Мила Михайлова 8 страница

Когда закончилась музыка, он сдержанно поцеловал ее руку, проводил к распахнутому окну, оставив ее в полном смятении. К ней подбежала Маруся:
- Мам, у тебя сегодня такой успех! С ума сойти!
- Да уж, – Лена обняла ее за плечо.
- Мам. Мы с Сережей уходим… у нас еще есть дела…
- Маруська, ну какие дела в такой день? Да и рано еще!
- Да не рано, я уж и с дядей Борей попрощалась, и с тетей Наташей, даже с папой… – она просительно смотрела в глаза.
- Ладно, раз у вас… дело.
- Все, мамуль, я побежала! – она чмокнула Лену в щеку и умчалась.
Лена заметила вдруг, как пристально смотрит вслед ее дочери старший сын Шуваловых – Михаил. «Ох, Маруська, не натворила бы ты дел!» – подумала она.

На ее плечо легла рука. Вздрогнув, обернулась.
- Лен, можно тебя пригласить? – Данилов смотрел так, что тревожно забилось сердце, застучало в висках.
- Конечно, Сережа! – она улыбнулась, подавая руку, но не успела спрятать смятение в глазах.
Данилов прижал ее к себе крепко, почти властно, вдыхая запах ее волос, сглаженный дорогими духами.
- Что это Борис от тебя не отходит? – руки его напряжены, в голосе рокочет ревность. – В любви объяснялся?
- Разумеется! Что ты Борьку не знаешь? – Лена пыталась перевести все в шутку.
- Вот именно, что знаю, потому и спрашиваю… Он смотрит на тебя так…
- Как? – она удивленно подняла на него глаза.
- Как смотрят, когда любят до одури! – тихо сказал он.
- Перестань, Сереж! – с досадой повела плечом Лена.
- Да, нет, Лен, я знаю, что говорю, я это сердцем чувствую!
- Сердцем? – вдруг вспыхнули яростью ее глаза. – Не тем ли, которое в штанах?!

Данилов густо покраснел, замолчал, только крепче прижал ее к себе, не желая хоть на миг отпустить от себя. Как она прекрасна в ярости! Так же, как и в своей страсти… Зачем только он тогда, в ту жасминовую субботу, посмел ее попробовать?! Дурак!
- Лен…
- Отстань! – она снова раздраженно повела плечом.
- Ну, Лен! Ну прости… Я знаю, что идиот, сам виноват, что… Лен, посмотри на меня, пожалуйста!
- Отстань, говорю!
- Лен… – он наклонился так низко, что коснулся губами ее волос.

Она медленно подняла на него глаза, и он замер в свете этих зеленых лугов, этих диких трав за подрагивающими ресницами, застонал, утопая в бездонном омуте.
«Господи, да откуда ты только взялась на мою голову?!» – ему хотелось броситься перед ней на колени, молить ее о любви, хотя бы еще раз.

Ни она, ни он не видели, как опустил голову Борис, словно услышав их разговор, сделал большой глоток коньяку, пытаясь утопить боль ревности. К нему подсел Иван:
- Чего один-то глушишь?
- Да вот… любуюсь, – Борис горько махнул рукой.
- На кого? Здесь столько красивых женщин!
«Только желанная одна!» – хотел сказать Борис и судорожно вздохнул.
- Вот на них и любуюсь. Наливай, чего сидишь?
- Другой разговор! – Иван разлил коньяк в два бокала. – Давай за тебя, именинник!
- Спасибо, Вань, только я хочу выпить… за любовь!
- Э, друг, кто это тебя так пронял?
- Да колдунья твоя, Вань! – Борис стиснул бокал, и тонкое стекло едва не треснуло.
- Ленка что ли? – Иван посмотрел на жену, которую крепко сжимал в объятиях Данилов, тихо сказал, – не тебя одного, Борь…
- Да знаю я, Вань! – Борис с досадой махнул рукой. – Вон она как Серегу взглядом полоснула! Видать, сказал что-то не то.
- Да видел я, Борь, видел… думаешь, мне легко? Попробуй удержать такую вот… колдунью…
- Тяжко?
- Не то слово!

И Иван рассказал Борису про Алексея Вишневского, тот удивленно слушал, вздыхал, качал головой, хотел что-то спросить, но на полуслове замолчал.
- Хочешь спросить, не боюсь ли я, что Леха уведет у меня Ленку?
- Да.
- Боюсь, Борь. Я больше смерти боюсь ее потерять, она для меня – все! Мы с ней четверть века вместе, а я до сих пор, как пацан, влюблен, ты ж знаешь, у меня после свадьбы с Ленкой и баб-то не было… Ты думаешь, я не знаю, что вы с Даниловым влюблены в нее? Да знаю, Борь, знаю!.. – на скулах Ивана заиграли желваки, дрогнули сжатые в кулаки руки.
- Эх, Вань, да это не любовь, а боль сплошная! Она как посмотрит на меня, у меня сердце обрывается под ее зелеными глазами, коленки, как у школьника, подгибаются! И ведь не красавица, а из души не вырвать! Вросла она в душу-то, только один способ и есть – сдохнуть вместе с этой чертовой душой.
- Ты это брось! – Иван хлопнул друга по плечу.
- Да бросай, не бросай, а живет во мне твоя Ленка, как вирус любви. И вылечиться нельзя, и не вылечиться… тоже хреново… Ленка – как солнышко. Понимаешь? Лучше нее на всем свете нет… Вот давай за солнышко и выпьем!
- За солнышко можно! Ладно, Борь, давай про гостей не забывать! Вон, Катерина обижается, что ты ее танцевать не приглашаешь! Давай-ка, друг, за девчонками поухаживай… а про колдуний забудь… хоть на время.
- Если б я мог! – Борис залпом выпил коньяк. – Ладно, пойду с Катькой потанцую, если не откажет.
- Не посмеет такому импозантному совершеннолетнему парню отказать! – Иван улыбнулся.
- Думаешь?
- Уверен!
И через пару минут Борис довольно обнимал прильнувшую к нему Катерину, искоса посматривая на Лену.

Иван горько вздохнул. Он, как мужик, понимал своих друзей, особенно Данилова, который теперь совсем сходил с ума после некоторых… обстоятельств. «Оседлавший тигра, не может пересесть на клячу, а пересев на нее, не расстается с мечтой о тигре, – вспомнилась ему древняя восточная пословица. – Вернее было бы сказать – тигрицу».

Лена сидела с Наташей, они о чем-то оживленно говорили, смеялись, потягивая красное вино. Иван подошел, сел между ними, обняв обеих. Они прижались к нему, словно только его и ждали.
- Ну что, девчонки, поди, про мужиков сплетничали?
- А как же еще! – засмеялась Наташа и теплым светом вспыхнули ее глаза, когда она посмотрела на него, а он тихонько сжал ее плечо.
- Леночка, пойдем танцевать! – к ним подошел один из гостей.
- Э-э, нет уж, девушка уже приглашена! – Иван привлек жену к себе. – Потанцуешь со мной?
- Разве я могу тебе отказать? – она счастливо улыбнулась.
- Тогда пойдем, – он повел ее в центр комнаты, где было полно смеющихся, целующихся и тискающихся парочек, прижал ее к себе, закрыв глаза.
И она растаяла в его руках, прильнув к нему. Ей так хорошо было с ним! Только с ним она была счастлива!
- Ленка, – прошептал он ей на ухо, – я от тебя схожу с ума!
- Ванечка, я очень люблю тебя, – она заглянула ему в глаза, и он потерялся в них.
- Я тоже люблю тебя, мое рыжее солнышко! – он приподнял за подбородок ее голову и нежно поцеловал, а она с наслаждением закрыла глаза, отвечая на его поцелуй. – Может, поедем домой?
- Вань, – она почувствовала, как в нем просыпается желание, – ты что?!
- А что я сделаю, если умираю от того, что хочу тебя? Сама виновата!
- Да? И чем же это я виновата?
- Глазами своими зелеными! Ну и еще кое-чем, – он красноречиво скользнул глазами на ее грудь.

Она вспыхнула, затрепетала, улыбнулась и опустила глаза, спрятав взгляд за ресницами.
- Ленка, если мы сейчас же не поедем домой, я тебя прямо здесь изнасилую!
- Не получится!
- Это почему?
- Советами замучают! – они рассмеялись, представив эту картину
- Лен, ну, в самом деле, уже одиннадцатый час. Я спать хочу… с тобой!
- Надо такси вызвать.
- Сейчас сделаем! Только дотанцуем, уж больно сладко тебя обнимать!

Конечно, отпускать их не хотели, но в конце-концов, Борис сочно целовал Лену в коридоре, обнимал Ивана, снова целовал Лену, Наташа хохотала. И только Данилов мрачно сидел на диване, держа бокал с коньяком, а Катерина тревожно смотрела, как он напивается, и ничего не могла поделать.

Почему-то после ухода Фоминых веселье стало быстро стихать, гости потихоньку расходились. Наташа прижалась к Борису и тихо сказала:
- А правда, Борь, Ленка у нас как солнышко? Посмотри, стоило ей уйти, и все заскучали.
- Верно, Натаха… Только ты у меня лучше всех, – Борис поцеловал жену, и Наташа тихо вздохнула. Она знала, что муж врет.

Катерина тянула Данилова домой, он не хотел уходить, но вскоре с большим усилием поднялся с дивана.
- Э-э, брат, да ты наклюкался! – со смехом сказал Борис. – Впрочем, как и я. Наташка, я наклюкался?
- Да есть немного! – рассмеялась она.
- Вот! Сие есть результат непомерного потребления крепких алкогольных напитков под названием дорогой коньяк, – Борис поднял палец.
- Ну, ты и выдал! – удивленно посмотрел на него Данилов и впервые за несколько последних часов улыбнулся.
- Что я выдал? Тайну? – Борис непонимающе обвел всех глазами.
- Речь!
- Чью?
- У, батенька, все, мы пошли! – Катерина поцеловала Бориса, Наташу и потянула Данилова на лестницу. – Сереж, нас такси ждет!
- Я уже бегу, – он едва держался на ногах, – только очень медленно.

Иван с Леной ехали в такси, сидя на заднем сидении, обнимаясь и целуясь. Водитель – молодой симпатичный мужчина – с улыбкой посматривал на них в зеркало заднего вида, потом, не выдержав, рассмеялся и обернулся:
- Ребята, вы б до дома потерпели, а то мне еще всю ночь работать, а до жены далеко!
- Извини, друг, – ответил Иван, – мы не подумали об этом!

И они продолжали целоваться, но уже намного скромнее. Когда подъехали к дому, водитель, выскочив из машины, помог выбраться смеющейся пассажирке, а получая от Ивана деньги, восхищенно выдохнул:
- Боже, какая женщина!
- Вот и я о том же! – Иван улыбнулся и дал водителю сверх положенного пару сотен. – А это, брат, моральная компенсация!

Они с Леной зашли в подъезд, а водитель такси смотрел им вслед, закурил, пошарил глазами по окнам дома, увидел, как на третьем этаже вспыхнул свет в одном из них, покачал головой, представляя, какие бурные страсти сейчас там кипят, глубоко вздохнул, набрал на мобильном телефоне номер:
- Галь, я недалеко от нашего дома, минут через десять-пятнадцать заскочу ненадолго… да нет, не поужинать…

Иван целовал Лену еще в лифте, они не могли оторваться друг от друга, словно два сердца, два тела сплелись в одно. В коридоре он пытался стащить с нее узкое платье, руки соскальзывали, он злился, приходил в ярость, пока Лена не помогла ему. Он, заходясь в желании, набросился на нее, и она снова и снова дарила ему восторг наслаждения и сумасшедшего экстаза, до соленого пота на его спине, до слез в ее глазах от счастья близости любимого мужчины.

Утро воскресенья они провели в постели, потом Иван вдруг сорвался:
- А поехали куда-нибудь за город!
- На дачу что ли? – Лена недовольно нахмурилась.
- Нет, просто куда-нибудь в поле… Возьмем бутербродов, чай в термосе, так, на природе посидим, а, Лен?
- Ну, поехали…

Иван несся на машине, как сумасшедший.
- Вань, ты чего? – испуганно спросила Лена, придерживаясь за ручку над дверцей машины.
- Извини, – он как-то странно посмотрел на нее, – задумался.
- Вань, ну так нельзя, ты меня напугал, – Лена прикрыла глаза.

Он свернул на какую-то заросшую травой дорожку, осторожно поехал между деревьями, пока не увидел просвет. Припарковав машину, выскочил и подставил лицо солнцу:
- Господи, хорошо-то как, а, Лен?
- Да, верно, здесь чудесно!

Перед ними простиралось большая поляна с высокой некошеной травой, среди которой белели смеющиеся ромашки, сиреневые колокольчики раскачивались на тонких стебельках, заплетался мышиный горошек, малинилась лесная герань. Высоко в небе пел свою песню трепещущий жаворонок, и лилась она прямо в сердце, наполняя его теплой волной летнего дня.

Лена расстелила покрывало, поставила сумку с едой, но достать ничего не успела. Руки Ивана опустились на ее плечи, прижали к себе. Они так долго стояли, как две березки, сплетаясь сердцем. Он приподнял ее голову за подбородок и с такой нежностью поцеловал, что она дрогнула, закрыв глаза и отдаваясь его желанию. И пел только для них сейчас маленький жаворонок в небе, долго, заливисто, словно чувствуя, как два безумных человека там, внизу, среди высокой травы, любят друг друга, и что эта незатейливая песенка очень им нужна.

Потом Лена бродила по полю, собирая полевые цветы, сплела венок, надела себе на голову, и Иван успел сфотографировать ее, вот так, как была, в простеньком сарафане, с венком на распущенных рыжих волосах, сидящую, поджав ноги, в высокой зеленой траве и счастливо улыбающуюся.
- Господи, Ленка, как ты сейчас похожа на колдунью! – Иван лежал, положив голову ей на колени, она наклонилась, поцеловала его жадные губы.

Отсюда, снизу, она казалась нереальной, и глаза ее на фоне зелени поля сделались такими… нет, он никогда не сможет это описать, это надо видеть, это надо чувствовать! Он потянул ее к себе, снял с нее венок, отложил его в сторону и долго потом искал слова, чтобы описать блаженство, которое она снова ему подарила.

Уехали они, когда солнце устало клонилось на западе. Она сидела с венком из полевых цветов на голове, и была так удивительно хороша, что молодой гаишник, остановивший их машину на въезде в город, заглянул в салон, улыбнулся, глядя на спящую женщину, козырнул и не стал проверять документы:
- Вы только аккуратнее поезжайте… не разбудите свою красавицу.
- Спасибо, сержант, постараюсь.
Но как тут удержишься, если так и тянет к ней! Скорее бы доехать до дома, чтобы прижать ее к себе, снять одежду, скрывающую тело, прильнуть губами к маленьким вишенкам ее сосков, и целовать, целовать до одури!

Припарковав машину на стоянке, долго смотрел на нее, боясь разрушить тихое очарование, потом скользнул рукой по ее ноге, она тихонько вздохнула, распахнула глаза:
- Ванечка, а мы где?
- На стоянке, мое рыжее солнышко, – он с улыбкой смотрел на нее.
- Что, уже приехали? Я всю дорогу проспала? – она сладко потянулась, отстегнула ремень безопасности и выскользнула из машины.
Они шли, взявшись за руки, и редкие прохожие оборачивались им вслед, так хороши были высокий светловолосый стройный мужчина и женщина с венком на распущенных волосах.

Иван сидел в своем кабинете, разбирался с очередной кипой бумаг, когда неожиданно позвонила Наташа. Посмотрел на дисплей телефона – ну да, ошибки быть не может. Странно! Она никогда раньше ему не звонила в рабочее время.
- Привет, Натаха!
- Здравствуй, Ваня, – ее голос грустен.
- Что-то случилось?
- Да нет… Вань, я поговорить с тобой хочу. Если я через полчаса буду в парке возле твоего офиса, найдешь для меня время?
- Ну, конечно, о чем ты говоришь!
- Ладно, тогда через полчаса на скамейке возле пруда, – и она отключилась.
Иван удивленно смотрел на телефон. Что-то странное происходит: Наташа не только позвонила ему, но еще и о встрече в рабочее время попросила. Такое было впервые. Он пожал плечами, пытался посмотреть некоторые документы, но мысль о ее звонке мешала сосредоточиться, и бумаги легли обратно в папку. Решив подождать ее в парке, вышел из кабинета, бросив на ходу секретарю Надежде:
- Я по делам.
- Иван Сергеевич, но…
- Позже!

Сегодня было солнечно, легкий ветер перебирал ветви берез, заигрывал с брошенным кем-то фантиком от конфет, а потом поднимался вверх – поиграть в догонялся с пушистым облаком. Народу в парке было на удивление мало. Он увидел ее сразу. Она сидела на скамейке между кустами цветущего шиповника и смотрела на уток, резвящихся в пруду.
- Наташа? – услышав его голос, она вздрогнула, но не подняла лица, только сжалась вся, как испуганный ребенок. – Что случилось?
- Ой, Ванечка, я совсем с ума схожу, – тихо прошептала она, – что делать, не знаю!
- Ты можешь толком объяснить? – он сел рядом, по-дружески обняв за плечо, она прижалась к нему и вдруг заплакала. – Ну-ка давай, рассказывай!

Глубоко вздохнув, Наташа открыла сумку и достала большой, сильно потертый конверт.
- Ой, Ванечка, стыдно-то как о таком говорить…
- Чего тут стыдного? – напрягся он.
- Сам посмотри, – она отвернулась, тихонько всхлипывая.
Иван вытащил содержимое конверта – фотографии и какие-то сложенные вчетверо бумаги, стал рассматривать, сердце сжалось в маленький комочек, дрогнуло и тревожно забилось.

Вот Лена в свадебном платье рядом с Алексеем Вишневским, вот она рядом с Иваном в день их свадьбы, вот более поздние фотографии – она на даче и Шуваловых, с охапкой сирени… На всех фото – Лена.
- Наташ, ну и что тут такого? У меня тоже многие фотки в таких же конвертах лежат – все руки не доходят до альбома.
- Нет, Ванечка, тут другое…
- Я не понимаю, – Иван удивленно смотрел на Наташу.
- Вань, ты знаешь, как сложно мы с Борисом строили свою жизнь и счастье, а потом Леха Вишневский познакомил нас с Леной… То, что она сразу нам понравилась, это понятно. Да и разве может Ленка кому-то не понравится? Она такая, ну как солнышко весеннее… конечно, Борька влюбился тогда, ну так… как бы это сказать… платонически, без чего-то такого в голове… Но последнее время… в общем, после Нового года, ну помнишь, мы тогда перецеловались все, как ненормальные… он, знаешь, каждый вечер перед сном стал уходить в свой кабинет… ненадолго. Ну я не дергала – мало ли что… А в эту субботу… – она замолчала.

Часть 10. «СТРАННАЯ ПРОСЬБА»

- А что в эту субботу?
- Ну, в общем, вы со дня рождения все ушли, а Борис с Даниловым еще долго пили, они… много, очень много пили, о чем-то разговаривали и пили, ну просто по-черному, будто тоску глушили… Я пока прибралась, потом мы Даниловых проводили. Я спать пошла, Бори в спальне нет, заглянула в кабинет, а он разложил эти фотографии на столе, гладит их, разговаривает с ними – о чем, я не слышала, только вид у него такой был, словно он молился… Ну, я вышла тихонько, в кровать легла, а саму трясет всю. Он пришел, рядом лег, я к нему на плечо – как обычно… В общем, он впервые… не смог… ну, как мужчина.
- Наташ, с мужиками это бывает.
- Подожди, это не все. Я знаю, что бывает, но… Через какое-то время слышу, он шепчет что-то. Потом вдруг стал гладить меня, целовать, как сумасшедший… в общем, все получилось.
- Вот видишь!
- Вань… только он меня при этом Леночкой называл… А бумаги эти… – она показала на конверт, – это его письма Лене, он, судя по всему, их не отправлял. Я знаю, что читать чужое нельзя, но я тогда так испугалась, думала, может, он запирается в кабинете, потому что заболел и боится мне сказать… и прочитала. Сам, если хочешь, посмотри. Нет! Лучше не надо, думаю, ты догадываешься, что там за слова…

Она собрала все, сложила в конверт, убрала в сумку и теперь сидела, по-прежнему сжавшись, отрешенно глядя на уток. Иван снова обнял ее за плечо.
- Наташ, может, ты преувеличиваешь? – он был растерян, не знал, что сказать.
- Вань, это еще не все…

Наташа какое-то время тихонько плакала, потом глубоко вздохнула, словно решилась рассказать.
- В общем, вчера вечером перед сном он снова ушел в кабинет, я заглянула, а он стоит перед разложенными фотографиями и… гладит себя… там… ты понимаешь… и шепчет, как безумный: «Леночка… Леночка…» А потом все та же история в постели… он не смог со мной… а, видимо, о ней подумал и… все в порядке… Я просто с ума схожу, что делать, не знаю… Думала, может, его к врачу отвести, только что врачу-то сказать… Что он по чужой жене умом тронулся?..
- Наташ…
- Подожди, Вань. Ты не подумай, я Лену не виню, что тут сделаешь, если от нее все мужики с ума сходят? А ведь она им повода-то не дает, они как-то сами, я же вижу… Видимо, есть в ней что-то такое, что… на уровне мужского подсознания срабатывает… вот и Борис мой тоже…
- Наташ, – помолчав, Иван отрешенно погладил ее плечо, – я не знаю, чем тебе помочь, что сказать.
- Да чего тут говорить! – она горько махнула рукой. – И так все понятно!... Если б знать, о чем они с Даниловым говорили, когда в субботу вдвоем пили! Он после того разговора совсем… временами не в себе.
- А что такое? – Иван вдруг напрягся.
- Да понимаешь… они сначала пили молча, потом Борька что-то сказал или спросил, не знаю, а Данилов ему что-то рассказал… ты бы только видел, каким вдруг сделался Борис – я думала, он с ума сошел – глаза дикие, аж жуть! Голову обхватил, только что не выл! Да и Данилов был не лучше… Мне сегодня утром Катерина звонила, жаловалась, что он у нее тоже… странный стал в последнее время… Не знаю, Вань, не знаю, надо что-то делать, а что? – она помолчала, вздохнула, вдруг посмотрела на него заплаканными глазами. – А может, Вань… ну…
- Ты о чем?
- Я не знаю, как тебе сказать… Ты только пойми меня правильно, не сердись… мне очень трудно и стыдно говорить об этом, тем более просить о таких вещах… Но, может, было бы лучше, если б Борис… если б он… с Леной… ну… он с ней… – и она опустила глаза, заливаясь краской.
- Переспал? – догадался Иван.
- Да… может, перегорел бы, я знаю, так бывает…

Иван надолго замолчал, и Наташа, покраснев, испуганно посмотрела на него. Он сидел, закрыв глаза, и поглаживал ее плечо. Стиснуты зубы до белых скул, руки подрагивают.
- Знаешь, Наташ, – вдруг решился он, – я тебе сейчас расскажу одну историю… Только ты не подумай о нас плохо… Тут дело такое… Эх, ладно, чего ж теперь скрывать? В общем, в позапрошлую субботу мы были на даче Даниловых… Как все это произошло, сам не знаю, до сих пор в полном шоке… но… случилось так, что Данилов переспал с Ленкой, а я – с Катериной.
- Как?! – тихо ахнула Наташа, изумленно распахнув глаза.
- Как? Вот так! Выпили… ну а тут такие женщины!.. Все сначала, как обычно, шутка шуткой… а закружилось… Только жизнь и может такие кружева плести… А сейчас Данилов совсем голову потерял… Я думаю, он Борису эту историю рассказал… может, по пьяни, может, в запале, да хрен его знает, зачем он это сделал… А может, он об этом и не говорил… В общем, Наташ, что делать, сам не знаю.

Они долго сидели молча, не глядя друг на друга, из глаз Наташи тихонько скатывались слезы, и она утирала их рукой.
- Если Данилов рассказал Борису то, что сейчас сказал мне ты, боюсь, Вань, как бы все плохо не закончилось… ну, для Борьки… Боюсь, он… с ума сойдет... на самом деле. Надо что-то делать.
- Знать бы что!
- Вань…
- М?
- А может, мы в эти выходные поедем к нам на дачу, оставим Бориса с Леной… наедине… Ну а там, как получится, а, Вань?
- Я не знаю, что тебе сказать! – он махнул рукой. – Ты просишь о невозможном… Да и… Не стало бы хуже!.. Понимаешь… ну, ты прости меня за интимную откровенность… в общем, Ленка в постели – тигрица, я до сих пор – через столько лет – от нее голову теряю. Даже горячая Катерина по сравнению с ней… котенок… Данилов, вон, Ленку попробовал, теперь головой о стенку бьется. Всерьез. Он же мне даже предложил… ну чтоб мы все… вместе с вами – тобой и Борькой… время от времени… спали… ну, чтоб никому не обидно было, что ли, не знаю, как сказать правильно про эту бредовую идею.
- Как? – слезы Наташи мгновенно высохли, она представила себе эту групповую любовь по парам, что-то сладко заныло в груди, и она покраснела. – А может… будет лучше? Всем?
- А Ленка? Ты ж понимаешь, когда все это… ну, случайно что ли… это одно дело, а так…
- Ну, хочешь, я сама с ней поговорю?
- Поговори… Только мне-то каково?
- Вань…
- Тогда тебе придется спать со мной, чтоб я не думал о том, что моя жена с кем-то… ну… спит, – он горько усмехнулся и поцеловал Наташу в висок.
- А, может, я об этом давно мечтаю? – она вдруг хитро посмотрела на него и смутилась своей смелости. – Ладно, Вань, я пойду. Спасибо тебе!
- За что?
- За все, Ванечка!

Она поцеловала его и быстро ушла. Иван долго еще сидел на скамейке, бездумно глядя, как утки на пруду гоняют друг друга и ныряют, подолгу зависая хвостиками кверху. Откуда-то прилетела и села на руку бабочка-крапивница, помахала крылышками и улетела по своим делам. «Господи! Делать-то что?!» – чуть не взвыл он.

Но небеса молчали. Только проплывали по ним белые и легкие, как лебяжий пух, облака. Промелькнула мысль, и смешная, и грустная одновременно – хорошо, что близких друзей у него не сто, а всего двое… два мужика, которые хотят его жену… И это не просто желание переспать с понравившейся бабой, а настоящая болезнь. Он обхватил голову руками и застонал.

А через час, когда он уже сидел в своем кабинете, ему позвонила Лена и сказала, что ненадолго задержится.
- Ванечка, мне позвонила Наташа, попросила с ней встретиться после работы.
- А что такое?
- Не знаю, она сама не своя. Мы с ней где-нибудь в кафе посидим.
Когда Лена вечером пришла домой, она была молчалива, отводила взгляд, рано ушла спать и долго вздыхала. И он знал, о чем.

Утром за завтраком она сказала:
- Наташа нас пригласила на дачу в эти выходные, обещала дивные шашлыки из форели.
- Даниловы поедут?
- Их не пригласили, – Лена дернула плечом.
- Даже так?
- Да. Поедем в пятницу вечером на нашей машине, заедем за ними… и поедем.
- Решила? – он пристально посмотрел на нее, и его сердце больно стукнуло о грудную клетку.

Она не ответила, молча вышла из кухни, а потом всю дорогу до офиса сидела, закрыв глаза и как-то отстранившись. Едва коснувшись губами его губ, выскользнула из машины перед бизнес-центром.

Придя в офис, не заходя к себе, Лена сразу прошла в приемную:
- Сергей Сергеевич на месте?
- Да, одну минуту, я спрошу…
Но она уже открыла дверь в кабинет Данилова.
Он стоял у окна, сложив на груди руки. Обернувшись, замер:
- Лена!
- Сереж, дай мне выходной!
Он подбежал к ней:
- Что случилось? – схватил за руки, отпустил, отступил назад.
- Ничего, просто я… плохо себя чувствую, – она отвела взгляд.
- Конечно! – он засуетился. – Я скажу Диме, чтобы он отвез тебя.
- Не надо, я сама…
И, развернувшись, вышла из кабинета. Данилов сел в кресло, посмотрел на монитор, где в густой зеленой траве сидела прекрасная женщина с венком на распущенных волосах и счастливой улыбкой. «Леночка, девочка моя… мой рыжий ангел!» – подумал он и улыбнулся. Эту фотографию ему вчера по электронной почте переслал Иван, и теперь на экране компьютера Данилова была новая заставка.

Почти полдня Лена провела на могиле бабушки. Они с Иваном бывали здесь два раза в год – весной и осенью, прибирали, складывая сор и налетевшие листья в пакеты, потом подолгу сидели, вспоминая, как жили они в доме Нины Николаевны, как нянчилась она сначала с маленьким Игорьком, потом с Марусей. Бабушка умерла пять лет назад, уснула и не проснулась. Лена с Иваном уже жили в собственной квартире, к Нине Николаевне приезжали на выходных, но каждый день Лена ей звонила.

Она вспомнила, как впервые подарила бабушке мобильный телефон. Та долго разглядывала диковинную для нее штуковину, пожимала плечами, но пользоваться ею научилась быстро. Особенно смешно было видеть, как она, держа телефон возле уха, делая вид, что с кем-то разговаривает, с горделивым видом проходила мимо соседок.

Сейчас, сидя на маленькой скамейки возле могилы, Лена вспомнила, как пять лет назад однажды под утро внезапно проснулась. Ей приснилось, что она заходит в комнату бабушки, а та сидит за столом вполоборота, сложив руки на коленях, а перед ней на столе стоит икона и горит маленькая восковая свечка.
- Господи, бабушка, ты что так странно сидишь? – обратилась к ней Лена.
Та обернулась и посмотрела на нее с улыбкой:
- Я, Леночка, зашла к тебе попрощаться.
И Лена проснулась в холодном поту, с тревожно бьющимся сердцем. Она все утро звонила бабушке, но та не отвечала, и тогда, отпросившись с работы, Лена поехала к ней домой. На звонок никто дверь не открыл, она трясущимися руками долго не могла попасть ключом в замочную скважину, бросилась в комнату, осторожно заглянула:
- Бабушка?
Нина Николаевна лежала на кровати, вытянув руки вдоль тела.
- Бабушка… – тихо позвала Лена. – Бабушка!..
Та лежала как живая, лицо пока еще светлое, не тронутое смертью, только кожа бескровная, похожая цветом на старый желтый пергамент.
- Бабушка! – Лена бросилась к кровати, хотела потрясти ее. Но отдернула руку – кожа бабушки была холодна.
И Лена заплакала, заметалась, почему-то позвонила с городского телефона на «03», и там никто не кричал, что она звонит не туда, а очень вежливо и подробно объяснили, что надо делать, куда сходить, что купить…

С тех пор прошло пять лет.
Ей очень не хватало бабушки, ее улыбки, ехидных или добрых слов, понимающих глаз. Вот и сейчас она сидела на лавочке возле могилы, смотрела на смеющееся с фотографии лицо Нины Николаевны и тихонько с ней разговаривала, вытирая платочком слезы, катившиеся из глаз.
- Бабушка, милая, как мне тебя не хватает! Вот что мне делать сейчас – не знаю, – и она чуть слышно рассказала и про то, что совсем недавно произошло на даче Даниловых, и про вчерашний разговор с Наташей Шуваловой.

И тут словно что-то прошелестело над ухом: «Вспомни…»
Обернулась растеряно – никого нет. Ветер что ли пошутил? Вытерла слезы, посмотрела на небо, голубое, высокое, с пушистыми белыми облаками.
И вдруг вспомнила.

Этот разговор у них с бабушкой состоялся незадолго до смерти Нины Николаевны. Иван тогда уехал в командировку, Игорь был наказан за двойки, и ему в училище не дали увольнительную, а Маруся с классом уехала на экскурсию по Золотому Кольцу. Лена с бабушкой сидели на кухне за чашкой чая, о чем-то разговаривали, и почему-то Лена тогда спросила, верит ли бабушка в дружбу между мужчиной и женщиной. Нина Николаевна долго молчала, потом сказала со свойственной ей прямотой.
- Верю. Но лично я считаю, что такая дружба либо начинается с постели, либо приводит к постели – такова природа человека. Кто-то с этим согласен, кто-то – нет, кто-то пытается бороться, но природа все равно возьмет свое.
- Но как же так, бабушка?
- Лен, вот ты уже взрослая женщина, двоих детей родила. И что, у тебя никогда ничего не шевелилось там, внутри, когда вы собираетесь с Даниловыми или Шуваловыми, когда чужой мужик украдкой щупает тебя в коридоре?
- Ну… – Лена покраснела.
- Ладно, не ври. То, что либо один, либо другой, а скорее всего оба – и Борис, и Сергей – потянут тебя в кровать, если уже не потянули – это факт, сама увидишь.
- Почему ты так решила?
- Дура, что ли? Да от них за километр чувствуется, что они этого хотят.
- А мне-то тогда что делать?
- Ну, милая моя, это ты потом будешь думать, что тебе делать! Я-то откуда знаю? Вот как сердце подскажет, так и будешь делать. Я считаю, что бывают ситуация, когда женщина отдается мужчине, или наоборот, мужчина – женщине, и это не блядство и не распутство. Думаешь, подружки твои на Ивана не поглядывают? Поглядывают, да еще как! От меня ничего не скроется, я все вижу и чувствую. Да и он, возможно, не устоит: зов природы – это как тайфун, как стремнина на реке. Если никто, так сказать, не обделен будет вниманием и лаской – ну и что ж!
- Ну как же так, бабушка?
- А вот так, внученька! Любовь – любовью, а есть еще куча всего, что нам жизнь намешивает. То, что люди, которые дружат много лет, тянутся друг к другу физически – это нормально, я считаю. Дружба, тем более многолетняя, и уж тем более между мужчиной и женщиной, на пустом месте не возникает. Это тебе любой психолог скажет. Я не психолог, просто много лет на свете живу. Иногда достаточно переспать и перегореть этим… Иногда, может, встречаться время от времени… Это лучше, чем медленно сходить с ума и превращаться постепенно в сварливую бабищу или старика, мечтая по ночам о несбывшихся ласках.
- Странные вещи ты говоришь.
- Да не странные, а жизненные.
- А как же мораль, этика?
- Ах, оставь мораль и этику для преподавателей институтов и снобов. Это все выдумано. А ты, кстати, знаешь, что в Книге Притчей не было таких смертных грехов как похоть? Блядство, если по-русски говорить. Их потом приписали.
- Как это?
- Так это! Физиология – это природа, и ничего с этим не поделаешь. Бывает так – любишь одного, а временами находит, хоть волком вой – ну так какого-то мужика хочется – до спазмов в животе… Нет, это не значит, что я обеими руками за распутство… Здесь все нельзя валить в одну кучу, но иногда бывает… близость физическая во спасение души и тела – это другое. Понимаешь?
- Не очень, – Лена пожала плечами.
- Поймешь… со временем… все равно это рано или поздно в твоей жизни случится.
- Да ты что! Я же Ванечку больше жизни люблю!
- Ну и люби себе на здоровье!
- Господи, да чтоб я Ванечке изменила, да никогда!
- Э, милая, не зарекайся! Слово «измена», как его понимают современные люди, придумал идиот, не знакомый с животной природой человека. И вот уже навешали ярлыков, расписали правила игры. Думали – всё? А фигу! – бабушка показала кукиш и усмехнулась. – Природа знает, что она делает! Ты только вдумайся в само слово… Измена – от слова «менять»… и больше ничего. Но менять-то можно многое! Себя, свои чувства, свое отношение к любимому человеку. И от того, что ты с кем-то переспала, когда прижало до спазмов матки, твоей любви к Ванечке не убудет. Тут, Лен, надо понимать, что не все в жизни черное и белое – между ними тысяча оттенков, это как посмотреть: белое в ночи-то тоже не белое, а серое. Вот так-то моя дорогая! Надо уметь понимать и прощать.
- Да как же прощать?
- А вот так… Ну вот посмотри, сбегали мужик или баба налево разок, другой… и никто об этом не узнал. Что-то изменилось? Ничего! Но вот добрые люди, друзья или случай донес партнеру – а твой-то или твоя-то на стороне погуливает. И началось! Слезы, крики, сопли, скандалы. А что, собственно, произошло? А это обида проснулась и ревность. А ревность – это либо боязнь потерять близкого человека, либо также обида, что кто-то оказался чем-то лучше. И ничего больше! Если упрощенно говорить, конечно. Поимелся мужик на стороне и решил уйти из семьи? Да и хрен с ним! Значит, не любил, значит, пинком под зад. И вот мы, бабы, льем слезы, умоляем остаться, а они брезгливо уходят или остаются, продолжая бегать на сторону. А их отпускать надо легко, сжав душу в кулак, да еще и вещи помочь собрать. А уж потом, закрыв за ним дверь, в подушку выть и сердце рвать. А ты знаешь, что в последнем случае мужики часто возвращаются? Ошибиться каждый может, между прочим.
- И что с ним делать? Простить-то такое как?
- Ох, и дура ты, Ленка! Если любишь, по-настоящему любишь, поймешь, а если поймешь, то и простить сумеешь. Конечно, не каждая баба с этим согласится, это факт, вот и живут дуры одинокие, носят в себе эту боль и гордость – вот, мол, какая я – измену не простила, пусть мучается мужик. А надо перелистнуть страницу, извлечь урок и дальше жить! Вот так-то моя дорогая!
- Да оно ж там внутри болеть будет!
- Конечно, будет! Еще как! И не один год! А, может, и всю жизнь! Вот ты когда Лешку своего с бабой застала, что сделала? То-то! А если б любила, может, со временем простила бы. Ну, а нет – расстались бы, и все. А он в тебе тогда не любовь, а идеал порушил «семья – святое». У нас же зачастую как? Женился, все, ты – моя собственность, и прав у тебя… вон, полы помыть да мусор выбросить. На том и горим, в чужие письма и телефоны залезаем. На кой хрен, спрашивается? Ты-то, вон, тогда ведь Ванечку любила, а никак не Алексея, а то, что ты с собой сотворила, опять-таки, не от любви, а от обиды за разрушенные идеалы.
- Так семья – это святое!
- Конечно, разве я спорю? Только, смотрю, ты меня не поняла… Главное запомни – жить надо, любя, думая и прощая, если любишь, конечно. И не каждая измена – измена.
- А чего ты раньше мне всего этого не говорила?
- Да ты еще молодая была, глупая, а сейчас у тебя самая интересная жизнь начинается. Так то!
Они долго тогда проговорили, почти до рассвета, Ленка, конечно, спорила, соглашаясь и не соглашаясь, а бабушка только хитро посматривала на нее, вздыхала с улыбкой и качала головой.

Дата добавления: 2015-12-01