Прочь из моей головы.

Пролог.

Это утро ничем не отличалось от предыдущих. Я открыл глаза, бессмысленно уставившись на окно. На улице уже который день моросил дождь. Я пролежал минут десять или пятнадцать… Не помню точно. Потом взял себя в руки, сосчитал до десяти и попробовал подняться с кровати. Осмотрелся, пытаясь спросонья разлепить веки. На первый взгляд, в комнате ничего не изменилось, только часы, которые я вечером оставил на тумбочке, уже валялись на полу, а ящик со всяким мусором, который я давно пытался себя уговорить выкинуть, был чуть сдвинут и уже не казался таким пыльным.
А хотя черт с ним. Может, опять родители в вещах копались или попросту спозаранку во мне проснулся параноик. Стоная от так кстати разыгравшейся головной боли, я поднял с пола часы и посмотрел время.
Полпятого утра. Значит, по самым оптимистичным подсчетам, я дремал около двух часов с момента, когда вчера заснул с ноутбуком. Пфе. Неудивительно, что я чувствовал себя так разбито.
В полной тишине направляюсь по ступенькам на первый этаж дома, по пути слушая урчание своего живота и скрип старых досок, которые уже начало разъедать от чересчур влажного воздуха.
На кухне никого не было. Тогда я не посчитал это странным: родители могли спать, или уже разбежаться по работам из – за срочных вызовов. Мама работала медсестрой в скорой помощи, а папа был анестезиологом, что само по себе означало, что сталкиваться им по работе в этом богом забытом месте пришлось бы довольно часто. Иногда даже чаще, чем того требовалось.
Я налил молока в чашку и покидал туда хлопьев, до которых первыми дотянулась рука. Готовить что – то было слишком лень, а учитывая, как редко мама соблюдала намеченные диеты, у нас этой гадости со злаками накопилась уже целая тумбочка. Странно, но я до сих пор помню и вкус молока, и цвет коробки, выпавшей из общей кучи на полке. Даже то, что стол тогда пестрел хлебными крошками, так как кто – то опять позабыл вчера убраться после ужина.
Когда с завтраком было покончено, направился в ванную комнату привести себя в порядок перед занятиями. К ванной у нас вел длинный коридор, проходивший вдоль комнат родителей и сестры, откуда поутру вечно доносился шелест листьев (окна они всегда оставляли открытыми) и пахло цветами, что люди, благодарные за помощь близким, приносили к нам в дом.
Я шел медленно, придерживаясь стен, чтобы не рухнуть в обморок от жуткого недосыпа и старался смотреть в сторону комнат, чтобы не слишком напрягать глаза, отзывавшиеся жуткой болью при первом же взгляде на лампочки, на время переезда попросту вкрученные в патроны. Дверь в спальню родителей была приоткрыта, и я краем глаза заметил блеклый свет от телевизора. Странно. Такой педантичный человек, как отец, никогда бы не оставил его включенным на ночь, да и маме бы не позволил. Впрочем, наверное, они уже проснулись или же очень торопились на срочный вызов. Я не горел желанием ворваться в их комнату в такую рань просто чтобы проверить, знаете ли. Хотя, может, именно так и стоило поступить…
На мгновение показалось, что перед телевизором очень быстро промелькнула какая – то тень. Стало немного жутко, особенно сейчас, когда весь дом пребывал в полумраке.
Следующей шла комната сестры. Она всегда была заперта. Сестра давно уже съехала от нас и жила в съемной квартире за три квартала от дома, и из – за ее вечной ненависти к «лишнему барахлу», почти все вещи оставила здесь. Она никогда особо ни с кем не общалась, будто пряталась от остального мира за этой дверью. Прошло уже два года, как она решила жить отдельно, и на протяжении этого времени сестра никак не давала нам о себе знать. Родителям было горько видеть, как изменилась их вечно яркая и эмоциональная дочь, хоть они и старались не показывать этого. Пару раз за столом я пытался завести эту тему для разговора, но они становились только еще более усталыми и отстраненными. Помню даже как – то раз, когда я поднимался в свою комнату со школы, мельком услышал, как на кухне папа успокаивал маму, в то время, как та дрожащим от слез голосом все шептала, как заклинание: «…даже не оставила адреса».
Адрес? Сейчас, спустя столько лет, я не уверен даже, что помню ее имя.

Но вот я и на месте. Ручка двери была холодной на ощупь. Будто ее не касались уже больше недели. Да и сама дверь была не в лучшем состоянии. Тогда я и этому не придал значения. А потом… А потом я открыл ее. Я помню все, до последней детали. Как это было.
Помню мутное от пара зеркало. Помню зубные щетки и прочий скарб, небрежно разбросанный по полу. Помню, как лампочка шаталась из стороны в сторону, мерцая из – за сбоев местной электросети во время грозы… Помню тонкую бледную руку мамы, свесившуюся из ванной… И капли крови на полу. Темные, чуть спекшиеся.
По ее венам на обоих руках были проведены надрезы от кисти до предплечья. Я не удержал равновесия и рухнул прямо на пол. Затем, хватаясь дрожащими руками за стены, побежал. Прочь, прочь! Добежав до зала, я схватился за горло. Стошнило.

Скорая с полицией приехали довольно быстро. Психологи сидели и успокаивали меня, в то время, как следователь пристально рассматривал тело. Согласно официальной версии, это было самоубийство. Впрочем, все знают, что только идиот верит в официальные версии.
Покрепче укутываясь в покрывало, я посмотрел на часы. Десять ночи.

Прочь из моей головы.

Я откинулся на спинку сиденья и посмотрел на небо. Так странно… ни единой души за сотни километров вокруг, только это огромное мрачное полотно пленяет меня холодным сиянием звёзд, казавшихся сейчас такими непостижимыми и одинокими.

Ощущение было невероятное, почти магия. Машина всё неслась и неслась по дороге, и с каждым метром мне казалось, что ветер всё сильнее укутывает лицо. Не знаю, как, зачем и почему я очутился здесь. Впрочем, это уже было и не так важно. Я просто выжимал газ до упора и наслаждался видами Невадской пустыни.

Всё вокруг проносилось мимо сплошным маревом из песка и камней, иногда разбавляемых вкраплениями кустов и потускневших вывесок, поставленных неизвестно кем ещё в стародавние времена. Сейчас я чувствовал себя по-настоящему свободным. Нет, даже не так: меня пронизывало чувство причастности к чему – то великому и необъятному для сознания. Будто мир решил на короткий миг немного приоткрыть занавес и явить мне часть своих тайн.

Я решил ненадолго прервать воцарившуюся в салоне тишину и после недолгого исследования просторов бардачка, неприветливо разинувшего свою беззубую пасть, извлёк оттуда недавно купленную на аукционе аудиокассету с живой записью «Крепости» Людовико Эйнауди.

«Ice age coming» - прошептал я и усмехнулся тому, как странно сейчас прозвучал мой собственный голос. Поглаживая баранку руля, я, прищурившись, бросил взгляд на дорогу. Когда тебя окружает такой непроглядный мрак, чувствуешь себя особенно беззащитным. Если бы впереди меня оказался горящий грузовик или знак дорожных работ, кто знает, заметил бы я их вовремя. Впрочем, в этой опасности таился и какой-то свой, скрытый шарм… Я поморщился и сделал ещё глоток виски, после чего водрузил его назад на соседнее сиденье.

Честно говоря, пил я мало и очень редко, так что алкоголь мигом ударил в голову. Я поймал себя на том, что мне безумно хочется закричать. Просто встать и начать орать так громко, как только можно. Так, чтобы мой громогласный голос разнёсся эхом даже в самых отдалённых уголках мира. Ну что ж, желание вполне приличное, и я с радостью осуществил его. Настроение продолжало расти, а с ним начала расти и скорость моего железного товарища: я провёл ладонью по рычагу коробки передач и сдвинул его вперёд.

Впрочем, вам ведь интересна вся история с самого начала, не так ли? Эта часть у меня достаточно короткая. С тех пор, как прошли события той ужасной ночи, меня приютил дядя из Калифорнии, взяв на себя опекунство. Жили мы в каком-то пригороде Венеции, уже не помню названия. Помню только, что в город мы ездили очень редко. Вечно там либо сгущался туман, такой плотный, что слезились глаза, либо моросил дождь, пробиравший до самых костей. Каждая такая поездка неизбежно навевала на нас с дядей тягучую, липкую меланхолию, неумолимо остававшуюся с нами до самого вечера.

В школе я был ещё тем тихоней, долго не мог освоиться в классе, а на уроках не отличался особой остротой ума или находчивостью. Можно сказать, я был самым обыкновенным учеником. Настолько обыкновенным, что временами это здорово на меня давило.

А вот уже следующие четыре с половиной года, проведённые в колледже, стали для меня чем-то совершенно новым: я стал общительнее, даже вступил в какой-то клуб. Помню, ни одной вечеринки не пропускал, хотя и умудрялся при этом периодически коротать вечера за книгой и даже хорошо учиться. Эх, какой же простой и беспечной казалась тогда жизнь!..

Но всё кончилось почти так же быстро, как и началось: в один прекрасный момент я чересчур расслабился и с грохотом вылетел, провалившись почти всюду, где это только было возможно. И вот я уже сижу за компьютером в тесном офисе страховой компании, морща нос от своих дураков - сослуживцев, практически всё свободное от работы время прожигающих в местных кабаках.

Год назад моему терпению попросту наступил конец. Я продал свой дом в Фолсоме, уволился с ненавистной работы и забрал со счёта все деньги, оставленные родителями «на образование» (мы с дядей решили отложить их на крайний случай), купил себе эту машину и начал своё долгое путешествие. Именно благодаря этому решению я сейчас мчусь на полной скорости по этой одинокой трассе. Что и сказать, безумная подростковая мечта, на поводу у которой я смиренно поплёлся, восторженно разинув рот. Очередной инфантильный парень в очередной инфантильной истории. Тогда я прекрасно понимал, что деньги когда-нибудь кончатся и всё вернётся на круги своя, но совершенно не хотел думать об этом.

Все случилось внезапно. Скрип, скрежет, треск разбившегося стекла... И искусственный овраг с заброшенным недостроенным зданием, в которое стремительно падала машина.
Чертов растяпа, нужно было следить за дорогой.
Наверное, я еще долго валялся там без сознания, потому что, когда я пришел в себя, на смену сумеркам уже пришел плотный ночной покров. Я закашлялся, пытаясь что – то рассмотреть через клубья пыли и разорванные мешки с бетоном. Попробовал пошевелить рукой, но при первой же попытке нахлынула безумная, отупляющая боль. Уже не сдерживаясь, я дико заорал, тело свело болезненной судорогой. Несмотря на стрессовое состояние, полностью действие алкоголя еще не прошло и веки отказывались подчиняться, то и дело норовя захлопнуться. Другая рука, похоже, еще была цела, и я начал водить ей вслепую из стороны в сторону, стараясь ухватиться за что-нибудь, что помогло бы хоть на дюйм выбраться наружу. Однако, единственным, до чего дотягивалась зажатая в тиски осколками стекла кисть, была огромная бетонная балка, рухнувшая прямо на машину.

Вот и конец. Достойная смерть для обыкновенного труса, неспособного принять правду своей жизни. Глупый, зарвавшийся инфантильный мальчик, решивший, что ему дана сила изменить привычный ход вещей. Наверное, мои бывшие коллеги сейчас празднуют повышение одного из них до должности, от которой так просто отказался один из «лучших» сотрудников компании.
А потом они все вернутся в свои теплые дома, к женам и детям. К тем, кому они нужны. Этот мир, бесконечный механизм из жизней сотен и сотен людей и не заметит замены очередной заржавевшей шестеренки. Глупая, одинокая смерть никому не нужного человека, выброшенного на обочину. Внезапно стало так жалко себя. Слезы сами хлынули из глаз, мир вокруг помутнел и потух. Все кончено.

***

Меня разбудил рев заводящегося двигателя и звук тонкого, красивого голоса, громко покрывавшего все и вся благим матом. Открыв глаза, я бессмысленно уставился в пространство перед собой, пытаясь собрать в кучу все, что помнил. Получалось плохо, каждая мысль отзывалась безумной болью в голове и приступом рвоты, но спустя пару минут я все - таки справился. Машина. Овраг. Стройка. Девушка… Девушка?
«Уже оклемался, бедолага?» - Я обернулся на голос и на мгновение застыл, не в силах проронить и слова. Белоснежное лицо, темные волосы, собранные в хвост и естественно ложившиеся на утонченные женственные плечи, такие же темные миндалевидные глаза, скептически щурившиеся, но смотревшие будто бы в самые сокровенные уголки души…
- Ты как там? Забыл, как разговаривать? – я произвольно отметил про себя, что при всей невероятности ситуации, девушка держалась на удивление спокойно, - мог бы хоть поблагодарить, я столько с твоей тушкой провозилась, пока в машину волокла…
- С-спасибо… - едва слышно прохрипел я. Внезапно перед глазами все вновь потемнело, и я потерял сознание.
«Эй – эй, ты совсем тронулся что ли? Я же просто пошутила» - доносился эхом откуда – то издалека ее порядком взволнованный голос. Потом была тишина.

Когда я снова пришел в себя, была уже глубокая ночь. Машина неслась куда – то вперед, вырывая фарами из кромешной темноты куски дороги, а из радио чуть слышно доносилась мягкая джазовая импровизация, время от времени заглушавшаяся помехами.
Тут до меня и начало, наконец, доходить, что все уже позади, и впервые за этот безумный вечер я позволил себе по-настоящему расслабиться. Точнее, расслабиться ровно настолько, насколько это позволяли сделать переломанные, где только можно кости.

- О, опять очнулся? Слушай… Я, понимаю, ты на грани гибели, все такое… Но, может, все – таки познакомимся, раз нам по пути? – заметив, что я снова подаю признаки жизни, моя спасительница тут же оживилась и начала меня допрашивать.
- Как мило с твоей стороны проявить сочувствие и успокаивать меня разговорами. Это твое «на грани гибели» меня таак ободрило… - наигранно-обиженным голосом иронизировал я, глядя по сторонам, - не напомнишь, случаем, куда мы едем?
- Раз есть силы шутить, значит, жить будешь, - ее лицо расцвело в легкой, заботливой улыбке. Спустя несколько секунд, когда вдалеке показались огни города, она добавила – мы едем домой.

- Ты, кажется, хотела познакомиться…, - я был страшно смущен всей раскованностью нашего разговора, заодно поражаясь тому, насколько улучшилось мое самочувствие с момента прошлого обморока.
- Слушай, знаю, звучит странно, но старайся не шевелить мышцами лица, когда говоришь. Хоть я и сделала все возможное, но в любой момент раны могут снова открыться, - девушка устало улыбнулась, - здесь люди знают меня под именем Виктория.
Мало того, что она вытащила меня с того света, так еще и перевязала? Я попытался наклонить голову, чтобы осмотреть, насколько все плохо, как все тело пронзила невероятная боль, эхом откликнувшаяся в висках.
- Ты меня вообще слушаешь? Эй, парень, даже не думай смотреть, что там – Виктория неожиданно стала очень серьезной – у тебя сильные повреждения, переломаны почти все кости… Любое неосторожное движение, и мое прелестное личико станет последним, что ты увидишь в этой жизни.
- Смерть не так страшна, если есть хорошая кампания, - я хотел было улыбнуться в ответ, но вспомнил ее просьбу и постарался никак не реагировать.
- Кстати… - во взгляде девушки читался явный интерес, - ты так и не назвал своего имени.

Имя… Какой в нем теперь смысл, когда старой жизни пришел конец? Катись оно все куда подальше.
- Зови, как тебе будет удобно, - ответил я, вглядываясь в пейзаж, открывавшийся через лобовое стекло.
- Забавный ты, - Виктория все так же устало улыбалась, поглядывая на меня через руль. Сморщив свой прелестный носик, она иронически ухмыльнулась и выпалила: - Джокер. Я буду звать тебя Джокер.
Джокер… Во многих азартных играх эта карта – одна из самых странных и непредсказуемых в колоде. Что это? Намек? Почему всю дорогу она говорит со мной на «ты», почему мы оба ведем себя так, будто знакомы уже давным-давно? И главное: почему меня не оставляет чувство, что я уже где – то видел это лицо?
Впрочем, не важно. Она спасла мне жизнь – вот что главное. Ладно, Виктория. Будем играть по твоим правилам.
- Отличное имя, если ты вечно хочешь быть на виду. Идеально подходит самопальному дураку вроде меня.
- Расслабься. Там, куда мы едем, встречаются имена и похлеще, - девушка бросила беспокойный взгляд на дорогу, - дальше будет крутой поворот, так что постарайся помалкивать, чтобы лишний раз не испытывать судьбу.

Машину резко тряхнуло, я прикусил губу, чтобы не завопить от боли. Когда мы пересекли сложный участок пути, в салоне воцарилось напряженное молчание. Виктория заговорила первой:
- Давай уже, - в голосе чувствовалась явная нервозность.
- Что? – не понял я неожиданной реплики девушки.
- Вижу, ты хочешь что – то спросить. Лучше сделай это сейчас, потом возможности может и не быть.
- Хорошо… - я не хотел давить на девушку, и постарался говорить максимально мягко, - овраг, в котором я лежал, при всем желании невозможно было заметить с трассы. Как ты нашла меня? И вообще, как я мог выжить после того, как на машину рухнул целый фундамент?

- Овраг? Глаза девушки на мгновение округлились от удивления, но она тут же взяла себя в руки - когда я нашла тебя, ты валялся посередине трассы… - Виктория говорила медленно, с осторожностью подбирая слова, - И… На твоем лице была фарфоровая маска.

По реакции девушки было понятно, что больше она ничего не скажет. Я не рискнул дальше докучать ей своими вопросами: достаточно и того, что я еще жив. Остаток пути мы пересекли в полной тишине.

***
…Я бежал, продираясь сквозь траву и ветки деревьев, время от времени озлобленно шипя, когда одна из них царапала руки чересчур больно. Было жутко и невероятно страшно: весь лес вокруг словно был окутан вуалью, через которую лишь иногда прорывалось приглушенное, зловещее карканье ворон. Где – то далеко эхом отдавался радостный детский смех…
Остановившись и выровняв дыхание, я прислушался к голосам. Наверняка там, откуда доносится смех, есть взрослые. Наверное, они разбили тут лагерь или, может, тоже заплутали среди этих огромных деревьев. Нужно отыскать их и спросить дорогу.

- Мам, а что такое консилум?
- Консилиум, Лио. Правильно говорить «консилиум».

- Маам, вот опять ты придираешься к словам! – в тоненьком голосе мальчика наметилась легкая обида.
- А ты снова вредничаешь и не хочешь запоминать. Консилиум – это когда много умных дядь с тетями сидят и советуются о каком-то важном вопросе, - женщина улыбнулась и потрепала ребенка за голову.
- А долго они решают там свои вопросы? – мальчик попытался высвободиться из-под руки матери – мне с папой сегодня еще воздушного змея запускать.
- Не переживай, как только они там обо всем договорятся, папа обязательно придет и запустит его с тобой – женщина тихо засмеялась, после чего продолжила раскладывать еду на подстилку.

Постойте! Лио… Да это же я там, за деревьями! Так вот чей голос был слышен все это время! Что за чертовщина тут творится и что это вообще за место?
В этот момент я бессознательно наступил на горку сухих листьев и фигуры обернулись на звук.
То, что я увидел, заставило меня отшатнуться: ни у женщины, ни у ребенка не было лиц.
Споткнувшись о ветку, я рухнул на землю, и в ужасе попятился назад, не веря своим глазам. Когда моя спина наткнулась на что – то твердое, на лбу уже блестели капельки холодного пота. Дрожащими руками я попытался прикоснуться к тому, во что уперлась моя спина.
К счастью, это оказалось лишь корой дуба.

Я судорожно поднялся опираясь на ствол дерева и, не помня себя, ринулся со всех ног куда глаза глядят. Правда, похоже, чем дальше я убегал, тем больше все начинало плыть перед глазами, и тем темнее и мрачнее становилась лесная чаща передо мной. Наконец, я оказался на какой - то полянке, окруженной корявыми сухими деревьями. Если не вглядываться, они чем – то напоминали обезумевшие измученные лица… Мои лица. Сказать, что в этот момент меня окутал первобытный, животный страх, граничащий с помешательством, – ничего не сказать.

Стоило на мгновение переключить на них свой взгляд, как на поляне прямо позади меня появилось большое кресло. В ожидании чего – то плохого, я попятился от пугающих картин назад, к нему.
Однако, что – то в этом кресле меня остановило. Уж слишком оно контрастировало со всеми пугающими пейзажами, которых я успел насмотреться, пока бежал сюда. Оно казалось таким домашним и безобидным. Меня захватило липкое ощущение мнимой безопасности. Что если я присяду на него, этот кошмар закончится, понимаете?

Что – то неумолимо влекло меня к нему. И я пошел. Как лягушка, которую удав подчинил своей воле. Сопротивляющаяся всем своим естеством, кричащая, что есть сил, но не способная остановиться.

Когда я оказался уже совсем близко, внезапно всё потемнело. Деревья исчезли, и теперь я был в темном подвале какого – то склада. Было темно, сыро, а во рту появился привкус чего – то теплого и металлического. Передо мной было все то же кресло, теперь уже застеленное пеленками для хранения мяса при длительных перевозках.

В помещении не было окон, а если судить по нахлынувшему вдруг ощущению, будто стены сдавливают тебя со всех сторон, это было где – то под землей. Может, подвал? Единственным источником света служила лампочка, небрежно примотанная к проводу потрепанной липкой лентой.

Как только я оценил обстановку, лампочка начала раскачиваться из стороны в сторону, попеременно выхватывая из темноты то покрытую кафелем стену со странными разводами на ней, то туши животных, подвешенные на крюках, похоже, везде, кроме той стены.

Не спорю, мне доводилось в детстве видеть по телевизору работу мясников, и я даже в какой – то степени был готов к представившейся глазам картине, но тут я заметил, что время от времени круг света охватывал еще что – то, скрывавшееся между двумя особо крупными тушами.
Я поймал лампочку и направил ее свет в ту область, чтобы получше рассмотреть этот предмет.
Зря я это сделал.

Внезапно, эти две туши слетели с крюков и рухнули на пол, и я разглядел, что на крюке висело истлевшее тело. Пол определить было уже невозможно, но по длинным седым волосам можно было предположить, что это женщина.
Голова трупа наклонилась в сторону.
- Что это? – я вздрогнул, - что происходит?! Ты еще живая… Ты… Ты… Как ты можешь быть живой?!
Я встал за креслом, наверное, подсознательно желая закрыться от происходящего. Только я это сделал, как труп соскочил с крюка, хрустнул позвонками и направился в мою сторону.

- Пытаешься спрятаться, ублюдок? После всего, что ты со мной сделал?! Смотри, Лио, смотри на меня, - низкий старческий голос вопил, окружая со всех сторон. Труп двигался неестественно, рывками, будто был какой - то марионеткой, управляемой сверху. Я начал пятиться, но женщина схватила меня и с нечеловеческой силой впечатала в стену, - смотри, как могильные черви жрут мое тело. Смотри!
Я попытался отвести взгляд, но то, что осталось от руки, схватило меня за шею и начало душить, прижав практически вплотную к своему черепу, - ну как, доволен своей работой, мерзкий мальчишка?

Голос многократно усилился и начал повторяться со всех сторон.
- Смотри!
- Смотри!
- Смотри…

Пересилив себя, я открыл глаза. Свет бил прямо в лицо, да еще и все вокруг казалось таким размытым. Взяв себя в руки, я выровнял дыхание. Всего лишь сон. Очередной из многих.

Сколько я уже лежу здесь? Час, два? Или, может, целую вечность? Глаза уже привыкли к свету и похоже, что все это время я лежал на нескольких заштопанных старых матрасах, на которые догадались постелить марлю. Впрочем, я еще жив, и, хоть и не могу двигаться, но хотя бы моргаю, чувствую шею и могу кривить рожи без возможных последствий в виде летального исхода. Уже что – то.
Тени на полу начали удлиняться. Похоже, солнце клонится к закату. Кем бы ни были те, кто выходил меня, сейчас самое время им показаться.

И точно: спустя пару часов входная дверь заскрипела и в темной комнатушке появилась фигура человека. Мужчина лет сорока, худощавый, среднего роста, темные глаза и каштановые волосы. В целом, обыкновенное и ничем не примечательное лицо… Если не считать огромного шрама, пересекавшего глаз, и зрачки, которые, стоило им попасть под свет, сужались до кошачьих. Ах да, еще у него была огненно рыжая козлиная бородка. Что интересно, похоже цвет ее был натуральным.
Какое – то время он просто сидел напротив, задумчиво глядя в мою сторону. Потом, когда заметил, что я уже открыл глаза, решил завязать беседу.
- Знаешь, я совсем не ожидал, что Вики заявится ко мне в три часа ночи и без лишних объяснений попросту скинет практически мертвого человека без всяких опознавательных знаков и шансов на радужное будущее в окружении денег и женщин. Так что… - странный тип развел руками и натянуто улыбнулся, - прости за неподобающий прием.
- Что? – кажется, он говорит на каком-то совсем непонятном мне языке.
- А, точно, дай угадаю: ты не понял мою иронию и думаешь, что так и надо? – незнакомец подошел, сел в позу лотоса и заговорил вновь, очень тихо и отчетливо, - здесь ничего не делается просто так, парень. И я очень надеюсь, что ты умеешь платить по счетам. Впрочем, - и вновь его настроение сменилось, а тон резко подобрел, - у меня есть пара идей на этот счет. Поделюсь, когда ребята с нижних кварталов доставят твои имплантанты и все сырье для выращивания искусственных костей. Дружище, не знаю, что там у тебя случилось, но тебе здорово досталось. Боюсь, придется заново собирать тебя по частям. Ах, да, кстати: местные меня зовут Дирс или же Шакал. Я рекомендую тебе пользоваться первым именем и даже не спрашивать, откуда второе. Я тут занимаюсь всякими интересными вещами и… Ну… Ладно. Остановимся на интересных вещах.
- Меня зовут…
- Вики сказала, как тебя зовут, не распинайся – Дирс бросил взгляд куда-то за окно и ухмыльнулся, - надо же, впервые в этом городе, но уже догадался не называть имени. Ты умнее чем кажешься, Дохляк.
- Разве по приезду сюда я не был Джокером, - бросаю испытующий взгляд и улыбаюсь, - Шакал?
- Прежде чем оставить тебя тут наедине с питательной смесью и трубками, ведущими от твоей головы к искусственным органам, рассованным по баночкам, - лысый опять начал ухмыляться и пялиться на меня с каким-то ядовитым прищуром, - дам полезный совет: в Архейдже людям плевать, как тебя зовут и какого цвета твои чудные глазки. Тут за людей говорят поступки. Если хочешь получить себе имя, заслужи его.
- Стало быть, теперь я Дохляк?
- Зато, в отличие от версии Вики, моя звучит куда как более честно, - Дирс улыбнулся и подошел к выходу, - доброго сна, ходок. Я увеличу концентрацию снотворного, чтобы больше не было кошмаров. От них твой пульс подскакивает до опасной отметки и рыться в кишках становится ужасно неудобно.
- Всего доброго, Шакал.

Скривив жуткую морду, мой щедрый на болтовню собеседник, захлопнул за собой дверь и, судя по звуку, еще и закрыл ее на засов.

Дата добавления: 2015-12-01