Случилось это в те времена, когда деревья были большими. Хотя какие накуй большие, в той тундровой местности Икутии, на побережье моря Лаптевых, росли тока карликовые березки. Папаня мой диггером на шахте ползал, а маманька в конторе маркшейдером работала.(Вот плять ужасное слово –маркшейдер) Ну а я -одиннадцатилетний распиздяй в школе учился, да библиотеку в клубе приканчивал на предмет почитать. А хули еще делать? Компов не было, видиков еще тожа не было, а по диапроектору тока две программы. Ужоснах. Если б не мои опыты по взрывному делу с использованием магния и серебрянки – пипец моей падоначей натуре б настал.
Так вот, весной случилось поехать в соседний поселок, где жили оленеводы-икуты. Хотя какая весна – мороз минус двадцать. А икуты, они бля хитрые. К отважным покорителям Сибири относились неприязненно, за спиной называли сплевывая –нуча, да и мало ли как еще накуй посылали на своем басурманском языке. Правда на праздник – День оленевода все братались, пили водовку, да и случки бывали. Метиски получались – окуеть. Ну а нам, малолетним ебланам, на оленях прокатиться, да в морду какому икутенку сунуть – и то радость.
Высыпали мы из автобуса марки ПАЗ, а некоторые мужычины и просто выпали, хули воткой шахтеров на северах раньше снабжали стабильно. И направились мимо сельсовета ентого оленеводческого улуса в строну чумов всяких, которые дымились пердея, искуская искристые снопья (Саня Лаэртский – прувет!). Тама, промеж костерков тусовались олени, икуты в своих расписных шкурках и собаки.
Последовали различные мироприятия, а именно: национальная икутская борьба (два иблана изображают ковбойцев с Горбатой горы), метание лассо на роговые отростки оленев, и канешна чемпионат по распиванию огненной воды. Ну, хули –нтересно, чего там, тока потом я заскучал. Философски поковыряв в носу на предмет полезных ископаемых, ноги мои направились к оленям. По пути пнул еще маленького икутского пацана, который показывал на меня пальцем с грязью под корюзлым ногтем, да нучей обзывал. Получи пендель сцука от белого господина гыгыг.
Олени надо сказать у икутов знатные. Особливо учаги – ну енто те, на которых верхом подобно буденовцу по тундре лианистой рассекаешь. (Пля, Лаэрстский, заипал своей речистостью). Подошел к одному такому оленю, по боку шерстяному погладил. А тот знай себе стоит, орехи из-под хвоста сыплет на снег, да глазом своим большим на меня косится. Но цапнуть боится сцуко – видно, што второй рог ему терять неохота никуя. Первый видать хозяин снес, за нрав ретивый. Пофтыкал я на зверюшку, и дюже мине захотелось на нем прокатнуться. В башке еще пестня Сенчиной крутится –Умчи миня алень… Посмотрел я на хозяина корабля тундры вопросительно. Ну, то што, уже под парами от огненной воды, да и вид худого очкастого мальчонки видимо его умилил. Кивнул он башней своей луноликой, да и подсадил на скакуна. Всучил мине в руки поводья, да рукой в варежке меховой махнул. А вы как думали – на учаге все как на лошади, и седло и уздечка. Олешек мой медленно пошел по снегу, а потом потрусил в сторону леска (природа в ентой месности была чуток разнообразней), где росли фсякие пихты, ухты, да лиственницы. Да бобик еще увязался за нами местный, видимо скотинку сторожил. Мало чего у нас нучей на уме. А я себе кайфую, жалко ребзя наша не видеть, с зависти б подохли. Я прям как Гойко Митич на мустанге пля! И тут я от переизбытка чуйств громко перданул. Олень видимо принял ентот сигнал, как команду к переходу на рысь. Хуй его знает, как они с хозяином изъяснялись. Оно конечно, учаг не кобыла скаковая, но все равно скорость приличная развилась, а по снегу и кочкам тундровым олешки пруть шо Ферарря по автобану. Да и лесок начал приближаться с недурственной быстротой. Хули говорить, очередного ускорения аллюра моя бренная тушка вылетела из учагова седла и по бэтмански захуярилась башкой в сугроб.
Спасла миня шапка собачья – невъебенной лохматости и величины.
Пришел я в себя, систему свою протестировал на предмет сбоев. Не, вроде все нормально.
Сижу на жопе, тишиной наслаждаюсь. Вона и белка по дереву побежала, ляпота, а белки кстать в Икутии почему-то черные были. Тута, захрустел снег под чьими- то ногами. Оглядываюсь, в мою сторону икут с икутенком прет. Икут старый как говно мамонтенка Димы, который в Икутске в музее чучелом работает, а икутенок кривоногий такой, да медузки из носу пускаеть. Подошли значит ко мне, смотрят щелками узких глазырок. А старый икут сверток, состоящий из шкурки олешка, и какого то внутреннего наполнителя на снег положил и почти без акцента и всяких там однако мне говорит:
-Мальчик, а хочешь пойти с нами?
-Куда?- рубенок я был пытливый.
-Да вот в лесок. Я вот внуку буду духа давать. – И лицо ентого старичка как то странно изменилось, словно по воде рябь пошла, а мож у миня после падения очки еще плохо от снега очищены были.
-А пойдемте! – я решительно встал из сугроба, в котором жопом расположился. Скажете, почему миня енто предложение не насторожило? Дык пра пидафилом тогда еще не слыхали, тем более пра икутских. И по диапроектору я смарел не тока передачи Будильник, Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас! И мультфильмы про Лелика и Болека с разбойником Румцайсом, но и регулярно фтыкал Капицу унд Очевидное-невероятное. А журнал Наука и Жисть зачитывался мной до дыр. А тут такой случай - изучение этнографии и всяких там обрядов. (Кто ботаник? Я? Ща в ебло дам!) Ну и поплелись мы, утопая по промежность в снегу в глубь лесонасаждений.
Вышли значица на полянку небольшую, икут свой сверток давай раскручивать. Достает топорик, тута у миня что – то сжался анус, думаю, будет мине щас ответ Чимберлену, за притеснение икутов бледнолицыми захватчиками, а икутенок знай глазами зыркает.
Но, пошел икут ветки всякие деревянные рубить, типа под костерок. Развел костерок, котелок закопченный повесил, а сам под нос бормочет на тарабарском. Опять мну интерес пронял. Водица талая - снеговая закипела, икут давай туда корешки да всяки травки сыпать. Думаю, жрать чтоль готовить будет? А в башке заскакали темнокожие людоеды. Но нет, помешал он варево ложкой - ополовником с затейливой резьбой на ручке, да унучка своего поит. Осмелел я, грю, дедуль икутский, а мине даш напиться, а то чего то в горлах пересохло. Он глянул на меня из -под лобия, ухмыльнулся, да и опловник мне протягивает.
Гадское варево у него получилось, скажу я вам. Как микстура от кашля, тока еще горче. Ну, проглотил, присел на бревнышко из снега торчащего, наблюдаю, што дальше будет. А икут старый, сам отпил коктеля свойского, да полез в свой сверток безразмерный. Достал оттудова хуйню какую-то и на башкю цепляет. Оппа, на его еблище оказалась маска расписная с бахромою, которая глаза его закрыла. Потом на свет бубен появился с колотушкою.(А вы чего думали? Он оттуда новутбук достанеть?) Бубну погрел над костерком и давай на нем драм-н-басс лабать.А миня прет! Ну, куя себе, какой я Сенкевич оказался.
Такого преформанса наверно не всякий ученый видел. А дед-икут, знай себе, молотит. И чуйствую, накатывает на миня нереально. Веки глазырок тяжелые становятся, рукой-ногой двинуть не могу, а в тушке моей легкость внутри, будто шарик воздушный внутрь засунули. И деревья то вытягиваются, то сжимаются, а небо то зеленоватое, то багровым светится. А икут, все свои речитативы читает, прям как реперы. (Да и не знали их тогда, реперов то.) Глазья скосил, смарю и икутенка тожа плющит. А потом осенило мои мозговые извилины, икут то - шаман полюбому. А тот как завоет нечеловеческим голосом! (Ну нет так –Эгегей бля! А по своему, почти как волчара). И на снег -хуяк плашмя и дергается, как под действием переменного тока высокой частоты. И миня как по башке большой подушкой шмяк! Типа здрасти великий Джа! А потом отпустило, нормально себя почуствовал. А икут подымается, и ко мне. Все, думаю теперь мне точно пипец, ибо узнал я страшную тайну икутского народа, как без водовки трип словить. А он подходит, колокольцами на своей бахромистой маске позванивает и спрашивает:
-Кого видишь? – и пальцем свои тычет в сторону высокой лиственницы.
Я повернулся -тудыть ее налево, на верхушке сидить здоровенная полярная сова. Белая как снег, только местами пятнышки черные по оперении. Глаза, бля, кругло-здоровенные, а когтища как у крокодайла. Хули, такая и песца за нехуй делать завалит.
-Сову вижу. – заплетающимся языком отвечаю икуту, а у самого сердце прыгает, толь от радости, толь от стрема превеликого.
-Это будет твой Дух – хранитель! –торжественно изрек «колдуноднако» и по плечу меня легонько погладил. Хуя себе думаю, круто! А реально почуйсвовал свою крутизну я, когда икут тожа самое с унучком проделал. Икутенок углядел лемминга (ну помесь такая мыши, хомяка и суслика. Матчать короче учите накуй!).
Утерся я снегом, буркнул –Спасиб, да и поплелся из лесочку. Икут только вслед мне головой покачал. А родаки мне пиздюль выдали реальный, шоб не шлялся на вражеской территории где попало. А мне то по бую, у миня теперь личный Дух –хранитель быль. И вот на протяжении всей жизни, мотаясь по бескрайним просторам Сибири, я систематически встречаю полярных сов. И что характерно, ведь, правда кто-то охраняет меня от цугундеров. То от медведицы с медвежатами отведет (Не дай бог вам повстречать медведицу с потомством –порвет сразу!), то предупредит –типа скоро будут траблы, не расслабляйся. А то и просто полюбуюсь на сову полярную. Красива птица – шопиздец.
Вот так то, мои маленькие натуралисты. А кто скажеть – пиздеж голимый, тот мудаг! И прежде, чем обвинять меня в неправде, прислушайся –не слышно ли за спиной тихого шелеста крыльев?
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав