Я еле пережила четверг, мучая себя воспоминаниями о прошлом вечере. Разве у меня были подобные приключения в Чикаго? И разве раньше я проводила так много времени с Калебом, наслаждаясь не только его присутствием, но и хорошим настроением?
Поднявшись с утра и увидев свое отражение в зеркале, я впервые ужаснулась тому, что там увидела. Разве это я? Никогда прежде в Чикаго я не выходила из дома, не причесавшись, а здесь я могла и просто собрать волосы в узел, совершенно смирившись с тем, что не красива. Но только то, что я не нравлюсь Калебу, еще не значит, что мне нужно махнуть на себя рукой.
На миг, застыв перед зеркалом, я бросилась к коробкам со своими вещами из Чикаго. Я перерыла их все и, наконец, нашла щипцы для выпрямления волос. Вчера, без ведома родителей, я снова покрасила волосы в синий, желая оставаться все такой же особенной в городке. Но волосы выглядели уже не так, как раньше.
Мне хватило несколько минут, чтобы прическа - косое каре, снова приобрела четкие формы. И из зеркала на меня уже смотрело не подобие Рейн, а она, собственной персоной. От четкости линий, мое лицо стало не таким угловатым, и приобрело хоть какую-то округлость. Глаза казались большими и еще более синими, чем волосы, и я совершенно не была похожа на сову или какое-то экзотическое животное. Схватив тюбик с тушью, как и позавчера, я накрасила ресницы, а губы - блеском, который, как будто случайно, оставила Бет. Разве, смотря сейчас на себя, я могла сказать, что некрасива? Да, я не настолько хороша, чтобы Калеб обратил на меня внимание, чтобы смотрел с желанием, но я достаточно симпатичная, чтобы не смотреть на свое отражение с отвращением. Прошло то время, когда я унижала себя.
К сожалению, в одежде у меня не было большого выбора. Я надела свитер цвета морской волны, достаточного свободный, чтобы скрывать живот, штаны цвета хаки и такую же куртку в стиле милитари. Белая отцовская рубашка делала контраст, выглядывая из-под свитера - так скоро я сделаю новый стиль одежды для беременных. Увидев свое отражение, я была довольна.
Казалось, просто все сегодня меня радует. Я не позволяла себе думать о Калебе, вспоминать вечер среды, и вообще последние полгода. Сегодняшний день я потрачу только для себя. Ничто не должно повлиять на мое настроение!
Я слетела вниз, радостно обняла Самюель и принялась рыскать по кухне в поисках завтрака. Ее удивленный взгляд не остановил моего веселого пританцовывания на кухне. Я прокружилась в одну сторону к холодильнику, потом в другую мимо нее к столу.
- Сегодня какой-то праздник? - поинтересовалась она, с интересом наблюдая за моими действиями. В своем изумрудном платье, Самюель была восхитительна и прекрасна, но даже ее идеальный вид не заставил меня болезненно поморщиться при виде своего отражения в зеркальной поверхности плиты.
- Нет, просто хорошее утро. К тому же, осень, - ответила я, пожимая плечами, словно осень должна была объяснить все.
Как ни странно, Самюель такой ответ полностью удовлетворил. В основном, с приходом осени, я просто оживала. Если кто-то любит весну, лето или зиму, я полностью их поддерживаю. Но осень - это что-то особенное, то, что не поддается логическому объяснению.
Я выглянула в окно и еще успела увидеть, как легкий утренний туман исчез с травы, и небо засияло светом. Яркое синее небо только начинало набирать силу, а деревья пестрели разнообразием рыжих и багровых цветов. Точное сочетание шарфа, что связала мне Самюель. Стоит захватить и его.
- А не рано ли ты встала? Девочки ждут тебя не раньше одиннадцати, – Самюель медленно ходила вокруг меня, поедающей овсянку с сухофруктами, кругами. Ее глаза хитро блестели. – Может, ты едешь не с ними?
- Я тебя прошу, - рассмеялась я. Без подсказок я поняла, о ком говорит мама. Конечно, идея поехать в город с Калебом не казалась мне глупой. В среду мы вели себя как нормальные друзья, но ведь я хотела большего. Возможно, когда увижу его на выходных, нам тяжело будет сохранять непринужденные отношения – воскресная ссора висела над нами дамокловым мечем. Просто в среду мне некогда было об этом думать, мне нужна была помощь Калеба любой ценой, и приходилось вести себя с ним более миролюбиво. – Просто так получилось, подняться пораньше. Зато все успею. Даже машину могу еще помыть.
- А что ее мыть, - Самюель вертела в руках зеленое яблоко и время от времени подносила к носу, принюхиваясь. Она делала это так аппетитно, что мне сразу же захотелось съесть яблоко. – Терцо и Грему нечем было заняться ночью, и они мыли, полировали, натирали и опрыскивали машины каким-то воском. Я думала, что умру от тоски, наблюдая за ними. И ты знаешь своего отца – снова чуть не оторвал что-то от машины, своей, - быстро добавила она, увидев мои нахмуренные брови. С машинами Терцо не знал меры, он обращался с ними слишком усердно, забывая, что, не смотря на свою массивность, против его силы – они хрупки. – Хорошо, что хоть Грем, знает в них толк. Он все исправил. Интересно, как бы Терцо объяснял в ремонте, почему на оторванных деталях следы рук?
Она на миг замолчала, ее взгляд стал затуманенным и далеким.
Гроверы старались всю свою жизнь жить среди людей, оставаться людьми. И я понимала, что она вспоминает свои последние 50 лет, которые они прожили с Терцо, Пратом и Ричардом не самым святым образом. Настоящее постоянство наступило тогда, когда появилась я.
И можно понять, как это терзает Самюель, особенно если учесть ее нынешнюю веру. Ее должно мучить то, что она давно уже могла остановиться убивать. И изменила все не она сама - самое сильное существо в мире, а слабый пятилетний ребенок. Мне стало ее жалко, я не могла видеть ее мучений.
- Да уж, сколько лет жить среди людей, - словно очнулась она. Наши глаза встретились: ее идеальный серебристый взгляд, без каких-либо изъянов и мой, живой и яркий. Самюель вздрогнула, увидев понимание в моих глазах. Ей должно быть непривычно, потому что раньше я ее не понимала, как и теперь, не до конца, но знакомство с Калебом многому меня научило. – Да, милая, прошу тебя, не обязательно покупать весь магазин. Куда потом мы денем все те вещи, когда ты уже не будешь беременна?
Я улыбнулась, понимая, что Самюель хочет отвлечь меня от ее горестных мыслей, и не стала ничего говорить об этом.
- Я постараюсь, - пообещала я.
Самюель иронично хмыкнула.
- Хорошо, что я могу теперь положиться на Бет, она пообещала мне следить за твоим выбором. Главное, чтобы она не позволяла тебе покупать вещи «на вырост».
- Это заговор, - возмутилась я. Самюель тряхнула волосами, чтобы скрыть улыбку, но я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, она чего-то мне не договаривает. – Только не это, - застонала я, догадываясь, в чем дело. – И кого ты подговорила из них двоих на покупку детских вещей?
- Что значит, подговорила? – невинно переспросила мама, но ей меня не провести. Я видела, как она старается скрыть в глазах триумф. – Я всего-то попросила проводить тебя в магазин детской одежды и игрушек. Может что-нибудь приглянется.
Я тяжело вздохнула, стараясь скрыть грустную улыбку.
Да, больше меня не злила мысль, что я беременна, и я уже не ненавидела маленьких деток, растущих в моем животе. Но это не значило, что я полюбила их, так же, как Терцо и Самюель. Они по-прежнему остаются в моем сознании, как будущие брат и сестричка, ну или, как уже там выйдет. Словно я была суррогатной матерью. Только сказать сейчас об этом Самюель я не могла, когда ее глаза горели любовью и счастьем. И с тяжелым сердцем вспомнив полный ящик игрушек и одежды, привезенных Гремом, что я прятала в кладовке, я смирилась с тем, что сегодня там склад пополнится. Качнув смиренно головой, я увидела радостную улыбку Самюель, и поняла, что маленькая прогулка по магазинчику стоит того. Подумаешь, еще парочка игрушек.
- Пойду, позвоню Терцо - это же огромный прогресс.
- Только не нужно этого, не надо лишних иллюзий - застонала я, - все остается, как мы и договаривались. Я рожаю, вы – воспитываете.
- Я понимаю, - ее голос прошелестел рядом так быстро, что я даже не успела испугаться. Ничего не могло уже испортить настроения Самюель, как и моего, кстати, тоже. Я думала, что после этого разговора снова стану такой, как и раньше по утрам. Но ничего не происходило – настроение по-прежнему оставалось приподнятым. К сожалению, ни что не влияло на мой аппетит так хорошо, как смена настроений, моих и чьих-либо. Съев яблоко, что крутила в руках Самюель, я все еще думала, чтобы такого перекусить.
Подумав несколько мгновений, я покидала в сумку запасы шоколадок и батончиков. Знала я свой ненасытный живот, не удивительно, что я ем так много, словно за двоих, так как есть мне приходилось за троих. Я впервые подумала о том, что совсем скоро передо мной встанет проблема выбора имен, обстановки комнаты, и еще куча ерунды, которую нужно приготовить до рождения малышей, и кровь застыла в моих венах. Я была готова хоть каждый день ходить на уроки физики и астрономии, лишь бы меня избавили от такой рутины. И самое страшное, я подозревала, что Самюель все равно меня, так или иначе, заставит. Скорее всего, это будет какая-нибудь хитрость, из-за которой я просто не смогу отказать.
Я знала, что должна злиться или расстраивается, но не могла. Самюель и Терцо так много терпели ради меня, разве не смогу я теперь потерпеть ради них? Ответственность - это двухсторонняя медаль: ты зависишь от того кому дорог, но и он зависит от тебя.
Подумав о том, как рад будет Терцо узнать о моем походе в детский магазин, я и сама обрадовалась. В моей голове сразу же возник корыстный план. У меня была определенная сумма на карманные расходы в месяц, и так как я хотела купить сегодня одну очень дорогую вещь, намного превышая сумму на моей кредитке, мне нужно было, чтобы он не налагал на меня штрафные санкции.
Выезжая со двора, я держала в уме картинку счастливой Самюель, замершей с трубкой телефона в гостиной. Она говорила так быстро, что я ничего не могла разобрать, но догадывалась. О чем еще она могла так радостно щебетать отцу?
Я снисходительно покачала головой, мол, какие эти родители странные, и постаралась не замечать, как и сама радуюсь. Что-то я становлюсь сентиментальной.
Солнечная погода только улучшала мое настроение. Я ехала по центральной улице и радостно отвечала на приветствия знакомых. Меня больше не раздражала атмосфера всезнакомства в теперь уже моем городишке, и я поняла, что начала забывать Чикаго, как свой дом. Теперь мой дом был здесь. Я могла себе представить, как мои дети пойдут в местную школу, будут дружить с детьми моих знакомых. И мои мысли не омрачала та мысль, что все же когда-нибудь нам придется уехать, когда люди начнут замечать неувядающую молодость родителей. Или когда придет время поменять свою человеческую жизнь на вечность.
Было уже достаточно поздно, чтобы называть время нашего отправления в город утром. Но почему-то разговор с девочками не клеился. Пока Бет и Ева клевали носом, сонно поглядывая в окно, я могла спокойно подумать.
Калеб после среды так и не приходил, что давало мне понять – наше мирное общение в тот день, больше не повторится. Я могла лишь догадываться о причинах. Он либо обижен на меня, либо до него, наконец, дошло, что я не его бывшая жена, и не собираюсь поддаваться очарованию, и не стану его новой девушкой. Короче говоря, не сдамся во власть его провокаций. Я могла скорее поверить во второе. Калеб не казался тем человеком, которому будет интересно мнение других людей, особенно тех людей, которые ему безразличны.
Не знаю, удивляло или огорчало это Самюель, придумавшую для себя какую-то глупую романтическую историю между мной и Калебом. По крайней мере, Грем до сих пор ни разу не намекнул мне, что Калеб что-либо ему рассказывал. Он по-прежнему относился ко мне с огромной любовью и добротой. Ему нравилось, когда я рассказывала ему о нашей жизни в Чикаго. Словно слушая это, он мог иметь к простой человеческой жизни какое-то отношение. Его стремление меня удивляло. Ну что может быть интересного в повседневной рутине подростка? Уроки, уроки, уроки и самая малость бывших подлых друзей, каковыми они мне когда-то не казались.
Я рассказывала ему о занятиях музыкой, к которой я очень быстро охладела, и рисованием, к которому у меня не было особого таланта. Только однажды, еще на прошлой неделе, когда я рассказывала ему о нашем чудесном учителе в арт-студии, он проболтался о Калебе и его выставках. Оказалось, талант он унаследовал от матери, в свое время хорошо известной критикам и любителям, художнице. Теперь же Калеба считали своим же сыном и внуком Патриции Гровер. Я представила себе, как же его должно было раздражать такое отношение. Он же был так честолюбив, а критики не всегда любили родственников известных художников.
Отец, слушая нас, снисходительно улыбался, думая, что я этого не вижу. Но меня его улыбки не задевали – они напоминали мне о Калебе. Скорее всего, я злилась на Самюель. Она убедила отца в том, что между нами что-то происходит. Более того, я пыталась ее разубедить, как могла, но Самюель только улыбалась, считая все это подростковой скрытностью. Меня бесило ее поведение, но вчера я решила смириться. Какая теперь разница, наверное, Калеб снова вовсе перестанет к нам ходить и она во всем убедится сама.
Удивительно, но рвать и метать мне не хотелось. И в новую волну депрессии я тоже не впала. Я просто смирилась. Скоро закончится этот учебный год, и может, я все же решусь поступить в Лутонскую школу, и избавлю себя от общения с Калебом. Возможно, там мне удастся, конечно же, не забыть его, но найти хотя бы кого-нибудь, кто бы заглушил и притупил эту глупую любовь и муку.
Я быстро заморгала, подумав об этой перспективе, и обрадовалась, заметив, что моих позорных слез никто не видит - Бет и Ева заснули. Оглядев их сморенные лица, я вновь вернула свое внимание к дороге. Я и так ехала медленнее всех, машины, иногда слишком уж активно сигналя, обгоняли меня, и я сразу же уступала дорогу. Когда спереди не ехала машина Теренса, я чувствовала себя неуютно, и моя неуверенность проявлялась в некоторых неправильных виляниях на дороге. А так же спокойствия не прибавляло неправильное (по моим меркам), левостороннее движение, к которому я все еще никак не могла привыкнуть. Возможно, было бы проще, будь и у моей машины, как у здешних, руль с другой стороны.
Сосредоточенность на дороге всегда позволяла мне не думать о нежелательном. В другое время от мыслей меня отвлекали Ева и Бет.
Когда машин вокруг меня стало меньше, я смогла позволить себе посмотреть на мелькающие за окном рыжие деревья, стойко сохраняющее на себе листья. Я почувствовала, как заряжаюсь от них энергией и спокойствием, и понимала, что смогу прожить еще один день без Калеба. Как мог кто-то не любить осень? Еретики, чтоб их!
Из-за моей медленной езды в городе мы оказались на полчаса позже, чем предполагала Бет. Ее машины не пугали, и она вообще не представляла себе, как сложно приходится мне переходить с одной стороны движения на другую. Сегодня она была раздражительнее, чем всегда, и я скинула это на ее бессонные ночи на этой неделе. Она тревожилась по поводу оценки по английскому. Но видя ее волнения, я все равно ничего не могла ей рассказать.
Сегодня мы трое даже решили пропустить школу и поехать с утра в Лутон, так как Бет просто не могла представить, как она пойдет на английский. Ее наверняка пугала мысль, что она отхватит какую-нибудь плохую оценку, когда будет мечтать о Лутоне.
Я и Ева тоже особо в школу не рвались – все мы ожидали выходных.
Мы въехали в город, и первой проблемой, вставшей перед нами, оказался мой голод. По дороге в Лутон я успела съесть все свои припасы, и чувствовала, что все равно готова съесть слона.
Мы нашли кафетерий на малознакомой мне улочке с интересными витринами. Тут же, потом, мы нашли магазинчик спорттоваров. Там было все, что только может понадобиться человеку, любящему активно отдыхать. Я долго разглядывала доску для серфинга, пытаясь разгадать: кому она может понадобиться здесь, не только в Лутоне, но и вообще в Англии. Серфинг у меня ассоциировался с теплом и солнцем. А Англия с Калебом, а значит, с дождливыми пасмурными днями.
- Это подарок, - объяснил услужливо молодой человек, одетый как продавец.
Он предано заглядывал мне в глаза, желая узнать, что же нужно «таким прекрасным леди» в этом магазинчике. Его поведение мне напомнило Дрю.
Начали мы со спальника. Пришлось брать самый большой, какой был в магазине. Продавец смущенно предложил мне его, видимо, не желая прямо говорить о моем выдающемся животе. Да я и не сопротивлялась. Хорошо, что хоть палатку четырехместную не предлагал, я пока что вмещалась и в меньшую.
Смешнее было то, как он поглядывал на мою левую руку без обручального кольца. Неужели хотел пригласить на свидание? – саркастически подумала я. - Наверное, беременные входят в моду.
