Экстремальная левитация

В последующие дни главной темой для обсуждения в Думгроте было таинственное происшествие в башне Бафомета. О том, что кто‑то проник в башню и снял лежащие на ней чары, не говорил только ленивый. Эту новость обсуждали даже те, кто до сих пор и слыхом не слыхивал о том, что в башне Бафомета действовало какое‑то колдовство. А многие только благодаря этим слухам узнали, что в Думгроте есть башня с таким названием.

Учителя и деканы были так взволнованы происшествием, что прогулы Милы и Ромки в тот день остались никем не замеченными. Новость о том, что некто неизвестный ночью проник в Думгрот, полностью захватила умы профессоров. Белка, пересказывая Миле и Ромке, что творилось в школе в день их отсутствия, заметила, что учителя даже переклички не делали. А если кто‑нибудь из педагогов и обратил внимание на отсутствие Милы и Ромки на его уроке, то никак не связал это с ночными событиями, сочтя обычным прогулом.

На следующей неделе, в понедельник, во время обеда Мила с Ромкой уединились на Заброшенной террасе. Заметив, что это место всегда пустует, они стали все чаще приходить сюда. Считалось, что на этой террасе живут духи, которые умеют внушать людям мысли о самоубийстве. Миле доводилось слышать, что однажды кто‑то бросился с террасы вниз и разбился насмерть.

Однако сколько бы друзья ни приходили сюда, ни одного призрака или духа они так и не встретили. Зато здесь можно было свободно разговаривать о том, что не предназначалось для посторонних ушей.

Белка, что случалось все чаще, пропустила обед и решила этот час провести в библиотеке. Изомагия отнимала у нее все больше времени, из‑за этого Белка стала не успевать по другим предметам. Нехватку времени она пыталась восполнить, отказываясь от обедов.

Воспользовавшись тем, что до урока еще немало времени, Мила погрузилась в чтение дневника Тераса – последнее время она носила его с собой в школу. Ромка, сидя рядом с ней на скамье, хрустел привезенными из Внешнего мира чипсами и читал свежий номер «Клубка чародея».

– О чем пишут? – спросила Мила.

Отвлекшись от дневника, она решила воспользоваться тем, что Лапшин полностью поглощен чтением, нырнула рукой в лежащую между ней и Ромкой цветастую упаковку и самовольно угостилась чипсами.

– Я все видел, – заметил Ромка.

– Не жадничай, – обиженно пробурчала Мила.

– Да ешь, ешь, – усмехнулся Ромка.

– Так о чем пишут? – напомнила Мила.

– «Преемственный маг третьего поколения Валентин Кумай, известный своей активной политической деятельностью во Внешнем мире, – вслух читал Ромка, – недавно был назначен премьер‑министром, по сути став вторым человеком в правительстве. Это назначение вызвало негативный отклик у общественности Троллинбурга и всей Таврики…»

– Почему? – не поняла Мила. – Что в этом такого страшного?

– Ну ты даешь! – поразился Ромка. – Это же Главная Заповедь Славянина, Древиша и Тавра: «Сила чародея призвана охранять мир, но не должна править миром». Этот Кумай нарушает основной принцип, руководствуясь которым маги Таврики жили веками. Но это неписаный закон. Законами же Триумвирата не запрещено занимать высокие посты в правительстве Внешнего мира, так что официально никто не может запретить Кумаю… да хоть президентом стать!

Мила озадаченно хмыкнула – она никогда не смотрела на Главную Заповедь Трех Чародеев под таким углом зрения.

– «Однако нельзя сказать, что магическое сообщество едино в своем неодобрении, – продолжал читать Ромка. – Среди влиятельных особ в Менгире нашлось немало тех, кто поддержал господина Кумая в его действиях. Прозвучало мнение, что Главная Заповедь устарела. За последние десятилетия Внешний мир изменился, а значит и магический мир должен внести коррективы в свою политику существования».

– Я иногда туго соображаю, – честно призналась Мила. – Ты мне просто скажи: этот Кумай – он относится к плохим ребятам или к хорошим?

Ромка со смехом фыркнул.

– Ну, если судить по фотографии, – сказал он, – то вроде на злодея не похож. Вот, можешь сама оценить.

Ромка протянул Миле газету. Когда она заглянула в раскрытые страницы, ее рука с зажаренным картофельным ломтиком замерла на полпути. Несколько секунд она не мигая рассматривала лицо человека на снимке: белые как снег волосы, мягкие черты лица, вежливая улыбка.

– Ромка, его фотографии часто мелькают в троллинбургских газетах? – спросила Мила.

– Ну да, – ответил тот. – Кумай – фигура влиятельная. Он уже много лет в политике. Возглавляет какую‑то партию, даже министром был. Считается, что он вращается в политических кругах, чтобы курировать интересы магического сообщества во Внешнем мире. А что?

– Наверное, я уже видела его фото раньше, – задумчиво произнесла Мила. – Вот почему он показался мне знакомым.

– Знакомым? – не понял Ромка. – Ты о чем?

Мила ткнула указательным пальцем в газетную страницу.

– Этот человек встречался в Менгире с Мстиславом, – сказала она. – Я видела его, когда ходила туда, чтобы найти Вирта.

Ромка озадаченно нахмурил брови.

– Это точно был он?

Мила кивнула.

– Точнее некуда. Мне показалось, что у них была назначена встреча. А теперь этот человек… внезапно становится премьер‑министром.

Мила почувствовала внутреннее беспокойство. Интуиция подсказывала ей, что это не простое совпадение. Почему человек, который считался всего лишь соглядатаем мира магов в мире людей, вдруг решил занять такой важный пост в правительстве Внешнего мира? Почему это произошло именно сейчас, когда Многолик в теле Мстислава проник в Триумвират?

