Триады Гонконга 22 страница

Вот и вице-премьера для чего-то пристегнули... Знаком с Ларисой Ивановной?

Не имел такой чести, — вежливо ответил Нико­лай Васильевич.

Женщина деловая, с характером. Может, что-то и было, но не такое, чтобы уж так расписывать. Все мы не без греха.

Я, товарищ генерал-полковник, взятки не брал, счетов в заграничных банках не имею, соучастником убийств, не касающихся интересов государства, не яв­ляюсь. А уж тем более не имею знакомств с ворами в законе и не потворствую их делишкам.

Каким таким делишкам ворья потворствовала вице-премьер? — перелистнул бумаги директор. — Не вижу. Где они, эти доказательства?

Это уж надо смотреть уголовное дело, которое ведет старший следователь по особо важным делам Ген­прокуратуры Турецкий Александр Борисович.

Хорошо. Посмотрим. И в чем ее вина?

По спецдопускам и прочим документам, подпи­санным вице-премьером, перевозились наркотические средства, а точнее — героин.

Откуда?

Из Гонконга, где вор в законе установил тесные связи с триадами... Это организации типа наших мафиоз­ных структур, — пояснил Самсонов, заметив вопрос в гла­зах начальника. — Отмывались так называемые грязные деньги, то есть деньги, добытые преступным путем...

Вы слишком подробно объясняете, — с ехидцей произнес директор ФСБ.

Могу короче. Вице-премьер Лариса Ивановна Стрельникова была участником устойчивой преступ­ной группы: имела прямое отношение как к отмыва­нию денег, так и к переправке на территорию России героина, поставку которого из Гонконга обеспечивал вор в законе по кличке Бурят.

Имеются доказательства?

Имеются. Опять же в деле, которое ведет «важняк» Турецкий.

Что он за человек, этот Турецкий?

Талантливый следователь, отличный парень, не дурак выпить, — улыбнулся Самсонов. — Кстати, в свое время он вел дело небезызвестного генерала гос­безопасности Кассарина1. И оно закончилось весьма печально для генерала.

Генерал — это еще не вице-премьер, — буркнул шеф.

«Вот ты и проговорился! — с удовольствием подумал

Самсонов. — Прижали тебя, господин директор, ох как прижали! И хочется, и колется, и мамка не велит!»

Совершенно с вами согласен, — вслух сказал он.

Значит, не дурак выпить? — улыбнулся шеф.

Это не мешает его работе.

Пригласил бы. Выпили бы вместе.

Я передам ваше приглашение.

Турецкий, Турецкий... А кто такой Турецкий, ка­ков, не видывал. Любопытно... Он уже закончил следствие?

Думаю, что нет, товарищ генерал-полковник. Еще проводит следственные мероприятия.

Я переговорю с генеральным прокурором, — вес­ко сказал директор.

Закон един. И все мы слуги закона, — твердо ска­зал Самсонов.

Директор вскинул глаза на генерала.

Для всех. Это вы верно сказали, — подтвердил директор, — закон един для всех. Без исключения.

Самсонов выложил на стол еще два листа бумаги.

Список наших сотрудников в Петербурге и Воро­неже, причастных к делу генерала Пестова.

И Павлова, — добавил шеф.

Павлов — особая статья. Эти люди обвиняются, как и Пестов, в вымогательстве. Их вина тяжела, но лежит совершенно в другой плоскости, нежели пре­ступления полковника Павлова.

Все они одним миром мазаны, — пробурчал шеф, просматривая список.

Ошибаетесь, товарищ генерал-полковник, — твер­до проговорил Самсонов. — Было бы большой ошиб­кой мерить всех одной меркой. Не хотелось бы припо­минать дело об «Афганском братстве», но приходится. Тогда было наломано много лишних дров.

Вы имеете в виду попытку государственного пе­реворота во главе с генералами Агаркиным и Серым?

Так точно.

Какое может быть сравнение? — усмехнулся ди­ректор. — Здесь — какие-то мелкие вымогатели, а там — государственные преступники!

Я вынужден вам напомнить, товарищ генерал- полковник, что среди, как вы выразились, мелких вы­могателей имеется человек, стоящий на большом пра­вительственном посту.

Уж не считаете ли вы, что Лариса Ивановна го­товит государственный переворот?

Я ничего не считаю, я хочу лишь напомнить вам, что существуют перевороты, осуществляемые путем ору­жия, а также так называемые ползучие, которые дела­ются при помощи огромных денег. Вам лучше меня известно, какими финансовыми возможностями распо­лагают криминальные структуры. Вооруженный пере­ворот имеет лишь, два выхода. Или пан, или пропал!

Ползучий незаметен, но не менее, а может быть, во много крат более опасен.

Для чего тогда вы защищаете этих людей? — спросил директор, хлопнув ладонью по списку.

Я защищал некоторых сотрудников и в деле мар­шала Агаркина2, и именно по одной лишь причине: закон един для всех, как вы справедливо утверждаете.

Кажется, дело Агаркина тоже раскручивал этот Турецкий? — помолчав, задал вопрос директор.

Не только. Но он также принимал в нем непос­редственное участие.

В настоящем деле ему предоставлены слишком широкие права, — недовольно буркнул шеф, — Слиш­ком большие.

Приказ о привлечении к работе наших сотруд­ников в группу по расследованию убийства Кузьминс­кого был подписан вами, товарищ генерал-полков- ник, — напомнил Самсонов.

Убийство раскрыто благодаря чуткому руковод­ству Турецкого, — тонко улыбнулся шеф. — Пора бы и честь знать!

А вот в данном случае я так не считаю, — резко ответил Самсонов. — Турецкий вышел на такие круп­номасштабные махинации, что наша помощь ему дол­жна быть усилена. Я уж не говорю о чем-то другом, быть может, более важном, но возьмите хотя бы опера­цию с ракетами в Хабаровске. Предотвращена акция, не имеющая аналогов в мире.

Она была проведена из рук вон плохо!

Это уже другой вопрос. Но ракеты-то с атомной начинкой обезврежены!

При чем тут Турецкий? Вас послушать, так все у нас делает один Турецкий1

Все гораздо сложнее, — помолчав, ответил Самсонов, поняв, что переубедить, доказать что-либо шефу невозможно.

Мы оба с вами, Николай Васильевич, подумаем и решим, как действовать дальше, — решил директор, внезапно смягчившись. — А теперь перейдем к нашим сотрудничкам! — он хлопнул ладонью по бумагам.

Шеф многих знал лично по работе в прошлые годы, когда он занимал должность гораздо ниже, чем сейчас, ведая кадровыми вопросами отдела по Центральной Рос­сии, искренне интересовался людьми, с которыми не был знаком, вникал в подробности биографий, особен­но отмечая те или иные положительные черты челове­ка. Самсонов не то чтобы поверил шефу, но несколько успокоился, но при прощании вновь насторожился.

А я и не знал, Николай Васильевич, что вы за­щищали участников «Афганского братства», — улыб­нулся директор.

Дело давнее. Тогда, в этом кабинете, сидел гене­рал Чебриков, — ответил Самсонов.

Генерал Чебриков всегда отличался решительно­стью...

Отдел «К» имеет свой, особый статус. Так было при генерале Чебрикове, так остается и теперь, — явно намекая на прямое подчинение своего отдела высше­му руководству страны, сказал Самсонов и вышел.

Придя в свой кабинет, генерал заварил кофе по-ту­рецки и, прихлебывая обжигающий налиток, стал при­поминать разговор с шефом, стараясь понять невыска­занный, внутренний смысл беседы. Было ясно, что ди­ректор имел встречи с людьми самого высокого ранга, он мог запросто зайти и к самому Президенту, пользу­ясь правом бывшего главного охранника. Но, подумав, Самсонов пришел к мысли, что вряд ли шеф пойдет на это: слишком грязное дело. Вероятнее всего, он встре­тится с кем-то из аппарата премьера, а может быть, и с самим премьером: пятно-то все-таки на правительстве. И конечно же, было принято или уже находится в ко­нечной стадии отработка решения, каким образом смыть

это пятно. Генерал вдруг вспомнил, что директор не обошел ни одну фамилию сотрудников, причастных к делу, кроме генерала Пестова, полковника Павлова и подполковника Рябкова. Все трое имели прямое отно­шение к гибели Роберта Веста. Значит, судьба их уже решена. Но их действия впрямую касались вице-пре­мьера, как человека, отдавшего приказ об уничтоже­нии Веста. Замысел ясен как день: во что бы то ни стало отвести все подозрения от вице-премьера, хотя бы это было сопряжено с самыми решительными действи­ями, вплоть до исчезновения людей. Насторожил гене­рала и интерес шефа к Турецкому. Самсонов знал, что Александр не признает никакой охраны, но теперь он твердо решил установить за следователем по особо важ­ным делам своего рода слежку, дабы предотвратить не­предсказуемые последствия.

Вызовите ко мне подполковника Рябкова, — на­жимая кнопку микрофона, приказал он.

Назначенный несколько месяцев назад вместо ис­полняющего обязанности огромного, гориллоподобного человека, запутавшегося в неблаговидных делишках сво-» ей жены, да и в своих собственных, Генеральный про­курор России сумел в короткое время снискать уваже­ние сотрудников. Ему удалось раскрутить несколько крупных дел финансового характера, даже посадить в тюрьму бывшего ИО, но когда он занялся делами об убийствах телеведущего Владислава Листьева и отца Александра Меня, следственная машина застопорилась, хотя, казалось, уже виднелись положительные перспек­тивы. По поводу дела, связанного с вице-премьером, он был вызван в аппарат премьер-министра, где имел бе­седу с его помощником по правовым вопросам. После обычного чиновничьего разглагольствования помощник потребовал прекращения дела в отношении Стрельни­ковой, а также убедительно доказывал, что следователь

Турецкий необъективен, а потому дело следует пере­дать в другие руки, то есть иному «важняку».

Не вижу причины, — ответил генеральный.

Причина в том, что в этой неприятной истории замешана фамилия вице-премьера, — прямым текстом выдал помощник.

Ну а мы-то здесь при чем? — вдруг озлился ге­неральный. — Если замешана, будет отвечать по зако­ну. И потом, вы что, изучали дело? Вам лично извест­но, в чем она замешана или не замешана?

Дело я не изучал, — медленно произнес помощ­ник, — но вы понимаете, с кем вы будете иметь дело, кроме помощника премьера?

Пока я имею дело с помощником. Да что вы так волнуетесь? Может быть, вице-премьер не совершила ничего противоправного. Дело в производстве, уточня­ются частности, которые могут пролить свет совершенно в ином направлении.

Нам не хотелось бы, чтобы свет проливался в любом направлении.

Но генеральный уперся, ему надоело быть мальчи­ком для битья со стороны средств массовой информа­ции, надоело тыкаться в стену непонимания, фальши­вых улыбок, ласковых рукопожатий, он был человеком воспитанным, спокойным, выдержанным, но иной раз находило на него такое, что, будь перед ним хоть сам Господь Бог, он, чувствуя правду, не уступил бы и ему.

Кому это — нам? — бледнея, спросил генераль­ный. — Вы что, их величество император Николай Вто­рой? Перед вами, господин помощник, Генеральный прокурор России, назначенный Президентом страны!

Прошу извинить, — сухо ответил помощник.

Возвращения генерального в прокуратуру с нетер­пением ожидали Меркулов и Турецкий. Разговор вели в приемной, у дверей кабинета генерального.

Что думаешь, Костя? — шепнул Турецкий.

Держит оборону.

Выдержит?

Должен, — помолчав, ответил Меркулов.

В приемную вошел генеральный, знаком пригла­сил Меркулова и Турецкого к себе в кабинет, сел за стол и закурил.

Ты иди, Турецкий, и работай, — сказал он. — А ты, Дмитрич, останься. Поговорить надо.

Турецкий открыл было рот, чтобы спросить что-то, но Меркулов предупредил:

Тебе что сказали?! Иди и работай!

В веселом расположении духа Турецкий помчался в свой кабинет.

Ты чего такой веселый? — спросила Лиля Федотова.

Все по той же причине!

По какой?

Хахаля-то твоего нет! Того, что из деревни Медвед­ки Архангельской области!

Не получилось, — грустновато ответила Лиля. — Опять брошенка.

А я на что?

Ты обыкновенный бабник, Турецкий, а он обык­новенный положительный мужчина. Большая, между прочим, разница.

Но положительные, знать, не по тебе.

И бабники тоже. Иди. Тебя ждут.

В кабинете сидели молодой человек, который предъя­вил удостоверение сотрудника ФСБ, а также подпол­ковник Рябков. Молодой сотрудник протянул следова­телю конверт. В нем лежали сопроводиловка, какой- то приказ и записка:

«Саша! Бывшего подполковника Рябкова П.Г., как человека гражданского, отправляю в твое распоряже­ние. Н. Самсонов».

Вы свободны, — кивнул Турецкий сотруднику. — Спасибо.

Затем Саша прочитал приказ по ФСБ об увольнении подполковника Рябкова П.Г. по выслуге лет. Приказ был подписан задним числом, примерно за полтора месяца до убийства Веста. Генерал Самсонов шел на некоторый риск. Саша понимал, что, если уж Самсо­нов рискует, значит, на то есть очень серьезные при­чины. Поверил генерал искреннему раскаянию под­полковника, или пожалел его троих детей, или то и другое вместе, но теперь судьбу Рябкова должен ре­шать он, Турецкий.

Вы ознакомились с этим, Павел Геннадьевич?

Да. Ознакомился.

И что будем делать?

Я в вашем распоряжении.

Домой звонили?

В семье все в порядке, — ответил Рябков, с тру­дом выдерживая испытующий взгляд Турецкого.

Все живы-здоровы, значит... — раздумывая, про­говорил Александр. — Курите, Павел Геннадьевич, — протянул он пачку сигарет, заметив, что подполков­ник шарит в кармане.

Спасибо.

Турецкий взял со стала следственно-процессуаль­ный бланк, написал имя, отчество и фамилию подпол­ковника.

Распишитесь, Павел Геннадьевич, пожалуйста.

Что это?

Подписка о невыезде.

Лицо Рябкова дрогнуло, глаза подозрительно забле­стели, он быстро поднялся и подошел к окну, жадно затягиваясь сигаретой.

Простите, Александр Борисович, — снова садясь за стол и подвигая к себе бумагу, сказал он.

Сейчас вы поедете к себе домой вместе с моим следователем и понятыми, так вы уж приготовьте на­личные, о которых мне говорили, счет, цену недви­жимости, ну и так далее... Будем считать это явкой с повинной и желанием искупить свою вину перед госу­дарством.

Да можем ехать вместе!

Я занят, а с вами поедет мой помощник, — ска­зал Турецкий. — С Богом, Павел Геннадьевич!

Знаете, у Чехова есть такие слова, — с трудом выговорил Рябков: — «Если тебе понадобится моя жизнь...!»

«...то приди и возьми ее», — перебил Турец­кий. — Конечно, несколько напыщенно, но я вам верю, Павел Геннадьевич. Вы уж извините, но произнесен­ные вами слова мне приходилось слышать в этом ка­бинете не раз. Но вам, повторяю, я верю. Поэтому и не ставлю вопрос о вашем аресте.

Спасибо, Александр Борисович.

Вместе с Чижовым и еще двумя следователями под­полковник вышел. Отправился к себе домой. Раздался продолжительный телефонный гудок.

Обложили, Саша! — услышал невнятный голос Грязнова Александр.

А что с волками делают? Их обкладывают!

Кончай хохмить! Они, суки, заложниц взяли!

Выслать группу спецназа на помощь?!

Справимся сами! Все! Иду!

Казалось, все было продумано до мелочей, но сбой все-таки произошел. Догадки полковника Зарецкого оказались справедливыми. Наркотики пока не нашли, но крутые действия боевиков Леньки Пальца говори­ли сами за себя, на кой им' подставлять себя под пули, если защищать нечего.

Поначалу Грязнов, Голованов и «золотой агент» Крот решили идти на внезапное задержание лбов, разгули­вающих по пансионату, но позднее Кротов, припом­нив взрыв в Хабаровске, переменил решение.

Скрутим, морду набьем, а если ничего не най­дем, придется приносить извинения...

Извинения, — хмыкнул майор Голованов. — Мо­жет, прикажешь и задницы им подтереть?

Это первое, — продолжал Кротов, не обратив вни­мания на слова майора. — Во-вторых, можем и взлететь.

В космос? — буркнул Голованов.

Именно, — подтвердил Кротов. — Попал в точку.

Думаешь, заминировали? — спросил Грязное.

А ты бы на их месте не заминировал?

Пожалуй, ты прав, Леша. Взлетим.

И что будем делать? — хмуро спросил Голованов.

Я поселюсь в пансионате. С вами незнаком.

Да мы тебя и не узнаем, — подмигнул Голова­нов, намекая на знакомство с Кротом возле гостиницы «Интурист».

Подождем пару деньков. Может, и ребята Нико­лы этого, Смирнова, подсуетятся, — решил Грязнов.

Нужна машина, — сказал Кротов.

Держи! — бросил ключи Грязнов.

Сообщение Зарецкого о том, что пансионат нахо­дится в бывшем графском имении, сразу заинтересо­вало Кротова. Вероятно, сказалось его археологичес­кое образование. В имениях, как правило, существо­вали тайники, подземные ходы, глухие, без окон, комнаты, в которых можно было спрятать все, что угод­но. Кротов не поехал в пансионат, отлично понимая, что может привлечь внимание своими поисками. Он отправился в музей, где представился научным сотруд­ником из Москвы.

Встретила Кротова директор музея Тамара Георги­евна, пожилая седая женщина с тонкими чертами лица, одна из тех «могиканш», которые работают за совесть, получая мизерную зарплату за свое подвижничество.

Меня интересуют старинные особняки, имения, храмы, — показав удостоверение действительного члена Московского археологического общества, сказал Алек­сей Петрович.

Городские?

Загородные. Думаю, в городе вы все изучили.

Загородные мы тоже не обходим вниманием, — улыбнулась женщина.

Я заметил. Особенно бывшее имение графа Шу­валова.

К сожалению, мы не имеем к нему отношения, — нахмурилась директриса. — Теперь это частная соб­ственность.

На первый взгляд отреставрировано с умом...

Это лишь внешняя сторона медали. Заслуга на­шего архитектора. Внутри помещений исчезло мно­гое. Теперь это не дворец. Ресторан, столовая, забега­ловка— все что угодно, но не дворец.

О чем же думал тот архитектор?

А его допустили? Договор-то был, но начхать они хотели на договор, да и вообще на всех нас! — Женщина помолчала, вздохнула. — Что вас интересует конкретно?

Пожалуй, я начну с имения Шувалова.

Дальше столовой, бильярдной и зала с игровыми автоматами вас не пустят.

Меня пустят, — улыбнулся Кротов. — У вас, веро­ятно, сохранился план внутренних помещений имения?

Лежал, пылился годами, а почему-то с некото­рых пор все заинтересовались планом, — усмехнулась директриса. — Конечно, сохранился.

И кто же это — все? — навострился Кротов.

Так, к слову сказала. Исключая Виктора Степа­новича, нашего архитектора, большой интерес проявил член городской думы некто... Как же его фамилия? Да! Некто Попов Вениамин Григорьевич.

Чувствую, вы не очень-то к нему расположены...

Я местная. И он из местных.

«Новый русский»? Богатый нувориш?

— Это само собой. Он еще и бывший уголовник. Не раз судимый.

У меня есть знакомый, тоже сидел, семь лет. Теперь известный в Москве бизнесмен. И, как кричат газеты, большой благотворитель.

Газеты кричат о многом, — махнула рукой жен­щина. — Идемте в архив.

Они опустились в полуподвальное помещение, и ди­ректриса сняла с полки большую папку.

Пожалуйста, — сказала она. — Здесь не только план имения, но различные документы, письменные свидетельства и даже воспоминания дворецкого. Кста­ти, очень любопытные.

В таком случае, Тамара Георгиевна, я здесь по­сижу, с вашего разрешения?

Пожалуйста, — ответила директриса и вышла.

Работал Кротов над документами более двух часов.

Особенно его заинтересовали воспоминания дворецко­го. В них упоминались какие-то кованые ворота, вы­ходящие на волю с противоположной стороны от входа в усадьбу, описания жизни дворовых, редких наездов графа. Записки были очень поучительными, нужны­ми для специалиста-литературоведа, но Кротов обра­тил внимание лишь на ворота. Он успел с Грязновым объехать имение с внешней стороны, но, как помнит­ся, никаких ворот не приметил, а может быть, поме­шал кустарник, густо разросшийся вокруг. А вот све- женасыпанную дорогу, идущую в кустарник, он при­помнил. Крот перерисовал части плана имения, которые его заинтересовали, и поднялся к директрисе.

Спасибо, Тамара Георгиевна.

Не за что. Главное, чтобы вам пригодилось. Ра­ботали, смотрю, не тяп-ляп! — постучала по часам директриса. — Не то что этот Попов. Пять минут, и готово!

Перефотографировал?

А что с ним сделаешь? У него бумага от главного архивариуса. А ведь не положено.

И когда приходил к вам этот самый депутат По­пов? — уже собираясь уходить, как бы ненароком по­интересовался Кротов.

Несколько дней назад.

А если поточнее?

Сегодня пятница... В среду утром.

Еще раз благодарю, Тамара Георгиевна, — улыб­нулся Кротов, целуя ручку даме.

По пути к пансионату Кротов позвонил из автомата Грязнову.

Слава, мне нужен депутат городской думы По­пов Вениамин Григорьевич.

Он же лицо неприкосновенное, или это касается лишь членов Госдумы?

Он мне нужен, — повторил Кротов.

Значит, будет, — помолчав, ответил Грязнов. — Куда доставить тело?

Вы и вправду не перестарайтесь, — забеспокоил­ся Кротов.

Куда?

Буду в пансионате. Телефон узнаешь. Куда, по­думай сам. Место должно располагать к разговорам.

Понял, — ответил Слава и положил трубку.

В пансионате Кротов оформил номер, принял ванну, переоделся и подошел к зеркалу. В голове еще витала мысль изменить свою внешность, но теперь, когда он уже засветился у администратора, решение пришлось изме­нить. Он вытащил из чемодана складную трость тонкой старинной работы, разложил, надел затемненные очки, осмотрел себя в зеркале и остался доволен. На него гля­нул то ли провинциальный интеллигентный учитель, то ли человек, занимающийся неизвестно чем, но уж точно не грузчик, вполне респектабельный моложавый мужчи­на, приехавший в пансионат приятно провести время.

Кротов, выйдя на улицу, огляделся и, с любопыт­ством рассматривая дворец, каменные строения возле него, беседки, направился вдоль стены, огораживаю­щей имение. Однако далеко он не ушел, ему прегра­дила путь кирпичная кладка. Она была невысока, и Кротов постарался преодолеть стену, но тут услышал насмешливый голос:

Ты куда, дядя?

Кротов оглянулся. Перед ним стоял широкоплечий парень, одетый в темно-серый костюм и при галстуке.

Интересно, — с подобострастной улыбкой прого­ворил Кротов. — А разве нельзя?

Коли стена, значит, нельзя.

Извините.

Кротов, сопровождаемый подозрительным взглядом парня, пошел к выходу, миновал ворота и не спеша, покручивая тросточкой, зашагал вдоль ограды. Вот и густой кустарник, вот и свеженасыпанная дорога, ве­дущая в кусты. Кротов двинулся по дороге, которая утыкалась в те самые кованые ворота, которые он от­метил в чертежах и о которых упоминал бывший дво­рецкий графа Шувалова. Он успел отметить про себя, что ворота не заросли травой и, видимо, открывались, если судить по створкам: травы и кустарника на этом пространстве не было. Но лишь это и смог обнаружить Кротов, поскольку перед ним выросли двое парней — прежний, в темно-сером костюме, и мордоворот в ко­роткой кожанке.

А ты любопытный, дядя, — добродушно сказал парень в костюме.

Такова моя специальность, — очень вежливо от­ветил Кротов.

И какая же твоя специальность? — подходя по­ближе, спросил парень.

Археолог. Мои документы? Пожалуйста, — по­лез во внутренний карман пиджака Кротов.

Руки! — прошипел «качок» в кожанке и сам до­стал из кармана Кротова удостоверение. Раскрыл. — И впрямь археолог! Действительный член!

Неужели я буду вам врать, ребята? — заговорил Кротов. — По плану с этой стороны должны были быть кованые ворота семнадцатого века работы мастера Но­вожилова...

По какому плану? — не дав договорить, задал вопрос парень в костюме.

Каждое старинное имение строилось по плану, по чертежам.

Ну и что? — обратился парень в костюме к свое­му товарищу.

Действительный член... — пожал плечами «ка­чок», возвращая Кротову документ.

Гуляй, — разрешил парень в костюме. — А вот любопытствовать больше не советую.

Понимаю, ребятки, понимаю. Военный объект боль­шой секретности, — не смог не уязвить парней Кротов.

Пошел, — махнув рукой, ухмыльнулся «качок».

«Мудозвоны, светиться нельзя, а то лежали бы вы

сейчас передо мной и маму звали!» — подумал Кро­тов, а сам, оглядываясь, словно насмерть перепуган­ный, шагал прочь.

Теперь он твердо знал, что за воротами имеется не­что такое, чем следует заняться всерьез.

Ребята начальника отдела угрозыска Николая Смир­нова подсуетились, и подсуетились неплохо. Им удалось выследить и задержать «бобра», приехавшего из Екате­ринбурга, и хозяина квартиры, передавшего жителю слав­ного города на Урале полкило героина. Взяли с полич­ным. Задержанные, привезенные в отдел Смирнова, не казались удрученными, во всем признались, тем более что отказываться не было никакого смысла, и теперь с виноватым видом ждали дальнейших действий сотруд­ников, которые обычно заканчивались освобождением, а уж кто кому платил и сколько, это их не касалось. На этот раз получилось несколько иначе. Если раньше пос­ле задержания на допрос прибывали люди полковника Зарецкого, которых многие из задержанных знали в лицо то теперь в кабинете сидели сам Смирнов, одна фамилия которого у получателей «геры» вызывала отвращение, и еще какой-то мужик с нагловатыми глазами. Первым на допрос вызвали хозяина квартиры. Началась обычная тягомотина. Кроме изъятого пакета весом в пятьсот грам­мов в квартире ничего не нашли, а на вопрос, где взял «геру», хозяин легко признался, что получил на воен­ном складе от совершенно незнакомого человека.

Смирнов занес показания в протокол. От участия в преступлении хозяин квартиры отбрыкивался, как мог.

Выйди покури, майор, — не выдержал Голованов, которому до тошноты надоела ментовская тягомотина, и, когда Смирнов вышел из кабинета, Голованов взялся за дело сам. — Ты, шакал, даю три минуты. Где взял? Кто передал? Когда? Не скажешь, я с тебя скальп сниму.

И угроза подействовала.

Николай Смирнов задержался в коридоре не более пяти минут, а когда вернулся в кабинет, то увидел совершенно другого человека. У задержанного хозяи­на квартиры были испуганные круглые глаза, смот­рел он подобострастно, а когда взглядывал на Голова­нова, по лицу разливался неподдельный страх. Голо­ванов же сидел в сторонке и спокойно курил.

Продолжим? — спросил Смирнов.

Получил героин в пансионате. Вчера. Человека, ей-богу, не знаю!

Опознать сможете?

Смогу!

Что и требовалось доказать, — сказал Голованов и вышел из кабинета.

Товарищ майор, — зашептал задержанный. — Он мне скальп хотел снять!

Что-о?!

Посмотрите! — Арестованный склонил голову, и Смирнов увидел на шее, там, где начинались волосы, полоску лейкопластыря.

Вижу. Лейкопластырь. Ну и что тут такого? — приходя в себя от неожиданности, спросил майор,

Как что такого? Говорю вам...

Смирнов уже смекнул, в чем дело, и немедленно пришел к правильному решению.

Ты что, в Африку попал? К зулусам?

Правду говорю! Он же, гад...

Во-первых, он не гад, а сотрудник госбезопасно­сти. А во-вторых, ты брился и немного поранил шею. Так было? Говори!

Шею мне бреют в парикмахерской...

А на этот раз ты брился сам! Я понятно выразил­ся? — посуровел майор.

Понятно, — окончательно сник хозяин квартиры

Так и запишем в протокол, — довольно подтвер­дил Смирнов.

Когда Голованов доложил Грязнову о том, что хозя­ин квартиры получил героин здесь, в пансионате, Слава сразу понял, что они на верном пути, так как до этого выслушал сообщение Кротова. Разве что удивился Гряз­нов, отчего это так быстро раскололся получатель.

Слабак, — ответил Голованов, отводя глаза.

Грязнов хотел было сделать небольшой разгон свое­му подчиненному, но в это время зазвонил телефон.

Взяли, — прогудел в трубку Демидыч.

Вези мимо пансионата. Мы подскочим.

Тесновато...

Он не один?

Трое.

Вези. Взяли твоего Веню Зуба, — обернулся Гряз­нов к Филе, положив трубку. — Пошли, майор! А ты сиди, Филя. Не дело тебе встречаться с бывшим друж­ком. А еще лучше, посматривай-ка за Кротом. Сдает­ся мне, положили на него глаз мальчики в темно-се­рых костюмах.

Грязнов и Голованов, выехав из пансионата, повер­нули в сторону от города и через пару километров ос­тановились на обочине.

Через несколько минут подлетели иномарка, за рулем которой сидел Шура Дьяконов, и «жигули». Венька Зуб сидел в собственной машине, иномарке, а два его телох­ранителя, с «браслетами» на запястьях, — в «семерке».

Давай их в лесок, на поляночку! — приказал Гряз­нов.

На шашлыки! — не выдержал, чтобы не съяз­вить, Голованов.

Парней отвели в сторонку и даже разрешили заку­рить, а Веньку тут же огорошили вопросом:

Сразу колоться будешь или постепенно?

Смотря в чем! — ухмыльнулся Венька.'— Мо­жет, ты мокруху лепить будешь, Грязнов!

Я вроде с тобой дела не имел, — удивился Сла­ва. — Откуда знаешь?

Сорока на хвосте принесла!

Мокруху я тебе лепить не буду, а вот «гера», обнаруженная в твоих карманах, дает мне право поса­дить годика на два, на три...

Какая «гера»?

Демидыч! Был у него в карманах наркотик?

А то нет! — откликнулся парень. — И у этих тоже, — кивнул он на парней.

Дата добавления: 2015-12-01