|
Читайте также: |
Капитан «Золотого авантюриста» Базил Рейли был высок, его поджарое тело дышало силой и энергией. На сильно загоревшем лице проступали более темные пигментные пятна. Густые усы отливали серебром, словно шкура песца; в глазах, окруженных тонкими морщинками и упрятанных под мешковатыми веками, светился ум и спокойствие.
Он стоял в наветренном крыле ходового мостика и наблюдал за огромными черными волнами, налетавшими на беспомощное судно. Лайнер развернуло к ним бортом, и с каждым ударом корпус вздрагивал и тяжко, безжизненно кренился, неохотно поддаваясь натиску стихии. Волны перекатывали через леерное ограждение, проносились по палубе и срывались обратно в море, разбиваясь тучей белых брызг, подхватываемых ветром.
Капитан поправил спасательный жилет, сдвинул жесткие парусиновые лямки и в который раз оценил ситуацию.
«Золотой авантюрист» напоролся на льдину в «собачью» – полуночную – вахту, традиционно отводимую для самых молодых судовых офицеров. Удар был едва заметен, но его хватило, чтобы нарушить глубокий сон капитана – легкая заминка и слабое дрожание пробудили инстинкт опытного моряка.
Притопленный кусок айсберга, так называемый щенок – самое опасное, что может встретиться судну. Большие айсберги выступают высоко над водой, хорошо отражают лучи радара, и их легко заметить невооруженным глазом. Даже нерадивым вахтенным по силам избежать столкномасса скрыта под темными, бурлящими волнами.
Заметить такую льдину можно лишь всматриваясь в подножия волн и обращая внимание на закрученные спиралью потоки воды, словно там рыскает по кругу огромное морское чудовище. Ночь скрадывает все признаки даже от самого зоркого взгляда, а ведь еще случается, что вода подмывает края льдины и они прячутся под поверхностью футов на десять, превращая айсберг в отточенное горизонтальное лезвие длиной двести – триста футов.
Когда льдина зацепила судно, на вахте стоял третий помощник и лайнер шел неходко – всего лишь двенадцать узлов. И пусть удар был слабым, айсберг вспорол корпус, как брюхо сельди, которую потрошат перед копчением.
Классическая пробоина, похожая на полученную «Титаником», длиной четырнадцать футов и двенадцатью футами ниже ватерлинии, пришлась на два водонепроницаемых отсека, один из которых был главным машинным отделением.
Поначалу откачивать воду не составляло труда, но когда замкнуло электросеть, капитану пришлось бросить все силы, чтобы удерживать лайнер на плаву. Трюмные насосы работали на полную мощность, но вода непрерывно прибывала – море выигрывало схватку.
Три дня назад капитан перевел всех людей с нижних палуб на верхнюю и задраил водонепроницаемые переборки. Экипаж и пассажиры заполнили салоны и курительные комнаты. Роскошное судно преобразилось в осажденный, запруженный толпами город с антисанитарными, ухудшающимися день ото дня условиями.
Капитан невольно вспомнил лондонскую подземку, превращенную в бомбоубежище во время войны. В ту пору он был лейтенантом и, получив увольнение на берег, попал под бомбежку. Ему пришлось провести там одну-единственную ночь, но помять о ней осталась на всю жизнь.
Сейчас на борту судна царила похожая обстановка. Санитарные условия были отвратительными. Четырнадцать унитазов на шестьсот человек, многие из которых страдали морской болезнью и поносом. Ни помыться, ни принять душ. Не хватало даже энергии, чтобы нагреть воду в рукомойниках. Аварийные генераторы едва поддерживали жизненно важные системы – насосы, связь, освещение, навигационное оборудование. Помещения не обогревались, а тем временем температура за бортом упала уже до минус двадцати. ховые пальто, в спасательных жилетах, прятались под наваленными одеялами. Камбуз не работал, и пришлось достать газовые плитки, которыми пользовались во время высадок на берег. Еду не готовили, а выковыривали холодной прямо из консервных банок. Разогревали только супы и горячее питье, пар от которого, смешиваясь с дыханием беспомощных людей, поднимался кверху липким туманом.
Опреснительные установки не работали с момента аварии, и запасы воды подошли к концу, даже горячие напитки приходилось нормировать.
Из трехсот шестидесяти восьми пассажиров только сорок восемь были моложе пятидесяти, однако никто не падал духом. Те самые люди, которых до столкновения со льдиной легко выводила из себя ничтожная морщинка на выглаженном костюме или переохлажденное на несколько градусов вино, теперь смаковали бульон, словно выдержанное шато-марго. Невзирая на холод, они смеялись и оживленно болтали, ставя своей стойкостью в неловкое положение тех немногих, кто пробовал жаловаться. Да что и говорить: мужчины и женщины, оказавшиеся на борту лайнера, не были обычными людьми. Они многого добились в жизни и, решив отправиться в глухой уголок планеты в поисках приключений, морально подготовились к опасностям. Похоже, они расценивали происходящее как задуманную часть путешествия.
И все же капитан не питал иллюзий и сознавал всю тяжесть положения. Всматриваясь сквозь потоки воды, струящейся по иллюминаторным стеклам, он наблюдал за авральной группой на баке. Под руководством старшего помощника четыре насквозь промокших матроса в желтых клеенчатых робах с наброшенными капюшонами стравливали плавучий якорь. Еле передвигаясь на сковывающем холоде, словно роботы, они старались развернуть судно носом к морю и отдалить неизбежное столкновение со скалистым берегом. За последние дни волны, ветер и вес самого лайнера уже дважды срывали поставленные якоря.
Три часа назад капитан отозвал с нижних палуб инженерный состав – ему не хотелось рисковать их жизнями, когда надежда восстановить подачу энергии на главной силовой установке таяла с каждым часом. Битва с морем проиграна, и осталось сделать последний шаг: покинуть беспомощное судно и высадить шестьсот человек на голый берег мыса Тревоги, обрекая их, возможно, на еще большие страдания.
Непрекращающиеся шторма, волны и ветер сбивали, подобно кузнечному молоту, лед с черных скал мыса Тревоги, и он, как и несколько друшапку.
Длинный прямой гребень вклинивался в восточный берег моря Уэдделла на пятьдесят миль, достигая в некоторых местах пятидесяти миль в ширину и заканчиваясь раздвоенной косой, похожей на бычьи рога, внутри которых образовался небольшой залив, названный в честь полярного исследователя сэра Эрнеста Шеклтона.
Отмели залива Шеклтона, усеянные шлифованной фиолетово-черной галькой, облюбовала большая колония пингвинов, и поэтому он был постоянным местом остановки «Золотого авантюриста».
Всякий раз, проходя по этому маршруту, лайнер бросал якорь в глубоких, спокойных водах залива. Пассажиры высаживались на берег, фотографировали забавных птиц и любовались удивительными геологическими образованиями, которые своими невероятными, порой смешными формами были обязаны льду и ветру.
Прошло всего десять дней, как «Золотой авантюрист» поднял якорь и, покинув залив Шеклтона, вышел в море Уэдделла. Погода стояла мягкая, ярко светило солнце, море колыхалось легкой маслянистой зыбью. И вот сейчас, в семибалльный ветер, при температуре, упавшей на сорок пять градусов по Фаренгейту, бурное течение тащило лайнер обратно к тому же черному скалистому берегу.
Капитан Рейли не сомневался, что их выбросит на мыс Тревоги. Разгулявшаяся погода не оставляла ни единого шанса... если только французский спасатель не подоспеет раньше.
«Ла-Муэт» уже должна была появиться на локаторе, если верить координатам, переданным в радиограмме. Базил Рейли нахмурился, и на лбу собралось несколько складок, а в глазах промелькнула тревога.
– Сэр, еще одно сообщение из штаб-квартиры. – Второй помощник, похожий на плюшевого медвежонка, укутанного в толстую шерстяную кофту и пальто цвета морской волны, подошел к капитану. Базил Рейли давно перестал требовать от людей следить за соблюдением формы одежды. В морозном воздухе мостика стоял пар от дыхания.
– Отлично. – Рейли глянул на распечатку. – Ретранслируйте это капитану буксира.
В его голосе отчетливо слышалось презрение и к владельцам, и к спасателям, ведущим мелочный спор, в то время как лайнер с шестьюстами людьми на борту ведет в ледяном море битву за жизнь. сир покажется до того, как «Золотой авантюрист» напорется на скальные зубья, он воспользуется правом капитана и тут же примет открытую форму Ллойда.
– Ты только появись, только появись... – пробормотал он себе под нос, поднял бинокль и медленно обвел широкий горизонт, изрезанный черными монолитами волн. В окулярах блеснула белая точка, и сердце замерло. Капитан нервно подкрутил настройку и тут же понял, что в оптику попал отраженный от вершины айсберга луч солнца.
Опустив бинокль, он перешел на подветренное крыло мостика. С этой стороны хватало невооруженного взгляда. Черные утесы мыса Тревоги угрожающе нависли на фоне грязно-серого неба, гребни скал блестели сверкающим льдом, впадины были завалены сугробами, о крутые берега разбивались волны, взрываясь тучами ослепительно белых брызг.
– Шестнадцать миль, сэр. – К Рейли подошел старший помощник. – Похоже, течение слегка забирает на север.
Они помолчали, машинально удерживая равновесие на раскачивающейся палубе. Затем старпом сказал с ожесточением:
– Где же этот чертов лягушатник?
И они снова уставились на негостеприимный подветренный берег, наблюдая, как траурной мантией, с воротником, подбитым горностаем, и полами, украшенными льдом, опускается антарктическая ночь.
Она была очень молода – не старше двадцати пяти, – и даже несколько слоев теплой одежды с накинутой поверху мужской, не по размеру, курткой не прятали стройность фигуры и не скрадывали грациозные, танцующие движения длинных, тренированных ног.
Изящную тонкую шею венчала, словно стебель золотистого подсолнуха, голова с пышной гривой длинных, выгоревших на солнце волос. Серебряные, платиновые и медно-золотистые локоны были небрежно скручены толстым, с мужское запястье, жгутом и заколоты сверху. Выбившиеся пряди падали на лоб и щекотали нос, заставляя ее кривить губы и фыркать, сдувая назойливые завитки.
Балансируя на взмывающей и ухающей вниз палубе с ловкостью наездницы, она держала в руках тяжелый, уставленный кружками поднос и мягко упрашивала:
– Ну же, миссис Гольдберг, вы сразу согреетесь.
– Даже не знаю, милочка... – промямлила седая женщина.
– Ну разве только...
Женщина взяла кружку и осторожно отхлебнула.
– Мм... неплохо, – согласилась она и затем перешла на заговорщицкий шепот. – Саманта, буксир уже пришел?
– Придет с минуты на минуту. Капитаном на нем лихой француз с неотразимыми усами, по возрасту – самая пара вам. Хотите, познакомлю?
Миссис Гольдберг – вдова, которой было хорошо за пятьдесят, полноватая и более чем напуганная – слегка подбодрилась и села прямее.
– Ах ты, проказница, – слабо улыбнулась она.
– Я сейчас закончу с этим... – Саманта подбородком показала на поднос и уже на ходу добавила: – Вернусь и посижу с вами. Сыграем в клабр, хорошо?
Когда девушка улыбалась, ее ослепительно белые, ровные зубы оттеняли персиковый загар и веснушки, золотой пудрой усыпавшие нос.
