Читайте также:
|
Знакомых становилось все меньше. Я попал в общество людей с очень
короткой продолжительностью жизни.
Ван Гог согласился приехать домой к Родену через час. Он говорил
спокойно, и только его последняя фраза прозвучала слегка нервно:
- Это засада, Альбрехт?
- Да, Винсент. Договорились. Без тебя не начинаем.
- Твой? - Роден кивнул на Гогена, который последовал за нами, когда мы
направились к выходу. - С нами поедет?
- Нет.
Я подошел к Гогену.
- Я еду к Родену, а ты перезвони Винни.
Гоген кивнул и сел в мерседес. Я залез в машину Родена, за рулем
которой сидел угрюмый телохранитель, приносивший мне пистолет. Я понял, что
не боюсь смерти - смерти в том ее виде, в каком она вырисовывалась сейчас
передо мной.
- Умеешь стрелять? - Роден продолжил мою мысль, угадав ее.
- Нет.
- Вот и научишься, - он оскалился. - Шучу. Без тебя все сделаем.
Приехали.
Роден открыл дверь, и охранник первым проскользнул в квартиру.
- Это мы, - прокричал он в темноту гостиной. - Не стрелять!
Темнота ответила неясным шорохом, Роден щелкнул выключателем. В кресле
посреди комнаты сидел Марк Шагал с длинноствольным пистолетом в одной руке и
бутылкой текилы в другой. Текилу он пил прямо из горла, причем не морщился,
а только беззвучно покрякивал.
- Привет, Альбрехт, - кивнул он мне, не вставая. - А где Ван Гог?
- Будет через час, - ответил Роден, и Шагал спрятал пистолет под
подушку, лежавшую рядом с ним на кресле.
- Вы знакомы? - спросил Роден у меня.
- Виделись у Миро пару часов назад, - сказал я.
- Может, лучше Миро? - спросил Шагал у Родена.
- Что Миро? - переспросил Роден.
- Убить Миро, а не Ван Гога, - предложил Марк. - Винни - приятный
мужик, интеллигентный.
- Из-за этого интеллигента наши друзья умирают, - отрезал Роден. -
Учись у него, Марик. Ты так не умеешь.
- Да, самоубийство - это круто, - согласился Шагал. - Интересно, как
они это делают?
- Может, Ван Гог нам расскажет, - предположил Роден, жестом предложив
мне занять место на диване. - Кстати, о самоубийствах, - он подошел к
музыкальному центру и вставил кассету. - Этот разговор происходил в прямом
эфире, у нас на радио. Мужской голос - это DJ, который вел эфир. Женский -
радиослушательница, позвонившая в студию.
Он нажал на "PLAY".
DJ: Алло, алло. Мы Вас слушаем.
Женский голос: Это радио?
DJ: Да, Вы дозвонились. Как Вас зовут?
Женский голос: Я не знаю, зачем я Вам звоню. Я должна, наверно, не вам
звонить. Не знаю даже, должна ли я с кем-то разговаривать сейчас... Наверно,
нужно все сделать самой, не нужно жалости.
DJ: О чем Вы?
Женский голос: Я собираюсь покончить с собой. Минут через десять.
DJ: Шутите?
Женский голос: Нет, не шучу. Извините, что позвонила вам. Это так
глупо.
DJ: Не вешайте трубку, пожалуйста! Оставайтесь на связи. Вы
действительно хотите сделать... то, что Вы сказали? Почему?
Женский голос: А какой в этом смысл?
DJ: В чем "в этом"?
Женский голос: Ну, вообще в этом всем? Какой смысл продолжать это?
DJ: Не нужно задавать себе этот вопрос. Нужно просто жить, и все.
Сейчас черная полоса твоей жизни. Подожди несколько дней, и черная полоса
сменится белой.
Женский голос: Ну и что? Мне плевать на полосы, мне просто скучно.
DJ: Скучно?
Женский голос: Скучно существовать.
DJ: Думаешь, станет веселее, если ты умрешь?
Женский голос: Может. Глупый разговор. Я не знаю, как объяснить, почему
я это делаю. Я и не собиралась ничего объяснять. Извините, что позвонила.
DJ: Подождите!
Короткие гудки.
DJ: Да. Такой вот звонок. Надеюсь, она шутила. После рекламы - Мадонна.
Все вы знаете эту песню.
- Она шутила? - спросил Шагал, покачивая бутылкой в такт музыке из
рекламного ролика.
- Не знаю, - ответил Роден. - Я смотрел милицейскую сводку за ту ночь.
В городе произошло восемнадцать самоубийств - нереальная цифра для Киева.
Больше половины самоубийц - молодые девушки. Возможно, одна из них и звонила
на радио.
- Она не смогла объяснить, почему она это делает, - сказал я.
- У самоубийства нет никакого иного объяснения, кроме как воля
самоубийцы, - произнес Роден, выплевывая слова, словно дробинки, попавшие в
рот вместе с дичью. - Если у самоубийства есть внешняя мотивация, то это уже
не самоубийство в полном смысле этого слова. Как и в нашем случае.
Клак!
Это Шагал поставил на журнальный столик небольшой пузырек из темного
стекла.
- Капли для носа? - спросил Роден.
- Для глаз, - ответил Марик. - Новый наркотик. Пару капель в каждый
глаз, и все вокруг меняет цвета и очертания. Лучше - вместе с коксом.
- Не хочу больше нюхать, - сказал я.
- Ну и не нюхай, - сказал Шагал. - Просто закапай глаза. Увидишь, тебе
станет лучше.
- Работе не помешает? - высказал опасения Роден.
- Я отлично стреляю в любом состоянии, - похвастался Шагал. - Не знаю,
как вы.
Я опустил на уголки век по капле маслянистой жидкости из пипетки,
приложенной к пузырьку. Окружающий мир на несколько секунд затуманился, а
потом проступил сквозь неизвестно откуда взявшиеся слезы и, подрагивая,
словно бензиновое пятно на воде, повис передо мной яркой картинкой.
- У тебя есть здесь интернет? - спрашиваю я Родена.
Он кивает в сторону компьютера. Я усаживаюсь за клавиатуру, достаю из
кармана полученную сегодня визитку и отправляю сообщение некому Казимиру
Малевичу, организатору Тренинга.
- Три кофе! - прокричал Роден в сторону кухни.
- Домработница? - спросил я.
- Телохранитель, - ответил Роден. - Кофе делает - супер!
На несколько минут все замолчали, только сопение неслось от столика со
стеклянной столешницей, на котором Шагал рассыпал кокаин. Немного подумав, я
к ним присоединился.
Что это за звук? Он всегда существует или возник только сейчас?
- Возьми трубку, - сказал мне Роден. - Не слышишь, что ли?
Я отыскал свой телефон - он находился в кармане.
- Это звонил Ван Гог, - сказал я Шагалу и Родену через несколько минут.
- Он не придет - срочно уезжает из города. Очень извинялся.
- Вот видишь! - обрадовался Роден. - И убивать никого не пришлось! Сами
решили смотать удочки. Он сильно нервничал?
- Говорил совершенно спокойно, - ответил я.
- Винни, по-моему, вообще никогда не нервничает, - сказал Шагал.
- Я бы тоже хотел куда-нибудь уехать, - сказал Роден. - Прямо сейчас.
Как Ван Гог.
- Куда бы ты хотел уехать? - поинтересовался я.
Я видел перед собой не Родена, а его цветной негатив - там, где раньше
был красный свитер, проступило колышущееся зеленое пятно, темная шевелюра
стала альбиносовой.
- В Монголию, например, - сказал Роден. - В Улан-Батор.
Был вечер. Лифт принес меня вниз, и я вышел в Улан-Батор, которого еще
не видел (всю дорогу из аэропорта в отель я специально не смотрел в окно
машины, а разглядывал стриженый монголоидный затылок водителя такси, чтобы
оставить впечатления от города на вечер) с тем же чувством, которое
испытывает, наверно, астронавт, в первый раз ступая в открытый космос.
Улан-Батор обрушился на меня во всей своей красе и мощи. Это был
Нью-Йорк, помноженный на Лондон, Амстердам и Токио, и в то же время город,
не похожий ни на один из этих городов. Огни реклам горели в моем мозгу,
улицы, заполненные автомобилями неземной конструкции и прохожими с волосами
всех возможных цветов, эти улицы то протягивались прямой стрелой, то
извивались между небоскребами, и иногда было непонятно, что это там,
впереди: горящее неоновыми огнями высотное здание или уходящая вверх
пылающая светом улица. И вдруг город озарился еще большим сиянием, которые
проникало неизвестно откуда, но наверняка не с черного неба, заполненного
искрящимися дирижаблями и серебряными молниями самолетов. Раздался скрип
тормозов, и на перпендикулярной моему движению улице, расчищенной
полицейскими в конусообразных оранжевых колпаках, возникло нечто такое, чего
я не видел никогда раньше и не надеялся увидеть когда-нибудь еще.
Это была белоснежная колесница без коней, которая плыла на
восьмиметровых колесах. На самой вершине пирамиды из фарфора, украшавшей
колесницу, сидел человек в белоснежных одеждах (был ли то человек или сам
Бог?) и бросал в толпу розовые лепестки, которые толпа ловила так, как будто
это были таблетки бессмертия. Из ажурного белого громкоговорителя,
установленного на передней части колесницы, доносилось на всех языках мира:
"Король Монголии совершает вечернюю прогулку!"
Поравнявшись со мной, колесница остановилась. Король Монголии нагнулся
ко мне и сказал, глядя прямо в глаза:
- Не думал, что ты когда-нибудь приедешь. Но я рад тебе.
И процессия двинулась дальше.
Глаза Короля Монголии были белого цвета. Белые, как снег.
- Приехали, - сказал водитель Родена. - Вы ведь здесь живете,
правильно?
Я высунулся в окно, чтобы понять, что собственно он имеет в виду.
- Это не Улан-Батор? - спрашиваю я.
- Это Печерск.
Глаза болят.
- Все правильно, - говорю я, и по мере того, как эти слова покидают
меня, все действительно становится правильным, не измененным, таким, как
раньше. - Я здесь живу.
34. On-line/Off-line
- Ты проспал ровно сутки, - сказала Мухина, когда я открыл глаза. -
Тебе звонили. Здесь все записано.
Она протягивает мне листок с именами. Ренуар, Миро, Малевич.
- Малевич оставил номер телефона? - спрашиваю я.
- Нет. Он обещал перезвонить, - Вера смотрит на часы. - Сейчас.
Я потягиваюсь под одеялом - самочувствие, на удивление, позитивное.
- Ренуар говорил о том, что тебе что-то угрожает, - произнесла Мухина.
- И Гоген говорил о том же. Вернее, он вообще отказался со мной
разговаривать о тебе. Что происходит?
- Чистая правда, - сказал я. - То, что говорит Ренуар. Я в большой
опасности. Меня скоро убьют.
- Ты говоришь это так равнодушно, - она чуть не сбилась на всхлип, но
устояла на краю, встряхнув рыжей гривой. - Словно речь не о тебе, а о ком-то
другом. Очнись, Альбрехт! Ведь это твоя жизнь. Возможная смерть, о которой
ты говоришь - твоя смерть.
- Знаешь, Вера, - я сел на кровати. - Мне все равно. Мне действительно
все равно, и я даже не смог бы объяснить, почему. Я сам не знаю, почему.
- Знаешь. Из-за Кете.
Она прошла к окну, замерла, теребя занавеску. Движение ее пальцев
породило шелковую волну, растворившуюся под потолком.
- Я не верю, что ты ее убил, - сказала она вдруг.
- Давай не будем, - я завернулся в простыню и отправился в ванную.
На пороге остановился - зазвонил телефон.
- Это Малевич. Я согласен с Вами встретиться, Альбрехт. В парке
Шевченко, через сорок пять минут. Там, где играют шахматисты.
Ах, ты еще и шахматист?
- Как я Вас узнаю? - интересуюсь я.
- Я сам Вас узнаю, - он вешает трубку.
Я отхожу от телефона и ловлю на себе взгляд Мухиной.
- Вера, где вещи, в которых я пришел вчера?
- Позавчера, - поправляет она. - Их забрала прачка.
- Там не было ничего кроме вещей? - интересуюсь я.
- Ты имеешь в виду это? - она протягивает мне пистолет. Ручка теплая.
Когда я был в ванной, позвонил Ренуар.
- Он хочет встретиться, - кричит Мухина сквозь дверь.
- Договорись на вечер!
- Он хочет сейчас!
Пришлось вылезти из-под душа, чтобы поговорить с ним.
- Ты в порядке? - поинтересовался Ренуар, слышно было, как широко он
улыбается. - Винни хотел поблагодарить тебя за предупреждение. Он с тобой.
- Где он?
- Далеко, - ответил Огюст. - На отдыхе. Нам нужно встретиться,
Альбрехт. С отъездом Винсента твое задание, естественно, не отменяется. Ты
вел записи?
- Да, - откровенная ложь. - Мне нужно привести все тексты в порядок.
Давай увидимся вечером. Я через двадцать минут должен встретиться с
Казимиром Малевичем.
- Кто это? - спросил Ренуар.
- Он - один из организаторов Тренинга, - объяснил я.
- Молодец, Альбрехт, - Ренуар на другом конце провода восторженно
хрюкнул. - Ты правильно мыслишь. Не отрывайся от Гогена, - добавил он. - И
будь осторожен.
- ОК, Огюст. До вечера.
Я оделся, поцеловал на прощание Мухину и отправился в парк.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав