Разговоры. ПОВ Вадима

Мои руки изо всех сил ударили по стене, а потом ещё и ещё. Пришел я в себя только тогда, когда руки стало нещадно жечь, и с тихим «больно» я свалился на пол. Я не рыдал, хоть и очень хотелось, но вот горло уже драло от криков, что я повторял.

Ненавижу! Как же я всех ненавижу! А больше всего я ненавижу себя за слабость. Почему я приношу всем столько боли? Почему не могу мучиться в одиночестве, как это делал Вик?.. Может, Вик покончил с собой, потому что считал, что так больше не будет боли? Может, если и я…

НЕТ! Я никогда не сделаю так больно маме и Глебу… Хотя какая Глебу будет разница? Я бросил его. Бросил! И теперь ему ничего не составит найти другого, а я ему…

Блядь, да я сам уже себе напоминаю персонажа какого-то затрёпанного женского романа, который только и ноет. Я сам его бросил. Я! Это было моё решение, и теперь, сделав его, я не имею право ныть.

Улыбнувшись, я поднялся с пола возле двери и, шатаясь, поплёлся в ванную. Там из зазеркалья на меня посмотрел парень с горящим взглядом и безумной улыбкой. Я не сразу понял, что это я – уж слишком живой, уж слишком сумасшедший.

Рука сама метнулась к зеркалу, прошлась по улыбке, а потом к сердцу, там, где горел самый настоящий огонь. Да, больно, да, хочется сдохнуть, но почему же нельзя просто забыть обо всём? Почему нельзя улыбаться, как я делал это раньше?

«Притворство» - вот чем я спасался все эти десять лет, так почему же я забыл об этом сейчас? Улыбнись, Вадим, и живи! Живи, как ты жил раньше, ведь так правильно, так должно быть!

- Живи, - прошептало моё отражение. Мне ничего не оставалось, как кивнуть и, развернувшись, направиться в школу.

Любовь любовью, расставание расставанием, но школа превыше всего, ведь я должен окончить школу, пойти в институт и обеспечить свою жизнь. Пустую, как и я сам. Неживую. Но зато правильную.

В класс я вошел с пятиминутным опозданием, обрывая бурную речь математика, чей смысл не менялся вот уже несколько лет – «как вы все выросли за лето!». Улыбнувшись ему, я извинился за опоздание и прошел к последней парте, про себя подмечая, что Глеба нет на занятиях. Ну и отлично, мне же лучше, не буду чувствовать себя виноватым… Его лицо было такое холодное, когда он кричал на меня, а потом виноватое, словно он в чём-то виноват. А кто виноват? Я, только я. Конечно, ведь я слабак… Так, прекрати, просто улыбнись!

- Вадим, - прошептали мне на ухо сладким голосом, от которого пошли мурашки по коже. Я повернул голову чуть вправо и увидел подсевшего ко мне Родиона. Тот улыбался мне и уже тянул свои кривые ручки к моей ноге. Ладонь легка на бедро и начала тихо поглаживать. – Где же твой защитник, который клялся днем и ночью защищать тебя?

Я пожал плечами и уделил всё внимание доске, где ровным подчерком было написано число. Второе сентября – оно и станет днём моей смерти. Ведь сегодня я умер, точнее, умер тот, кто родился из-за любви Глеба и вернулся тот, что жил после смерти Вика. Интересно, я тогда, в день смерти брата, тоже умер?

- И что же это за ответ такой? – слова парня обжигали ухо, но я продолжал его игнорировать, лишь когда его пальцы чуть сжали мой член, я всё-таки повернул голову в его сторону.

- Руки! – прошипел я, не думая о том, чем это может обернуться. Мне было всё равно. – Руки убрал!

- Иначе?.. – на лице Родиона появилась довольная улыбка, как будто он и ждал, что я это скажу ему, тем самым обратив на него внимание, которого он добивался. Его губы начали чуть дергаться, будто он хотел громко засмеяться, но, понимая, что так его могут выгнать, сдерживал себя. – Ты не хочешь, чтобы я делал это? – его пальцы сильнее сжали мои джинсы, и я, потеряв над собой контроль, изо всех сил ударил кулаком ему в челюсть. Моя рука хрустнула, я почувствовал боль (да и прежняя дала о себе знать), но зато парень с тихим стоном повалился на пол. Сразу же подбежал учитель и начал расспрашивать о том, что произошло.

- Просто он достал меня, вот и всё, - я же обворожительно улыбнулся, из-за чего даже учитель побледнел. И, встав на носочки, внимательно посмотрел в глаза Родиона, который держался за челюсть и болезненно постанывал. – Бесишь! – всё, что я сказал ему и пошел из класса. Кто-то что-то кричал вслед, но я даже не думал о том, чтобы остановиться. Я шел. Шел, не останавливаясь, лишь когда устал, сел на скамейку, так удачно попавшуюся на глаза, и осмотрелся.

Местность оказалась совершенно незнакомой, а что самое ужасное, я даже не понял, как сюда попал. Я просто шел, даже не смотрел куда, не думая ни о чём. Хотя нет, я думал о том, что хочу исчезнуть. Да, это был бы лучший вариант. Вик был бы жив, маме не пришлось бы страдать, глядя на то, как я посещаю психолога, Глеб бы не знал меня, не мучился, а Рома… он бы не ненавидел меня и был бы чуточку чище, ведь ненависть портит людей.

Я уверен, у Ромы есть свои причины для того, чтобы мы с Глебом не любили друг друга, учесть хоть его фобию, но… Господи, почему я существую? Почему я всё порчу? Почему должен дарить людям боль?.. Вот, сегодня ударил Родиона. Нет, конечно, он сам нарвался, но не будь меня, он бы не испытывал по отношению ко мне пошлых мыслей, не приставал бы, не… Столько «не», что уже голова кружится!

Хочу исчезнуть!

Я запрокинул голову к небу и, прикрыв глаза рукой, посмотрел на солнце. Оно-то не знает забот, не знает и боли, просто светит и радует людей, даже не понимая, что, существуя, дарит жизнь. А зачем же нужен я? Незачем, ведь я не стану ни президентом, ни космонавтом, ни пожарным. Я – ничто.

- О чём думаешь? – раздалось возле уха. Я, тяжело вздохнув, посмотрел на собеседника. Перед глазами мелькали белые пятна от долгого смотрения на солнце, но когда зрение вернулось в нормально состояние, я увидел мужчину.

Каштановые волосы с седыми прядями, глаза - серо-голубые, сквозящие печалью, какая бывает у стариков, и добрая улыбка. Вот что бросалось в глаза, хоть и было у большинства жителей Москвы. Одет мужчина был в черный костюм, как будто собирался на праздник, из-за чего вопрос сам собой сорвался с моих губ.

- Не совсем, - по-доброму ответил он. – Просто сегодня особенный день. А у тебя? Почему ты не в школе?

Не знаю почему, но я улыбнулся. Без притворства и злобы, без любви или ненависти. Я просто улыбнулся, потому что хотел ответить на ту добрую улыбку, что одарил меня мужчина, которому на вид было лет пятьдесят. Жаль, что вышла пустышка. Жаль, что я не смог так же по-доброму улыбнуться.

- Расстался с дорогим человеком, - в горле противно запершило, и чтобы как-то отвлечься, я опять посмотрел на солнце.

- Да, жизнь – тяжелая штука. Кажется, что всё хорошо, кажется, будто не может быть лучше, но в один момент всё летит к чертям, - иронично пробормотал под нос мужчина. - А ведь утро так хорошо начиналось.

Я слышал грусть в голосе мужчины, и на секунду даже подумал, что он понимает меня, но тут же отсеял эту идею. У меня свои проблемы, которые не доступны другим, у них, людей, свои, непонятные мне, так что искать поддержку в лице незнакомца – глупо. Очень глупо и по-детски наивно.

- Прости, можно поинтересоваться, почему ты расстался с тем человеком?

- Это сложно, - и вновь улыбка, но в этот раз такая, какой награждают несносного ребёнка, но мужчина ждал, пока я продолжу. А я так устал, что не выдержал и начал говорить, говорить так, как не говорил ни с кем. – Десять лет назад мой брат покончил жизнь самоубийством, и я был тем, кто нашел его. Вообще, в тот день я должен был остаться у друга, и, наверное, мой брат надеялся, что его найдёт мама. Но это был я. И в тот день я буквально сошел с ума – в моём запястье будто поселилось пламя. Каждый раз, стоит мне вспомнить ту кровавую сцену, как запястье вспыхивает. И кажется, что успокоить это «пламя» можно только высвободив кипящую кровь. Звучит как бред сумасшедшего, но это так. Иногда я даже хочу вонзиться в руку и высвободить всю ту боль, что засела в нем. Я ХОЧУ… Я… - моей руки коснулось что-то тёплое, а улыбка, такая добрая и, казалось, понимающая, просила продолжать. - Вот так я жил на протяжении одиннадцати лет, улыбаясь людям притворной улыбкой, мёртвой, как и я сам. Но появился он, тот, кто спас меня, вытащил из моей собственной могилы, в которую я себя затащил. Научил любить, научил чувствовать. И я был рад, до вчерашнего дня, но вдруг понял, что отравляю ему жизнь… своим существованием. Из-за меня его могут исключить из школы, общество сделать изгоем, а брат… Его брат против нас, он ненавидит меня, боюсь представить, что скажут его родители… а мои? – слёза всё же скатилась по щеке, но я не обратил на это внимание, потому что всецело был поглощен рассказом. – Мне предложили избавиться от боли в запястье, и я принял его. И теперь этот человек ненавидит меня, ведь я причинил ему столько боли…

Мужчина всё улыбался, а я не замолкал, просто не мог остановиться. И даже когда говорить было больше нечего, я продолжал. Кажется, просил объяснить, почему всё так сложно, почему тяжело. А он молчал, просто выслушивал, а когда я всё-таки умолк, взял мою левую руку в свою.

- Знаешь, - начал он, и его голос успокаивал, так как навевал что-то знакомое. Он как отец, которого никогда у меня не было. – Всё на самом деле просто – люди рождаются, живут, умирают. «Зачем мы есть?» - вопрос, придуманный людьми, чтобы усложнить свою жизнь.

- А зачем? – как ребенок спросил я, внимательно глядя в серо-голубые глаза.

- А кто его знает?! Для каждого своё: кто-то видит смысл в деньгах, к которым за всю жизнь даже не прикоснулся, кто-то - в еде, кто-то - в удовольствии, кто-то - в детях и близких…

- Мне нравится парень, - спокойно сообщил я, ожидая отвращения со стороны мужчины, ведь так было правильно, но тот лишь сильнее стиснул мою ладонь.

- Это неважно, главное, чтобы человек был хорошим.

- Но это грех! – возразил я, чувствуя, что начинаю паниковать. Просто я не ожидал такой реакции, я не думал, что кто-то может вот так спокойно воспринимать нетрадиционные отношения. Но тот продолжал улыбаться.

- Ублажаться с кем попало тоже грех, но большинство людей это волнует мало. И знаешь, - мужчина доверительно нагнулся чуть ближе, - грехом так же является лень, обжорство и депрессия. Все люди грешники, так что обвинять себя из-за того, что ты полюбил кого-то своего пола не так уж ужасно. Возможно, Бог даже простит тебя, если ты будешь ставить эту любовь превыше всего. Да и если ты сделаешь этого человека счастливым, то уж точно не сможешь попасть в ад.

Я просто не понимал. Хлопал глазами и не мог понять того, что говорил этот мужчина… А потом услышал, громко и ясно:

- «Любить до последней минуты» - вот, что важно. И я уверен, что твой брат хотел бы, чтобы ты, вместо того, чтобы винить себя, жил каждой секундой, любил каждой частичкой себя и просто иногда ходил на его могилу, вспоминая всё хорошее, что было в вашей жизни, пока он жил. Как думаешь, он любил тебя? - я, прикусив губу, чтобы сдержать всхлип, тихо кивнул. – Вот и хорошо, тогда остуди свою кровь, выпустив боль. Впусти любовь.

Мужчину поднял мою руку, и, размотав бинты, погладил большим пальцем ровную кожу на запястье. Там, где ничего не было. Не было того страшного шрама, что я видел на Вике в тот день, не было той боли, что я на воображал себе. Ничего не было, только в голове всё встало на место.

- Спасибо, - пробормотал я и, взяв из рук мужчины ненужные бинты, поднялся с лавочки. Не раздумывая, я бросил их в урну. – Спасибо, - повторил я, но в этот раз более участно.

- Не за что, – мужчина игриво прищурился. – Рад, что помог тебе. А теперь иди к нему и скажи, что он тот самый, ради кого ты живёшь. Хотя если ты ещё сомневаешься…

- Нет, - ответил я прежде, чем понял, что сказал это. А потом покраснел, так как вспомнил, сколько боли я принёс Глебы из-за всей той ерунды, что сам себе напридумывал. А ведь всё так просто. Из школы выгонят, так мы вместе перейдём в другую. Начнет осуждать общество? Пошлём всё на хуй! А если захотим детей?.. Да сейчас медицина и не такое может! Главное, чтобы быть вместе. – Знаете, Вы вылечили меня от травмы, которую не могли вылечить три психолога, а ведь я Вас даже не знаю.

- Максим, - мужчина протянул руку, и я, не задумываясь, пожал её, хоть меня и смутило то, что он назвал только имя.

- Вадим.

- Приятно познакомиться, - Максим разорвал рукопожатие и медленно поднялся с лавочки. – Пора домой, сегодня всё-таки праздник, - поймав мой вопросительный взгляд, мужчина пояснил. – Сегодня уже два года как не стало моей супруги. И знаешь, сейчас, разговаривая с тобой, я понял, что ни в чём перед ней не виноват и её ни в чём не виню – главное, что мы прожили хорошую, хоть и недолгую, совместную жизнь. Жаль, конечно, что не умерли вместе, в один день, как в сказке, но на это воля Божья, - и мужчина вновь по-доброму улыбнулся. - Я винил себя, что нашел другую, и я чувствовал, будто радуясь рядом с этой другой, предаю её. Думаю, и я должен сказать тебе спасибо. Спасибо тебе. Теперь я спокоен.

И я улыбнулся. Искренне и радостно, как делал это только перед Глебом и, распрощавшись, направился домой. Только запоздало вспоминая, что потерялся. Но ничего, поспрашивал пару человек, прогулялся пару километров и оказался дома. Но я не домой собирался, а к самому дорогому мне человеку.

Из подъезда как раз выходила та самая бабушка, которой я помог ещё неделю назад. Она улыбнулась мне, поприветствовала и направилась к своим подружкам на лавочку во дворе. Я, придержав дверь, подлетел к лифту, но он так медленно ехал, что плюнул на него и пошел пешком по лестнице.

Пусть он и жил на восьмом, но я оказался возле двери Глеба в считанные минуты.

Звонок. Звонок. Звонок.

Дверь отрылась, и я уже собирался отрыть рот, чтобы закричать «я тебя люблю», как Глеб злобно прошипел:

- Не попадайся мне на глаза. Уходи.

И дверь закрылась. Она закрылась перед самым моим носом, словно забивая мне гвоздь в гроб… Но теперь я не слаб, ведь я стал свободным. Наконец избавился от огня в запястье, но пробудил новое пламя в сердце. Как много пафоса, но это так, я чувствовал, как любовь оживляет меня и пусть сейчас Глеб злится, говорит, чтобы я уходил, он откроет дверь и вновь впустит меня в своё сердце. А Рома… ПОШЕЛ НА ХУЙ ЭТОТ РОМА! Глеб – мой!

И я звонил, стучал в дверь, как это делал Глеб, кричал, чтобы открыл. Но он не выходил. Как будто дежавю, вот только теперь я по другую сторону баррикад, но они не остановят, ведь я люблю его. Люблю!

И в голове сами собой всплыли слова песни, что Глеб пел для меня в тот день. И я запел – фальшиво, но искренне, наверное, из-за этого дверь открылась.

Дата добавления: 2015-12-01