Упаковывая все наши покупки, он расспрашивал меня о том, откуда мы, так как Лутон не такой уж и большой город, и здесь почти все друг друга знают. Он так же игнорировал глупые смешки Бет и Евы, в стороне наблюдавших за его заигрываниями. И мне хотелось на них прикрикнуть. Своими глупостями они ставили в неловкое положение меня больше, чем его. Нравился он мне или нет, но внезапное мужское внимание, тешило меня. Хоть кому-то я нравилась.
Я почти с облегчением выходила из магазина, неся в руках туристический коврик, полученный в подарок к спальному мешку. Такие вот навязчивые молодые люди действовали на меня раздражающе, как и смех Бет и Евы.
Пока мы возвращались к моей припаркованной машине, они обсуждали этого парня так, словно меня самой в магазине и не было. Покидав вещи в багажник, подруги смотрели на меня выжидающе. Тогда-то я, наконец, поняла, что кто-то из них меня о чем-то спросил.
Бет смотрела лукаво, Ева удивленно.
- Что? Я не расслышала.
- Я говорю, что сегодня ты очень хорошо выглядишь. Сегодня какой-то особенный день? – повторила Бет. Сложив руки, она в ожидании смотрела на меня.
- А что, в другие дни я выглядела плохо? – невинно удивилась я, проигнорировав вопрос об особенном дне. Вообще-то сегодня было ровно два месяца, как я познакомилась с Калебом.
- Скорее, в другие дни ты одевалась так, словно тебе совершенно наплевать, как ты выглядишь, - заметила она обвинительно. – Чтобы не случилось, нельзя же постоянно замыкаться в себе. И сегодня ты нам хотя бы продемонстрировала, что можешь выглядеть и лучше.
- Лучше молчи, - отмахнулась я, стараясь скрыть улыбку, - а то ты начинаешь говорить как Оливье.
Бет в притворном ужасе схватилась за голову. Ева недовольно сдвинула брови. В ее понятии плохих людей в нашей компании не было. Я в который раз отметила про себя ее наивность.
- Ну, знаешь, так меня еще никто не обзывал, - не заметив взгляда Евы, пошутила Бет. Мы рассмеялись и побрели в поисках магазинов одежды.
Мы решили не идти в огромный торговый центр, а поискать что-нибудь попроще. Точнее говоря, так решила Бет - ее пугали те суммы, которые я могла там потратить.
Искать такие, чтобы подходили и мне и Бет, пришлось недолго.
И вот тут я уже дала себе волю. Я и забыла, как это приятно, ходить за покупками. Мне вовсе не казалось утомительным выбирать и мерить.
Бет сопротивлялась, когда я хватала очередную вещь в военном стиле. Благодаря ее разумным советам, мой гардероб даже пополнился брюками, пусть и для беременных.
- Зачем было покупать столько? – скрипнула зубами Бет, выволакивая пакеты на улицу, - Ты что, всю жизнь будешь беременна?
- Да ладно тебе, - старалась поддержать меня Ева, - много из этих вещей можно будет носить и потом.
- Это ты о пяти парах джинсов с резинкой? – ехидно поддела ее Бет. - Ну да, обрежем ее, и можно будет носить, как о-о-очень низкие джинсы. Будет гламурно.
Я улыбалась, слушая их шутовскую перебранку, и только теперь заметила, что обе подруги в подаренных мной вещах.
- Вам родители ничего не сказали? – мало ли что, городок маленький, и мои подарки могли расценить, как благотворительность, и что еще хуже - унижение.
- Мама просто обомлела, когда прочитала имена некоторых дизайнеров, а некоторые вещи, так сказать, конфисковала, - сокрушалась Бет. - Видела бы ты лицо Оливье!
- Может, стоило и ей что-то подарить? – мне стало неловко.
- Ты что, спятила? - хихикнула Бет. - У ее отца магазин одежды. Она скорее согласилась бы пройти по городу голой, чем взять у тебя одежду. Хотя, наверное, потом бы кусала локти, но Оливье у нас гордая, и у нее странное понятие дружбы. Если ты, конечно, еще и сама не убедилась.
Я улыбнулась. Бет всегда все описывала столь красноречиво, что никаких вопросов ее описание не могло оставить. Она была права, Оливье слишком горда, она бы восприняла одежду не как подарок, а как милостыню. Ведь она же Оливье - самая красивая девушка школы, королева выпускного бала, и тому подобное, от чего меня тошнило. Конечно, я подозревала, что и Бет тешат подобные тщеславные мысли, стать самой популярной и красивой, но ее не сравнить с Оливье. И не потому, что она моя самая близкая подруга, а потому, что она просто хороший человек. Но будь моя воля, королевой бала я бы сделала Еву. Я украдкой разглядывала ее волнистые волосы и лучистые зеленые глаза, такие яркие, что вполне можно принять их за контактные линзы. Светло-зеленый пуловер только усиливал их цвет.
Смотря на то, как она хмурится, недовольно доказывая Бет, что Оливье не так уж и плоха, я вспомнила, что мне рассказывала Бет о тайных чувствах Евы к Грему. Я даже не знала, как к этому относиться. Как я понимала и разделяла ее чувства к подобному мужчине, как Грем. Не мне ли ее понимать лучше других? Но ее, как и меня, ждало разочарование. Грем, в отличие от Калеба, не был самовлюблен и эгоистичен, но зато любил другую, и Еве не на что было рассчитывать. Мне было ее жаль, так же, как и себя. По крайне мере, я знала наверняка, почему мне ничего не светит, а Ева еще долго будет тешить себя напрасными надеждами.
Я тяжело вздохнула, осознавая, что невольно теперь меня будет мучить чувство вины, потому, что я знаю ее тайну. Интересно, а знает ли о ее чувствах к отцу, Калеб? Если знает, почему ничего не предпринял, чтобы она точно знала, что ее ничего не ожидает? Возможно, и нет. Он любил Еву как друга, больше, чем всех остальных, я подозревала об этом, или, точнее говоря, догадывалась, он бы не позволил ей мучиться напрасно. Любовь к друзьям была одной из самых позитивных черт характера Калеба. Мне она нравилась. Мы одинаково были преданы друзьям.
Я снова потянула девочек перекусить. Но теперь уже ела я одна, для них было слишком рано есть снова, ну что же, хорошо, что они понимали, кто на самом деле заставляет меня столько поедать. Девочки заказали только чай, а я не удержалась и съела большую порцию картошки-фри и поджаренный бифштекс. Стоило ожидать, что после такой еды, съеденной с аппетитом, мне станет плохо. Что и последовало, как только я закончила истреблять еду на тарелке. Они, молча и осуждающе, слушали, как мне плохо в туалете.
- Нельзя же так, - впервые я видела Еву такой свирепой. – Если ты знала, что тебе станет плохо от такой еды, зачем ела? Это же небезопасно.
Я, с плохо скрываемым раздражением, слушала их причитания, и так слишком злая на саму себя. Мне было плохо, совершенно не так, как бывает по утрам, а действительно плохо. Девочки испугались так сильно, увидев мое позеленевшее лицо, что готовы были везти меня в больницу.
Пришлось их успокоить, что все в порядке. Мне не хотелось, чтобы об этом случае узнали родители. Мы сидели в машине. Девочки, слишком злые, чтобы говорить, а я, слишком растерянная и уставшая, чтобы попросить прощения. Я понимала, что именно их тревожит. Для них беременность было чем-то совершенно незнакомым, с чем они никогда раньше не сталкивались, хотя прекрасно знали что это. Они просто боялись за меня, и что, если что-то случится, они не будут знать, чем мне помочь.
Прошло минут пятнадцать, минеральная вода и неподвижное лежание сделали чудо. Я уже полностью оправилась, и была почти готова ехать домой. Ключи у меня забрала Ева, с каменным лицом переглянувшаяся с Бет. Еще чего доброго, накажут, подумала я, увидев их взгляды. Они собирались домой, и хотели, чтобы я попала туда как можно быстрее. Но у меня оставалось еще одно дело в городе. Маленькое, но слишком важное, чтобы я оставила его на следующее посещение Лутона.
- Мне нужно еще в один магазин, - Бет и Ева одновременно запротестовали, но я была непреклонна.
- Это последний, и, честное слово, мы сразу же едем домой.
Бет вопросительно обернулась к Еве, и та, увидев мой умоляющий взгляд, обреченно согласилась.
- Хорошо, но этот последний – с ударением на окончание предложения, сказала Бет. Я и раньше догадывалась, что ей нравилось опекать меня, но чтобы так? Она начинала мне напоминать уже не ее маму, а Самюель. А что хуже – Калеба.
Я вздрогнула, вспомнив о нем. Целый день мне удавалось игнорировать все мысли о нем. А теперь он вновь встал перед моими глазами, и я была не готова к этому. Я слишком устала, чтобы контролировать свои мысли.
Немного пропетляв по городу, мы, наконец, нашли тот магазин, о котором рассказывала мне Бет. У нее имелась карточка скидок в нем, так как там она покупала подарок для учителя музыки от школьного комитета учеников. Он выходил на пенсию, и являлся одним из самых любимых учителей школы.
- Итак, что мы здесь ищем, - раздражение уже полностью покинуло Бет, и она с готовностью вылезла из машины, и теперь помогала сделать это мне.
Я помедлила с ответом, делая вид, что занята трудной задачей, достойно оказаться на двух ногах, после получасового сидения на одном месте.
- Что-то для детей? По-моему музыкальные инструменты покупать рановато, - нахмурила лоб Ева.
Обе подруги с интересом оглядывали цветастые витрины магазина, словно надеясь там найти ответы.
- Нет, - развеселилась я, смотря на их озадаченные лица.
Смешным было то, что они меня на самом деле то и не знали. Они ничего не ведали о том, какой я была раньше.
- Мне нужна гитара.
Бет и Ева непонимающе переглянулись.
- Прости, что? – переспросила Ева. Ее порывистые движения означали лишь одно: она в полной растерянности. Чтобы куда-то деть руки, она сложила их на груди, и мне это кое-кого напомнило. Я судорожно вздохнула, пытаясь подавить в себе волну боли.
- Гитара. Мне нужна гитара, - полностью утратив веселость, вздохнула я. Трудно было им объяснить все.
- Понимаете, там, в Чикаго, я была совершенно другой. Меня вы знаете только с одной стороны, но когда-то была и другая Рейн. Более веселая, чем теперь, и я любила музыку… Долго рассказывать. Может как-нибудь в другой раз?
Я видела, что их не устраивает мой ответ. Но они сами торопили меня домой.
- Ты такая сильная, - тяжело покачала головой Бет, - как много с тобой всего случилось.
О нет, - думала я, - я не сильная. Я слабая, потому что не могу сопротивляться тем чувствам, что во мне вызывал Калеб.
Я оглянулась на магазин, продавец уже сосредоточено следил за нами, видимо сочтя наше поведение подозрительным.
- По-моему нужно зайти, а то он решит, что мы собрались устроить здесь демонстрацию, – я ушла от ответа на слова Бет. Не время было обсуждать все, что со мной случилось. Да я и не хотела. Все, что случилось, теперь осталось в прошлом. Я смотрела в будущее и продолжала жить. Пусть и не очень счастливо, потому что рядом не будет того человека, которого я люблю. Но ведь, сколько еще всего в жизни у меня впереди! Я уже и забыла, когда видела свое будущее столь оптимистичным.
Когда мы вошли, над дверью неприятно брякнул колокольчик, от которого поежились не только мы, но и сам продавец.
- Мазохист, - услышала я бурчание Бет и еле удержалась от смеха, так как заметила приближающегося продавца.
- Вам что-то показать, - он подождал, пока мы прошли в глубину магазина и осмотрелись. Заметив на стене гитары, подобные тем, что были у меня в Чикаго, я поспешила к ним.
- Да если можно, мне нужна шестиструнная акустическая гитара, желательно не очень тяжелая. Могут подойти фирмы ….
Он удивленно и вопросительно оглядел меня. Видимо не ожидал. А что еще можно ожидать от беременной? Я его понимала, не впервые сталкивалась с таким пренебрежением.
Не очень разговорчивый, он снял несколько гитар, кратко описав все, что мне нужно было о них знать. Я недолго выбирала. Мне сразу же понравилась темно-пурпурная, с алым огнем по бокам и ярко голубыми линиями. Струны на ней были мягкими, совсем не такие, как на моей старой разбитой гитаре.
Я давно не играла, но несколько аккордов дались мне достаточно легко. С наслаждением я перебирала струны одеревеневшими пальцами, без практики они не были так податливы, как раньше. Ногти немного мешали, но я отметила это как пунктик, который следовало сделать дома. Маникюр для меня не был чем-то очень важным.
- Беру эту, - счастливо сказала я продавцу и девочкам, с сомнением, наблюдавшим за мной.
- Вы уверены? Могу посоветовать вам модель не хуже этой, но дешевле, – он показал мне ценник на гитаре, и я рассмеялась – эта цена была вдвое меньше той, что я запланировала.
- Нет, эта идеально подходит, - я протянула ему кредитку, и постаралась проигнорировать ошеломленные взгляды подруг. Для них эта цена должна казаться просто кощунственной. – И, пожалуйста, мне еще один комплект струн и чехол, все самое лучшее.
Я ведь и так сэкономила на гитаре, так что могла позволить себе все это.
Он понимающе кивнул, держа в руках мою безлимитную кредитку. Я сомневалась, что сюда кто-нибудь входил с подобной. Ко мне вернулось былое превосходство, но я подавила его, взглянув на Бет и Еву.
- Ты тратишь ужасно много денег, - почти обвинительно сказала Бет, когда мы вышли на улицу.
- Через месяц у меня день рождения, - меня встревожили слова Бет. Я с тяжелым сердцем поняла, что придется соврать. Рано или поздно кто-то должен был заметить мои колоссальные затраты, и поинтересоваться, откуда у профессора такие деньги. – Дядя Прат выделил мне на гитару деньги. Кстати, машина - это тоже его подарок. Он вряд ли сможет попасть на мой день рождения, вот и разрешил купить его уже сейчас.
- А чем занимается твой дядя, - поинтересовалась Ева. Я заметила, что их заинтересовал рассказ о дяде, раньше они о нем ничего не слышали.
- Бизнес, - коротко отозвалась я, и постаралась не смотреть им в глаза, - отсюда отец знает Гроверов.
Когда врешь, главное не забывать приплести кого-то знакомого, который будто бы может подтвердить твои слова, так человек, которому ты врешь, сразу же расслабится. Это было первое правило, как умело лгать, которому меня научил Ричард.
- Да, кстати, - добавила я, - у меня еще есть брат. Он сын Прата. Его зовут Ричард.
- Ты никогда нам не рассказывала, – казалось самолюбие Бет задето. Она считала, что она моя лучшая подруга, а значит, должна быть в курсе всех аспектов моей жизни.
- Прости, я вам еще много чего не рассказывала, - мне стало обидно. Разве я обязана делиться с ней всем, что произошло со мной в последние пять лет? А потом я раскаялась, понимая, что Бет вовсе не преследует какие-то свои личные цели. Мне-то она точно рассказывала о себе все. А вот я, пока что, не могла преодолеть в себе тот барьер недоверия к друзьям, что возник у меня после Чикаго.
- Но у нас еще много времени впереди, чтобы я тебе рассказала, - улыбнулась я.
Бет с недоверием посмотрела на меня.
- Это звучит как предложение руки и сердца, - рассмеялась она, и примирительно обнимая меня.
- Ну, почти, - согласилась я, - скорее как предложение любви и вечной дружбы. Я хочу, чтобы ты знала, что ты и Ева здесь, мои самые близкие друзья.
Ева как всегда застенчиво и мило улыбнулась, Бет же торжествовала. Все-таки она для меня важнее Евы. У Евы зазвонил телефон, и мы с Бет, наконец, отпустили друг друга.
Подтащив гитару к машине, Бет открыла багажник и застонала. Места куда положить гитару уже не было. Мы вдвоем немного сдвинули пакеты с одеждой и обувью, и, наконец, впихнув туда инструмент, с трудом закрыли багажник. Я ожидала, что она что-то скажет насчет кучи пакетов, и количества того, что я купила, но ее опередила Ева. Она хмурилась, обращаясь к нам.
- У меня плохая новость.
- Что-то случилось? - встревожилась Бет, а мое сердце замерло. Самые дурные мысли вмиг посетили мою голову. Я первым делом испугалась за свою семью.
- Нам еще ненадолго придется задержаться. Оказывается, покупку продуктов оставили нам.
Я облегченно вздохнула. Это показалось ерундой, по сравнению с тем, что предстало перед моими глазами, когда она сказала о плохой новости.
- Ну, это не страшно, а то ты сказала это с таким лицом, будто кто-то умер, - возмутилась Бет.
Мы расселись по местам. Ключи у меня вновь отобрали, и я подумала, что у Евы это уже входит в привычку.
Благо на заднем сиденье оставалось еще много места, и мы смогли купить все необходимое. В супермаркете работала одна из прихожан маминой церкви. Мне пришлось выслушать и ответить на все ее занудные вопросы, рассказать, как поживают родители и обязаться передать им привет. Когда я смогла от нее отделаться, девочки уже ждали меня в машине.
- Я думала, она от тебя не отстанет, - злилась Бет. Уже темнело, и все мы были уставшие. Ева переживала - предстоял еще путь домой по шоссе, а она, как и я, не была любительницей машин.
Я уже и забыла, какое утомительно дело – прогулка по магазинам. Утренний ажиотаж спал, и все, о чем я могла мечтать - это ванна и кровать. Ну и, несомненно, поесть. Мое недомогание уже совсем прошло, и я с наслаждением думала о том, что же приготовила мама.
В машине я разулась, и тихая музыка, которую включила Ева, а также мелькание деревьев за окном, навевало сон. Но не могла же я заснуть в машине - мне еще предстояло развести девочек.
Когда мы въехали в город, я так без кроссовок и села за руль. Нам пришлось поменяться, чтобы я могла отвезти по домам подруг.
Когда мы остановились во дворе Бет (я чувствовала, как от влажной холодной земли, в мои ноги пробирается холод), я приветливо помахала маме Бет, и, оглянувшись на машину, спросила:
- А что делать с пакетами?
- Не переживай, Теренс сказал, что кто-то за ними обязательно приедет. Думаю, это и будет он. У него дома в подвале такая холодина, что продукты постоят там в целости и сохранности.
- А теперь, скорее, в машину, не могу смотреть, как ты в одних носках стоишь здесь, - она почти затолкала меня в салон, и ушла в дом лишь когда я выехала на дорогу.
Слова Бет успокоили меня, и я поехала домой, усталая, но счастливая. Завтрашний день сулил так много интересного, а этот подходил к концу. Наконец-то хоть один день я провела только для себя. И почти не вспоминала о Калебе.
Но мои пальцы намертво схватили руль, когда я увидела знакомый темно-синий джип на нашей подъездной дорожке. Мои фары выхватили из темноты его силуэт. Калеб стоял, прислонясь к периллам крыльца.
Припарковав машину около его, я обулась и на негнущихся ногах пошла к дому. Джип Калеба загородил мне дорогу к гаражу, зато то время, что я шла, дало мне передышку.
Я подошла к Калебу ближе, чем стоило, и остановилась. Он молчал, я тоже. Казалось, всего лишь позавчера мы вместе залезли в школу, но теперь все изменилось. Между нами еще оставался воскресный разговор. Я вглядывалась в его знакомые черты и думала, что и он изменился. Но что именно это были за изменения, не могла понять.
- Я рад, что вы вернулись на этот раз из Лутона в целости и сохранности! – голос Калеба в темноте прозвучал чуждо.
Он был холоден и вежлив, ни тени той веселости, что была в среду. Почему-то мне захотелось ударить его по этой надменной физиономии, полускрытой от моих глаз.
Я вздохнула и подумала: когда же прекратится это желание причинить ему боль? Ну, разве он виноват, что не любит меня?
- Да уж, как видишь, - сухо отозвалась я, - ты, наверное, за продуктами?
- Почему ты так думаешь? Может, я заехал, потому что хотел тебя видеть? – равнодушно пожал плечами Калеб. Но я видела, как при этом его глаза следили за моей реакцией.
Я рассмеялась, возможно, слишком громко, зато, хотя бы, не истерично.
- По-моему, мы решили этот вопрос еще в воскресенье, - мой голос даже для меня прозвучал слишком отчужденно. Ух, неужели это я? – Так что давай скорее, перенесем продукты, а то я валюсь с ног от усталости.
- Тогда жди здесь, я сам скорее справлюсь, - повелительно бросил Калеб, уже направляясь к машине.
Было очень холодно, я даже накинула капюшон своей куртки, совершенно не спасающей от вечернего ветра. Калеб же был в одной футболке. Теперь я поняла, что означает быть наркоманом на лечении: трогать нельзя, а смотреть – да сколько хочешь!
Я всегда обвиняла Калеба в извращении, но, по-моему, это я была маньяком. Рассматривая его свободно сидящие джинсы и мышцы, перекатывающиеся на руках, я о таком подумала, что мне даже стало жарко. Еще пара минут в его компании, и он подаст на меня в суд за изнасилование… многократное…
Я усмехнулась этой глупой мысли. Видимо от усталости, мой мозг начинал работать хаотично. Калеб бросил на меня пристальный взгляд, и я поспешила спрятать улыбку.
Заметив торчащую пачку сигарет, а точнее говоря, свою заначку, из-под ступеней, я нагнулась, чтобы вытащить их оттуда и выкинуть. Они были мне больше не нужны. Я полностью избавилась от своей зависимости. Калеб же расценил мое движение превратно.
- Да ты в своем уме? – рявкнул он, подлетая ко мне. Я ужасно испугалась и машинально завела руку за спину.
- Хочешь поговорить о моем психическом здоровье - получи специальный диплом, - огрызнулась я, еще до конца не поняв, что такого сделала.
Я получила какое-то странное удовольствие, когда увидела, как он сердится. Наверное, потому что это вызывало хоть какие-то чувства на его лице. Конечно не те, о которых мечтала я, но все же… Нельзя иметь все, кажется, именно эти слова я сказала недавно Калебу.
- Я их заберу, - заверил меня Калеб.
- Ой-йо-йой, - злорадствовала я, когда, наконец, поняла от чего он злится. Неожиданно сигареты сыграли мне на руку. Знала бы, что бросать курить - это так полезно, давно бы бросила. – Большой и страшный вампир угрожает маленькой, безобидной девочке.
- Не надо давить на жалость, на меня это не действует, - скрипнул зубами Калеб.
- Да неужели, - парировала я, видя совершенно противоположенное. Ему явно было трудно нависать надо мной с таким грозным лицом.
Он рывком поднял меня на ноги, и, заведя довольно нежно руки за спину, отобрал пачку. Я отдала ее без сопротивления, потому что близость лица Калеба сделала мои ноги ватными, а в голове захлюпал куриный суп. Я безнаказанно вдыхала его аромат, будто бы могла потом насладиться им. Ощущение его холодной кожи было одновременно сладким и болезненным.
Он никогда не будет моим, - мелькнуло в моей голове, но я придушила эту мысль. Я могла полностью наслаждаться им теперь, и зачем думать о грустном. Нельзя портить такие вот моменты.
Кажется, он почувствовал мое изменившееся настроение и замер. Его руки крепче обняли меня. Мы перестали дышать, наши глаза оказались на одном уровне.
Я уже почти потянулась к нему, когда на крыльце загорелся свет, и мои родители вышли провести Грема. Калеб был к тому времени уже у машины, а я растеряно стояла, не понимая, когда же его руки перестали меня обнимать. Я поежилась от пустоты, что образовалась без него.
- Привет, - поздоровалась я. Грем по привычке погладил меня по голове, словно мне было двенадцать, и что-то дальше принялся обсуждать с отцом. Они договаривались встретиться еще ночью, но для сестер Стоутон и наших остальных соседей, нужно было, чтобы машина Гроверов исчезла с нашего двора. Разные слухи могут пойти по этому поводу. Мы всю жизнь предпринимаем такие меры. Как к такому привыкли Гроверы? Они же дольше моих родителей живут так близко с людьми.
Не обращая на них внимания, я тоже побрела к машине. Это должно было показаться естественным. Не только перед соседями теперь приходилось маскироваться, а еще и перед родителями. Игнорируя так же и Калеба, я принялась вытаскивать свои вещи из багажника, пока он переносил продукты в свой джип, и проклинала себя в душе за слабость. Еще секунда и я бы поцеловала его.
Калеб тоже выглядел раздраженным, но я пропустила этот факт мимо своих мыслей. Ему-то чего злиться? Его только что спасли от нежелательного поцелуя. Если он вообще это заметил.
- Оставь, я сейчас заберу, - голос его показался усталым, когда он выдохнул совершенно рядом, и снова поколебал мое душевное равновесие.
Как же я выдержу следующие два дня, если мы будем находиться рядом постоянно? Если я и днем и ночью буду видеть его, и негде будет спрятаться. В палатке со мной наверняка еще кто-то будет жить. Или Ева или Бет, в чем я точно не сомневалась. Идея поехать на кемпинг, теперь казалась мне не заманчивой, а скорее западней, в которую я ехала добровольно. А до сегодняшнего вечера еще и с радостью.
Тело Калеба напряглось, и я невольно проследила глазами, чтобы понять, что же его так зацепило. Гитара, ну, конечно же.
- Твоя? – спросил он. Голос прозвучал глухо, но, к моему сожалению, в нем не стерлись следы той бархатистости, от которой у меня кружилась голова.
Ответить я не успела. Самюель так вовремя позвала меня в дом, напоминая о холоде. Калеб остался один разгружать машину, Терцо и Грем, словно ничего не замечая, продолжали о чем-то спорить на крыльце.
И я ушла, оставив его без ответа. Пускай помучается, думая, чья она. Если конечно он вообще станет над этим раздумывать.
Только когда машина Гроверов отъехала, я пошла вниз за вещами и на полпути встретила родителей. Как всегда вместе, с долей тоски и зависти подумалось мне. Будет ли у меня также? Встречу ли я кого-то такого, чтобы был для меня тем же, кем есть Терцо для Самюель? Я вздохнула и изобразила радость:
- Где мои покупки?
Отец взял в руки гитару и недоумевающее покрутил.
- Надеюсь, ее не постигнет участь предыдущей?
- Я тоже.
Самюель помогла мне взять пакеты, и мы занесли их в мою комнату. Я знала, она хотела бы увидеть новые покупки, но, очевидно, заметив мою усталость, даже не стала спрашивать, что я купила. Мне нравилась их сегодняшняя не настойчивость.
- Помочь тебе разложить их? – поинтересовался Терцо.
Я улыбнулась, увидев непритворный ужас при этом. Ему надоедало вечно просматривать примерку каждого наряда, купленного Самюель.
- Может, в понедельник?
Самюель понимающе улыбнулась.
- Какао на ночь?
Они спустились вниз первыми, а я еще раз оглядела огромнейшую кучу пакетов и только теперь поняла, от чего так злились Бет и Ева. Их действительно было слишком много.
Родители о чем-то между собой шептались, и даже не перестали, когда я села рядом за кухонный стол. Разговор, как всегда, шел о детях. Я даже и не заметила, когда это перестало меня раздражать. Мне действительно было приятно слушать их глупую, милую болтовню.
На столе передо мной оказался стакан с какао, и я сонно потягивала его. Они же смотрели на меня. Иногда меня это злило, но не сегодня. Что-то изменилось.
- Тебе еще не пора спать? - Терцо оперся на мое плечо, и пропустил в пальцах прядь волос. Его нос наморщился. Самюель и я понимающе улыбнулись друг другу. Его консервативное воспитание не могло смириться с таким цветом. – Какие у тебя были красивые волосы.
Я рассмеялась. Он так часто повторял эти слова, что казалось, без них бывало скучно вечерами.
- Пап, это ненадолго, когда-нибудь я перекрашусь.
Я поцеловала каждого и пошла наверх, прихватив стакан с какао. Наверное, за целый день они еще так и не имели возможности побыть вдвоем. Закрыв за собой дверь, я устало оглядела комнату, и в который раз поразилась ее пустоте. Срочно нужно будет ее оживить.
Взяв гитару в руки, я так же, как Терцо, покрутила ее на весу. С непривычки я забыла, какая она тяжелая. Но это была приятная тяжесть, чего-то такого родного, и забытого. Забыв о времени, я вспоминала все те песни, что когда-то разучивала под руководством Ричарда. Слезы сами по себе текли из глаз, и я даже не старалась их вытирать. Мне впервые за очень долгое время полегчало.
Забравшись в кровать, я с облегчением вспомнила, что никто из подруг так и не затащил меня в детский магазин. И пожелала лишь одного, чтобы выходные прошли лучше, чем я надеялась.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав