Называющаяся так совокупность праздников, играющих центральную роль в старинном календаре пурепеча, детальнее всего освещена в «Описании Мичоакана». Это уникальное явление в культуре Центральной Америки, поскольку здесь сочетается ритуальное торжество, прославление справедливого решения и военный триумф.
Эката конскаро для нас очень важен еще тем, что именно он составляет фабульную основу «Описания Мичоакана»: большая часть текста, скомпилированного испанским клириком, представляет собой речь, которую жрец-петамути произносит перед собравшимся народом, описывая, как доносит до нас манускрипт, «историю их предков, то, как они пришли в эту провинцию, и войны, что они вели, служа своим богам».
Фактически кодекс в точности следует и логике развития этой речи — точнее, шаманского действа — главного жреца, от слов «вы, потомки нашего бога Курикавери», до «Генеалогии властителей Пацкуаро, Койакана и Мичоакана» — всего сто пятьдесят четыре страницы или приблизительно двенадцать часов чтения вслух. «Все это длилось до самой ночи, и никто из собравшихся на том дворе не ел и не пил».
«Эката конскаро» означает «изготавливать стрелы». Такое название прекрасно описывает содержание празднества: подготовку к войне. Но одновременно это еще и повод прославить правосудие. В течение целого года происходил отбор пленников для жертвоприношения. Их зовут «хацката», виновные, те, кого отдают на заклание. До этого в течение двадцати дней, предшествующих торжественному событию (то есть целый месяц по тамошнему календарю), суд, возглавляемый жрецом-петамути и самим казонци, выслушивал жалобщиков, собирал свидетельства совершенных деяний, исследовал доказательства. Тех, чья вина не вызывала никаких сомнений, приговаривали к смерти.
«Хацката» подразделялись на три разряда по тяжести совершенных преступлений:
— святотатцы, например, виновные в непосещении храма или перебоях в снабжении дровами «священных костров», произносившие кощунственные слова в адрес казонци, земного воплощения бога Курикавери, а также соблазнявшие женщин или воровавшие запасы маиса, заготовленные для ведения военных действий;
— виновные в преступлении против морали: бродяжничестве, плохом исполнении ремесла лекаря, повлекшем смерть больного, колдовстве, гомосексуализме;
— военные преступники: шпионы, дезертиры, те, кто уклоняется от воинских обязанностей.
Прочие правонарушители отвечали за свои преступления перед судами своих городов и не привлекались к участию в празднестве.
Гравюра номер XX к факсимильному изданию Хосе Туделы демонстрирует свирепость наказаний. Виновных в адюльтере увечат (рваные губы, вырванные глаза, кастрация мужчин). Тела пытаемых оставляются потом без погребения, на растерзание лисам и койотам.
Когда все приговоры приведены в исполнение, начинается прославление правосудия.
Именно тогда жрец-петамути произносит в присутствии казонци, дворцовой знати и народных представителей речь, вспоминая великую эпопею пурепеча.
Торжественность церемонии видна на другой иллюстрации (на вкладке III): верховный жрец облачается в черную рубаху, украшенную драгоценными камнями, на спине у него сосуд из тыквы, инкрустированный бирюзой, «в котором, — как сказано в «Описании», — он носит весь народ целиком». В правой руке у него длинное копье, знак его жреческого сана, на голове — повязка из хлопковых нитей, а волосы заплетены в длинную косу, украшенную перьями.
Стоит он в окружении именитых лиц: воинского начальника ангатакури («идущего впереди»), знати-кенгариеча в гирляндах и губных подвесках из жадеита; все они «выкрашены сажей», курят трубки.
Перед ними сидят на корточках «виновные», связанные веревкой, некоторые — уже без губных украшений и с выбритыми надо лбом волосами, как у простолюдинов. Иллюстрации демонстрируют атмосферу страха, смешанного с религиозной покорностью. Можно было бы принять это за какую-то искупительную церемонию, быть может, завершаемую публичным покаянием, как у ацтеков. Узники показывают, что скорбят о содеянном, у них лица в слезах.
По окончании речи петамути начинается казнь осужденных. Их сначала купают, а потом приготавливают к закланию: «каждому выдается красный плащ, чтобы покрыться, а еще красная рубаха, а кроме того — два медных браслета и еще медные ожерелья на шею, и гирлянды крепко пахнущих цветов и листьев на голову, затем им приносили поесть и выпить, поили допьяна, а около них били в барабаны жрецы морского бога, называемые «тупиеча»; когда же бойцы со шлемами и палицами переставали разыгрывать сражение, происходило заклание, с мертвых сдирали кожу, надевали ее на себя, и танцевали, словно бы с убитыми.
Но участь осужденных этим не исчерпывалась: впоследствии их скелеты, полностью очищенные от мяса, подвешивались в домах главных жрецов, и на каждый праздник скелетов («унисперанскаро») их извлекали оттуда, и те, кто привел их казнь в исполнение, «рыдали» за них.
Так протекали самые странные и истовые празднества на всем Американском континенте в эпоху, предшествовавшую конкисте. Последний праздник правосудия справлялся, вероятно, незадолго до прибытия испанцев, около 1520 года, в правление казонци Суангуа, так как расстройство привычного уклада, сопутствовавшее кратковременному пребыванию на троне Тангашоана II, явно помешало бы проведению столь торжественного мероприятия. Однако до некоторой степени гибель последнего владыки Мичоакана, подвергнутого пытке и сожженного на костре завоевателем Нуньо де Гусманом на берегу Рио-Лерма, представляет собой грубую и чудовищную пародию на великие празднества правосудия, имевшие место в империи древних пурепеча.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав