Читайте также: |
|
Мелинда молчала. Видно было, что она счастлива и душа её отдыхает. Она подливала Жаку и Молчуну разбавленного вина, а сама всё пристальней вглядывалась в Жака.
— Царица, — вдруг произнесла она, — не оставь, матушка, милостью своей верную рабу твою.
— Ты что, Мелинда, — вскричал Молчун, — рехнулась?!
Но Мелинда, не обращая на него никакого внимания, продолжала разговор с Жаком.
— Ты же знаешь, как я люблю тебя, да и ты любишь свою Катеньку. Позволь уехать, я ведь за государство радею. Мне эти французы все секреты свои откроют, и наша академия лучшей в Европе станет.
— Мелинда, прошу тебя, перестань, — тряс её за плечи Молчун. — Не нужно о будущем, ты ещё и сейчас послужить миру можешь не зельем, а реальной помощью.
Мелинда вернулась из грёз и внимательно слушала Молчуна, но теперь уже прижимаясь к ногам его.
— Ты ещё можешь деду моему отплатить за его доброе сердце и помощь тебе. Хочешь?
— Конечно, — вдруг сказала Мелинда. — Лучше сейчас долги отдавать, чем копить их. Потом времени на это не будет, ведь сделать-то сколько предстоит. Мне науку целого государства поднимать. А что, он жив?
— Да, только ему около года. Сестра Жака его усыновила, и Титурель живёт в поместье маркизы. Я напишу ей, и она за тобой пришлёт. Поедешь? — спросил Молчун.
— Поеду, — ответила Мелинда. — Я за ним ещё ровно двенадцать лет присмотрю.
— Ну и ладно. Гроза прошла, мы поедем, — сказал монах.
— Нет, сегодня вас опасность подстерегает. Останьтесь здесь переночевать. Я собак спущу, и они
никого близко не подпустят. Утром поедете до развилки дорог. Потом ты налево, а царица — направо.
Молчун пожал плечами, соглашаясь с Мелиндой. и они все придвинулись поближе к огню.
Глава 3
Эхо от стука копыт билось о стены домов и уносилось вглубь узких улочек, мощённых камнем.
«Какой древний город, — думал Жак, всматриваясь в строения причудливых и гордых очертаний. — Здесь столько шпилей, и всё тянется в небо».
Он представлял себе, как в совершенно другом обличий пробирается по безмолвным ночным улицам и тихонько стучит в невидимую дверь, скрытую в листьях дикого винограда.
«Этот город наполнен тайной, — подумал Жак. — Я могу себя представить в нём только окружённым мистикой и чем-то непознанным».
«Тебе не нужно ничего представлять, — послышался Жаку голос графа. — Ты жил здесь и можешь легко вспомнить прошлое, если немного напряжёшься. Сверни направо в конце улицы, мой друг, тебя ждут там».
Жак последовал своим внутренним ощущениям и через пару минут оказался перед дверью, которая только что привиделась ему в мечтаниях.
— Я позабочусь о лошади, сеньор, а вы входите внутрь, — сказал подошедший слуга.
Жак ступил за дверь и оказался в огромной комнате, заставленной диковинными предметами. Здесь всё дышало Востоком: бесчисленные вазы и сосуды, стоявшие на замысловатых столиках, диваны с грудами подушек, причудливой формы лампы, как показалось Жаку, прикрывавшие свечи. Он подошёл
поближе к светильнику, пытаясь понять его устройство, но не нашёл свечи внутри.
— Её там нет, — раздался голос, и Жак, обернувшись, увидел человека в восточной одежде. Он был
очень высокого роста, и многочисленные халаты придавали ему ещё более величественный вид. — Меня
зовут Моруа, и я приехал сюда по крайне важным и неотложным делам. Вы только что рассматривали светильник и не могли понять, каким образом он горит. Это древний секрет, известный на Востоке.
Когда вскрывали гробницы тысячелетней давности, то поражались свету, горящему внутри и, казалось бы, не имевшему источника. На самом деле всё очень просто, и нужно использовать не вещество, которое, сгорая, даёт свет и тепло, а энергию пространства. Но человечество склонно искать помощь во внешнем, не стремясь проникнуть вглубь мира. Оно скорее будет уничтожать природу, используя её как сырьё для получения еды, света, тепла и всевозможных вещей, чем пытаться воспользоваться свойствами материи, имеющейся в неограниченном количестве вокруг.
Жак слушал Моруа, но одновременно уносился в иной мир, где в окружении воинов внимал голосу Учителя.
— Вы проявили то мужество, на которое мы и рассчитывали, принимая рыцарей в ряды воинов Христовых. Только так нужно стоять, защищая человечество от бури, которая пытается смести всё живое на своём пути. Вы думали не о подвиге и не о геройской гибели, потому что она не спасла бы планету. Вы мужественно сносили удары, которые были вам едва по силе, и думали о жизни, которую вам нужно было сохранить во что бы то ни стало, потому что только так будет спасено человечество.
Фигура Учителя светилась и возвышалась над рыцарями, сидевшими в тесном кругу вокруг стола.
— Возблагодарим Единого Сущего за Любовь, ниспосланную нам, и за помощь, оказываемую нам всегда, на всех дорогах наших странствий.
Приложив левую руку к сердцу, рыцари сомкнули правые руки в пожатии в центре стола.
По телу Жака разливалось тепло, и сердце его становилось огромным, едва сдерживая усиливающееся биение.
— Присядьте и выпейте этот напиток, — услышал он голос Моруа, который подвинул к нему бокал с
розовой жидкостью.
Жак залпом осушил его, пытаясь потушить начинающий разгораться внутри огонь. Напиток действительно помог ему, и он уже спокойно внимал мелодичному голосу восточного гостя, который почти усыплял Жака своими мягкими вибрациями.
— Вас пригласили на совет. Сюда же, в Вальдштейнский замок, прибудут многие рыцари со всех концов земли. Не удивляйтесь столь многочисленному собранию. Оно происходит всегда один раз в сто лет, но не всегда на нём присутствуют люди в плотном теле. Поэтому вы можете увидеть и двадцать, и сто человек, но ни то, ни другое не будет являться истинным числом присутствующих гостей.
— Пусть войдут, — вдруг сказал Моруа слуге, появившемуся в дверях.
Двое новых посетителей были явно братом и сестрой.
— Я рад, что вы встретились здесь, — продолжал восточный гость, — потому что вам предстоят великие дела в следующем воплощении. Конечно же не в этом облике и не в этой стране вам предстоит встретиться, да и вряд ли вы вспомните о сегодняшнем днне через пятьдесят лет, но знайте, что в духе вы месте, и старайтесь единство высших миров нести а Землю.
Жак, Сегильда и Ромулд сразу почувствовали симпатию друг к другу. Они были примерно одного уровня развития.
«Интересно, как они ощущают мир и как они воспитывались?» — подумал Жак.
— Вы даже и предположить не можете, сколько пришлось им испытать, — сказал Моруа, — но думаю, что завтра они вам сами обо всём расскажут. А сейчас я хочу посвятить вас в некоторые наши тайны. Вы не впервые присутствуете на таком совете, и в прошлых веках неоднократно принимали в них участие. Мы собираем всё передовое человечество, то, которое ушло далеко вперёд в своей эволюции, для того, чтобы дать импульс к развитию науки, искусства, техники, общественного устройства и управления государствами. Сюда приглашены люди, занимающие совершенно разное положение в обществе — от королей до простых ремесленников. Но вы сами знаете, что дело не в их внешних данных, а в их духе, поэтому не будет ни большого приёма, ни парада нарядов. Никто не может знать даже количество гостей, за исключением тех, кто обладает уникальным даром ясновидения и находится на высочайшей ступени духовного развития. Поэтому я обращаюсь ко всем присутствующим: будьте терпеливы, терпимы друг к другу и помните о высоком доверии, вам оказанном.
Голос Моруа не стал громче, но он усилил свою мощь, и по телу Жака побежали крупные мурашки.
— У меня такое ощущение, что мы здесь не одни, — шепнула Сегильда.
— Ты что?! — шепнул ей в ответ Ромулд. — Ты не видишь всех остальных?! А вы сколько человек здесь видите?
Ромулд обернулся к Жаку.
— Вас двое и ещё двое вошли и стоят у дверей.
— У каких дверей? — спросила Сегильда.
— Здесь же один вход, — ответил Жак.
— Я вижу, по меньшей мере, пять дверей, и у каждой стоят по двое или трое людей, — сказал Ромулд.
Моруа с улыбкой обратился ко всем:
— Не удивляйтесь, я предупреждал всех в самом начале, что никто не сможет сказать об истинном
количестве гостей, поскольку у всех разный уровень развития, достигнутый в этом воплощении. Наше
первое знакомство состоялось, и вы знаете о цели совета. Завтра продолжим беседу в замке, а вам, —
Моруа обернулся к молодым людям, — я советую познакомиться поближе.
Хотя всем отвели по комнате и пригласили отдохнуть, никто не хотел идти спать.
— Давайте прогуляемся, — предложил Ромулд. — Я хорошо знаю город. Мы спустимся к реке и посидим у воды.
Жак и Сегильда согласились.
Они развели костёр и просидели на берегу до рассвета, с удовольствием выслушивая необычайные истории их жизни.
Сегильда и Ромулд были детьми восточного султана от скандинавской наложницы. От матери они унаследовали светлые волосы и стать, и только чёрные глаза выдавали принадлежность к Востоку. Дети выделялись своей внешностью среди всех остальных, и султан любил, чтобы они находились в зале приёмов, украшенные с подобающей им пышностью. Их обучали езде верхом и владению саблей и кинжалом, и, несмотря на законы, царившие во дворце, маленькой Сегильде позволялось делать то же, что и брату. В шесть лет они были прекрасными наездниками и выезжали на охоту в сопровождении воинов. Однажды, во время одного из таких выездов. Сегильда, помчавшись за подстреленной уткой, пропала, и сколько её ни искали, нигде не смогли найти. Не было уголка, в который бы не заглянули воины султана, но Сегильда как будто испарилась. Отец был безутешен. Через месяц какой-то нищий доставил во дворец бумагу. Ни один гонец не решился бы на такой шаг, поскольку был бы пытаем и казнён, но бродяга объяснил, что ему только что сунули красивый свиток в руки на базаре, даже не сказав ни слова. Он испугался такой красоты и немедленно попытался отдать его воину, который и привёл нищего во дворец. К удивлению многих, бродягу не казнили, а даже одарили, отпустив очень быстро. Но султан был в ярости. От него требовали в обмен на Сегильду какой-то камень, хранящийся во дворце. Никто из окружавших султана людей о камне ничего не знал, но он сам, забрав мать Сегильды, вышел в море, и два дня провёл на корабле в беседе с ней. Мать детей была царской крови, похищенная во время одного из набегов султана на северные земли. Она хранила удивительный камень в небольшой коробочке, которая висела у неё на шее. Когда сё доставили во дворец и султан вышел посмотреть на привезённых женщин, рука его, потянувшаяся к висевшему на шее Марии медальону, дёрнулась, будто от ожога. Это заметил один из советников султана, и он, подойдя поближе, что-то прошептал ему на ухо. Марии разрешили оставить всё, что было на ней, при себе, но позже с ней долго беседовал мудрый старец, который вскоре исчез из дворца. Мария осталась в гареме, камень же хранился у султана, и никто не знал об этом, кроме троих посвященных в тайну.
Султану же было известно только одно: этот камень поможет ему впоследствии стать могущественным властелином огромной империи, шахом многочисленных земель. Отдать его в обмен на Сегильду он не мог, но он также понимал, что, бросив дочь в беде, он не обретёт ожидаемого могущества. Им была задумана ловкая игра, в которой предстояло сыграть свою роль и Марии. Камень оставался в руках султана и хранил силу только оттого, что султан и Мария не разлучались, да ещё имели детей, которых отец обожал. Любовь удерживала готовый распасться круг и давала султану возможность надеяться на лучшее будущее.
Ночью к кораблю подплыла лодка и к неспящей, постоянно беседующей паре присоединился старик — исчезнувший много лет назад советник султана. Было решено, что Мария сама отвезёт камень в обмен на Сегильду, но камень будет искусной подделкой, о которой те, кто требует его, конечно, узнают, но не сразу. Марию же нужно доставить обратно как можно быстрее, но скорее всего, её попытаются оставить заложницей. Те, кто требовал камень, знали и о том, какой силой они будут обладать, если в их руках окажется Мария, камень да ещё и Сегильда. Они попытаются сделать всё возможное, чтобы обманом захватить всех, но, с другой стороны, это требовало от них большого мужества и хитрости, потому что они ввязывались в игру с самим султаном и ставкой в этой игре была их жизнь да ещё и будущее нескольких государств.
Все нюансы ловко расставляемых сетей тщательно обсуждались и втолковывались Марии мудрым старцем, который обучал её многочисленным вариантам поведения и возможным поворотам событий.
Задуманная операция была с успехом проведена, и Сегильда благополучно вернулась во дворец, но уже было ясно, что детей подстерегает постоянная опасность. Их лишили прежней свободы, и теперь жизнь их больше напоминала жизнь пленников, а не детей султана. Через год появившийся старик посоветовал отправить детей тайно и инкогнито к берегам Греции, где их ждала прекрасная, но простая семья. Султан сделал так, как говорил старик, но скромный корабль, отправленный в плаванье, был захвачен пиратами. Детей продали в рабство, но, слава Богу, не разлучили. Они жили во дворце знаменитого восточного вельможи, который через два года обменял их на красавиц, доставленных в гарем турками, а турки перепродали их какому-то богатому купцу, который привёз их в Данию. В Дании они попали в дом высокородного дворянина, помешанного на науках. Нужно сказать, что это помогло детям получить прекрасное образование. Они блестяще говорили на многих европейских и восточных языках, знали историю, географию, астрономию и математику. Они были в курсе всех открытий, происходивших в мире, благодаря неуёмной деятельности своего воспитателя, который к тому же был их родственником, но не знал об этом. Конечно же все эти внешние случайности контролировались лазутчиками султана, следящего за судьбой своих детей, но не вмешивающегося в неё по совету старца, поскольку только так он мог сохранить им жизнь.
Ромулд и Сегильда много путешествовали. Воспитатель часто отправлял их с поручениями то в один, то в другой монастырь, поскольку был ненасытен в знаниях и требовал всё новых и новых сведений. Его страсть была многим хорошо известна, и обычно ему шли навстречу, посылая самые последние новости. Сегильда редко одевалась в женское платье, предпочитая мужское одеяние, но её возраст уже требовал несколько другого поведения и образа жизни. Однажды, когда им было шестнадцать или семнадцать лет, они попали в аббатство, где гостил францисканский монах. Он долго всматривался в брата и сестру, а потом предложил им заняться их обучением, конечно же с согласия воспитателя. Тот согласился, и на пять лет они исчезли из его поля зрения, объявившись в Греции, куда их когда-то тщетно пытался доставить султан. Оттуда они связались со своими отцом и матерью, впервые спустя много лет объявив о своём присутствии в миру, но это по-прежнему оставалось тайной, и никто не подозревал в брате и сестре да никогда и не должен был узнать детей будущего шаха.
Это уже были не те дети, которые пять лет назад согласились уйти с монахом. Взгляд молодых людей теперь отличался остротой, они всегда были участливы к бедам других, в их облике чувствовались уверенность и знание жизни. Они оба отказались от мира, богатства и собственности, хотя и не присоединились ни к какому монашескому ордену. Теперь смысл их жизни был в чём-то другом, и они выполняли миссию, известную только им. Через год Сегильда и Ромулд оказались в Дании. Полгода прожив у своего благодетеля и поделившись с ним теми знаниями, которые они могли ему сообщить, они уехали в его поместье в Австрии. Там им пришлось вести светскую жизнь, продиктованную обстоятельствами, и на одном из приёмов у знатного и богатого дворянина они познакомились с графом, который в считанные секунды завоевал их сердца. Они подчинились ему сразу, безоговорочно и без лишних раздумий, с тех пор выполняя некоторые его поручения. Граф рассказал им и историю их жизни и скитаний, осветив её с совершенно иной стороны, и они, теперь уже зная, зачем они на Земле и что призваны здесь делать, следовали только указаниям собственного сердца. Разница же состояла в том, что сейчас они действовали сознательно, соизмеряя поступки человеческие с велениями духа. Не всегда им удавалось совместить их так, как хотелось, но помеха заключалась в молодости, то есть годы брали своё, иной раз выбивая их из равновесия.
В последний раз граф потряс Сегильду тем, что сказал ей о замужестве.
— Граф, я совершенно не приспособлена для се-ейной жизни. Мне двадцать пять лет. Я старуха, привыкшая скитаться по земле.
— Дитя, вы молоды и прекрасны, и замуж вы выйдете даже не сейчас, а чуть попозже. Дело не в обетах, которые вы давали, — я снимаю их с вас, дело в ваших будущих детях. Именно вам суждено продолжить род древнего племени, к которому принадлежит ваша мать, потому что кровь Марии должна присутствовать там, где надлежит разыграться последней битве за сохранение монархии. Ромулд тоже женится, но не скоро, и детей у него не будет.
Всё, что касалось графа, Жака всегда потрясало и приводило в необычайный трепет. Он просил Ромулда и Сегильду рассказать больше подробностей о встрече с ним, и они с удовольствием делали это, зная, как граф мгновенно завоёвывает сердца окружающих.
— А вы раньше встречались с Моруа? — спросил Жак.
Сегильда и Ромулд переглянулись.
— Да, несколько лет назад, в Греции. Он прибыл туда из Индии и в первую же встречу рассказал нам историю с камнем, который до сих пор хранится у султана, — ответила Сегильда.
— И не только об этом, — добавил Ромулд. — Он из древнего рода властителей Пенджаба, поэтому он нам поведал о древних знаниях их народа и подсказал, как лучше совершенствовать свой дух, постоянно стремясь к гармонии плотского и духовного. Его советы нам очень помогли. Он говорил, что если ты ощущаешь малейший дискомфорт, то нужно сразу же искать, отчего он происходит: тело недовольно или дух — ну и стараться выправить себя. Такие проверки он посоветовал делать три раза в день, а в конце дня смотреть, не слишком ли многого требует плоть, и беседовать уже с ней. Для нас это было игрой, но мы взяли себе за правило контролировать тело и дух каждый день в течение трёх месяцев, а потом так привыкли, что до сих пор продолжаем это.
— Мне тоже нужно попробовать. В Моруа столько властной силы, но одновременно и любви, что у меня сердце чуть не остановилось, — сказал Жак.
—- Так было и с нами, но он контролирует ваше самочувствие и всегда поддержит, если необходимо, — сказал Ромулд.
— Я сейчас ощущаю его присутствие, — Жак поёжился как от холода. — У меня такое чувство, что моё сердце навсегда осталось с ним и совершенно не хочет с ним расставаться.
— Да, это так. Кто однажды увидел его, соединяется с ним и становится как бы его частью, — объяснила Сегильда. — Я всегда чувствую его рядом, и в любую минуту сомнений и раздумий он поддерживает меня.
— Вам давно пора отдыхать, — ясно для всех прозвучал знакомый голос Моруа.
Молодые люди вскочили и поспешили назад в дом. Их провожала ярко светившая звезда на фоне чуть розовеющего неба.
В двенадцать часов все приглашённые собрались в замке. Людей было много, и на первый взгляд это был обычный приём, где царила привычная для такого количества гостей неразбериха. Но получилось так, что Жак оказался в кругу людей, обсуждавших вопросы управления государством, Ромулд — в среде учёных и монахов-алхимиков, а Сегильда вообще исчезла из их поля зрения. Постепенно то, что слушал Жак, так увлекло его, что ему впервые в жизни даже показалось недостаточным просто слушать, а захотелось кое-что записать. Действительно, хотя Жак принадлежал к высокородному дворянству, он жил в своём особом мире, который оберегал всеми силами. Он много путешествовал и знал жизнь простых людей. Поскольку он был богат и мог вращаться в кругу высшей знати, он также знал, как и чем жили они. Но никогда ему не приходило в голову, что обществом нужно управлять, что оно нуждается в управлении, что существуют нерасторжимые связи между простыми людьми — народом и королём, которые складывались веками.
— А ведь действительно, мои мысли всегда были направлены на исполнение высших задач и поручений, даваемых знающими людьми. Во мне глубоко сидит понятие рыцарских достоинств, но я никогда не задумывался, как в целом улучшить жизнь людей. А ведь в мире живёт столько голодных, нищих, убогих, которых я воспринимал как естественную часть мира, как будто так и должно быть.
— Ничего нельзя исправить в одно мгновение, по мановению руки Единого Сущего. Мир есть Закон и Порядок, — доносились вполне понятные слова до Жака.
«Так и есть, — подумал он. — Как можно вдруг взять и всех сделать богатыми и счастливыми? А как же быть с кармой, с законом воздаяния?»
— Вы раньше не задумывались над этим? — раздался знакомый голос рядом с ним.
Повернувшись, Жак увидел Туриньи.
— Я рад видеть вас, — сказал Жак. — У меня такое ощущение, что я уже встречался со многими из присутствующих здесь, хотя близко никого не знаю.
— Вы знаете почти всех, но не помните. Ничего страшного, кто вам будет нужен, сам подойдёт, точно так же, как и вы подойдёте к тем, кто будет необходим вам в дальнейшей жизни.
— Почему вы тоже в этом зале? — спросил Жак. — Я больше представлял вас в кругу алхимиков.
— Я и был там. Но более сведущие подсказали, что мне бы следовало перейти к вопросам управления, и я понял их правду, А здесь я встретил вас. Впрочем, где же вам ещё быть? — ответил Туриньи. — Вы что-нибудь уяснили полезное?
— Да, и был поражён, почему это раньше не приходило мне в голову. Действительно, государство — это живой организм. Начнёшь исправлять одно — потянется другое, за ним третье. На всё сразу денег не хватит, людей заинтересованных сразу не найдёшь. С чего начинать?
— С желания. Следует знать и верить, что ничего невозможного не существует, и если вера крепка, то и помощь свыше будет оказана. Но также следует помнить о законе действия и противодействия. Эти силы равны, и чем большее сопротивление будет оказано, тем больше Света можно будет пролить в мир. Там, где всё гладко и спокойно, Свету труднее всего пробить дорогу.
— Но где же взять сподвижников, обладающих такой же силой целеустремлённости и верой? — спросил Жак.
— Зачем вы спрашиваете? Вы же знаете, что такие люди есть. Вы хорошо уяснили это по вашей нынешней жизни. Даже слишком много единомышленников вас окружает. Дай вам Бог сохранить их и в следующей жизни.
— А как быть с жадными, тянущими всё больше и не могущими насытиться?
— Им нужно создавать чистые условия. Пусть тянут до поры, а за это время воспитывать в людях понятие чести и справедливости. К сожалению, не одна жизнь для этого нужна, но в конечном итоге чистота возобладает и сознание перейдёт на следующий уровень. Тот, кто захочет иметь больше остальных, будет смотреться диковинкой, и его не станут принимать в обществе. Сначала его отторгнет человеческое сознание, а это уже начало конца. Тот, в чей адрес несётся постоянная мысль отторжения, долго не протянет. Бывает, негодяй добрался до власти и даже отравляет жизнь людей пять, десять и даже тридцать лет. Но ведь вы меряете Вечностью, а что для неё сто лет? Миг. Цель создания единого мощного государства с иерархическим божественным управлением давно была поставлена вами. В течение многих воплощений вы пытались привить людям понятия божественных законов и действуете разными способами. Вы то пророк, то царь, то патриарх, то государственный служитель, но каждый раз вы улучшаете какую-то грань в сознании человечества. Ещё немного, лет триста, и результат будет заметен. Но тогда мы подойдём к одной серьёзной вехе — смене цикла, поэтому к тому времени вам нужно будет прийти уже с огромным опытом и окрепшим сознанием.
Жак внимательно слушал Туриньи. В глубине души он всё это знал, но как-то необычно и ново звучали слова внешние, и они затрагивали в Жаке самые глубокие струны души.
— Один, задача, взятая тобой, по силам духу твоему, — разносился под сводами Храма голос Учителя. — Дерзайте! Нет преград духу. Вера и Любовь будут слагать вам путь в Вечность.
Огромный Храм был заполнен рыцарями, и не было им числа и края.
— Даже один человек может изменить мир, но там, где двое вас или трое, силы умножаются до беспредельности. Идите по жизни, не зная сомнений и страха. Братья всегда рядом с вами, и знающий законы рыцарства почувствует плечо ближнего.
— Соль, — обратился Один к другу, — ты пойдёшь со мной вниз?
— Мы все будем с тобой, — и руки четырёх рыцарей сомкнулись в тесном пожатии.
— Явите Грааль, — знакомый шелест мягкой вибрации проник прямо в сердце.
Сколько раз воины слышали эти слова, но всегда они подобно молнии пронзали сердце и приводили в трепет души. Все рыцари склонили головы, некоторые встали на одно колено. В торжественной тишине, наполненной музыкой сфер, проникающей под своды Храма, перед глазами воинов возникла Чаша, едва различимая в ослепительном Свете. Рыцари приложили руки к сердцу и вознеслись в молитве к Единому Сущему.
- Ну что, вынесли что-нибудь полезное для себя? — раздался голос рядом, который вывел Жака из мира духа.
Туриньи и Жак склонились в приветствии перед вошедшим неожиданно Моруа.
— Вы покинули собрание алхимиков и пришли сюда? — обратился он к Туриньи.
— Да, Учитель, — голос Туриньи затрепетал от волнения. — Алхимия прекратит своё внешнее существование, во всяком случае, её тайны будут на время сокрыты от человечества, и не останется даже того круга, который есть сейчас.
— Вы правы. Людьми всё больше овладевает жажда обогащения, и оставлять в миру секрет получения золота нецелесообразно. Даже духовное золото нам придётся скрыть от людей и оставить только посвящение в тонком мире. Впрочем, в этом столетии мы ещё попытаемся сохранить приоритет духовных ценностей, но если человечество откажется от них, нам придётся уйти и действовать незримо.
— Я всё-таки не понимаю, если высшие силы столь могущественны, зачем давать возможность человечеству совершать непоправимые ошибки? — спросил Жак.
— Если бы вы до конца понимали Закон свободной воли, вы бы не думали так, как сказали сейчас, — объяснил Моруа. — Закон не до конца уяснён вами. Свободная воля состоит не только в том, чтобы всё Делать правильно, но и в праве на ошибки. Совершая ошибки, человек падает, а падение — своего
рода отрицательный полюс, и если человеку удаётся осознать это, то у него появляется возможность неимоверного взлёта.
— А если он не осознает?
— Тогда он попадает в круг кармы и многое начинает сначала. Его путь сильно удлиняется.
— Мне кажется это жестоким, — сказал Жак.
— А вы предлагаете подхватывать людей на лету, чтобы не ушиблись? Мы им только не даём разбиться, но ссадины и ушибы — дело святое, — засмеялся Моруа. — Посудите сами, что было бы, если бы человека, страдающего болезненным чревоугодием, мы бы лишили возможности есть, но оставили бы в обществе?
— Он бы всё равно искал еду.
— Правильно, только тайком. И стал бы воровать. Вместо одного порока — два, да ещё самых отвратительных. Если мы сейчас отменим рабство в приказном порядке, недовольными останутся не только хозяева, но и сами рабы. Они не приспособлены добывать себе пищу, как и звери, живущие в неволе. Выпустите их из клетки в лес — они погибнут от голода. Мы должны создать такие условия, когда люди сначала научатся хоть немного обеспечивать себя, потом разовьём производство, чтобы дать им рабочие места, а вот потом мы будем иметь право на отмену рабства. Я прекрасно понимаю, вам хочется добиться изменений в мире быстро и сразу, чтобы даже за одну жизнь был виден результат. Это очень трудно, и обычно для каких-то ощутимых перемен нужно пятьдесят—сто лет.
— Всё равно я бы хотел попробовать, — сказал Жак.
— У вас будет такая возможность в следующем воплощении, но учтите, дитя моё, что вам придётся
столкнуться помимо внешних трудностей ещё и с собственными несбалансированными энергиями.
Конечно же вы не будете оставлены, но падать и подниматься мы вам запретить не можем. Пойдёмте в зал науки, — предложил им Моруа.
Там Моруа подошёл к группе яростно спорящих учёных, которые мгновенно затихли при его приближении. То, что услышали Туриньи и Жак, поражало всякое воображение.
— Неужели это возможно? — спросил Жак. — Все эти механизмы и приспособления мне кажутся сказкой.
— То же самое вы говорили двести лет назад, — сказал Туриньи. — Вы удивлялись и не верили, однако живёте сейчас и не считаете окружающий вас мир удивительным. Так будет всегда, пока мы обладаем таким несовершенным телом. Но придёт время, разовьются новые органы восприятия, станем больше видеть, слышать, чувствовать и чудеса будем воспринимать как естественные и нормальные вещи.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав