ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ 6 страница

2 26 июля 1519г. по старому стилю, а по новому - 5 августа 1519г.

3 Панфило де Нарваэс (Pdnfdo de Narvaez) (около 1470 г. или 1480 г. - 1528 г.) - конкистадор, прибыл в Новый Свет в 1509 году, командовал отрядом конкистадоров на Ямайке, затем, перебравшись на остров Куба к Диего Веласкесу де Куэльяру, участвовал в завоевании Кубы и был ближайшим помощником Диего Веласкеса. Вот что о нем говорит Бартоломе де лас Касас в "Истории Индий": "(Книга III, глава 26) В это время на острове Ямайка ста­ло известно, что Диего Веласкес совершил поход на Кубу, чтобы заселить и умиротворить ее (так испанцы называ­ли тогда и называют теперь свои действия в Индиях). И то ли Хуан де Эскивель, губернатор Ямайки, опустошив­ший ее за время своего управления почти целиком, решил послать на помощь Веласкесу своих солдат, то ли они са­ми попросили разрешения у Эскивеля отправиться на Кубу, но так или иначе 30 испанцев, вооруженных луками и стрелами и владевшие искусством стрельбы из лука значительно лучше индейцев, пустились в путь. Ими командовал некто Панфило де Нарваэс, который пользовался расположением Веласкеса, так как был уроженцем Вальядолида, а сам Веласкес происходил из соседнего Куэльяра. Нарваэс был высокого роста с белокурыми, почти рыжими волосами. Это был вполне достойный человек, честный, разумный, хотя и несколько беззабот­ный, обходительный в разговоре, приятного нрава; в сражениях с индейцами он проявил мужество, как, впро­чем, проявил бы его и в любом другом бою. Был у него, однако, один тяжкий порок, а именно, полная беспеч­ность, о чем мы расскажем." Панфило де Нарваэс в 1520 году был послан Веласкесом во главе войска в Но­вую Испанию, дабы захватить Кортеса, но потерпел неудачу и был пленен. После того, как Кортес его отпус­тил в 1522 году, Нарваэс вернулся на Кубу, а потом в Испанию; в 1528 году Нарваэс погиб во время неудач­ного похода, пытаясь завоевать Флориду. Армада Панфило де Нарваэса, согласно другим источникам, состояла из: 19 судов, 1 450 солдат, 70 аркебузников, 90 арбалетчиков, 80 конных, 20 пушек, более 200 матросов и более 1 000 вспомогательных воинов-индейцев с Кубы.

4 Таким образом, Педро де Альварадо не мог заступиться за наказанных испанцев, как сделал это ранее, в слу­чае с солдатом, повешенным по приказу Кортеса: тогда Альварадо перерезал веревку (см. стр. 73 в главе "ПЕР­ВЫЕ ПОДДАННЫЕ").

5 Алонсо Альварес де Пинеда (Alonso Alvarez de Pineda) (? - 1520 г.) - конкистадор, возглавлявший экспедицию (на 3 или 4 судах), снаряженную губернатором Ямайки Франсиско де Гараем, которая, отплыв в конце 1518г., ис­следовала северо-западное побережье Мексиканского залива. После описанного Берналем Диасом случая, экспеди­ция Пинеды у устья реки Пануко была разгромлена мешиками в 1520 году, в бою погибло много конкистадоров, в том числе и Пинеда, пленные были принесены в жертву и съедены; лишь небольшой части конкистадоров во главе с Диего Камарго на одном судне удалось выйти в море, остальные суда были сожжены мешиками.

6 Франсиско де Гарай (Francisco de Garay) (? - 1523 г .) - конкистадор, участник второго путешествия Христофо­ра Колумба (1493 г. - 1496 г.), вначале обосновался на острове Эспаньола (Санто Доминго, Гаити), с 1511 г. губер­натор острова Ямайка; был одним из богатейших колонистов Америки; в 1518 г. - 1523 г. снарядил несколько экс­педиций, сам возглавил последнюю из них в 1523 году, в этом же году умер в Мешико (Мехико).

7 Река Сан Педро и Сан Пабло (Rio de San Pedro у San Pablo) - ныне название одного из рукавов реки Усумасинта в Мексике при впадении в Мексиканский залив.

К главе "ПОХОД В ТЛАШКАЛУ"

1 В середине августа... - по старому стилю, а по новому - в конце августа 1519г. Согласно же Эрнану Кортесу (второе письмо-реляция Карду V), конкистадоры выступили из Семпоалы в Тлашкалу 16 августа 1519 г. (это по старому стилю, а по новому - 26 августа 1519 г.): "И положившись на величие Бога и силу королевского имени Ва­шего Высочества, я намеревался пойти повидаться [с Мотекусомой II], где бы он не находился, хотя этот сеньор обещал мне очень многое, прося отказаться от этого намерения, и еще я решил, и в том заверяю Ваше Высочество, что он будет пленен или убит или станет подданным Королевской Короны Вашего Высочества. И с этим намерени­ем и решением я отбыл из города Семпоала, который я прозвал Севильей, 16 августа [1519 г.] вместе с 15 конными и 300 пехотинца [(peones)], лучше всех подготовленными к войне, которых я сам выбрал в это время в том месте, и я оставил в Вилья Рике де ла Вера Крус 150 человек [-пехотинцев] с 2 конными..." Из этого отрывка также видны и намерения Эрнана Кортеса относительно Мотекусомы II.

2 Шалапа (Xalapa); Хуан де Торкемада сделал замечание, что пройти из Семпоалы в Шалапу за один день не­возможно, ибо на этот путь нужно 2 дня. Ныне на месте Шалапы находится город Халапа Энрикес (Jalapa Henriquez).

3 Шикочималько (Xicochimalco) - более правильное; у Берналя Диаса - Сокочима (Socochima); Эрнан Кортес во втором письме-реляции императору Карлу V называет ее Сиенчимальен (Sienchimalen), и сообщает, что до нее дош­ли из Семпоалы за 4 дня; ныне город Хико (Jiсо) в штате Веракрус современной Мексики, расположен отдельно от руин Шикочималько, которые находятся вокруг него.

4 Техутла (Tejutla) - это поселение не сохранилось.

5 Цаоктлан (Tzaoctlan) - более правильное; у Берналя Диаса - Сокотлан (Zocotlan); город-государство, подвласт­ный Мешико. Это название со временем превратилось в современное - Саутла (Zautla). Вначале конкистадоры во­шли в Цаоктлан, а оттуда - в Истакмаштитлан ("Белую крепость") и уже из него направились в Тлашкалу.

6 Castil-blanco (Белая крепость) - так испанцы прозвали город Истакмаштитлан (Iztacmaxtitlan), находившийся во вла­дениях города-государства Цаоктлан; ныне - Истакамаштитлан (Iztacamaxtitlan), местоположение его изменилось.

7 Олинтетль (Olintetl) - более правильное, согласно Торквемаде, Клавихеро и Ороско-и-Берре; у Берналя Диаса - Олинтекле (Olintede). Олинтетль на вопрос Кортеса подвластен ли он Мотекусоме II, как бы удивленно ответил: "А кто не вассал Мотекусомы?!"; и как сообщает Кортес во втором письме-реляции Карлу V в ответ на слова о ве­личии и могуществе испанского короля и на требование золота в знак подчинения королю Олинтетль "...ответил мне, что не отдаст золото мне, которое у него находилось здесь, согласно воле Мотекусомы, однако он может по приказанию Мотекусомы отдать [испанскому королю] золото, себя самого и все, что у него есть. Мне не хотелось задевать его чувства и тем самым создавать себе дорожные неудобства, и я ему сказал, что Мотекусома скоро при­шлет ему приказ на выдачу золота и всего, что у него имелось".

8 Это был цомпантли (tzompantli) - находившийся у пирамид храмов (теокалли) помост с вертикальными стол­бами-стойками, поддерживающими ряды поперечных шестов, на которые были нанизаны головы принесенных в жертву военнопленных; одни из этих голов еще сочились кровью, другие находились на разных стадиях разложе­ния, а иные - уже побелевшие от солнца черепа. В Мешико же у пирамиды главного храма (гран теокалли) таких голов, согласно свидетельствам конкистадоров, было 136 000.

9 Об этих посланцах-тотонаках Кортеса и событиях в Тлашкале испанский историк Антонио де Солис-и-Рибаденейра в своей "Истории завоевания Мешико" рассказывает так: "(Книга II) Глава XVI Кортес посылает четырех послов в Тлашкалу. Описывается одеяние этих послов, и то, как были приняты они в Тлашкале. Обсуждения, какие учинил тамошний совет, мирных предложений испанцев. Четверо семпоалыцев по обыкновению послов здешних земель нарядились весьма богато. На плечах висели у них накидки выбойчатые, которые внизу завязаны были. В правой руке держали они стрелу, обратя перьями к верху. На левой руке имели они щит из морских раковин. По перьям стрел узнавали в этих землях намерения послов. Ибо как раньше римляне различали своих герольдов по разным знакам, так и у сих народов красные пе­рья означали войну, а белые - мир. Люди, несущие такие знаки, везде, где бы ни проходили, с великой честью содержа­лись. Но должны они были останавливаться на главных улицах [поселений], ежели прав и вольностей своего посольства, которые впрочем за священные почитались, потерять не хотели, У тлашкальцев международное право было не в мень­шей чести, как и прочие их законы. Четверо послов Кортеса пришли в таком наряде в Тлашкалу, где, узнав по знакам их о цели их прихода, отведена им была квартира в Кальписке. На следующий день собрался совет Тлашкалы в большом за­ле, где обычно они собирались для совета. Члены совета сидели по старшинству своему на низких сиденьях, сделанных из цельного куска редкого дерева, и назывались yopales. Когда послы вошли, члены совета привстали немного со своих си­дений и приняли их с пристойной учтивостью. Послы, вступив в залу, держали свои стрелы, поднятые вверх, а головы свои покрыли своими накидками, это у них был главный знак покорности. После отдания поклонов они пошли очень медленно на середину зала. Тут они опустились на колени и, закрыв глаза, ждали позволения говорить. Когда, наконец, старший в совете приказал им объявить причину их прихода, они, встав, сели по индейскому обычаю, сложив ноги. По­сле чего красноречивейший из них произнес следующую речь: "Благородные жители республики, храбрые и могущест­венные тлашкальцы! Сеньор Семпоалы и горные касики, ваши друзья и союзники, передавая вам поклон с пожеланием богатой жатвы и смерти вашим врагам, считают необходимым сообщить вам, что с востока в их землю пришли чужезем­цы, и они не только непобедимые, но и на самих богов похожие, ибо они плавают в больших дворцах и имеют в своей власти гром и молнию - оружие, которое принадлежит только богам. Они вестники другого Бога, гораздо лучшего, чем наши, который на наши жестокости и кровавые человеческие жертвы справедливо негодует. Их предводитель - посланец некоего весьма великого и могущественного короля, стремящийся по благочестию своей веры искоренить на нашей земле злоупотребления и насилия Мотекусомы. Он освободил уже наши провинции от тирании Мотекусомы, под которой они жили, и намереваясь и других от этой неволи освободить, он должен проследовать через вашу республику по дороге в Мешико и желает знать, чем вас обидел этот тиран, и обещает, что встанет за ваше дело как за свое собственное и не ус­покоится, пока его не накажет по справедливости. С таким известием о намерении этих чужеземцев и со свидетельством о добром и безвинном их поведении посланы мы наперед просить вас от имени наших касиков и всех ваших союзников и настоятельно советовать, чтобы вы этих друзей как благодетелей и союзников ваших наилучшим образом принять и уго­стить соблаговолили. Мы же еще от имени предводителя этих чужеземцев хотим вас уверить, что он не имеет никаких других намерений, кроме миролюбивых, и что он от вас ничего больше не требует, кроме свободного пропуска через ва­ши земли, он ничего другого не желает, как вашей пользы, и оружие его ни за что иное, как за оружие справедливости по­читать должно, поскольку он производит дело небесное; он от природы милостив, дружелюбен и учтив, и никогда не со­вершает никакой жестокости или строгости, лишь за исключением, когда по злости других к тому принужден бывает". По окончании этой речи четверо послов встали, низко поклонились совету и опять сели в ожидании ответа. В совете по­сле этого было краткое обсуждение, и один из членов совета от имени всех ответил, что предложение семпоальцев и тотонаков - своих союзников они принимают с великой благодарностью, но следует подумать некоторое время, прежде чем будет принято твердое намерение дать какой-либо ответ предводителю чужеземцев. С этим ответом послы вернулись в свою квартиру. Совет же, отворившись, долго обдумывал и обсуждал, что ожидать следует, какого вреда или пользы от просьбы чужеземцев. Сначала обсудили важность дела и сочли его достойным тщательного исследования; о нем выска­зывались различные мнения; а так как они к согласию прийти не могли, то мнения в совете разделились. Одни считали, что чужеземцам следует разрешить свободный проход, но другие требовали, чтобы не давать им разрешения и военной силой отогнать их от границ. Так какое-то время они об этом с большим жаром спорили, не приняв единого решения, по­этому в завершении Машишкацин, старший и знатнейший в совете, встав со своего места, произнес следующую речь: "Вам благородные и храбрые тлашкальцы наверное небезызвестно, какое откровение с древнейших времен через наших жрецов к нам дошло. Я говорю про пророчество о непобедимом народе, который с необыкновенной властью над стихия­ми должен из дальних восточных земель к нам прийти, подвижные города на морских волнах имея и повелевая огнем и воздухом, дабы покорить все земли и народы. И хотя мудрейшие из нас не верят, что они живые боги, как простой народ думает, однако же упомянутое откровение точно уверяет, что будут они небесными людьми непобедимой храбрости; что один из них тысячу наших одолеть и победить может; и что будут они столь благочестивым и справедливым народом, который во всех действиях не имеет никакого другого намерения, но лишь нас учить, как нам устроить свою жизнь по разуму и справедливости. Я считаю бесспорным, что все это столь точно совпадает с тем, что мы знаем об этих чужезем­цах, которые находятся теперь на наших границах; они пришли с востока; в оружии своем они носят огонь; о храбрости их достаточно свидетельствует то, что совершили они в Табаско; в благочестии их и любви к справедливости убеждает их отношение к нашим друзьям и союзникам; если посмотрим мы на кометы и явления небесные, которые в настоящее время нас столь часто устрашали, то должны мы справедливо считать их увещеваниями свыше об этом великом известии. И какая бы была дерзость и безрассудство, если сей народ тот, о котором наши пророки говорят, когда мы бы дерзнули сражаться с небом и поступать как с врагами с теми, кого само небо избрало орудием для свершения своих наставлений?! Я бы побоялся гнева богов, понимая, что подвергся бы их наказанию за свое упрямство, если бы захотел противиться се­му народу, который гром и молнию - подлинное оружие небесное, в своем распоряжении имеет. Но предположим, что мы не увидели столь явную истину и были убеждены, что эти чужеземцы такие же люди, как мы, то что совершили они, чтобы им мстить? Какое зло, говорю я, они нам сделали, и какая причина побуждает нас к враждебным против них дей­ствиям? Начинать ли Тлашкале, отстоявшей свою свободу своими победами, благодаря справедливости своего оружия, явно несправедливую войну, от которой ее прежняя слава на веки будет помрачена? Сей народ желает с нами мира и не хочет идти через нашу республику без нашего позволения. В чем их вина? Чем они нас обидели, чтобы мы были вынуж­дены объявить им войну? Они, подойдя к нашим границам, уверяют, что они наши друзья и ищут нашей дружбы, почему же мы хотим напасть на них и на наших союзников, которые с ними, как на наших врагов? Как воспримут это наши со­юзники, и что станут думать о нас прочие наши соседи, когда столь малое число, а именно 500 человек, вынудить нас могло взяться за оружие? Вызвав опасения их, не больше ли мы потеряем, чем выиграть сможем, если даже одержим по­беду. Мое мнение такое: если они люди, то, по справедливости, следует поступать с ними по-доброму и разрешить про­ход, которого они добиваются, но если они выше людей и богам подобны, то никто власти и воле богов противиться не может". Сие мнение Машишкацина было принято с большим одобрением, так что сначала показалось, что весь совет с ним согласится, но вот один из членов совета по имени Шикотенкатль, встав, испросил позволения говорить. Этот Шикотенкатль был молод, большого ума и храбрости, его за превосходные душевные дарования и за великие героические деяния все почитали, и ему было поручено возглавлять военную силу этой страны. Получив испрошенное позволение, он произнес следующую речь: "Старость и искусство не всегда достаточны, чтобы некоторые дела основательно обдумать и свершить. Старость обычно больше склона к страху, чем к смелости, и потому более способна склонить нас к терпению, чем к храбрости. Я, как и все вы, почитаю старость, искусство и осторожность Машишкацина, но пусть никому из вас не покажется странным, что я в своем возрасте и в своей должности имею совсем другие, не столь смущенные, и потому, мо­жет быть, лучшие и высокие мысли. Осторожность меньше всего способна рассуждать о войне, ибо она обыкновенно со страхом соединена бывает и почти все за опасности считает; хотя правда то, что мы, согласно своим пророчествам, ожи­даем с востока прибытия некоего чужого народа, который нашу веру и управление переменит и исправит. Я не собира­юсь оспаривать это всеобщее предание, которое вот уже на протяжении нескольких сот лет получило такую важность. Но могу ли я спросить: откуда уверены мы, что эти чужеземцы те самые, о которых говорят наши пророчества? Все ли то одно, прийти с Востока или со стран небесных, где, видим мы, восходит солнце? Не может ли их огнедышащее оружие и огромные их суда, которые мы называем морскими дворцами, быть сделано человеческим искусством? Удивление наше не происходит ли, может быть, только от того, что мы этого прежде не видели? И может быть это полный обман или не­кое волшебство, которое наши глаза ослепляет, и который наши пророки заключили под именем высокой или сокровен­ной науки? Что великого они сделали в Табаско, кроме того, что победили военную силу, которая была несколько боль­ше их силы? Считать ли нам в Тлашкале это сверхъестественным, где мы ежедневно умеренными силами большие герои­ческие деяния совершаем? Доброжелательность их и человеколюбие к семпоальцам - это может быть ухищрение, кото­рым они с меньшими издержками завладевают их поселениями? Я считаю это по крайней мере подозрительной сладо­стью, которой вреднейший яд стараются сделать приятным; и почему мы не обсуждаем при этом их алчность, спесь и властолюбие? Эти люди (если они не какие-нибудь монстры, которых море выбросило на наши берега) наши поселения грабят, по своей прихоти насаждают третейский суд свой, жаждут нашего золота и серебра, и предаются сладострастию в нашей земле; они презирают наши законы; вводят новые, угрожающие нашему правосудию и вере; разрушают наши хра­мы; разбивают вдребезги алтари; хулят наших богов. Признавать ли и почитать ли нам этих людей за небесных? И мо­жем ли мы сомневаться в законности и справедливости нашего сопротивления? И можем ли мы слышать без возмущения о так называемом мирном договоре. Если семпоальцы и тотонаки признали их друзьями, то совершилось это без ведома и соизволения нашей республики; и если они дерзнут защищать этих пришельцев, то следует считать их нашими врагами и наказать. Что же касается страшных знамений и небесных явлений, которые Машишкацин столь пространно предста­вить старался, то кажется мне, что они точно указывают, что этих пришельцев мы должны считать врагами. Небо свои­ми знамениями и чудесами вряд ли будет извещать нас о том, что мы и так ждем, но скорее всего - о том, чего нам следу­ет опасаться. Вероятно ли то, что боги будут извещать нас о благополучии тем, что ничего кроме опасения и ужаса не вы­зывает, и зажгли бы они свои кометы для того, чтобы сделать нас безвольными и беспечными. Мое мнение таково: собрать все наши войска и истребить разом этих пришельцев, ибо небо предало их нам в руки и знамениями своими изъя­вило, чтобы мы считали их тиранами нашего отечества и врагами богов наших; тем избавить от ущерба честь нашего оружия, показав всему миру, что ни одно и тоже быть в Табаско бессмертными, а в Тлашкале непобедимыми". Удивляться не следует, что такие доводы в совете больше были одобрены, чем Машишкацина, потому что они с природной склон­ностью к войне этого народа больше согласовались. А так как все было принято во внимание, то между двух мнений вы­брали средний путь. Было постановлено, чтобы Шикотенкатль, собрав войска, напал на испанцев; если он будет иметь счастье одолеть врагов, то это приписали бы республике, а если будет побежден, то следовало постараться заключить мир и вину за эти враждебные действия приписать дикому и агрессивному нраву отоми; а чтобы все это более безопасно совершить, было постановлено задержать послов; ибо, хотя они со всевозможной осторожностью и с неописуемой бодростью эту войну начали, однако, старались сохранить дружбу своих союзников, чтобы использовать их в случае несчастливого окончания ее".

10 Шикотенкатль (Xicotencatl) - более правильное; у Берналя Диаса - Шикотенга (Xicotenga). Эрнан Кортес во втором письме-реляции Карлу V сообщает, что после трудного многодневного марша ему пришлось сражаться с более чем 100 000 воинов Тлашкалы. Тлашкальские воины разрисовали себя яркими красками, украсили головы большими пучками перьев и так предстали перед конкистадорами, держа в руках щиты, копья и боевые знамена с гербом Тлашкалы - белой птицей с распростертыми крыльями; они напали с сильными криками, обрушив на кон­кистадоров множество дротиков и стрел, а одни воин-тлашкалец гигантского роста высоко над головой держал прикрепленный к длинному шесту священный знак Тлашкалы - золотого орла, украшенного жемчугом и сапфира­ми, находясь в арьергарде тлашкальского войска. Франсиско Лопес де Гомара в "Истории завоевания Мешико" также сообщает, что, прежде чем конкистадорам преградила дорогу армия Тлашкалы, они прошли за много дней трудный тяжелый путь; вначале были проливной дождь и грязь, потом - опасная горная местность, а затем была "безлюдная солончаковая пустыня, на южном крае которой были соленые болота и озера с солоноватой водой," далее - холмистая местность и опять горы. Гомара также утверждает, что было большое сражение с тлашкальцами, но определяет общую численность напавших тлашкальцев в 80 000 воинов (Хуан де Торкемада - в 30 000 воинов) и так описывает наступающую армию Тлашкалы: "Индейцы были великолепно вооружены на свой манер, а их лица были раскрашены красной биксой, что придавало им дьявольское обличье. Они носили плюмажи и удивительно умело маневрировали. Вооружение их состояло из пращей, пик, мечей и копий, деревянных шлемов, поножей и лат на руках, золоченых или покрытых перьями либо кожей. Нагрудники были из хлопка; обычные и особые малень­кие щиты, весьма изящные, но совсем не хрупкие, были сделаны из твердого дерева и кожи, с узором из меди или перьев. Мечи - деревянные, с вделанными в них кусочками кремня [(обсидиана)], наносили страшные раны. Войско шло поротно, и каждая рота имела множество труб, раковин и барабанов. Это было великолепное зрелище". Со­гласно Антонио де Эррере в критический момент сражения с тлашкальцами испанцам оказали помощь их союзни­ки-индейцы из Семпоалы и других поселений. Они сражались с отчаянной отвагой, понимая, что в случае пораже­ния они вряд ли останутся в живых. Марина - женщина, не ведавшая страха, подбадривала их восклицаниями: "С нами истинный Бог и Он проведет нас сквозь все невзгоды и опасности!"

11 2 сентября 1519 г. - по старому стилю, а по новому 12 сентября 1519г.

12 5 сентября 1519 г. - по старому стилю, а по новому 15 сентября 1519г. Эрнан Кортес в своем втором письме-реляции Карлу V утверждал, что тлашкльских воинов в этом сражении было более 149 000. Но конница и пушки на равнине решили все, через 4 часа битва закончилась поражением тлашкальцев.

13 Согласно Кортесу были схвачены 50 тлашкальцев-лазутчиков, прибывших в лагерь конкистадоров вместе с посланцами Шикотенкатля "Молодого", доставивших дары и съестные припасы; на допросе лазутчики сознались, что пришли разведать силы конкистадоров, слабеют ли они ночью, и по условному сигналу поджечь лагерь. Кор­тес велел отрубить руки этим 50 тлашкальцам и отослать их обратно, сказав, что тлашкальцы могут нападать в любое время дня и ночи, испанцы встретят их в полной боевой готовности и победят. Все это Кортес сообщил в своем втором письме-реляции Карлу V.

К главе "ДРУЖБА С ТЛАШКАЛОЙ"

1 Вот что сообщает о посланцах Тлашкалы во "Всеобщей истории Новой Испании" Бернардино де Саагун (Bernardino de Sahagun (1499 г. - 1590 г.), франсисканский монах, миссионер, историк, языковед; в 1575 г., завершил "Всеобщую историю Новой Испании" (Historia general de las cosas de Nueva Espana) в 12 книгах, в двух версиях - на испанском и на языке науа, ценнейший источник по истории Древней Мексики): "(Книга XII, глава X, версия текста на языке науа) 6. -...Тотчас же отправились на встречу с ними [(конкистадорами)] владыки Тлашкалы. Они несли с со­бой пищу: индюков, яйца, кукурузные лепешки белые и кукурузные лепешки тонкие. 7. - И сказали они: "Вы утомились, сеньоры наши". А те спросили: "Где находится ваш дом? Откуда вы пришли?" И отвечали они: "Мы из Тлашкалы. Вы устали, придите и ступите на вашу землю: Тлашкала будет вашим домом. Город Орла, Тлашкала, будет вашим домом".

2 Согласно же Эрнану Кортесу, послы Мотекусомы II прибыли, когда еще шла война с Тлашкалой. Кортес во втором письме-реляции Карлу V сообщает: "Наикатолический сеньор, в этот лагерь на равнине во время войны с этой провинцией [(Тлашкалой)] ко мне прибыли 6 очень знатных сеньоров, вассалов Мотекусомы, примерно с 200 слугами; они ска­зали мне, что пришли по поручению упомянутого Мотекусомы сообщить мне следующее: что он хочет быть вассалом Вашего Величества и моим другом, и что мне нужно сообщить ему размер дани [(tribute)], которую он будет платить Ва­шему Высочеству каждый год как в золоте, так и в серебре и драгоценных камнях, и рабах, и одежде из хлопка, и во всем другом, что у него имеется, и что он передаст все это мне, только с условием, чтобы я не входил в его земли, и это условие он выдвигает лишь в связи с тем, что эти земли совершенно бесплодны, всех невозможно прокормить, и ему было бы не­выносимо жаль видеть там страдающими от нужды меня и других, которые были со мной; с послами он мне прислал зо­лота примерно на 1 000 песо и столько же одежды из хлопка, которую они носят. И они оставались со мной все время, по­ка длилась война, до ее конца, они хорошо поняли, что могут испанцы, они были свидетелями подчинения этой провин­ции, покорности ее сеньоров и всей земли Вашему священному Величеству, что, как я полагаю, пришлось совершенно не по нраву послам Мотекусомы, так как они делали все, что было в их силах, чтобы поссорить меня с моими новыми друзьями [(тлашкальцами)], уверяя меня в том, что те меня обманывают, что вынужденная дружба фальшива, что все эти мои друзья только и ждут момента, чтобы усыпить мою бдительность и совершить какое-либо предательство". Кортес, все еще не доверяя тлашкальцам, повел двойную игру, признавая в письме-реляции Карлу V, что продолжал обхаживать и послов Мотекусомы II, и тлашкальцев, тайком благодаря каждую сторону за совет и делая вид, будто испытывает к ней более теплые чувства, чем к другой.

3 Гостии (hoctias, ед. ч. hostia - жертва, облатка) - у католиков круглые листки из пресного теста, образующие прино­шения, в виде Тела Христова (Святые Дары); гостии, как и вино, необходимы для причастия.

4 См. прим. 33 к главе "ЭКСПЕДИЦИЯ В ТАБАСКО".

5 23 сентября 1519 г. - по старому стилю, а по новому - 3 октября 1519 г. Территория города-государства Тлашкала "90 легуа в окружности" - рассказывает Эрнан Кортес в письме-реляции Карлу V - "Город Тлашкала столь огромен и прекрасен, что, чтобы я ни рассказывал о нем, все покажется неправдоподобным, потому что он больше и могущественнее Гранады. Дома в нем столь же великолепны, как в Гранаде, но жителей гораздо больше, чем во времена захвата Гранады. И товаров в нем несравненно больше..." Дома тлашкальцев были сложены из камня, глины или необоженных кирпичей (адобов), а строили их без окон, и в дверных проемах не было дверей, вход при­крывали плетеными циновками. На этих циновках были навешаны кусочки меди, которые звенели, если кто-то входил в дом. В Тлашкале на городской торговой площади, как сообщает Кортес, каждый день собиралось до 30 000 че­ловек, а также много других меньших рынков находились в районах этого города. Особенно хороши были изделия тлашкальских горшечников, не уступавшие лучшим образцам европейской керамики. За порядком на улицах и на торговой площади следили особые чиновники. У тлашкальцев были парикмахерские и бани с горячей водой и па­ром. Высокие каменные стены делили Тлашкалу на четыре района, каждый из которых занимала одна община со своим вождем. Со всех сторон город обступали окутанная облаками Сьерра Тлашкала и другие горные хребты, по­росшие темным сосновым лесом, кленовыми и дубовыми рощами. Тлашкала после заключения мира с конкистадо­рами, по образному выражению Антонио де Эрреры-и-Тордесильяса, стала "важнейшей опорой кастильской мо­нархии в Новой Испании".

6 Решив, что тлашкальцы уже достаточно преданы конкистадорам, Эрнан Кортес попытался обратить их в хри­стианскую католическую веру. Как сообщает Диего Муньос Камарго, Кортес этим неразумным шагом чуть было не нарушил дружеские отношения и с таким трудом установленный мир. Когда он попытался уговорить жрецов и вождей отказаться от древних богов и уничтожить языческих идолов, тлашкальцы ответили, что одного лишь ис­панского Бога им будет мало, они, дескать, привыкли ко многим богам. Один оберегает их от бурь, другой от на­воднений, третий охраняет на поле боя, и есть еще множество других богов на всякие случаи жизни. Не помогли и старания католических священнослужителей: тлашкальцы внимательно выслушали их, но попросили, чтобы они упоминали имя своего единого Бога лишь у себя в лагере, а то еще индейские боги услышат такие речи и в отмест­ку уничтожат Тлашкалу. В Тлашкале, на одной из городских площадей, конкистадоры установили крест и каждый день проводили возле него торжественное богослужение, на которое с большим интересом взирали тысячи индей­цев. Так, по мнению хронистов, индейцы познавали и учились почитать христианскую католическую веру. Как ут­верждает Антонио де Эррера-и-Тордесильяс, а ему также вторит Антонио де Солис-и-Рибаденейра, само небо при­шло на помощь конкистадорам: едва лишь они выступили из Тлашкалы, с неба спустилось светлое облачко и оку­тало оставленный крест ярким сиянием, этот святой знак всю ночь излучал свет, подобно огненному столбу. То было знамение, которым небо подтвердило благородную миссию конкистадоров, несших христианское учение миллионам язычников-индейцев, - уверяют испанские хронисты.

Дата добавления: 2015-12-01