принять, и проникая он сделал ей больно, с учетом того что сделали они это не так давно, но не смотря на все ее удовольствию не было равных.
– Ты мне нужен.
Он медленно скользил в нее и из нее.
– Да! – ее ногти беспощадно вонзились к нему в спину.
Сейчас ей не хотелось сдерживаться.
Она нуждалась в этом.
Нуждалась в воспоминаниях, которые согреют ее ночью.
– Да, так.
Все яростнее и яростнее вбивался он в нее.
Это были небаса и был ад.
Так хорошо, и так близко к концу.
Она молилась, чтоб это длилось вечно, но знала что эту молитву никто не услышит.
Перила качались под ними, станали и полностью выдавали их.
Они рухнули, падение…
падение…
Аэрон не замедлил своих толчков.
Она любила гео, он упивался этим, и ветер хлестал вокруг них.
Свобода и любовь и радость, все смешалось.
Без страха и сожаления.
Ажэрон обяшал защитить ее.
И он это сделал.
Просто за секунду до их падения, его крылья раскрылись и они замедлились пока полностью не остановились.
Он положил ее на землю, не прекращая движения.
Она удерживала его своими ногами, выгибаясь на встречу его движениям, прижимаясь к нему и готовая сдатся.
Солнце неуклонно снижалась, довольное и розовое, и все, ктопосмотрел бы вниз могли бы их увидеть.
Ее это не волновало.
Ее нужда, она была слишком велика.
– Оливия, – задыхаясь произнес он.
– Аэрон.
Их взгляды встретились, в его фиолетовых радужках была буря.
Его выражение лица было напряженным, диким, его губы кровоточили, должно быть она покусала его.
Это было что-то незабываемое прекрасное в нем таком.
Что-то первозданно уязвимое.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав