12 страница

И чего ж так хочется курить?

Найдя какой-то окурок в старой банке пепельнице, на пару тяг хватит, я подкурил его и закашлялся. Я не курил почти целый день, и теперь горький, тяжелый, пропитанный никотином дым ударил по лёгким. Не прошло и минуты, как явился рот и громко залаял, показывая, что запах дыма он терпеть не намерен. Чтоб его! Я дёрнулся и со злостью затушил бычок.

- Всё! Затушил! – сказал я раздражённо псу, и тот сразу сел, облизнувшись.

Пожамкав в руках лист, я его всё же развернул, порвав при этом наполовину. Мне придётся смотреть за этой псиной!

Мелкий, непонятный, корявый шрифт пришлось разбирать долго. Какой хозяин, такой и почерк. По мере разбора этих иероглифов мне захотелось убить кого-нибудь, потому что выгул у этой скотины клыкастой начинался в 5.00 утра. Утра, мать его! И длиться должен не меньше двух часов! Про кормёжку я прочитал несколько раз и засмеялся. Псина питается лучше, чем я!

Рацион питания рота был расписан до мелочей и включает каши, мясо, овощи, кости, творог, яйца, сыр, рыбу форель (желательно без костей и вареную) и ещё хренову кучу разных деликатесов! Да ещё весь хавчик этого монстра расписан был на неделю вперёд, где мало что повторялось!

Где я возьму столько бабла, чтобы прокормить этого коня? Лысый не оставил мне ни хрена! Даже поводка не дал и ошейника.

Скомкав лист и решительно спрыгнув с подоконника, я обогнул пса и пошёл к двери. Злость придала мне сил и яду.

Снова соседская дверь, только палец на звонке я держу до тех пор, пока дверь не открывается и не являет мне перекошенную морду лысого.

- Извини, что помешал вечерней дрочке, - язвительно шиплю я, но этот дебил не стал размениваться на любезности и, схватив меня, заломал руку (что у них за привычки с имбецилом за ментовские?!), что я услышал хруст и свой вой. Шутки кончились.

- Ты, видимо, хреново понимаешь, патлатая звеняшка? – прорычали мне на ухо.

- Отпусти! – завыл я от боли.

- Чего припёрся?! – грубо спросил Лысый и дёрнул руку, так что я вновь завыл на одной ноте.

- Я не прокормлю его! – зашипел я.

Захват на руке ослабили.

- Даже твоего куриного мозга под патлами должно было хватить, чтобы вспомнить, что ты Туру должен денег за съём квартиры! Так что прокормишь, а нет – значит, станешь на трассу и заработаешь своим поганым ртом! Ты меня понял? - пророкотал мне на ухо лысый, ожидая моего ответа и заламывая руку ещё больше до очередного хруста.

- Понял! – скривившись от новой порции выворачивающей боли в руке, ответил я, и боль пропала вместе с лапой лысого.

- Вот и умница! – весело, будто не он только что чуть не сломал мне руку, сказал Димон.

Двуличная сука.

- Ошейник с поводком хоть дай, - особо не надеясь ни на что, попросил я, отойдя ближе к лестнице и потирая руку.

Плотоядно, но с затаённой злобой в глазах осмотрев меня с ног до головы, Димон приглашающе открыл дверь пошире.

- Заходи – дам. И ошейник.... и поводок. И даже намордник…...

Прозвучало всё так двусмысленно и с намёком, что я не сдержавшись дёрнулся, представив, что он может сделать, и слова сорвались быстрее, чем я подумал:

- Себе оставь. Они тебе нужнее. Особенно намордник.

- Ещё как нужнее! – сощурился Лысый, и неожиданно сделал резкий шаг ко мне.

Я, прикусив язык, на уровне инстинкта самосохранения дёрнулся назад и чуть не свалился со ступеней.

Грёбанный мудак!

Димон заржал. Он всего лишь решил напугать меня, ублюдок, как какого-то сопляка.

Зайдя к себе под ржач лысого, я прислонился к двери и задышал громко и часто. В висках отбивал там-там-ом пульс. Мне срочно нужно поговорить с имбецилом, но я опять забыл спросить про больницу, в которой он лежит. Чёрт! Ебанутый лысый! Следующий раз я явно не отделаюсь просто выкрученной рукой. Сука. Тур, как ни смешно, по сравнению с ним и правда просто ангел с крылышками и нимбом над головой.

На негнущихся и чуть дрожащих ногах я потопал в комнату, встретив у входа рота, загородившего почти весь проход.

- Можешь забыть про свой супер-рацион. Привыкай к обычной хавке с перебоями, - беззлобно проговорил я псу, который изучал меня, словно понимая слова, и поэтому залаял, явно будучи против.

После схлынувшей злости и адреналина я уже побоялся пройти мимо лающего пса, да и вообще вспомнил, что ротвейлер не дружит с башкой, как и Тур и его дружок, поэтому, развернувшись, направился на кухню, вспоминая по дороге, что за целый день ел нормально только у Быкова. Осмотр холодильника не порадовал, из съедобной еды там стояла стухшая, ополовиненная банка салата, шматочек сала, два засохших, покусанных ломтя хлеба, сухая пачка роллтона и в морозилке нашлась половина пачки пельменей. Охрененный набор! Хлопнув холодильником со всей дури, я пошёл спать. Силы закончились. Мышеловка придавливает жертву всё туже, чтобы сломать ей позвоночник, но я не мышь, как думает кто-то. Я крыса, которую нельзя загонять в угол. Крыса всегда найдёт выход и отомстит обидчикам. Но не сегодня. Завтра, когда наберусь новых сил.

Выглянув в коридор и не обнаружив пса, я стараясь не шуметь, медленно стал красться к комнате. Рот оказалось лежал у расписанной стены на каких-то моих вещах, которые стянул в одну кучу, и сделав что-то типа лежака. Лучше на них, чем на диване. Опасливо косясь на пса, я медленно прошёл к дивану и лёг.

Я обязательно найду выход. Обязательно. Я всех ещё поставлю раком, мне нужно только научиться держать язык за зубами и забрать флешку. Да. Флешку. Она развяжет мне руки и даст свободу и от ублюдка Григорьева, и от имбецила с его псом…

И деньги я достану…

Завтра…

Утро наступило для меня очень быстро и резко, словно я не спал, а только прикрыл глаза, и вуаля – какая-то сука орёт, вырывая меня из зыбкого сна. Подскочив и открыв глаза, я увидел довольную рожу лысого Димона.

- Так и думал, что ты проспишь, засранец! – расплываясь в счастливой, издевательской улыбке, пробасил Димон.

Глянув сонно за окно, я нахмурился – на улице была темень.

- Какого хрена? – хрипло со сна возмутился я.

- Подорвал свой зад, взял Спайка и пошёл его выгуливать. И шевели булками, пока их не расшевелил я, - уже без капли веселья проговорил лысый гондон, подшвыривая ногой мою байку, валяющуюся на полу.

Спайк, опять доказывая своё нереальное, сука, понимание слов, залаял с дивана, нетерпеливо подпрыгивая на нём, что я чуть не свалился.

Он что, спал на диване?

Проследив за моим взглядом, Димон осклабился, поэтому пришлось заткнуться, вспомнив, что лучше с ним промолчать. Он только и ждёт любого повода.

- Надеюсь, ты выучил наизусть расписание Спайка и всё по его уходу? – вдруг ехидно спросил Димон, рассматривая меня, как какого-то дебила.

Отвечать я ему не собирался, а то обязательно скажу какую-нибудь гадость, поэтому, встав с кровати, направился в толчок под непонятным взглядом лысого.

- Я задал вопрос, сученок, - негромкий, но властный и угрожающий тон остановил меня в дверях.

Замявшись, нехотя я всё же выдавил:

- Да.

- Буду вечером, гадёныш, и проверю, - всё так же властно раздалось за спиной, и я снова еле удержался от комментария. - Ещё. Накормишь его пельменями – пожалеешь.

Быстрее скрывшись в толчке, я стукнул ладонью по плитке. А чем мне его, блядь, кормить, круассанами и парной телятиной?!

Я ненавижу псов! Всех ненавижу!

Когда я вышел, в квартире уже никого не было, и Спайк стоял у двери, поджидая меня и порыкивая. Застонав, а заодно успокаивая себя мыслью, что уже выгуливал его, я пошёл напяливать на себя одежду, проклиная всех по разу сотому. Мне срочно нужно забрать флешку, иначе я не выдержу этого ада.

Счёта ко всем росли в геометрической прогрессии.

Кто бы мог подумать или представить, что я со своей фобией буду выгуливать бешеного неадекватного пса? Никто.

И я тоже, мать их всех за ногу!

На улице в такую рань было холодно, зябко и темно, но землю уже начал устилать лёгкой дымкой туман. Рот усвистал сразу же куда-то за дом, и мне пришлось тянуться за ним. Меня устраивало, что псина держится от меня подальше, но какого-то хрена вспомнилось, что рядом парк и пёс неадекватный. Чёрная откормленная туша была видна сквозь дымку вдалеке. Он носился по парку, обнюхивая, выбирая, а затем и пристраивая свой толстый зад с обрубком под каким-то кустом. Осмотрев округу, а заодно прислушавшись и убедившись, что нет никаких алкашей, я расслабился и погрузился в свои мысли, которые ещё текли вяло, но зудели как рой пчёл.

Флешка - главная проблема. Зачем её забрал этот тупой имбецил? Видел ли он её? Понял кто на ней? И отдаст ли, если видел?

Блядь! Тупой имбецил!

А туп ли он настолько?

Вопросы всплывали один за другим, превращаясь в поток, от которого даже заныла шишка на затылке. Нет, надо решать проблемы по мере их поступления, а не скопом.

Первая проблема - флешка которая у Тура, я уверен. Я не спросил про больницу у лысого, снова забыв, и это может быть к лучшему? Он ещё та сволочь. Найти Тура я могу и сам. Больниц в городе немного, фамилию я знаю. Теперь проблема с псом. Мне нужны бабки и хавка, иначе шутник и по совместительству лысый гондон сломает мне что-нибудь. Его нужно опасаться и сидеть тише мышки, пока флэха не будет у меня. С едой для монстра попроще, каши и ещё какой-нибудь еды достать проблем не будет, возьму у первогодок, а вот с бабками вопрос. У меня остался мизер, а этого мало для моих планов.

Прикинув, я решил сходить в хабзу и осенить их своим присутствием. Всё равно рано поднялся, вот и поспрашиваю у своих.

Забыл про ещё одну проблему - телефон. Симки нет, а значит, и всех номеров. Но ничего, и тут я выкручусь. Не в каменный век живём, а в век интернета, так что ещё бы не мешало и симку достать чистую.

Рядом, топоча как конь и чуть не сбивая меня, пронёсся Спайк, громко лая. Я встал как вкопанный. Рот, пробежав вперёд метров пять, развернулся по кругу и снова понёсся на меня, гавкая на всю округу. Когда чёрная туша набрала приличную скорость, я сбился с дыхания. Какого хера он делает? Я же ничего не сделал!

Страх тонкой змейкой просачивался в душу, медленно и бесповоротно отравляя. Опять! Не опять, а снова! Снова перед глазами те псы, которые неслись на меня, чтобы начать рвать.

Видение, преследовавшее меня всю жизнь и которое будет преследовать и дальше.

Чем я думал, когда согласился идти его выгуливать? Чем?

Я закрываю глаза, чтобы не видеть и не слышать, только не чувствовать темноты, влажной дымки тумана и беспомощности посреди этого сквера. Я один. В округе никого.

Мимо, прямо у ног, глухо топая по траве и обдавая ветром, пронёсся Спайк.

- Нет, нет, нет! Фу… – залепетал я шёпотом, ощущая спиной, как рот разворачивается и снова бежит на меня.

Ничего не происходило несколько секунд, пока моих пальцев не коснулось что-то горячее и шершавое, а сбоку не заскулило. Мою занемевшую руку тщательно вылизывал Спайк уже минут пять, а я всё силился открыть глаза, успокаивая сердцебиение и дыхание.

Всё же глаза пришлось открыть. Спайк уже не скулил, но смотрел на меня, не понимая и... жалея? Отбежав от меня назад, рот тут же вернулся, таща в зубах огромную, уже погрызенную палку, и ткнул ей мне в руку. Я смотрел на это как завороженный, и до меня как до утки начало медленно доходить, что он не пытался на меня наброситься, он пытался поиграть со мной, как привык играть с Туром.

- Гав! – тихо и с любопытством гавкнул Рот, ещё раз ткнув мне в руку палкой.

Слабой и дрожащей многострадальной правой рукой я взял палку, оказавшуюся тяжёлой, и так же вопросительно посмотрев на пса, бросил её совсем недалеко. Спайк, проследив за полётом дубины, сорвался на поиски.

В таком милом палкобросании мы провели ещё минут десять, пока Спайку, как и мне, не надоело. Игра сошла на нет, хотя для меня это и не было игрой. Я выполнял то, что хотел пёс. Затем я, как привязанный, пошёл за Спайком, который, потеряв интерес, порысил к дому.

У подъезда я облегчённо вздохнул от недолгой, но такой адреналиновой прогулки и под заурчавший и проснувшийся желудок поднялся в подъезд. Пора на кормёжку.

Открывая свою дверь, я покосился на соседнюю, надеюсь, лысый мудак не сидит где-нибудь с секундомером…

Из еды, естественно, кроме пельменей зажравшемуся Спайку я предложить ничего не смог, поэтому, не запариваясь, поставил воду и закинул мегауниверсальное блюдо. Тут тебе и мясо, тут тебе и тесто из высшего сорта зерновых. Так что всё в порядке – рацион соблюдён, а кому не нравится, тот пусть пиздует в магазин и покупает другую еду. Псина почти не привередничала и слопала всё, что я ей наложил, даже умяв кусок сала.

На улице уже рассвело и денёк обещал быть тёплым. Найдя чистые, но помятые джинсы, натянув футболку и прихватив выпотрошенный, а оттого пустой рюкзак, я, закрыв рота в квартире, и пошёл в хабзу. Ещё рано, но пока я доберусь, самое то будет.

Курилка перед учебным корпусом пустовала, но совсем скоро на всех лавках осядут студенты, чтобы накуриться вдосталь перед занятиями и наговориться. Я только успел подойти и усесться с ногами на лавку, как из-за поворота показались первые студики. Я вовремя.

Знакомые и одногруппники подходили, здоровались, пожимали руку, спрашивали, где я пропадал, присаживаясь рядом и пытаясь раньше, чем я у них, стрельнуть сигарету. Наивные! Сигареты всё же нашлись, и даже немного я настрелял, но вот денег одолжить ни у кого не было. Подрулила и Катька-неформалка в компании расфуфыренной Аньки, бесцеремонно напрашиваясь в гости на потрахушки и на побухать на выходных. Заманчиво, но не при моих обстоятельствах. Грубо отказав, так, что неформалка, ненадолго заткнулась переваривая, я взял рюкзак, пока она не очухалась, и потопал к кучке новоприбывших.

Пусто, голяк, через недели две подходи - выслушал я кучу отговорок, и собрался идти дальше, как один знакомый, из параллели поделился ценной информацией:

- Сегодня сто седьмая резчиков с первой практики приезжает. Все после мамок, так что к ним и наведайся.

Кивнув в знак благодарности, я радостно пошёл на занятия. Не хочется на пары, и я планировал навестить имбецила, но придётся перенести нашу встречу.

Кураторша, побухтев для виду за мои прогулы, напомнила про конкурс, и я, даже не съехидничав, согласился уже в пятый раз. Не доверяет она мне, и правильно делает.

Пары тянулись бесконечно долго, но зато я успел за это время сделать важное дело: стрельнуть телефон, обзвонить больницы и узнать, где лежит Тур. Посмотрев на часы и прикинув, что осталось посидеть ещё одну пару и можно валить, я поплёлся следом за шумным стадом одногруппников в столовку.

Да, в этом замечательном государственном учебном заведении кормили бесплатно обедами. Образование бесплатное, общагу дают, раз в день кормят. Чего для счастья студенту надо?

Только мне и не надо такого сомнительного счастья. Лучше бабло бы давали. А ведь невдомёк другим, что на нас тупо экономят. Та пакость, что они называют обедом, и койко-место в общаге от силы бы потянули на половину стипухи. А ведь после окончания этого бесплатной халявы есть ещё обязательная отработка. Фыркнув своим мыслям, я всё же пошёл за своей порцией мерзости. Пюре было блевотным: перемёрзлая картошка, которую близлежащий колхоз сбагрил (потому что не продал эту гниль) училищу за сельскохозяйственные, бесплатные якобы работы студентов. Жареная тушка рыбы, около массы каши также не привела в восторг: воняла тиной, болотом и ещё чем-то. Не удивлюсь, если рыба сама сдохла, ведь рядом рыбхоз. И насколько слышал, наш директор хабзы с ним в родственных связях.

Ещё часто студентов радовали резиновой курицей, ведь птицефабрика также имела место быть в этой Тмутаракани и директор птицефабрики вполне, возможно, тоже был родственничком кого-нибудь.

Все студенты с радостью уплетали обед, даже не подозревая (мозгов не хватит), что жрут.

Жрать пришлось и мне. Выбора нет.

Катька-неформалка, увидев меня в столовке удивилась, в принципе как и все.

- Роевский! Неужто барские столичные замашки иссякли? Или предки, кроме того, как сослать тебя сюда, ещё и урезали бюджет? Слышал, ты нынче ходишь побираешься, как последний бомж с вокзала, – подъебал меня один из моих одногрупников, вечно старающийся корчить из себя мегакрутого парня и вечно пытающийся меня переплюнуть. Тупой местный колхозник.

- Да, вот решил заскочить посмотреть что ты, Валечка, жрёшь каждый день сидя на родительской шее, - растягивая слова, довольно проговорил я, хотя хотелось врезать этому ублюдку. Про врезать было взаимно. Лицо одногруппника перекосило от «Валечки» и от родителей. За год учёбы и частых пикировок я знал, что он до зубовного скрежета ненавидит своё бабское имя, особенно в такой интерпретации, кичится своими родаками, а ещё что он следует столичной моде.

- Ещё раз назовёшь меня так, и ты труп волосатый! – прорычал Валик Остапенко, поднимаясь из-за соседнего стола со своими местными дружками-третьекурсниками.

- Сам меня трупом сделаешь, аль костюмчик рыночный пожалеешь и натравишь своих шавок местных, колхозных? - стараясь ехидно, вкладывая всю свою говнистость в слова, пропел я.

- Тебе пиздец, патлатый! Я разукрашу твой ебальник так, что ни один доктор столичный не зашьёт! Гнида пидорская! – брызгая слюной, весь красный, прорычал Остапенко, толкая тарелку с едой на пол и выходя из-за стола.

После его выкрика в столовке воцарилась тишина. Цирк любят все! А уж про наши пикировки не знал только что ленивый, вот только до драк не доходило никогда, но, видимо, пора. Мы с ним не разойдёмся. Особенно после его пидора.

- Кто бы про пидора говорил, Валечка! Ты же, слышал, снизу любишь быть? – сорвалось с языка с каплями яда. В тишине это прозвучало очень громко.

Здоровый, откормленный родителями Остапенко, на которого боялись обычно рыпаться, потому что он здешний и предки его сидят где-то в местных советах, уже развернулся со своими прихлебателями-гопниками и с красной мордой шёл ко мне, как танк, явно не чтобы поцеловать.

- Всё, сука, молись!

Я сжал кулаки и, скривив губы, ждал продолжения, а именно желая самому съездить по этой откормленной жирной морде. Первый лезть, естественно, я не собирался. Кто первый начнёт драку – тот и будет виноват, а уж свидетелей у меня целая столовка.

Мысленно я уже рассказывал директору в красках про Остапенко и махал платочком вслед. После такого пусть только попробует его оставить здесь дальше учиться.

- Что здесь происходит? Остапенко! – зычно раздалось от главного входа в столовку, и все замерли.

Дежурный мастер. Цирк закончился, так и не начавшись. Жаль.

Проходя мимо Остапенко, я задел его плечом и пошёл вон, пока мастер не перекинулся на меня со своими претензиями.

- Я из тебя котлету столичную сделаю! – раздалось злое шипение за спиной, на которое я, не оборачиваясь, показал фак.

Из меня каждый день пытаются сделать эту котлету, только вот хрен вам всем в зад, а не из меня котлету!

Решив не идти на рисунок, всё равно настрой упал, я направил свои стопы в общагу и мне повезло. Прошмыгнув незамеченным мимо вахтёрши, обсуждающей что-то с комендой, я поднялся на второй этаж и сразу встретил приехавших парней из сто седьмой. Прав был знакомый, после дома все были при бабле, хавке и даже с запасом пиваса, так что я даже рад, что не остался жрать ту лабуду в столовке.

В общаге я завис надолго, затарившись едой и пивасом по полной. С деньгами было хуже. С ними народ расставался неохотно даже в долг. Понимают, что в долг – то же самое, что и подарил, поэтому и давали «в долг», как правило, немного. Я кривился, но брал. В итоге набралась совсем ерунда. В моей бывшей комнате я сгрузил еду под удивлённые взгляды парней и пошёл дальше побираться.

С каждой минутой меня всё больше злило всё, что я делаю, и всё, что творилось со мной в последнее время. Блядь! Я опустился до побирания! Да я вообще опустился, как последний нищеброд! Я, кто всегда одевался в лучших магазинах, я, кто ездил отдыхать за границу, когда и куда хотел, я, кто всегда получал лучшее и все, что желал! А теперь? Что теперь? Я узнал, что мой папаша составил хитровыебаный договор на аренду халупы, что я чуть ли не бесправный раб. Что тот же папаша не родной мне, ну тут в принципе похер, никогда его не любил. Да меня выебал тупой уродливый имбецил, которому я должен кучу бабла за сраную хату, в которой я теперь существую вместе с неуравновешенным псом-убийцей!

Вломившись без стука в очередную комнату, где жил первый курс, я с порога спросил:

- Бабло есть?

Четверо невысоких, ещё по-мальчишески щуплых пацанов затравленно уставились на меня, но пятый, намного крупнее и больше остальных, которого я что-то не мог припомнить, повёл себя не как все:

- Совсем оборзел, неформал, посреди бела дня бабки трясти? – спросил он и с вызовом уставился на меня.

- А ты предпочитаешь, чтобы я это делал ночью? – огрызнулся я, разглядывая это чудо природы, посмевшее возразить.

Странно, что я его не помню, память-то у меня хорошая на лица, и за почти год я запомнил всех, но этого не помню. По возрасту такой же, как и остальные после девяти классов, но по развитию явно опережает других. В общаге я его точно не видел. Может, местный? Хотя насрать.

- Предпочитаю, чтобы ты делал ЭТО в другом месте и подальше от этой комнаты, пока у тебя не начались проблемы!

От такого заявления даже у меня чуть челюсть на пол не упала. Никогда ещё кто-то из малых не смел вякать.

- Проблемы? Я тебе их сам сейчас устрою! – сощурившись, прошипел я и двинулся к этому выпендрёжнику.

Наперерез мне кинулся один из четверых пацанов, которые сидели и наблюдали за этой сценой молча.

- Не трогай его, - заговорил самый мелкий, щуплый, белый взъерошенный паренёк, одетый в какое-то рваньё. – Есть деньги. На.

Из кармана засаленных джинсов паренёк, похожий на белого одуванчика, достал смятые деньги и сунул мне в руку.

- Дурак, нахрен ты ему деньги даёшь?! – взъярился пацан, которому я собирался накостылять.

Посмотрев на купюры, которых оказалось прилично, я улыбнулся и, похлопав по плечу одувана, пошёл прочь, хотя до уха донеслось злое: «Мелкий ебанутый придурок! Тебе же даже ходить не в чем!». Послышался какой-то ещё шум, словно кто-то или что-то упало, но это не мои проблемы, в руках были деньги и немало. Мне хватит, а что малому ходить не в чем, так мне тоже свой зад прикрыть чем-то надо, про шмотки вообще молчу. А если и правда ходить ему не в чем, то и правда он дурак, что дал бабки.

Вернувшись в бывшую комнату, я достал трофейный пивос и закусь. За это нужно выпить. Парни из комнаты порадовались халявному бухлу. Все давно ездили домой, и поедут туда ещё нескоро. До конца учёбы осталось немного: сдать зачётные работы, подтянуть хвосты и адьё!

Время за пивосом и в отличной компании, к которой подтянулись девчонки, летело быстро и весело. Я даже отвлёкся от последних событий. Гулянка набирала обороты, пока в комнату не влетел запыхавшийся Генка, ходивший отлить.

- Шухер, Тоха, коменда! Кто-то тебя слил!

- Остапенко, больше некому, - прокомментировал Лёха из соседней комнаты, жуя кусок копчёной курицы. – Он сегодня в общаге был, тебя спрашивал.

- Блядь! Ещё один мудак на мою голову, - зло проговорил я и обратился к Генке с надеждой на чудо: – Вторая черная лестница закрыта?

- Закрыта, так что давай в окно! – скомандовал Генка, отодвигая ночные шторы и открывая окно. – Лёху сейчас она всё равно вытурит. Он тебе откроет и через их десантируешься.

- Хавку Лёхе отдадите, - сказал я, запрыгивая на подоконник и выбираясь на свежий воздух.

Лезть в окно и гулять по отливам в подвыпившем состоянии самое то. Меня шатало от выпитого немного, поэтому я вцепился в раму намертво, глядя, как парни занавешивают старые тюли и ночники, чтобы меня не было видно. Глянув вниз, я почувствовал, как меня повело, и ближе прижался к раме, цепляясь за фрамугу. Второй этаж как-никак. Не убьюсь, но хребет сломать могу.

Остапенко тварь!

Дойдя до конца окна, я прикинул расстояние до соседнего отлива и собрался с мыслями. Чуть меньше метра. Не впервой, и расстояние небольшое для меня, но всё равно стрёмно. Услышав мерзкий голос коменды из своей бывшей комнаты, я дождался когда окно в соседней комнате открыли. Отцепившись одной рукой от выступающей фрамуги, я чуть наклонился, прилегая всем телом к кирпичу, и уцепился за выступ следующего окна.

Я слышал, как коменда начала орать на пацанов, найдя бутылку пива, и начала шерстить их комнату дальше, проверяя тумбочки и шкафы.

- Давай быстрее! – поторопил Лёха, высунувшись из окна, и я сделал шаг вперёд, хватаясь сразу за раму. Вторая нога соскользнула почти с металлического отлива, но Лёха подстраховал, схватив меня за майку и втаскивая в комнату.

- Чёт ты хватку потерял, Тоха! – весело сказал он и сплюнул вниз. – Или жизнь на хате тебя растащила?

- Растащила… - буркнул я, вытирая пот со лба и осматривая содранные ладони.

- А нафиг тебе столько хавки, что ты всю сто седьмую раскулачил и оставил меня и всех остальных с носом? – задал вопрос Лёха уже в пятый раз и засунул нос в объёмный пакет.

- Не сцы, тебе ещё осталось, - отговорился я, подходя к двери и прислушиваясь.

- Да чё там слушать! Пивос неоткрытый нашла. Ничего не сделает, – вдруг весело заржал Лёха. – Но ты лучше в общаге не показывайся. Она тебя, если засечёт, мозг вынесет и на ковёр потащит.

- Да пошла она! – огрызнулся тихо я.

- Слушай, Роевский, а какого хрена ты по окнам вообще скакал, если сам трындел, что собираешься поступать в свой институт и тебе плевать на хабзу? – спросил неугомонный Лёха, а у меня чуть скулы не свело от злости. Умник, блин! Можно подумать, я сам не думал об этом. Думал. Кроме таланта, который у меня есть, для поступления в кулёк всё равно нужен блат, или светит платное. А теперь у меня папаши нет, соответственно и блата, и денег на оплату учебы нет. Даже флешки с помощью которой я могу всё это поиметь и то у меня нет! Если ещё эта меня с хабзы попрут, то можно смело идти на паперть просить подаяния.

- Да и кстати, прав Остапенко, ты в столовке не появлялся раньше, а тут и бабло и хавка тебе понадобилась, и в столовку пришёл… - задумчиво, как следователь проговорил Лёха, устраиваясь на своей койке поудобнее и сверкая на меня своими глазами. – Веник вот в травму угодил, сразу как ты к нему на хату заселился…

Оторвавшись от двери, я посмотрел на Лёху.

- Не лезь, куда не просят, и Остапенко поменьше слушай, а то сам в травме можешь оказаться!

Взяв пакет под охреневшим и злобным взглядом Лёхи, я перекинул его в свой пустой рюкзак и приоткрыл дверь. Пора валить.

- Ты сам, смотри, в травме не окажись после встречи с Остапенко. Он давно обещал тебя туда уложить! – мстительно ответил Лёха.

Обернувшись, я скептически приподнял бровь.

- А ты за меня не переживай, Лёха, лучше смотри за собой, а то за мое укрытие коменда тебя по головке не погладит. Вылетишь и не заметишь.

- Да пошёл ты в жопу, Роевский! Больно вас, умных столичных говнюков здесь развелось! – подорвался Лёха с кровати, но я успел закрыть дверь.

Чмошник любопытный, разозлил меня своим пиздежом. Сам перед Остапенко на цырлах ходит, уёбок. Не удивлюсь, если он сам и слил меня этому колхознику.

Коменду я не встретил, зато проходя мимо вахтёрши, попросил передать ей привет. Пусть побесится, тварь.

Хмуро глядя себе под ноги, я быстро шёл домой по всё ещё залитому вечерним солнцем городу. Совсем скоро, буквально через полчаса начнёт темнеть, и я, злясь на себя, что задержался в общаге, ускорил шаг. Мне нужно попасть домой, чтобы сгрузить там тяжёлый рюкзак, успеть покормить монстра, выгулять его, навестить наконец имбецила и забрать свою флешку.

У подъезда стояла припаркованная знакомая бэха, у которой стоял лысый Димон и говорил с кем-то по телефону. Внутренне передёрнувшись и сделав вид, что его не знаю, я прошёл мимо, но этот козёл заметил меня и решил доебаться.

- Ты где был весь день? – догнал меня резкий пренебрежительный вопрос.

- Я вообще-то учусь, - глянув мельком на Лысого, огрызнулся я и быстро зашёл в подъезд, не видя довольного, с мерзкой улыбкой лица лысого мордоворота.

Я не успел ещё подойти к квартире, как за дверью раздался лай. Открыв замок, я медленно приоткрыл дверь, отходя в сторону. Спайк перестал лаять, и я заглянул в квартиру. Пёс стоял в коридоре, но потом, увидев меня, фыркнул, взял в зубы что-то и поцокал с этим в комнату. Дверь в подъезд хлопнула, и по лестнице раздались тяжёлые шаги. Пришлось зайти в квартиру, усмиряя своё дурное предчувствие и лёгкий, как весенний ветерок, страх.

В квартире царил хаос и страшная вонища - псины и какой-то кислятины. Моя погрызенная в хлам и обслюнявленная обувь валялась разбросанной по всему коридору. Пока я шёл к комнате, вступил в огромную лужу. Хотелось ругаться матом, но я не мог; стискивая кулаки и скрипя зубами, я переступил лужу собачей мочи. Нервы звенели как натянутые струны, готовые вот-вот треснуть со звоном. В комнате меня ожидал ещё больший сюрприз. Все мои шмотки были порваны на клочки или обслюнявлены, так же, как и общаговская, единственная подушка. Так что поверх моих уже бывших вещей ровным слоем лежали ещё сбитыми клочками серые, белые и коричневые облезлые перья. На скрученном диване, словно на нём скакали кони, лежал Спайк, зажав в лапах тряпку, оказавшуюся моей рубашкой, и рвал, не торопясь, своими челюстями ткань с мерзким, трескающим звуком.

Подняв крупную лобастую башку от остатков рубашки, псина зло зарычала, глядя на меня и глухо, по-издевательски гавкнула.

Дата добавления: 2015-12-01