«Что ты задумал?» – словно обращаясь к Многолику, спросила мысленно Мила.

До конца отведенного для обеда времени оставалось еще целых полчаса, но, начав замерзать на открытой террасе, Мила с Ромкой решили, что лучше подождать начало урока в классе – там теплее. По пути им встретилась компания девушек из Белого рога, среди которых была Яна Ясколка. Девушка остановила Ромку, чтобы отвести его в сторону. Мила не стала ждать, ей еще нужно было до конца обеденного часа успеть кое‑что сделать.

Поднявшись на четвертый этаж, она подошла к классу боевой магии. Этого урока по расписанию у шестикурсников сегодня не было, но Миле надо было увидеться с Гурием. Дверь была открыта. Потянувшись к дверной ручке, Мила уже собиралась войти, но голос Гурия заставил ее помедлить.

– По всем предметам самые высокие оценки, – с хорошо различимой улыбкой в голосе произнес он.

Последовало молчание. Мила стояла за дверью и не видела, с кем говорит Гурий, но ясно было, что кроме учителя боевой магии в классе есть кто‑то еще.

– И по алхимии, смотрю, только «отлично», – добавил Гурий.

– Меня вырастил алхимик, – наконец прозвучало в ответ.

Глаза Милы чуть округлились от удивления – этот голос, холодный и надменный, несомненно, принадлежал Лютову.

– Знаю, Амальгама относится к тебе как к сыну, – мягко произнес Гурий. – Кстати, я хотел спросить насчет твоих родителей.

Молчание.

– Ты давно виделся с ними в последний раз?

– Какая разница?

Пауза.

– Нил, я уверен, по‑своему, они…

– Для меня это уже не имеет значения, – холодно перебил Гурия Лютов. – Мне больше нет никакого дела до того, как они ко мне относятся…

– Посторони‑и‑и‑ись!!!

Мила вздрогнула от неожиданности и обернулась. Прямо на нее несся мальчишка‑первокурсник, за которым гнался заколдованный кем‑то скелет химеры – учебный реквизит из кабинета монстроведения.

– Отстань от меня! – на бегу кричал скелету первокурсник. – Узнаю, кто это сделал, – голову оторву!

Полукозел‑полудракон так гремел костями, что Мила на какой‑то момент растерялась и, не вняв предупреждению, не успела отойти в сторону. Мальчишка, проносясь мимо, задел ее локтем – Мила пошатнулась, и книги, которые она держала в руках, посыпались на пол.

Глядя вслед удаляющейся погоне, она раздраженно выдохнула и проворчала себе под нос:

– Не помню, чтобы мы на первом курсе гоняли по коридорам, как ненормальные.

Присев, Мила потянулась за отлетевшей дальше всего «Магией четырех стихий». Отправив ее под мышку, она обернулась, чтобы поднять оставшиеся две книги, но протянутая рука застыла в воздухе – на корточках перед Милой сидел Лютов. В левой руке он держал одну из ее книг, а правой поднимал с пола вторую. Посмотрев на цветастую обложку, он многозначительно хмыкнул и прочел название:

– «Целительная магия для чайников».

Потом, переведя взгляд на Милу, как ни в чем не бывало сказал:

– Да ты совсем безрукая, Рудик. Два учебника в руках удержать не можешь?

Онемев от неожиданности, она пялилась на него не мигая и даже не думала отвечать.

– Держи, – сказал Лютов, вложив в неуклюже протянутую ладонь Милы обе книги, и с издевательской усмешкой добавил: – Чайник.

Он поднялся на ноги, засунул руки в карманы и неторопливой походкой направился по коридору в ту же сторону, куда убежали первокурсник и гоняющийся за ним скелет химеры.

– П‑почему так не везет? – шепотом процедила сквозь зубы Мила, раздосадованным взглядом буравя спину Лютова.

Он уже не в первый раз за последнее время заставал ее в нелепом положении и, конечно, каждый раз с удовольствием использовал это как повод, чтобы поиздеваться над ней. Просто какое‑то дьявольское невезение! Как еще это назвать?

Устало выдохнув, Мила вошла в класс. Увидев ее в дверях, Гурий улыбнулся.

– Мила? Пришла по делу или просто навестить?

– Если бы знала, что ты занят, заглянула бы на следующей перемене, – натянуто ответила она.

Он слегка удивился, но потом, словно догадавшись, о чем она говорит, кивнул.

– Ты имеешь в виду Нила?

Многозначительно покосившись на выход из класса, Мила сказала:

– Ты к нему очень добр.

Она намеренно не смотрела на Гурия, но чувствовала на себе его взгляд.

– Мила…

– Неважно, – перебила она, осознавая при этом, что ведет себя грубо. – Это не мое дело.

И после паузы, смягчив тон, добавила:

– Хоть я и не понимаю, как к нему можно быть добрым.

Гурий тяжело вздохнул.

– Я знаю, что ты не понимаешь, – тихо произнес он, – но надеюсь, что когда‑нибудь это изменится. Может быть, если бы ты узнала его лучше…

– Ни за что, – во второй раз перебила Мила; ее тон снова стал резким. – Я знаю его достаточно, чтобы больше ничего мне о нем знать не хотелось. Он хладнокровная и злобная сво…

Мила осеклась, оборвав себя на полуслове. Ругаться в кабинете учителя показалось ей неуместным, но, когда речь заходила о Лютове, ей было сложно подбирать слова. Однако Гурий, кажется, не обратил на это внимания – он выглядел серьезным и задумчивым. И еще, пожалуй, расстроенным.

– Я знаю, что Нил кажется тебе жестоким…

– Кажется, да? – скептически пробурчала себе под нос Мила.

– Но дело в том, что люди не становятся жестокими без причины, – продолжал Гурий, снова не обратив внимания на ее комментарий. – У Нила довольно… непростая ситуация с родителями.

Мила посмотрела на Гурия критическим взглядом.

– Надеюсь, ты не предлагаешь мне его пожалеть? – И не дождавшись ответа, с неожиданной для самой себя ревностью в голосе добавила: – И вообще, если ты так сочувствуешь его проблемам с родителями, то, может, возьмешь и усыновишь?

Гурий улыбнулся и поднял глаза на Милу.

– Боюсь, он для этого уже слишком взрослый и не согласится.

Мила невольно округлила глаза, недоверчиво глядя на Гурия.

– Сделаю вид, что я этого не слышала, – нахмурившись, угрюмо произнесла она.

– Кстати, а что ты хотела? – спросил Гурий. – Что‑то узнать?

Мила без слов полезла в рюкзак и вытащила небольшой прямоугольный сверток.

– Акулина сказала занести тебе во время обеда, – ответила Мила, положив сверток на стол Гурия. – У нее сегодня нет занятий, и она почему‑то была уверена, что ты обязательно забудешь поесть. – И с иронией добавила: – Интересно, с чего бы это вдруг ей так думать?

Гурий попытался скрыть улыбку, но у него ничего не вышло.

– Она слишком обо мне заботится, – сказал он.

– Если бы ты не забывал, что иногда нужно питаться, – смущенная сияющей улыбкой Гурия, пробурчала Мила, – мне не пришлось бы носить тебе обеды.

– Извини, – покорно ответил он, не поднимая глаз и продолжая улыбаться.

«Семейная жизнь, да?» – про себя подумала Мила и вздохнула.

– Кстати, если уж мы об этом, – вслух сказала она. – А зачем Лютов заходил? Что он от тебя хотел?

Гурий медлил с ответом, и Мила, подозрительно прищурившись, спросила:

– Или он тебе тоже пирожки принес?

Гурий от души рассмеялся. Прикрыв на миг лицо ладонью, он покачал головой и ответил:

– У тебя определенно есть чувство юмора, Мила. – Он задумчиво изогнул бровь. – Или это называется язвительностью?

Мила пожала плечами и отвела глаза.

– Будете воспитывать, профессор?

Гурий поднял руки ладонями вперед, словно сдаваясь.

– Бог с тобой, – дружелюбно улыбнулся он. – Если Нила уже поздно усыновлять, то и тебя поздно воспитывать, не считаешь?

Мила глубоко вздохнула – было ясно, что Гурий не собирается ей рассказывать, зачем к нему заходил Лютов. Даже не скрывая, что она обижена, Мила закрыла рюкзак и, заявив, что ее миссия выполнена, сказала, что уходит. Краем глаза она видела, как Гурий смотрит ей вслед с улыбкой.

Спустившись на первый этаж и войдя в класс левитации, где у них был следующий урок, Мила обнаружила, что Ромка еще не появился. Мила направилась к своей парте, но, не дойдя до нее нескольких шагов, остановилась. На подоконнике ближайшего к ее парте окна сидел Лютов. Она нахмурилась, заметив, что он следит за ней скучающим взглядом. Демонстративно отведя глаза, Мила села на свое место.

Открыв рюкзак, она вытащила учебник по левитации. Увидев среди тетрадей краснобокое яблоко, Мила вспомнила, что взяла его из столовой и намеревалась съесть на Заброшенной террасе. Она положила яблоко рядом с учебником, решив прямо сейчас наверстать упущенное. Однако стоило ей заметить два левитирующих возле доски мелка, по забывчивости оставленных в подвешенном состоянии профессором Воробьем, как у нее пропал аппетит.

Невольно она вспомнила, с чего учитель левитации начал объяснять им, как левитировать предметы.

«Представьте себе, что вам нужно поставить цветы в любимую вазу. Представили? А теперь представьте, что в этот день вы плохо выспались и координация движений у вас – хуже некуда. Готово? Ну а теперь для вас наверняка не составит труда вообразить, как вы берете свою любимую вазу, а она вдруг – оп! – выскальзывает у вас из рук и… Что вы на меня смотрите? Чего вы ждете? Ваза вот‑вот разобьется, вы это понимаете?!»

С этими словами профессор Воробей широко раскинул руки, и его грузное грушеподобное тело затряслось, как желе.

«А оно вам надо? Оно вам не надо! Это же ваша любимая ваза! И спасти ее может только левитация! Спасайте ее!»

Мила улыбнулась сама себе, припомнив, как уморительно при этом выглядел профессор Воробей, словно речь взаправду шла о его любимой вазе, причем не обычной, а какой‑нибудь антикварной, ранее принадлежавшей самому Александру Македонскому, или как минимум Наполеону.

Однако улыбка быстро сошла с лица Милы, и настала очередь для тяжелых вздохов. Уже месяц она билась над синхронной левитацией нескольких объектов, но пока безрезультатно. Она легко научилась левитировать один объект и на удивление быстро прогрессировала, заставляя подниматься и застывать в невесомости все более и более тяжелые вещи. Но левитировать одновременно два предмета у нее пока никак не выходило.

До начала урока оставалось минут пятнадцать, профессор Воробей еще не пришел, поэтому Мила решила воспользоваться моментом и немного потренироваться. Перед ней на парте было несколько предметов: полная чернильница, учебник по левитации и яблоко. Чернильницу Мила решила не трогать – нет ничего хуже, чем залить все вокруг себя чернилами. Прекрасно – потренируется с книгой и яблоком.

Откинувшись на спинку стула, Мила положила руки на край парты и, глядя на учебник, представила, что внутри он на самом деле полый, наполненный летучим газом, который легче воздуха. Учебник тотчас оторвался от парты и медленно стал подниматься вверх, словно воздушный шар. Остановился прямо напротив глаз Милы. Мысленно зафиксировав учебник в таком положении, она переключилась на яблоко.

«Никакое это не яблоко, – внушала она себе. – Это воздушный шар в форме яблока. Он несъедобный. Он пустой внутри. Он хочет парить».

«Пари давай!» – грозно приказала она яблоку.

Яблоко, словно подчинившись мысленному приказу, поднялось в воздух и, покачивая красными боками, начало подъем вверх. Мила обрадовалась, но, как оказалось, преждевременно – учебник по левитации просвистел мимо левитирующего яблока и с громким хлопком упал на парту.

Понурив плечи, Мила разочарованно выдохнула – как всегда, одновременно у нее получается левитировать только один предмет. Последовал еще один удар о парту – это уже упало яблоко и запрыгало, покатилось, словно мячик. Поймав у самого края, Мила вернула его в исходное положение – рядом с учебником.

Она попыталась представить, что оба лежащие перед ней предмета, и книга, и яблоко, почти невесомы, но, как и прежде, попытка оказалась бесполезной. Если один объект в ее воображении становился легким, то другой словно наливался свинцовой тяжестью.

Чтобы придать предмету состояние невесомости, его нужно было прочувствовать – словно бы проникнуть мысленно внутрь него и «внушить» ему состояние легкости. Это называлось сенсорным воздействием. Как говорил профессор Воробей: «Предмет сам не полетит. Оно ему надо? Оно ему не надо! Это не его профиль! А значит, вам нужно его заставить!»

Пока что у Милы массовое «внушение» не получалось – только одиночное. Она почему‑то теряла ощущение одного предмета, если пыталась создать сенсорную связь с другим.

С упрямством рабочего мула Мила сделала глубокий вздох и снова «нащупала» внутренним осязанием учебник по левитации. Книга плавно и мягко взмыла над партой. Снова настал черед яблока. Мила настроилась любой ценой удержать сенсорную связь с учебником, осторожно перевела взгляд чуть в сторону… Яблоко слегка покачнулось и оторвалось от поверхности парты.

С открытым от удивления ртом Мила наблюдала, как краснобокий плод поднялся вверх и завис вровень с учебником. Гадая, почему яблоко левитирует, если она еще не успела толком остановить на нем взгляд, Мила потянулась к нему рукой и… Яблоко резко рвануло от нее прочь.

Не пришлось долго гадать, каким образом в левитацию вдруг вмешался телекинез. Проследив взглядом за яблоком, Мила увидела, как оно замерло возле одного из окон и упало в протянутую ладонь. Она недовольно нахмурилась.

«Лютов! Опять ты!»

Он по‑прежнему сидел на подоконнике. Заметив, что привлек внимание Милы, ухмыльнулся, поднес яблоко ко рту и с громким хрустом откусил сразу добрую четверть.

Мила в первый момент опешила от такой наглости.

«Что за… Это же мое яблоко! Да он… издевается, что ли?!»

Поступок Лютова настолько не вписывался в его обычное поведение, что Мила никак не могла отойти от удивления, и в то же время она еще никогда не чувствовала себя настолько уязвленной. Даже когда он пытался покалечить ее, выплескивая на нее всю свою злобу, она ощущала, что он относится к ней серьезно. Сейчас же Лютов просто откровенно насмехался над ней! Как над какой‑нибудь… глупой малолеткой!

– Лютов, – с яростью процедила она сквозь зубы.

Мила увидела возле него рюкзак и среагировала так быстро, что даже сама не поняла, как у нее это получилось.

Рюкзак взлетел над подоконником и поплыл по воздуху в открытое окно. Когда Лютов заметил это, было уже поздно – Мила резко отпустила рюкзак, разорвав сенсорную связь, и тот камнем полетел вниз.

Лютов в первый момент едва не вывалился из окна, потянувшись рукой за своим рюкзаком.

«Так тебе!» – злорадно подумала про себя Мила.

Однако удивление, вызванное ответом Милы на его действия, исчезло очень скоро. Уже в следующее мгновение лицо Лютова стало сосредоточенным, а спустя всего несколько секунд рюкзак показался в оконном проеме – паря, словно в невесомости, влетел в окно, перелетел через подоконник и упал вниз, под ноги Лютову, одновременно исчезнув из поля зрения Милы. Она досадливо поморщилась.

«Черт, – подумала она. – Выглядит так, как будто это было даже слишком легко для него».

Словно в ответ на ее мысли, Лютов поднес ко рту надкушенное яблоко. Раздался оглушительный хруст, заставивший Милу почувствовать что‑то похожее на удовлетворение. Все‑таки она разозлила его своим выпадом, иначе Лютов не вымещал бы зло на ни в чем не повинном яблоке.

Уже в следующее мгновение она поняла, что угадала. Лютов повернул голову и посмотрел прямо на нее. Взгляд прищуренных черных глаз не предвещал ничего хорошего.

Дальше все происходило настолько быстро, что Мила едва успевала реагировать.

Чернильница вдруг взмыла над партой, сдвинулась по воздуху назад, словно пятясь, и резко рванула вниз.

«Черт! Черт! Черт!»

С грохотом вскочив с места, Мила перегнулась над партой. Она успела в последний момент – левитирующая чернильница зависла всего лишь в сантиметре над полом. Еще мгновение – и она разбилась бы. Можно было только гадать, кого профессор Воробей заставил бы убирать разлившиеся на полу чернила.

– Ты чего? – раздался вдруг голос Илария.

Он сидел за партой перед Милой и сейчас удивленно смотрел на нее через плечо.

– А‑а‑а… – промычала Мила и указала рукой вниз. – Чернильница чуть не разбилась. Не подашь?

Иларий опустил глаза, посмотрел на чернильницу, висящую над полом прямо за его стулом, удивленно поморгал и вновь поднял глаза на Милу. Секунд пять испытующе смотрел на нее, потом зачем‑то огляделся по сторонам. Остановился взглядом на подоконнике, где сидел Лютов, наблюдающий за ними мрачным взглядом. С невозмутимым лицом Иларий встал, поднял с пола свой рюкзак и спокойно сказал:

– Я пересяду, пожалуй.

Мила провожала его взглядом, пока он не сел за дальнюю парту через ряд от нее. Она вздохнула. Неудивительно, что Иларий ретировался: в прошлый раз, когда Мила с Лютовым сцепились на уроке Инверсий, он был одним из пострадавших – кажется, его слегка задело партой. В тот раз Лютов оказался сильнее…

Стоило только подумать об этом, как в висках отдалось сильной пульсацией. Мила покосилась на Лютова: она не может все время ему уступать, даже если для него это всего лишь развлечение. Как она собирается противостоять Многолику, если не в состоянии сравняться даже с Лютовым? Оставаясь такой же слабой, как сейчас, она никогда не защитит тех, кто ей дорог.

Мила с помощью левитации подняла чернильницу и перенесла на одну из парт соседнего ряда: многозначительно посмотрела на Лютова, словно давая понять, что не уступит ему, но и устраивать еще одно шоу на уроке не намерена.

Лютов фыркнул. Откусил то, что осталось от яблока, и через плечо выбросил огрызок в окно. Мила осторожно косилась в его сторону, ожидая реакции, но ничего не происходило, хотя его холодный взгляд был по‑прежнему устремлен на нее. На всякий случай Мила посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что в классе ничего не летает и не взрывается. Заметив, как подозрительно поглядывает на нее с дальнего ряда Иларий, отвела глаза и вновь перевела взгляд на Лютова.

Она сразу заметила – что‑то происходит. Сначала Мила распознала висящий в воздухе за спиной Лютова огрызок яблока. Но было что‑то еще – весь оконный проем выглядел так, словно кто‑то умудрился изрешетить воздух. И лишь секунду спустя Мила поняла: то, что она приняла за грязные пятна, было мусором. Камни, листья, обломки веток заполняли воздух напротив окон кабинета левитации.

С улицы послышался гомон изумленных голосов. Мила почувствовала приступ досады: он с легкостью демонстрировал ей то, чего она никак не могла добиться упорными тренировками, – одновременную левитацию нескольких объектов.

Как же это раздражает!

Лютов смотрел на Милу, выжидающе изогнув бровь. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки. Этот взгляд «покажи, на что ты способна» невозможно было истолковать неправильно. Но что она могла сделать?! Ей нечем крыть! Она проигрывает эту дуэль, даже не начав сражения! Он настолько сильнее ее? Или…

Лютов, словно прочтя ее мысли, скорчил презрительную гримасу.

«Слабачка, – читала она в колючем холоде его черных глаз. – Так и знал, что ты просто слабачка».

Да, так и есть, мысленно поправила себя Мила. Лютов силен. Он очень силен, но не в том дело… Это просто она слишком слабая, чтобы тягаться с ним.

Его взгляд вдруг стал жестким. Мила сглотнула подступивший к горлу комок – Лютов выглядел как человек, который вовсе не собирается жалеть противника только потому, что тот слаб. Видя этот знакомый безжалостный прищур на его лице, она буквально физически ощущала – он что‑то задумал.

Прошла секунда… две… три… Вдруг с улицы послышались крики, испуганные и удивленные.

– Эй, смотрите! – выкрикнул кто‑то в классе.

Не отрывая взгляда от лица Лютова, боковым зрением Мила видела, как несколько ребят в классе бросились к окнам. Лютов усмехнулся краем рта, но при этом даже не пошевелился. И только после этого Мила увидела…

В оконном проеме появилась левитирующая фигура. Мила почувствовала, как непроизвольно округляются ее глаза. Девочка, судя по ее миниатюрным габаритам, первокурсница, парила в воздухе прямо за спиной Лютова. Она была напугана так, что явно не могла издать ни звука – кричали снизу.

Что‑то отвлекло внимание Милы, и она не сразу поняла, в чем дело, но взгляд сам потянулся к соседнему окну. Мила сжала кулаки еще сильнее – ногти больно впились в ладони. То, что боковым зрением она поначалу приняла за черное пятно, оказалось человеком. В воздухе парил еще один первокурсник, а за ним… еще один.

Мила провела взглядом вдоль всех окон в классе. Напротив кабинета левитации в невесомости пребывали шесть человек – это лишь то, что было доступно ее зрению. И пусть кабинет находился на первом этаже, но Мила прекрасно помнила, насколько высоко расположены здесь окна – поднять что‑то на такую высоту с помощью левитации было непростой задачей, даже если речь шла о неодушевленных объектах. А сейчас это были живые люди!

Вокруг тем временем поднялся невообразимый шум. Кричали с улицы, кричали в классе – голоса смешались, и Мила уже не могла разобрать, кому они принадлежат.

– Что происходит?!

– Кто это делает?

– Помогите! Помогите мне!

– Без паники! Это всего лишь левитация!

Кажется, последний голос принадлежал кому‑то из старшеклассников и был Миле знаком, но она была так потрясена, что даже не пыталась его узнать. Ее взгляд вернулся к Лютову и замер, словно пойманный силой гипноза.

Она должна ему ответить!

Но как, черт возьми, на такое можно ответить? Чем?! Она до сих пор не овладела синхронной левитацией нескольких неживых объектов, а он только что поднял в воздух около десятка человек!

Мила от ярости проскрипела зубами. Как?! Как ему удавалось применять телекинез и левитацию, даже не используя взгляд как проводник? Затылком он видел, что ли? А может быть… Милу вдруг озарило. Он смотрел в окно, когда возвращал обратно свой рюкзак! Он просто запомнил то, что увидел, и применил левитацию, восстановив картину увиденного в воображении!

Ответить!

Мила чувствовала, как изнутри ее колотит крупной дрожью. Она не может сдаться! Не может уступить ему! Не может опустить руки и признать поражение! Даже если она ясно осознает, насколько слаба, она не может признать эту слабость! Потому что…

«Я хочу стать сильнее, чтобы защитить тех, кого люблю…» – пронеслось у нее в голове.

Эти слова… Прошло полтора года со смерти Гарика. Порой Мила, вспоминая о нем, вдруг осознавала, что не может воскресить в воображении черты его лица, и приходила от этого в ужас. Но эти его слова в последнее время снова и снова всплывали в ее сознании, как будто чья‑то невидимая воля не могла позволить ей забыть их.

Стать сильнее…

Черные глаза Лютова тем временем словно изучали ее – выжидающе, заинтересованно. А Мила, лихорадочно соображая, искала решение. Что она может сделать? Чем она может достойно ответить ему? Она не способна поднять левитацией сразу несколько объектов. И уж конечно она не сможет поднять то, что находится за стенами замка, ведь она, в отличие от Лютова, не выглядывала в окно и не знает о расположении объектов, к которым могла бы применить сенсорное воздействие.

Ей нужно что‑то, что находится возле Думгрота всегда. Нечто неизменное, что она в любой момент легко сможет оживить в своем воображении.

«Думай! Думай!»

Когда ответ пришел ей в голову, Мила даже дышать перестала. Она знала, что это слишком самонадеянно. Знала, что о таком нельзя даже помышлять, но… У нее больше не было никаких идей. Нет, она не будет задаваться вопросом, чем это чревато. Начать сейчас думать о последствиях – все равно что сдаться, уступить.

«Не уступлю! Ни за что не уступлю!»

Мила сосредоточилась, воссоздавая в памяти знакомую картину: толстый ствол красновато‑бурого цвета, высокая вечнозеленая крона – Тысячелетняя секвойя, веками стоящая на одном месте, неподвижная, неизменная… Она поднимет это дерево над землей, даже если ей грозит за это наказание! Даже если это опять закончится обмороком! Даже если она причинит непоправимый урон многовековому дереву!

Она должна стать сильнее – это намного важнее любого дерева в мире!

Сознанием Мила ощутила установившуюся связь. Она испытала прилив воодушевления, ведь ей впервые удалось сделать это, не используя взгляда в качестве проводника. Теперь перед ней стояла задача «внушить» секвойе состояние легкости. Проще говоря, она должна была ясно представить себе, что огромное дерево почти не имеет веса.

Сконцентрировавшись, Мила нарисовала в воображении огромный толстый ствол – внутри совершенно пустой, словно дерево было лишь картонной декорацией. Но вместо того, чтобы ощутить в ответ легкость, Мила вдруг столкнулась с неожиданным давлением, словно секвойя была живым существом, которое превосходило ее по силе и пыталось вытолкнуть из себя.

«Почему? – мысленно спросила себя Мила. – Откуда это сопротивление? Лютов только что поднял в воздух нескольких человек, а дерево, каким бы древним оно ни было, не имеет собственного сознания».

Нет, так не пойдет. Она должна придумать другой способ…

Она была уверена, что корни не должны помешать левитации. Собственно говоря, Мила, напротив, надеялась, что они удержат секвойю. Она не хотела, чтобы тысячелетнее дерево парило над замком, ей всего лишь нужно было, чтобы оно немного поднялось над поверхностью земли, оставаясь корнями связанным с почвой.

Внутренним зрением Мила попыталась увидеть секвойю всю целиком: длинный толстый ствол, ветви, игольчатую крону. Попыталась представить, как красновато‑бурая кора и темно‑зеленые иглы наполняются невесомостью… Она не видела секвойю и не знала, дают ли попытки какой‑то результат, но гнетущее сопротивление по‑прежнему присутствовало в ее сознании.

– Там что‑то происходит, – произнес стоящий у окна Сергей Капустин.

Мила старалась не отвлекаться, она не знала даже, по‑прежнему ли поднятые Лютовым первокурсники находятся в состоянии левитации, но слова Капустина не остались для нее незамеченными. С улицы все так же доносился гомон, из которого то и дело вырывались короткие выкрики. Мила продолжала сенсорное внушение, стараясь как можно лучше представить в воображении Тысячелетнюю секвойю. Это было не сложно – она видела это дерево множество раз с разных ракурсов и помнила многие изгибы ствола и очертания кроны.

– Секвойя, – произнес Капустин; Мила насторожилась. – Они говорят о секвойе.

– Секвойя? – спросил кто‑то рядом. – А что с ней?

– Тише! – произнес Капустин. – Дай послушать!

Мила сконцентрировала всю свою волю и силу воздействия. Легкость… Легкость в коре. Легкость в ветвях. Легкость в корнях. Сопротивление внезапно усилилось, но Мила не собиралась сдаваться.

– Что там?

– Они говорят… Ничего себе…

Гомон голосов на улице возрос в несколько раз. Одновременно возобновились выкрики о помощи. Видимо, первокурсники все еще парили в воздухе, но окружающие забыли о них, что заставило их кричать с удвоенной силой.

– Эй, послушайте! Там говорят, что секвойя пытается подняться в воздух!

– Тысячелетняя секвойя?! Ты спятил?

– Сам ты спятил! Послушай – ребята на улице говорят…

– О! Слышал? Ветви поднялись вверх, словно дерево пытается взлететь…

– Да быть такого не может!

– Ну говорят же!

– Э‑э‑э… Ребята… Кто‑нибудь опустит первокурсников на землю?

– Да кому до них какое дело?! Дайте послушать, что там с секвойей…

Голоса однокашников Мила слышала как будто через стену. Подобием эха до нее донесся топот – видимо, кто‑то выбежал из класса, чтобы своими глазами увидеть то, что обсуждали сейчас на поляне перед Думгротом.

Мила усилила сенсорное воздействие до предела своих возможностей, и теперь словно каждой клеточкой тела ощущала, как вековое дерево противится ее воле. Тысячелетняя секвойя, растущая возле Думгрота уже несколько сотен лет, словно вела с Милой свое невидимое, но ощутимое сражение.

Внезапно осознав весь масштаб происходящего, Мила вдруг ужаснулась.

Что она делает? Что она сейчас пытается сделать? Поднять в воздух дерево, которому тысяча лет?! Она сошла с ума? Это невозможно! Это попросту невозможно!!!

Тяжело дыша, Мила широко распахнула глаза. Она чувствовала, как по ее телу струями течет пот. Сопротивление, давящее внутри ее головы, исчезло.

Какое‑то время Мила сидела, глядя прямо перед собой и тяжело дыша. Вокруг по‑прежнему шумели, но она не обращала на это внимания, однако движение слева от себя заметила сразу же. Лютов неторопливым шагом отошел от окна и остановился перед партой, за которой сидела Мила. Она не могла поднять на него глаза, но и взгляд не отводила, не желая, чтоб он счел ее малодушной. Все, что ей оставалось, это напряженно, не мигая смотреть на его локоть, находящийся как раз напротив ее лица.

– Эй, кажется, все закончилось! – выкрикнул кто‑то в классе.

– Что?

– Они там внизу говорят, секвойя успокоилась.

– Так и не взлетела?

– Болван, ты где видел, чтобы секвойи летали? Оно им надо? Оно им не надо! Это не их профиль!

В классе засмеялись, как всегда, когда кто‑то передразнивал профессора Воробья. Лютов рядом красноречиво хмыкнул. Мила даже не пошевелилась.

– Хотела левитировать секвойю, даже не выкорчевав ее? – негромко спросил Лютов; его голос дважды дрогнул, словно он едва сдерживал смех. – Да ты… дура, Рудик.

Мила почувствовала, как ее дыхание стало еще тяжелее. Горло словно сдавило железным обручем.

Унизительно… Как унизительно!

Мила не смогла бы поднять на него глаза, даже если бы захотела, до того глупо она себя чувствовала. Но, откровенно говоря, именно этого ей хотелось меньше всего на свете – увидеть выражение его лица. Не мигая, она продолжала смотреть на его локоть, пока тот наконец не исчез из ее поля зрения. И сразу после этого Мила услышала, как Лютов, не сдержавшись, коротко прыснул со смеху.

Не сдержался? Ничего подобного, с досадой подумала Мила. Как пить дать, этот издевательский смех был подготовлен. Лютов заранее продумал, как и в какой момент он якобы не сможет сдержать свой смех.

Дура! Дура! Дура!

«Лютов… сволочь», – подумала Мила.

Она прекрасно понимала, что он с самого начала провоцировал ее. Знала, чего он добивается: чтобы она, стараясь превзойти его, попыталась сделать то, что заведомо будет ей не под силу. Все понимала – но все равно не могла ему уступить.

В этот момент дверь в класс с громким стуком распахнулась. Мила непроизвольно повернулась – в дверях, уперев руки в необъятные бока, стоял профессор Воробей. Его большая грушеподобная фигура заслоняла собой весь дверной проем. Поправив на носу очки в черепаховой оправе, он оглядел притихших студентов, задержал свой взгляд на Миле, потом посмотрел на Лютова.

– А‑га! – громогласно воскликнул профессор Воробей, заставив нескольких человек в классе подскочить на стульях, и уже тише пробасил почему‑то довольным тоном: – Однако профессор Шмигаль правду сказал все‑таки. Я‑то думал, привирает, ан нет…

Учитель левитации оценивающе поглядел поверх очков сначала на Милу, потом на Лютова. Мила, догадавшись, к чему все идет, тяжело вздохнула.

– Ну что, дорогие мои, – жизнерадостно произнес профессор Воробей, – по‑хорошему вас надо бы отчитать по полной программе, но… – Он почесал в затылке. – Оно мне надо? Оно мне не надо. Это же совсем не мой профиль. А посему берите ноги в руки и шагом марш за мной к директору!

Он грузно развернулся и направился к выходу из класса. Какое‑то время Мила смотрела на подпрыгивающий при ходьбе хвост длинных русых волос, собранных на затылке профессора. Идти к Велемиру ей совсем не хотелось, но было ясно, что избежать этого не удастся. Лютов первым последовал за учителем, и Миле ничего не оставалось, как подчиниться.

В дверях она столкнулась с Ромкой.

– Эй! – удивился Лапшин, озадаченно наблюдая за неожиданной процессией. – Ты куда?

Мила в ответ только покачала головой, мол, не спрашивай, и прошла мимо.

– Что здесь было? – за спиной Милы спросил Ромка у ребят в классе.

– Экстремальная левитация, – ответили ему.

* * *

Мила не знала, какого приема она ожидала. Ей трудно было представить себе Велемира, который принялся бы назидательно и строго отчитывать ее или Лютова. Впрочем, Владыка, кажется, не собирался делать ничего подобного. Он молча смотрел на них, то на одного, то на другого, и по его взгляду нельзя было сказать, зол он или разочарован их поведением. Он не вздыхал, не качал головой, не хмурил брови, не сверлил их взглядом. Строго говоря, по выражению лица Владыки нельзя было понять ничего вообще, и это почему‑то сильнее всего заставляло Милу нервничать. Велемир просто смотрел – словно бы размышлял, и его размышления имели непосредственное отношение к двум студентам, которые сидели перед ним в этот момент.

Это длилось минут двадцать или тридцать, но Мила не исключала, что на самом деле времени прошло намного меньше, а ей казалось, что оно тянется долго, лишь потому, что она чувствовала себя слишком неуютно под взглядом Владыки.

– Я попросил бы вас, – наконец произнес Велемир спокойным, ровным голосом, – в следующий раз ограничиться неодушевленными предметами.

Мила не видела реакцию Лютова, но сразу же почувствовала, как округлились от удивления ее глаза. Эти слова были последним, что она ожидала услышать.

– Будет нехорошо, если пострадают люди или живая природа, – добавил Владыка. – Вы со мной согласны?

Мила озадаченно смотрела на Велемира, не зная, как ей реагировать на такой поворот событий.

– Да, – вдруг ответил Лютов.

Мила повернула голову и вытаращилась на него изумленным взглядом. Откуда этот невозмутимый тон даже в разговоре с Владыкой?

«Он что, родился таким хладнокровным?» – про себя недоумевала Мила.

– Госпожа Рудик? – обратился к ней Велемир.

Мила растерянно перевела взгляд на директора, который смотрел на нее в ожидании ответа спокойными ярко‑зелеными глазами.

– А? – отозвалась она, но тотчас опомнилась: – А… Да. Да, конечно.

Велемир глубоко вздохнул.

– Ну что ж, надеюсь, мы поняли друг друга, – сказал он. – Вы оба можете идти.

Лютов сразу же поднялся и направился к выходу. Мила заставила себя справиться с растерянностью и последовала его примеру.

* * *

Весь вечер ей пришлось потратить на то, чтобы рассказать Ромке, а заодно и Белке о том, что произошло в классе левитации перед уроком. Друзья, услышав, что она пыталась сделать с Тысячелетней секвойей, смотрели на нее ошарашенными взглядами. Лапшин озадаченно спросил что‑то вроде: «А это не слишком?», а Белка всерьез забеспокоилась о «бедном дереве». В итоге Мила сказала, что смертельно устала, и рано отправилась спать.

Когда она уже переоделась в пижаму, Шалопай пару раз просительно тявкнул и начал тыкаться мордой в колени хозяйки. Мила знала, что таким способом он просит его покормить. Однако ей совсем не хотелось спускаться вниз, в столовую. Мила подозревала, что в Львином зеве уже все знали о ее сегодняшней стычке с Лютовым и обсудили эту тему со всех сторон. Не желая ловить на себе любопытствующие взгляды, она достала из тумбочки бумажный пакет с несъедаемым овсяным печеньем, который однажды подарил ей на день рождения Берти.

Засунув руку в пакет, она достала одно печенье и бросила его Шалопаю в стоящую подле ее кровати миску. Проделав такую операцию десять раз, она вернула пакет в тумбочку, решив, что этого количества овсяных печений должно хватить, чтобы ее драконий пес насытился перед сном.

Мила забралась в постель, но, вместо того чтобы лечь, села, прижав ноги к груди и обняв их руками. Наблюдая, как Шалопай с задорным хрустом опустошает миску, она глубоко вздохнула, закрыла глаза и бессильно уронила голову на колени.

Мила и правда чувствовала себя выжатой, как лимон, – ей даже не нужно было врать друзьям, используя это как повод просто побыть одной. Когда хруст смолк, она подняла голову – Шалопай устраивался на подстилке, а в его миске осталось недоеденным только одно овсяное печенье. Мила сосредоточилась, пытаясь заставить его левитировать. Печенье обрело легкость и, проплыв по воздуху вверх, застыло в метре над миской. Шалопай поднял морду и пошевелил ушами, наблюдая за печеньем озадаченными янтарными глазами – он явно не мог понять, почему еда летает. Мила закрыла глаза и услышала, как печенье упало обратно в миску.

«Хотела левитировать секвойю, даже не выкорчевав ее? – прозвучал в памяти смеющийся голос Лютова. – Да ты… дура, Рудик».

Мила вдруг почувствовала, как ее лицо исказилось, а к глазам прилила горячая волна. Она хотела остановить ее, но ничего не получилось – глаза заволокло слезами. Ослепнув от горячей влаги, Мила закрыла лицо руками. Она отчаянно пыталась прекратить плакать, но все равно продолжала содрогаться всем телом.

Обидно… Как же обидно!

Она так старалась, отдала столько сил, а в итоге лишь выставила себя посмешищем. А ведь это был ее предел – все, на что она сейчас способна. Почему? Почему она такая слабачка?

«Я хочу стать сильнее, чтобы защитить тех, кого люблю…» – произнес в ее голове знакомый голос.

Мила проглотила слезы и вытерла руками лицо.

Она слабая. Это нужно исправить. И плевать, сколько раз ей придется ради этого выставлять себя на посмешище.

Глава 12

Дата добавления: 2015-12-01