Саманта была нарасхват. Все, и мужчины, и женщины, пытались привлечь ее внимание. Девушка принадлежала к тому редкому типу людей, которые буквально излучают теплоту, как милый котенок, и подкупают детской непосредственностью. В ответ она смеялась, мягко журила, а порой и поддразнивала. Ободренные пассажиры расплывались в улыбке и ревниво провожали ее взглядом. Они считали, что Саманта принадлежит только им, и выдумывали всяческие вопросы, шли на любую уловку, лишь бы подольше задержать ее возле себя.
– Саманта, совсем недавно за нами летел альбатрос!
– Точно-точно, я видел его из окна камбуза...
– Это ведь странствующий альбатрос, да?
– Ну что же вы, мистер Стюарт! Уж вам-то надо бы знать. Это был Diomedea melanophris, альбатрос чернобровый. Но все равно вы подметили добрый знак. Любой альбатрос приносит удачу – научно доказано...
Саманта имела докторскую степень по биологии, и ее пригласили на лайнер в качестве лектора. Она взяла творческий отпуск в университете Майами, где занималась экологией морских организмов.
Пассажиры, большинство из которых были старше ее лет на тридцать, относились к ней как к любимой дочери, но при малейших трудностях тянулись к девушке, словно дети, интуитивно угадывая в Саманте внутреннюю силу. Она стала для них домашним любимцем и матерью-хранительницей в одном лице. из дверей временного камбуза, устроенного в баре, и окинула взглядом тесный для такого количества пассажиров салон.
В воздухе висел густой запах табака и немытых тел, но она внезапно почувствовала близость к этим людям и гордость за их мужество. Они держались молодцом.
«Настоящая команда», – подумала Саманта и усмехнулась. Обычно толпы вызывали в ней неприязнь, и она часто размышляла, отчего такое утонченное и гордое создание как человек, попав в толпу, превращается в отталкивающее существо.
Ей вспомнились скопища людей в перенаселенных городах. Саманта ненавидела зоопарки, где зверей держали в клетках. Она не забыла, как рыдала в детстве, увидев исступленно мечущегося у решетки медведя. Бетонные клетки городов мучили своих пленников ничуть не меньше. «Животные должны быть на свободе», – думала Саманта, но человек – самый грозный хищник, отказавший в этом праве многим другим существам – целенаправленно загонял самого себя в безнадежный тупик, разрушал основы своего существования с усердием, по сравнению с которым самоубийственное безумие леммингов кажется вполне умеренным. И только сейчас, здесь, в этих тяжелейших условиях, Саманта впервые по-настоящему гордилась ими... и тревожилась.
Подспудно, где-то глубоко внутри, она тоже страшилась предстоящего – ведь она была создана для моря, любила его и осознавала величественную мощь водной стихии. Саманта не заблуждалась в том, что ждет их всех впереди. Приложив волевое усилие, она расправила поникшие плечи, заставила себя улыбнуться и понадежнее подхватила тяжелый поднос.
Неожиданно в динамиках общекорабельной сети раздался треск, и в наступившей тишине прозвучал сдержанный голос шкипера:
– Дамы и господа, говорит капитан. С сожалением должен сообщить, что спасательный буксир «Ла-Муэт» до сих пор не появился на нашем радаре. Я принял решение о высадке команды и пассажиров на спасательных шлюпках и плотах.
По переполненным залам пронесся вздох, различимый даже в гуле шторма. Саманта заметила, как один из пассажиров, которому она уделяла много внимания, протянул руки к жене и прижал ее седую голову к плечу.
– Все вы прошли инструктаж и не раз отрабатывали учебную посадку. Вам известны ваши группы и пункты сбора. Я надеюсь, мне не стоит напостава должны выполняться беспрекословно и неукоснительно.
Саманта тут же поставила поднос и вернулась к миссис Гольдберг. Вдова негромко плакала, потерянно озираясь по сторонам. Девушка обняла ее за плечи.
– Пойдемте, – прошептала она. – Незачем кому-то видеть вас в слезах.
– Саманта, ты не бросишь меня?
– Ну что вы, конечно, нет. – Она помогла женщине подняться. – Все будет хорошо – вот увидите. Представьте только, какую историю вы расскажете внучатам.
Капитан Рейли еще раз прошелся по регламенту оставления судна, перебирая в уме все действия одно за другим. Он помнил внушительный список наизусть, составив его заранее на основе собственного богатого опыта плавания в антарктических водах.
Самое главное при посадке в спасательные шлюпки – не допустить, чтобы кто-нибудь сорвался в воду. При такой температуре смерть наступает в течение четырех минут. Даже если бедолагу немедленно вытащить, то у него все равно остаются те же четыре минуты. Спасти может только сухая одежда и тепло, найти которые сейчас невозможно. А учитывая восьмибалльный ветер, дующий со скоростью сорока миль в час, и двадцатиградусный мороз, коэффициент резкости погоды приближался к семи. Проще говоря, через несколько минут человек окоченеет и полностью лишится сил. Поэтому действовать следовало с величайшей осторожностью.
Второе, и не менее важное, о чем нельзя было забывать, – физическое состояние людей, когда они покинут относительно теплые и безопасные помещения лайнера и окажутся на хрупких плотах и шлюпках посреди бушующего антарктического шторма.
Пассажиров предупредили и постарались психологически подготовить к испытаниям. Один из судовых офицеров проверил одежду и индивидуальные спасательные средства, все приняли по паре таблеток глюкозы, помогавшей организму бороться с холодом, и на каждый плот назначили ответственным опытного члена команды. Вот, пожалуй, и все, что капитан мог сделать для пассажиров. Теперь ему предстояло продумать очередность спуска на воду.
Все шесть спасательных мотоботов, каждым из которых управляет штурман с пятью матросами, пойдут первыми – тройками с обоих бортов. Пока плавучий якорь будет удерживать лайнер носом к ветру, лебедки живо опуполитую из насосов мазутом, чтобы временно сбить волны.
Несмотря на то что спасательные мотоботы – скорее даже, катера – имеют палубу, снабжены надежными двигателями и оборудованы радиостанциями, они плохо подходят для выживания в таких широтах: через несколько часов холод совершенно измотает экипаж. Именно поэтому пассажиров решили разместить на больших надувных плотах, защищенных сверху и с боков двойной обшивкой и обладающих достаточной остойчивостью даже в самый жестокий шторм. На них погрузили запас еды и поставили портативные радиомаяки. Каждый плот вмещал по двадцать человек, и тепла их тел должно было хватить, чтобы они чувствовали себя относительно удобно, пока не достигнут берега.
Что же касается катеров, они соберут плоты, подцепят их на буксир и поведут укрываться в залив Шеклтона.
Даже учитывая разбушевавшуюся погоду, им вполне должно хватить двенадцати часов. Каждый из таких импровизированных буксиров потянет пять плотов, и хотя членам их экипажей придется менять друг друга, они смогут передохнуть под навесами, так что непреодолимых трудностей не предвиделось. Капитан Рейли рассчитывал, что караваны пойдут со скоростью три-четыре узла.
На катера погрузили запас топлива, оборудования и еды на месяц, а то и на два, если урезать рацион. Как только они войдут в спокойные воды залива, плоты вытащат на берег, обложат борта снегом, утрамбуют и превратят в подобие эскимосских иглу. Им придется провести в заливе Шеклтона не один день, ведь французский буксир-спасатель не сможет забрать шесть сотен душ за раз. Кому-то выпадет дожидаться другого спасателя.
Капитан Рейли бросил еще один взгляд на землю. Она уже придвинулась почти вплотную, и, несмотря на стремительно опускавшуюся ночь, ледяные пики сверкали, словно клыки алчного, беспощадного чудовища.
– Что ж, – кивнул капитан старшему помощнику, – начнем.
Старпом поднес к губам портативную рацию:
– На баке, говорит мостик. Приступить к сбросу топлива.
Из шлангов по обоим бортам судна ударили серебристые струи дизельного мазута, выкачиваемого из бункерных цистерн. Ветер не в силах был прорвать сплошную вязкую массу, и она растекалась толстой пленкой по воде, играя всеми цветами радуги под светом прожекторов.
Море тут же успокоилось, волны под тяжелым слоем топлива сгладились и стали мерно, величественно колыхаться под корпусом лайнера. ного судна, потерявшего былую легкость и подвижность.
– Мотоботы за борт, – распорядился Рейли, и старший помощник тут же передал приказ по рации.
Гидравлические стрелы шлюпбалок подняли катера с кильблоков, развернулись и свесили их за релинг. Судно провалилось к подножию очередного вала, и придавленный слоем топлива гребень прошел всего в нескольких футах под их днищами. Командиры катеров должны были внимательно наблюдать за морем и включать лебедки с таким расчетом, чтобы киль опустился на обратный скат волны, после чего – едва расцепятся автоматические замки – как можно быстрее отойти от стального борта на безопасное расстояние.
Небольшие катера раскачивались, сверкали влажными желтыми боками в свете прожекторов и, увешанные гирляндами льда, напоминали рождественские игрушки. За упрочненными стеклами иллюминаторов белели сосредоточенные лица командиров, напряженно следивших за черными волнами.
И тут толстый нейлоновый трос, удерживавший конусовидный плавучий якорь, лопнул с оглушительным треском. Оборванный конец просвистел в воздухе кончиком громадного кнута, способного перерубить человека пополам.
«Золотой авантюрист», словно сорвавшийся с узды жеребец, задрал нос, торжествуя освобождение, и беспомощно рухнул вниз, развернувшись вдоль волн и подставив ветру правый борт, над которым все еще болтались три желтых катера.
Из темноты надвинулся гигантский вал. На одном из катеров перерубили тросы, он тяжело плюхнулся на воду, замолотив малюсеньким винтом и тщетно пытаясь развернуть нос. Налетевшая волна подхватила катер и бросила его на стальной борт лайнера.
Корпус мотобота лопнул, словно перезревшая дыня. С мостика видели, как членов экипажа смело во мрак. Несколько мгновений маяки на их спасательных жилетах тускло мерцали светлячками, затем их поглотил шторм.
Передний катер раскачивался и ударялся о лайнер, как дверной молоток. Носовой конец перекрутило, корма задралась, и налетавшие волны впечатывали мотобот в борт судна. Несколько долгих минут, пока шторм превращал катер в перекрученные обломки, до старпома с капитаном доносились слабые, перекрываемые ветром крики гибнувших моряков. жали, и он сорвался с двадцатифутовой высоты, окунулся в бурлящую воду, выскочил, как желтый поплавок, и, стремительно погружаясь под косым углом, исчез в ревущей ночи.
– Боже мой, – прошептал капитан Рейли. Под резким освещением мостика его лицо казалось внезапно постаревшим. В одно мгновение он лишился половины катеров. Время оплакивать людей, которых забрало море, еще придет, а сейчас его потрясла потеря буксиров, поставив под угрозу шестьсот жизней.
– Сэр. – Голос старшего помощника дрожал, – остальные спустились удачно.
С подветренной стороны от непогоды защищал высокий борт лайнера; катера без осложнений легли на воду и отцепили тросы. Сейчас они кружили неподалеку, и лучи их прожекторов словно выщупывали ночь длинными белыми пальцами. Один катер бросился снимать команду с разбитого мотобота и уже возвращался, тяжело переваливая через гребни неистовых волн.
– Три буксира на тридцать плотов... – прошептал капитан.
Он знал, что пастухов на такое стадо недостаточно, но выбора не осталось. Сквозь завывание ветра ему слышалась канонада прибоя, грохочущего о каменистый берег. Мыс Тревоги алкал добычу.
– Спускаем плоты, – промолвил капитан и подумал: «И да поможет нам Бог».
– Номер шестнадцать! – выкрикивала Саманта. – Группа номер шестнадцать, все сюда!
Она собрала восемнадцать пассажиров, приписанных к вверенному ей спасательному плоту.
– Ну вот, все на месте, никто не потерялся. – Они стояли перед тяжелыми дверями из красного дерева, выходящими на носовую палубу. – Приготовьтесь. Как только поступит сигнал, медлить нельзя.
Захлестывающие палубу волны перекатывались на подветренную сторону и не давали воспользоваться десантной сетью для высадки на скачущие под бортом плоты. Вместо этого их надували прямо на палубе, пассажиры бросались к ним и запрыгивали внутрь в промежутке между накатами волн. И уже с людьми плот опускали на грохочущих лебедках в более спокойные воды под защитой массивного корпуса лайнера. Спасательный катер тут же цеплял плот на буксир и отводил к формирующемуся каравану.
– Пошли, пошли! – закричала Саманта, и пассажиры нестройной толпой вывалили на мокрый и скользкий ботдек. До поджидавшего их плота, который напоминал гигантскую желтую жабу с мерзкой пастью, было едва ли с тридцать шагов, но ветер ударил наотмашь, и до Саманты донеслись испуганные крики. Кое-кто сбился с шага и замер в нерешительности, ежась под безжалостным холодом.
– Не стоять, не стоять! Двигайтесь! – кричала Саманта и подталкивала отставших. Ей приходилось поддерживать миссис Гольдберг, чье грузное тело вдруг стало очень тяжелым и неповоротливым, как мешок с зерном.
– А ну-ка! – Третий помощник подхватил миссис Гольдберг с другой стороны, и вдвоем они втолкнули ее под купол плота.
– Отличная работа, красавица! – подбодрил Саманту моряк и весело оскалил зубы в мужественной, невероятно обаятельной улыбке. Его звали Кен, и он был старше ее на пять лет. Саманта не сомневалась, что они стали бы близки, будь у них чуть больше времени. Кен начал ухаживать за ней с той самой минуты, как она ступила на борт лайнера в Нью-Йорке. И хотя о любви говорить не стоило, ему удалось тронуть ее увлекающуюся натуру, разбудить в Саманте желание, и она постепенно уступала напору и привлекательности молодого командира. Девушка решила поддаться, но не торопилась, заигрывая и поддразнивая Кена. И вот теперь она поняла с внезапной болью, что им уже вряд ли суждено стать любовниками.
– Надо помочь остальным! – выпалила Саманта, перекрикивая завывания ветра.
– Черта с два! Залезайте, живо! – Кен бесцеремонно развернул ее к плоту. Она вползла внутрь и оглянулась на обледенелую, залитую светом дуговых ламп палубу.
Третий помощник бросился к поскользнувшейся и беспомощно барахтавшейся женщине, которую пытался поставить на ноги муж. Из всей группы оставались только они. Кен одним махом поднял пассажирку, и, подхватив ее с двух сторон, мужчины двинулись к плоту, неловко ступая по раскачивающейся палубе притопленного лайнера.
Саманта разглядела надвигавшийся водяной вал и закричала:
– Кен, назад! Ради Бога, назад!
Но он не слышал. Вал достиг палубы, бесшумно перевалил леер и надвинулся громадным морским чудовищем с лоснящимися боками.
– Кен! возвышался над его головой. Слишком поздно – они не успевали ни добраться до плота, ни укрыться за дверями. Загрохотала двухбарабанная лебедка, и плот взлетел над палубой так, что у Саманты сердце ушло в пятки. Матрос, управлявший спуском, знал, что катившаяся волна сомнет беззащитный плот, бросит на палубные надстройки или протащит днищем по релингу. Пластиковая обшивка не выдержит и лопнет как воздушный шарик.
Саманта перекатилась к краю и выглянула вниз: черный сверкающий поток подхватил три тела, сбил с ног и смахнул с палубы. Кену удалось вцепиться в ограждение, и несколько мгновений он удерживался, скрываясь с головой в бурлящем водовороте, затем исчез. Когда лайнер грузно накренился в обратную сторону, отряхиваясь от воды, людей на палубе уже не было.
Дождавшись следующего крена, оператор, сидящий в застекленной кабине, быстро развернул болтающийся плот за борт и ловко опустил на воду, где его уже поджидал рыскающий по кругу катер.
Саманта застегнула входной полог и, пробираясь на ощупь между напуганными людьми, отыскала миссис Гольдберг.
– Милая, ты плачешь? – дрожащим голосом спросила пожилая женщина, отчаянно цепляясь за девушку.
– Нет-нет, что вы! – Саманта обняла перепуганную вдову за плечи и свободной рукой вытерла слезы, струившиеся по щекам.
Трог снял гарнитуру и посмотрел на Ника сквозь пелену сигарного дыма.
– Их радист заблокировал ключ передатчика, так что тот выдает теперь непрерывный сигнал для пеленгатора.
Ник понял, что произошло, – люди оставили «Золотой авантюрист». Он промолчал и только кивнул, возвращаясь на мостик. Снедавшее его нетерпение не давало присесть ни на минуту. Перед мысленным взором медленно вырисовывалась надвигавшаяся катастрофа. Карты легли неудачно, а ставкой в игре была жизнь. Сомнений не осталось – «Золотой авантюрист» наверняка выбросит на берег и шторм разнесет судно в щепки. «Флотилия Кристи» зафрахтует, конечно же, «Колдуна» в помощь «ЛаМуэт» для переправки пассажиров лайнера в Кейптаун, но оплата не пойдет ни в какое сравнение со стоимостью контракта с «Эссо», от которого Ник отказался ради этой безумной гонки на край земли. явятся лишь через несколько месяцев, погашение кредитов и выплаты по счетам за постройку второго буксира, который все еще стоял на стапелях, медленно, но неумолимо затянут веревку на его шее.
– Мы еще можем успеть, – раздался в наступившей на мостике тишине напористый голос Дэвида Аллена. – Поблизости от берега течение наверняка развернется и замедлит снос лайнера, так что у нас... – Старпом замолк под хмурым взглядом Ника.
– До них десять часов хода, и уж если Рейли решился на высадку, то можно быть уверенным, что судно у самого берега. Рейли достойный человек. – Ник лично назначал его на «Золотой авантюрист». – Он был капитаном эсминца в Северной Атлантике, самым молодым во всем флоте, потом провел десять лет в компании «Пенинсула энд Ориент», а они берут только лучших...
Ник оборвал себя на полуслове – излишняя болтливость ни к чему, – подошел к радару и выставил наибольшую дальность и яркость. Круглый экран запестрел помехами, но внизу четко высветились контуры утесов и вершин мыса Тревоги. При хорошей погоде да на полном ходу путь занял бы не больше пяти часов, но сейчас они вышли из-под защиты громадного айсберга и с трудом пробивались в штормовой мгле. «Колдун», способный выдерживать большие волны, мог бы идти и быстрее, но, опасаясь напороться на льдину, Ник держал среднюю скорость, а это означало, что «Золотой авантюрист» появится у них в виду только через десять часов. Если не затонет к тому времени.
– Поймал передачу голосом, – возбужденно просипел Трог за спиной Ника. – Сигнал прерывистый и очень слабый. Похоже, на одной из спасательных шлюпок работает портативная радиостанция. – Он прижал наушники обеими руками. – Спасательные плоты с людьми тянут в залив Шеклтона. Один из плотов сорвался с буксирного троса, но для поисков не хватает катеров, и они просят помощи у «Ла-Муэт».
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав