Читайте также: |
|
— Вы снизошли до него?! — вскричал Карл.
— Я склонился перед горем князя, ибо раскаяние его было искренним и истерзало душу и сердце бедного Фридриха. Я объяснил ему, что он не должен считать себя убийцей Жака. Это старый, очень старый кармический долг, который им обоим следовало уплатить. Жаку нужно было уже уходить, и лучшим способом оказалось такое кармическое решение вопроса.
— Я, наверное, тоже кармически связан с Жаком? — спросил Молчун.
— Конечно, и не только вы, но и все остальные. Вы все — это маленький отряд, ведущий сражение со злом на этой планете.
— Но мы ничего не делаем! Мы сидим и беседуем, пытаясь очистить мысли и навести порядок в душе — и больше ничего! — сказал Молчун.
— Это только начало. Внутренняя дисциплина и чистота превыше всего. Научитесь чётко и правильно формулировать свою мысль. Слово должно стать ёмким, отражать многогранность мысли, но не растекаться вареньем, когда на слушающих низвергается поток речи неизвестно о чём. В каждом жесте и слове должен быть смысл. Вам нужно постоянно контролировать расход энергии, а она — в мыслях, словах, поступках. Не стоит сразу бросаться на помощь — следует знать, когда это необходимо. Нужно научиться предвидеть ситуации, уметь правильно входить в них или избегать, зная, какое из принятых решений лучшее. Дисциплина — это серьёзнейшая наука, требующая напряжения всех внутренних сил. Человек часто перебирает огромное количество вариантов всевозможных событий. В этом случае нужно научиться быть метким стрелком, точно попадая в тот вариант, который даст наилучшее кармическое разрешение. К сожалению, это не всегда хорошо с точки зрения житейской, как в случае с Жаком, но подумайте сами: заплачен вековой долг, и произошло духовное преображение человека. Поверьте, это чего-то стоит!
— Хорошо, что вы рассказали об этом, граф, — промолвила Сегилъда. — Я всю жизнь несла камень в душе, думая бросить его в негодяя, а человек, живущий в знакомом мне теле, совершенно другой. Я, зная очень многое о том, что ждёт нас после смерти за наше человеческое несовершенство и за зло, которое мы причиняем людям, сама думала о мести и не могла простить Фридриха. Теперь же будто гора с плеч свалилась. Где он сейчас?
— О, Сегильда, он в Иране, при дворе шаха. Там он выполняет моё маленькое поручение, ведёт
себя безукоризненно и даже слывёт знатоком драгоценных камней.
Сегильда вскинула глаза и с недоумением посмотрела на графа.
— Что он знает о них?
— Прошло немало лет, и было достаточно времени, чтобы он обучился искусству определять вес, качество и стоимость камня. Его связи в Голландии, Дании, Греции, Франции позволяют шаху вести очень выгодную торговлю. Но вам следует знать, что Фридрих не купец, а весьма почитаемый покровитель искусств. Камни же — его увлечение. Возможно, у вас
будет случай познакомиться с ним, — граф обернулся к Титурелю и Фердинанду.
— Но прежде вы все поедете в аббатство на юге Франции, где вас будут ждать. Там вы проживёте год, а вот потом пути ваши разойдутся. В конце концов вы окажетесь в России, где каждому из вас будет определена особая задача. Возможно, вы и будете встречаться, но вас разделят светские условности и общепринятые нормы жизни. Когда же вы, Сегильда, будете в возрасте вашей матери и у вас будут взрослые дети, вам однажды принесут сокровище, которое вы сохраните до конца своих дней и только перед самой смертью передадите его вашей старшей дочери — сердцу любящему и преданному. Это всё, что я могу сказать о вашей дальнейшей жизни.
— У меня такое впечатление, что существуют два плана: один — видимый, а другой — невидимый, — сказал Молчун.
— Это так, но не совсем. Таких планов намного больше. Есть история, которая лежит на поверхности, но есть другая история, творимая в Вечности. Она отражает истинный, внутренний смысл событий, движение человеческой мысли, надежд, страстей. В ней фиксируется не то, что страна одержала победу в войне, а характер войны и людей, в ней участвовавших, причинённое зло, страдания, выпущенная в мир ненависть, а также подвиг любящих сердеп и их борьба за справедливость и добро. В конечном итоге, смотрят на то, какую роль сыграло это событие для эволюционного потока жизни: задержало развитие человечества или подтолкнуло его вперёд.
— Разве может война продвинуть человечество?
— Вы не очень точно формулируете мысль. Вы имеете в виду кровь, насилие, разруху и зло. Они конечно же ввергают Землю в пучину хаоса и требуют кармического разрешения. За убийство, совершённое на войне, человек всё равно будет отвечать перед Вечностью. Другое дело, что учитываются абсолютно все обстоятельства причинённого зла и за него определяется особая мера расплаты.
— Значит, Фридрих ответит за убийство Жака? — спросил Молчун.
— Конечно. Им вновь придётся столкнуться и решать тот же вопрос, но обстоятельства могут быть
совершенно другими. Например, Жак проявил героизм, защищая женщину, а Фридрих преследовал злой умысел, напал из-за спины и был среди пятерых, сражающихся с одним. Значит, Фридрих будет решать вопрос честного поединка либо один на один, либо ему придётся сражаться с превосходящими силами противника.
— Так он может и не драться с Жаком?
— Да, ну, к примеру, Жак будет командовать огромным отрядом. Он пошлёт пятерых солдат разведать обстановку. Те натолкнутся на Фридриха, и завяжется бой. Фридрих погибнет.
— Но тогда эти пятеро будут отвечать за убийство?
— Совершенно верно. Но Фридрих может и ускользнуть. Сразившись с ними, он сумеет вырваться
из окружения и останется жив. Теперь уже он проявит героизм.
— Ну а те пятеро? Я так понял, что Фридрих разрешит кармическую ситуацию, а те воины — нет?
Это что, новая карма?
— Именно так, мой друг. Это мы и пытаемся объяснить человечеству. Каждый поступок — это
приведение в действие определённого вида энергии, а она неуничтожима, а только изживаема, то есть её можно лишь трансмутировать, преобразовать. Это называется алхимией. — Тогда любая наша мысль, слово, поступок, желание порождают энергию? Что же делать и как жить? Похоже, что нужно сидеть истуканом, не шевелясь и, желательно, не думая, чтобы не усугубить карму?
Всех уже начали забавлять разговор и вопросы, задаваемые Молчуном, но всё же они с интересом слушали, потому что не знали на них ответа.
— Карма начала твориться человеком очень давно, и к настоящему моменту уже образовался мощный круг — колесо Сансары. Оно окружает планету, страну, нацию, да и каждого человека в отдельности. Поэтому, исчерпав свою карму, вы начинаете разбираться с кармой семьи, страны, планеты. Но это не значит, что вы последовательно движетесь от одного к другому. Бывает, что один поступок избавляет вас сразу от многих видов кармы. А вот сидеть истуканом и не думать не нужно. Это не только не избавит вас от кармы, которую вы накопили за тысячи лет воплощений, но вы станете ещё и удобной мишенью. Скажите, куда легче попасть — в движущуюся цель или в неподвижную?
— В неподвижную.
— Карма — это удар молнии. Двигайтесь, стремитесь вверх, и она вас не достигнет.
— Выходит, от неё можно убежать? А как же расплата и долги?
— Мы только что решили, что карма — это энергия, поскольку она вызвана энергией — мыслями, словами, поступками. Это энергия определённой силы, значит, она может быть нейтрализована энергией большей силы или равной.
— А откуда её взять?
— В стремлении к добру, к свету, к любви. Все способы избавления от кармы находятся в заповедях. Поразмышляйте над ними ещё раз, и вы узнаете, как убежать от кармы.
— Значит, Фридриху удалось часть кармы искупить? Он преобразился, раскаялся и стал служить Свету?
— Это так. Его раскаяние было искренним и не имело ничего общего с раскаянием ложным, когда
люди говорят: «Господи, прости!» Его молитвы проделали своеобразное отверстие в круге кармы, и он стал тоньше. Благодаря силе энергии, которую Фридрих вложил в своё раскаяние, его услышал я и поспешил помочь ему.
— Я понял. Вы не смотрели на личность человека. Вы наблюдаете за энергией — хорошая она или
дурная. Поэтому вас можно назвать беспристрастным судьёй.
Граф улыбнулся:
— Да, интересно бы я выглядел в мантии судьи. Увы, мой друг, я никого не сужу. Я не имею
на это права. Мой долг — помогать. Итак, подумайте над тем, что вы услышали сегодня. Это был
последний урок.
Граф был настолько обаятелен и знал так много интересных историй, рассказывал их с неподражаемым юмором, что расставание с ним было для всех большой утратой. Они не представляли, как будут
жить, не видя его.
— У нас ещё будет возможность свидеться. И если не в этом веке, то уж в следующем —обязательно. Я обещаю, что не оставлю вас, но вот узнаете ли вы меня?
— Неужели такое возможно? — искренне удивился Титурель.
— Мой друг, в начале прошлого века мы с вами объездили весь Восток. Мы вели очень деятельную жизнь, не оставаясь в покое ни на минуту. Ваш отряд был очень хорошо известен, всегда одерживая победы в сражениях. Что вы помните об этом?
— Ничего, — растерянно ответил Титурель. — Но почему человек не должен помнить такие вещи? Это ведь не только я, но и все остальные так.
— Да, это закон, закон плотного тела. Память относится к тонким состояниям, тем более глубинная память. Когда человек воплощается, её сжимает ма терия, и он не помнит своего прошлого. Но в целом — это благо, потому что люди совершают не только хорошие поступки, но большей частью дурные. Смею вас уверить, что Фридриху будет очень неприятно помнить то своё отношение к Сегильде и к Жаку. Он предпочёл бы никогда об этом не знать. То же самое и с остальными. Но когда дух начинает расти, мощь его становится неукротимой, человек вспоминает очень многое, потому что он уже больше не находится во власти материи и все свои силы направил на достижение цели высшей — Света. В каждой жизни такой целеустремлённый дух проходит своего рода малый цикл, и если желание сердца велико, небеса открывают перед искателем свои тайны.
— А я помню многое, — сказал Молчун. — У меня что-то внутри распахивается, и я вижу целые истории, разворачивающиеся перед моим внутренним взором.
— У вас особый путь. Он — большая редкость на Земле, но одновременно он причиняет и огромные неприятности тому, кто владеет даром ясновидения и яснослышания. Поэтому вам особенно нужна дисциплина.
— Вы говорите, что это редкость. А я встречал немало людей, которые что-то видят и слышат. Да и Сегильда тоже, — сказал герцог Карл.
— О, это не дар, это — беда, и, к сожалению, количество таких людей будет расти. По-настоящему видеть и слышать может только тот, кто преобразовал свою природу, то есть провёл работу с сердцем. Оно одно не ошибается и даёт правильные ответы. Но до этого момента должен произойти процесс соединения ума и сердца. Это своего рода встреча материального и духовного, а она находится под бдительным контролем высших сил, и поскольку случается редко, то такие люди известны наперечёт. Что же касается основной массы видящих и слышащих, то они пошли по пути наименьшего сопротивления и проникли в низшие астральные слои.
— Но почему тогда высшие силы не препятствуют этому?
— Путь человека должен быть свободным. Он обязан идти сам, и завоёванные позиции должны быть
ел и ком и полностью его заслугой. Когда же человек опадает в ложные нижние слои, ему следует найти себе силы преодолеть их притяжение.
— Но он же может ошибиться. Он может принять ложное за настоящее.
— Совершенно верно. Высшие силы никогда не оставляют человека, начавшего борьбу с собой, со своей низшей природой. Если он пошёл по ложному пути, ему дают подсказки, причём постоянно и в огромном количестве. Но человек увлекается тем, что ему показывает астрал, и перестаёт отличать истинное от обманного. Он теряет зоркость, в нём просыпается гордыня — то качество, которое изживается с самым большим трудом. Он думает: «Я достиг, я дошёл! Я уже вижу и слышу!» В этой эйфории его низшее Я мгновенно увеличивается в размерах, прерывая связь с духом, и человек теряет ориентир. Он попадает в астральные сети, которые втягивают его в свой мир. А там ему бесконечно что-то показывают и говорят, чтобы удержать в своих сферах.
— Так как же распознать ловушки? — спросил Молчун.
— Прежде всего — зоркость. Нужно помнить, что обязательно будут попытки воздействовать на человеческие слабости — гордыню и властолюбие. Второе — следует знать, что путь к Свету — это самый тяжёлый путь и вершина достигается только самопожертвованием и колоссальным внутренним трудом. С ним ничто не может сравниться. Тот источник, который вам что-то шепчет на ухо, должен быть сотни раз перепроверен. Ну и помните, что проверка осуществляется сердцем, а сердце сомнении не знает. Если же закрадываются сомнения — это от ума. Начинайте всё сначала, добиваясь чистоты.
— Значит, "если у меня нет сомнений, то я на правильном пути? — спросил Фердинанд.
— Отсутствие сомнений тоже следует проверить: не самоуверенность ли это и не гордыня ли?
— Я совсем запутался, — пожаловался Молчун. — Так пойдёшь — поймают, в другую сторону пойдёшь — сам свалишься. Одни препятствия.
— Да, это путь постоянных испытаний, и дорога идёт над бездною. Один неверный шаг — и ты в пропасти. Поэтому я вам всем советую искоренять недостатки и просто служить Свету.
— Граф, если мы удостоились чести быть рядом с вами и выслушивать ваши наставления, то можно предположить, что у нас есть небольшие заслуги перед Светом. Но и нам вы советуете обучаться и работать над собой. Мы когда-нибудь сможем прийти в воплощение в полной силе, без недостатков, не тратя время на обучение? — спросила Сегильда.
— Нет, это невозможно. Процесс рождения на Земле связан с эволюцией вашего духа. Вы воплощаетесь прежде всего для того, чтобы усовершенствоваться духовно, что осуществимо только в познавании материи и победе над ней, а уже достигнув определённых высот, вы можете выполнять задачи, взятые вашим духом.
— Ну да, сначала потрудись в поте лица над собой, разбей ноги в кровь и натри мозоли на руках, а потом тебе в качестве награды поднесут неимоверно сложное задание.
Все заулыбались, потому что Молчун, произнося это, состроил преуморительную гримасу.
— Да, но это ваш выбор. Вы этого хотели, и вы это получаете. Однако в любой момент вы вправе отказаться.
— Ни за что! — воскликнули все разом.
— Я так и думал, — спокойно произнёс граф. — У всех за спиной тысячи воплощений на этой планете. Вами проделан огромный труд. Вы можете падать, спотыкаться и даже совершать совершенно не соответствующие рыцарскому духу поступки, но ни один из вас не откажется от той задачи, которую взял на себя.
— О каких рыцарях вы говорите? — спросил герцог.
Граф загадочно улыбнулся и взглянул на Молчуна. У того всё поплыло перед глазами, и он оказался за круглым столом, где был одним из двенадцати.
— Ты где пропадал? — услышал Миль тихий шёпот.
— Я спускался в бездну материи и еле вырвался оттуда, — ответил он.
— А я только собираюсь туда идти, — сказал Соль. — Готовится отряд в помощь Одину. Ты видел его там?
— Нет, но я пойду с вами, ваш на то будет указание.
— Вам никто не может указывать, — услышали все мягкий Голос. — Вы выполняете единое дело и должны поступать так, как подсказывает вам сердце. Не ждите указаний, но спрашивайте разрешения на задуманное действие.
— Я хочу быть в отряде, идущем к Одину, — произнёс Миль.
— Ты будешь в нём. Идите, не ведая страха и сомнений. Вы служите Вечности.
— Господи, как несчастен человек в неведении своём, — произнёс Молчун.
— И как счастлив человек в неведении своём, —
улыбнулся граф.
Глава 3
Три всадника ехали в сторону аббатства, указанного самым почитаемым ими на свете человеком.
— Скажите, Фердинанд, вы помните своих родителей? — спросил Молчун.
— Конечно. Жаль, что не дожили до сегодняшнего дня. Они были необыкновенными людьми, а отец — так тот вообще отличался от окружавшего нас общества. Он всегда стремился к новому, жаждал что-то узнать. Я никогда не слышал, чтобы он сказал: «Этого не может быть!» Наоборот, при виде самых поразительных вещей он всегда восклицал: «Я верил, что и это узнает человечество! Нет преград изобретательности и творчеству мысли!» Самые неправдоподобные проекты он умудрялся претворять в жизнь, и они оживали под его руководством. Дома меня звали Гаспаром. Родители жили душа в душу, а мама всё мечтала о внуке и уже с того момента, как мне исполнилось семнадцать, присматривала невесту, говоря, что хочет понянчить дорогое её сердцу существо.
— Что вы говорите! — мысль Молчуна унеслась в неведомые сферы и, оттолкнувшись от небесного свода, вернулась к нему назад. — Она говорила о вашей матери, Титурель. Маркиза должна будет воплотиться в вашем роду.
— Я вижу, что уроки герцога не прошли даром и наставления графа вы восприняли, применяя их практически.
— Да, меня это всё крайне интересует да и даётся легко. Я только хочу понять, почему одному удаётся проникнуть в невидимые сферы, а другому — нет.
— Наверное, потому, что одного это сильно интересует, а другого — нет, — сказал Титурель. — Я, например, весь во власти действия. Мне необходимо строить планы, расставлять силы, готовясь к бою, заботиться о воинах. В мыслях своих я всегда стою во главе отряда, который совершает дерзкие вылазки.
— Это неудивительно. Вы же знаете, как вы провели вашу прошлую жизнь. Оттуда вы вынесли отвагу бесстрашие, смекалку и преданное служение. Интересно, чему нас будут учить в аббатстве?
Через несколько дней они уже были в аббатстве среди снующих взад-вперёд монахов. Каждого определили в отдельную комнату, предоставив их на два дня самим себе.
— Ничего я здесь не понимаю, — говорил Фердинанд. — Кипит жизнь, все чем-то заняты, но всё проходит мимо нас. Я пытался спросить нескольких братьев, чем они занимаются, но они смотрят на меня, улыбаются и молчат. Может, тут все глухонемые?
— Давайте ночью проникнем в зал. Они все оттуда выходят, но двери за ними запираются, и мне не удалось зайти в это помещение, — предложил Титурель.
Собственно, он не ждал поддержки. Было ясно, что даже если все откажутся, он пойдёт в зал ночью один.
— Я с тобой, — сказал Гаспар.
— Ну и я тоже, — добавил Молчун.
На дверях висел огромный замок и было ещё несколько засовов. Отпереть их не представлялось никакой возможности. Очень высоко находились два крошечных окна, и друзья решили лезть через них. Они раздобыли лестницу, верёвки, но Молчун, взобравшийся первым, сказал, что там прочные решётки, запертые изнутри.
— Ждите меня здесь, — сказал Титурель и исчез в темноте.
Прошло очень много времени, но Титурель не появлялся. Они уже забеспокоились, когда услышали его голос, доносящийся сверху.
— Я здесь, внутри, лезьте сюда!
Он отпирал решётку, а Молчун и Гаспар пытались протиснуться через крохотное окно. Наконец им это удалось, и они оказались в небольшом помещении, откуда одна дверь вела в зал, но тоже
была заперта.
— Ты как оказался здесь? — спросил Гаспар.
— Я нашёл тайный ход. Я заметил, что монахи входят внутрь, а выходит их меньше. А вечером в трапезной все сидят опять в полном количестве. Как же они появляются, если не выходили через дверь? Значит, был другой выход.
— Да, — Гаспар подивился на Титуреля, — не знал за тобой таких качеств. Ты очень наблюдателен.
— Давайте лучше подумаем, как нам проникнуть в зал, — сказал Молчун.
— Будем сбивать замок, — предложил Фердинанд.
— Нет, много шума. Нужно попытаться открыть его или вновь искать другой ход. Скорее всего, он
есть. Не может в огромном зале быть один выход.
Молчун с горящим факелом в руке осматривал помещение.
— Смотрите, здесь растут цветы, — удивился он.
— Нашёл, на что смотреть ночью. Эх, душа садовника, из тебя воин не выйдет, — вставил Титурель.
Молчун с величайшим уважением к себе и с большой обидой на Титуреля произнёс:
— Да будет вам известно, маркиз, что цветы не могут расти без света. Здесь нет окон, кроме двух
глухих проёмов, через которые мы влезли. Значит, днём что-то открывается, откуда проникает свет и попадает прямо на цветы. Это может быть только здесь.
Молчун ткнул факелом в стену и поднял глаза.
— Нужно искать люк, — добавил он.
— Простите, — сказал Титурель и полез наверх.
— Есть! — крикнул он. — Здесь действительно люк, и он ведёт, скорее всего, на балюстраду.
Ещё через полчаса они проникли на верхний ярус зала. Балкон огибал всё помещение, но в темноте ничего не было видно.
— Как же спускаться? Нам нужно посмотреть, что там внизу, — сказал Гаспар.
— Сеньоры, а вы знаете, что скоро начнёт светать? у нас не осталось времени, — огорчился Молчун.
— Я и не заметил, как пролетела ночь, — добавил Титурель. — Мы не успели всё рассмотреть как следует. Давайте назад, а завтра ночью придём сюда снова.
Они пошли к люку.
— Лестница упала, — сказал Молчун. — Теперь надо думать, как слезать отсюда.
— Может быть, мы останемся здесь и посмотрим, чем они занимаются? — предложил Титурель.
— А что? Закрывайте люк. Нас никто не заметит. Замки целы, окна закрыты. Просидим весь день, понаблюдаем, а вечером вместе со всеми пойдём в трапезную.
Они постарались как могли навести порядок и сели за широкими колоннами, наблюдая сверху за всем, что происходило внизу. Уже слышался звук отпираемых засовов и замков, и вскоре зал озарился светом, проникавшим через свод и верхние окна.
Огромное помещение было разделено на две части, в каждой из которых велась своя особая работа.
— Что за станки? — спрашивал Фердинанд. — По-моему, у моего отца было всё на свете, но таких я не видел.
— Это печатные станки. На них изготавливаются книги, но сейчас в основном листки с памфлетами и сатирическими стихами. Франция должна знать о том положении, в котором она оказалась.
— Никогда не думал, что у вас такие познания. Молчун, — произнёс Фердинанд.
— Вы что-то сказали? — спросил Молчун.
— Я высказал своё удивление вашими знаниями.
— А, — Молчун пожал плечами.
— А вон там делают порох, — произнёс Титурель. — Я никогда этого не видел, но уверен, что это так.
— Да, но помимо пороха там ещё изготовляют вещество, которое в мире пока неизвестно. Идёт
эксперимент, но думаю, что всё получится.
— Послушайте, Молчун, вы были здесь днём, а нам ничего не сказали. Это нечестно, — обиделся Титурель.
— Я плохо слышу из-за грохота станков. Что вы говорите? — переспросил Молчун.
— Вы странно себя ведёте.
— Почему?
— Вы были здесь, а нам не сказали.
— Я здесь впервые. С чего вы взяли?
— Откуда же вы знаете то, что рассказываете нам?
— Да я нем, как рыба.
— Но вы же только что рассказывали нам о том. что здесь происходит!
Молчун уставился на обоих:
— Я молчал.
— Тогда у нас начались галлюцинации от бессонной ночи.
— Вполне возможно, — обиженно отвернулся Молчун.
К середине дня они изучили все процессы, происходившие внизу, и даже смогли бы принять в них участие, если бы спустились.
— Где бы нам раздобыть лестницу да ещё поставить её к люку? — произнёс Фердинанд.
— Проявите смекалку.
— Я и так проявил её, найдя тайный ход.
— Одного раза мало.
— Однако это наглость, Молчун, сами ищите, как выбраться отсюда, а не полагайтесь на других.
— Я не полагаюсь и занят печатным станком. О чём речь?
— О ваших советах проявить смекалку. Молчун опять ничего не ответил, а только покачал головой.
— Вот там, за колонной, есть лестница вниз, — сказал он ближе к вечеру.
— Откуда вам это известно?
— Не знаю. Но она там есть.
— Знаешь, Фердинанд, нам следует спуститься, а его запереть здесь, — сказал Титурель.
— Вы явно несправедливы, — услышали они голос и уставились друг на друга. — Молчун говорит
правду. Почему вы не верите ему?
— Мистика! — Молчун торжественно выпрямился— Надо сматываться.
— Идите к той лестнице, на которую он указал.
Зал опустел. Наступила тишина.
— Что будем делать? Пошли проверим, есть ли там лестница, — предложил Титурель.
Лестница была там, где и говорил Молчун, — за колонной. Они стали спускаться по очень крутым ступеням, едва протискиваясь между стен. Внизу стоял улыбающийся монах, ожидая Фердинанда, спустившегося последним.
— Меня зовут Туриньи. Я рад, что вы избавили меня от необходимости показывать работу этих цехов и ознакомились с ней самостоятельно.
Молодые люди стояли опустив головы.
— Я вполне разделяю ваше нетерпение, но уж поскольку вы всё сделали без приглашения, то расскажите, что вы поняли из увиденного, — сказал монах.
Титурель заговорил первым:
— Пусть рассказывает Молчун. Он и так комментировал всё наверху, теперь пусть объясняет здесь.
— Я же говорил вам, что молчал, — оправдывался Молчун. — Откуда я знаю, что это за станки и приспособления?
— Ты сказал, что там делают порох и что-то ещё, а станки эти — печатные, — вставил Фердинанд.
— Это вам объяснял я. Вы зря набросились на товарища, — произнёс Туриньи.
— Как это может быть? Вас не было рядом.
— Нет предела возможностям человека. Вы лучше подумайте о своих способностях. Не каждый мо жет слышать человека, находящегося на большом расстоянии от него. Вот Молчун ничего не слышал, правда?
— Истинно так. У меня всё по-другому — я просто знаю. Иногда различаю голос в сердце и стараюсь перевести его на человеческий язык.
— Да, вы всегда отличались от остальных. У вас дар особый, который вы несёте из воплощения в воплощение. Сосредоточьтесь: вы помните меня?
Молчун внимательно вгляделся в монаха, помолчал, переносясь в другие сферы, и вдруг воскликнул:
— Бог мой, Туриньи! Я же в своём аббатстве! Как я не увидел этого сразу! Я пытался вычислить, где находится люк, а где лестница. А ведь мне известен здесь каждый уголок! Простите за фамильярность, брат, но вы в моих глазах такой же, как и раньше. Послушайте, сколько вам лет?
— Не утруждайте себя подсчётами. Мне столько же, сколько и было. Я приставлен к службе в этом аббатстве до тех пор, пока оно будет существовать и не будет разграблено полчищами ничтожных и диких созданий. Пойдёмте в трапезную. Вы проголодались за целый день и устали, проведя ночь в достойных трудах. Отдохните, а завтра на рассвете побеседуем.
Друзья, несколько пристыженные, пошли утолить голод. После обеда Титурель первым подошёл к Туриньи:
— Простите нас. Это была моя затея. Наверное, у меня не хватило терпения.
— Ничего страшного. Зато мы всей братией наблюдали за вашей находчивостью да и для себя сделали кое-какие выводы.
— Откуда же вы наблюдали за нами? — с удивлением спросил Гаспар.
— Нам не нужно следить за вами. Достаточно поймать ваши мысли — и мы знаем, что вы делаете в настоящий момент.
— Здесь все умеют читать мысли?
— Да, все. И вы научитесь. Это несложно, но не представляет особого интереса да и не является целью обучения. Главное — изменить себя, избавиться от всех дурных накоплений. Стремление к этому у вас есть. А дальше мы вам подскажем, что следует делать.
За год, проведённый в аббатстве, друзья научились очень многому. Управлять мыслью для них не представляло особого труда. Оказывается, это умели многие, и это умение относилось к области знаний. Они поняли, что для тёмных сил не составляет труда ловить чужие мысли и быть в курсе происходящих явлений. Да никто и не скрывал своих планов. Светлые силы творили в пространстве открыто и свободно, но высокие вибрации и мысли, соответствующие им, не могли читаться силами, находящимися в низких сферах, хотя и были доступны для тех, кто стоял на высшей ступени лестницы, уходящей вниз. И тем не менее огненные мысли были защищены стеной огня и не были доступны ни для кого, кроме тех, кому предназначались.
Но самой главной оказалась работа над собой и избавление от уже накопленных отрицательных
качеств.
— Мы все вели достаточно чистую жизнь с точки зрения нравственности и внутренней чистоты в прошлых воплощениях и не понимаем, откуда сейчас снова эта грязь? — спрашивали они Туриньи.
— Как бы вы себя ни очищали, но, рождаясь вновь, вы впитываете своими тонкими телами вибрации пространства, которые отличаются от духовных плотностью вещества. Этот мир — материальный, у него другое строение. Потом, вы же воспитываетесь не в тепличных условиях! Вы неизбежно соприкасаетесь с людьми, обмениваетесь с ними токами и таким образом получаете чуждые вам энергии. Так накапливается грязь, влияющая на характер, чувства, мысли.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав