Простолюдин Эрик

Тетя Варя поит меня сладким чаем. Я чувствую запах сухих трав и меда. У Вари черные глаза, мне кажется, они не сочувствуют мне, в них давящая тишина и вопрос, что же будет дальше.

Почти месяц назад меня нашли в камышах истекающего кровью. Шпага проткнула меня насквозь. Нас искали всей деревней с факелами, когда спохватились о пропаже. Тетя Варя вчера отбивалась от обезумевшего Германа, что рвался расквитаться со мной. Отец Илены только недавно прибыл из далекого рейда в дикий лес, искал свою дочь, не сдавался. Мне страшно, не знаю, что ему сказать. Вчера я пришел в себя и осознал всю трагичность ситуации.

Отец не справился с заказами лордов, потому что я лежал без сознания все это время и не помогал ему в работе. Может, он смог бы сделать что–то и в одиночку, но видимо совсем пал духом. Разъяренные лорды один за другим прибывали в мастерскую и отбирали имущество в качестве штрафа и неустойки. В итоге последние заказчики, не получив ничего, сравняли пустой ангар с землей. Местный барон, опасаясь за ценного мастера, забрал отца в замок. Все это мне сегодня рассказала тетя Варя.

А еще у нас забрали эренни. Деревня спешно переходит на дрова и вырубает ближайший лесок. Наш с Иленой...

– Сегодня придет маг, – говорит Варя, я вздрагиваю. – Не пугайся, он был в самом начале. Если бы не он, не дай черный Запредел, потеряли бы тебя, горемыку.

– Передайте дяде Герману, что Илену забрали бандиты, – шепчу я.

– Да знает он и без тебя, – вздыхает бабушка. – Работорговцы ее увезли. Мы с соседями говорили. Пятерых девушек за вечер украли из соседних селений. Ох, спасите их души, Великие.

В моей груди пустота. Не хочется ни плакать, ни причитать, даже думать о завтрашнем дне нет желания...

Маг пришел вечером. Седой старик с палочкой, трясущийся дряхлый дед. Глядишь, скоро сам помрет, прямо на мне.

– Как ты себя чувствуешь, Эрик? – проговорил старик на удивление бодро, усевшись у моей койки. Его морщинистые руки опирались на трость сверху, а взгляд буровил меня, будто пронизывал насквозь. Но с ним я вскоре ощутил тепло и спокойствие.

– Я не чувствую живота, – шепчу я. – И еще мне больно шевелиться.

– Где болит сынок?

– В пояснице.

Старик закатывает глаза и начинает шептать. Мне становится страшно, потому что я чувствую, как его невидимые руки пронзают мой живот, проходят до самого позвоночника. В глазах темнеет, но в самой середине белая пульсирующая точка, она борется с тьмой. Маг помогает, я чувствую. Вспышка, мороз проходит сквозь мое тело. Я открываю глаза. Старик сидит неподвижно, веки опущены, опирается на трость. Мне тревожно, я смотрю на его лицо. Оно стало худее, волосы редки и на много белее.

Он открывает глаза, я вздрагиваю.

– Как ты себя чувствуешь, Эрик? – повторил старик прежним тоном и таким же голосом. Я сгибаю ноги, трогаю живот. Боль ушла, я чувствую прикосновения своих рук. Вот только мышцы слабы, одна сплошная слабость.

– Я не знаю, – бормочу я. Старик улыбается и кивает. Затем он встает, ему это очень тяжело дается. Уходит, я смотрю ему в след. Его невидимые руки все еще не отпускают меня. Он вдруг останавливается.

– А что это за шрам у тебя на правой ладони, Эрик? – он произносит это, не поворачиваясь ко мне. Мне страшно, я не могу ему врать, он поймет.

– Я спас себя много лет назад, – отвечаю я. Он молчит, потому что не понял ответа, приходится продолжать. Но и слова готовы вырваться из меня легко, оно отпустило. – Раньше я жил в другом месте... Когда на нашу деревню упал метеорит, волей Великих я был далеко, но вернулся в тот тлеющий кратер в надежде найти живых родителей. Там я услышал плач ребенка, когда подошел ближе, то в светящейся яме увидел мальчика, очень похожего на меня. Ему было плохо в той яме, я чувствовал это, знал, что он умрет, если там останется. Я протянул ему руку и обжегся о его ладонь...

– Ты вытащил того мальчика? – вдруг перебивает меня Маг. Я будто опомнился от дурмана, этот старик с палочкой смотрит прямо на меня в упор, словно и не отходил от кровати. Мурашки резвятся по всему телу. Я задыхаюсь от переизбытка эмоций, которые не могу разобрать, не в силах понять, что со мной творится.

– Да, – шепчу, наконец, я и отдаленно чувствую ту боль, с которой я тащил мальчишку из ямы.

– Ты хороший мальчик, Эрик, – говорит старик и раскрывает передо мной ладонь. Яркий фиолетовый свет озаряет всю бревенчатую комнату и бьет в глаза. Я жмурюсь. В голове стучит «спрячь–спрячь». На ощупь я хватаю камень размером с вишневую косточку и кладу его под подушку.

Мое сердце колотиться так, что готово выпрыгнуть из костлявой груди. Ведь старик дал мне эренни.

– Это камень вашей деревни, – добавляет он шепотом. Его голос звучит у самых моих ушей. Я открываю глаза и вижу его сгорбленную фигуру у выхода. – Это была плата за твое излечение, не кори себя, жители единогласно решили отдать его мне. Я же отдаю его тебе, но с единственным условием. Ты должен использовать его для себя.

– Спасибо, – хриплю я, мне больше нечего добавить.

– Удачи храбрый Эрик, – посмеивается старик и уходит.

К следующему вечеру я уже могу нормально ходить. Чистые штаны и рубаха на стуле. Я одеваюсь, неудобно и неловко. Мышцы слушаются меня нехотя. Тетя Варя хлопочет, я вижу, как она собирает мне в дорогу узелок.

– С восхода солнца ты должен отправиться в замок нашего барона, – говорит она. – Это его наказ. Три дня пути на север по основной дороге, еды я собрала...

– Я хочу домой, – бормочу я и выхожу на свет. От ветерка и воздуха кружится голова, но ноги удерживают меня. Сарай, где я все это время находился, расположен во дворе тети Вари. Уже вечер, деревня готовится ко сну. И хорошо, что меня никто не увидит, я должен пойти домой.

– Если ты не прибудешь в замок вечером четвертого дня, барон накажет тебя, – говорит Варя, выходя следом. – У нас нет лошадей и повозок, но ты должен отправиться, иначе и старейшина будет наказан.

– Я хочу домой, – сквозь слезы говорю я, глядя в ту сторону, где должен быть наш дом. Но его уже там нет. Я иду, увеличивая темп, тяжело, непривычно. Маленький Варин садик в запущении, на пути лавочка, что сколотил муж Вари, до того, как спился. Мужик был мастер на все руки, его даже хотел забрать в замок наш лорд. Я знаю, что Варя в глубине души рада, что ее муж спился, он ведь с ней. Они вместе.

Я обхожу дом Вари сбоку и выхожу за калитку. Ощущение такое, будто только вчера я шел по этой протоптанной дорожке, спешил в другую сторону, к Илене. Чувства давят в горле. Теперь я иду домой, вернее, к тому месту, где мы жили с отцом.

Дом снесли вместе с мастерской. Бревна разбросаны, мебель разбита, часть уже утащили сельчане. Что добру пропадать? Мою тумбу, мою кровать... У нас нет ничего ценного, все, что было важно, находилось в рабочей мастерской. Ангар сравняли с землей. Горечь на языке от привкуса трав тети Вари, горечь в груди от всего остального. Неподалеку стоит козел, сколоченный наскоро из досок, сельчане организовали пилораму прямо у дома. Пилят наши бревна на дрова. Сейчас тут никого. Через дорогу я вижу, что энергостанцию, где раньше находился камень эренни, тоже начали разбирать. Кабелей тоже не видно, наверное, торговцам продали.

Я стаскиваю железный лист, что раньше служил частью крыши. Беру другой по больше, тяну, руки выскальзывают, и я падаю. Нет, у меня не хватит сил... Даже чтобы просто подняться. Я смотрю на свои босые ноги, худые пальцы и проросшие ногти.

Скрежет листа режет слух, я вздрагиваю. С другой стороны развалин корячится худенький, черненький длинноволосый парень. Это Ким. Он отбрасывает один лист, затем другой. Третий уже не поддается, там дальше стальные балки, одному справиться невозможно.

– Не нужно, – выдавливаю я, опасаясь, что он не услышит.

– Тогда зачем это делаешь ты? – спрашивает пастух и подходит ближе.

– А что еще делать–то? – говорю я и чешу нос.

– Дрова рубить, – говорит Ким, кивая на пилораму, и улыбается. – Тебя барон позвал, зачем тебе возиться тут? Это мы, ну... теперь, как все жить будем.

– Ее увезли, Ким, – говорю я, думая о своем.

– Да знаю, жаль, – отвечает он и усаживается на бревно.

– Это все что ты можешь сказать? - прыскаю я.

– Она красивая, – добавляет он. – А значит, не пропадет.

– Ты не думал, что нужно ее найти?

– А зачем искать? – ухмыляется он и смотрит на меня как–то сочувствующе. – Что ты можешь сделать десятку рыцарей? Да даже одному? Или разбойникам? У тебя есть шпага? Припрятал? Да только ты ею владеть не умеешь. А если бы и умел, то вряд ли там будет лишь один враг. У тебя нет шанса найти ее, Эрик, не то чтобы отобрать у воров. Даже Герман смирился, все напрасно. Великие так решили, ее ждет лучшая жизнь...

– Ее ждет рабство.

– А у нас тут не рабство? – взрывается Ким. – Мы пашем круглый год, барон отбирает у нас все, оставляя только крохи, чтобы не сдохли. Мы все рабы. Половину коров вчера угнали в замок. Через пару дней прибудут телеги, чтобы загрузить урожай. Но мы не дотягиваем до нормы, старейшина трясется и гоняет пьяных дедов, за них отдуваются бабки. А вот ты Эрик счастливчик, тебя забирают в замок. У тебя есть шанс стать оруженосцем рыцаря или солдатом замка. Я завидую тебе.

Я пинаю лист, чтобы он заткнулся. Ким встает и уходит.

– Не глупи Эрик, – продолжает удаляющийся голос. – Отец ждет тебя. Да и Илена бы порадовалась твоим перспективам.

Я молчу. Вскоре остаюсь один наедине со своими мыслями. Они грызут меня изнутри.

Тетя Варя застает меня за растаскиванием листов и балок.

– Пол села на уши поднял, – ругается она. – Пошли горемыка домой, выспись, утром в путь тебе...

Утро. Я встал пораньше. У меня на ручных часах будильник. Сил прибавилось, но мышцы болели после вчерашнего. Эренни при мне, узелок взвалил на спину, поблагодарил тетю Варю и вышел. Замок, так замок. Я много думал и кое–что придумал. Я помню имена, что называли похитители. Глок и Морган. С этого и начну, узнаю о них побольше, а там решу, что делать дальше.

Деревня просыпается, я спешу, чтобы проскочить мимо глаз односельчан. Я виноват в их бедах, я лишил их льгот и энергии, а теперь я уношу их эренни с собой. Сердце щемит, когда я прохожу мимо развалин, где стоял мой дом. Мы жили на северной окраине деревни. Так было задумано. Чтобы мехары не взрыли нам весь поселок, мастерскую мы поставили с краю.

Домашняя живность уже раскричалась, подымая хозяев. Я твердо знаю, что больше никогда не вернусь сюда. Вчера я откопал и вскрыл свой секретный подвал. Раньше я копил там детали, чтобы собрать своего мехара. Мой тайник оказался пуст.

– Стой щенок! – взревел позади меня кто–то бешеным голосом. Я обернулся и с ужасом понял, что ко мне бежит отец Илены. За ним мчатся еще трое: его жена, тетя Варя и старейшина. Они пытаются остановить его, потому что в руках Германа блестит топор.

Я замер. Страх пронзил мое тело и сделал беспомощным и уязвимым. А еще ко мне вернулось чувство вины, с которым я боролся вчера, разбрасывая листы крыши.

– Беги Эрик! – кричит Варя не своим голосом. Жутко...

Завизжала сирена над головой. Так громко как никогда. Все замерли, даже Герман остановился. Это рефлекс, врожденная реакция. То чему нас учили, самые первые уроки в деревне – замереть, когда ты слышишь сирену. Среди голубого неба словно расплелись и заволновались оранжевые нити. Над головой разыгрались краски, будто оранжевое соревнуется с зеленым. Это значит, что скоро сюда спустятся призраки. Чем громче сирена, тем они ближе. Нас предупредили Великие, ни шагу дальше.

Три раза в своей жизни я видел призраков. Это посланцы Запредела, утверждают старейшины. Черные бесформенные кляксы возникающие где–то и плывущие из космоса, падают на землю и рыщут, выискивая все, что движется. Вернее они ищут людей. Животные их не интересуют.

Сирена стихла, оборвалась, не оставляя никакого эха. Призраки пришли. Черные блестящие лужи упали дождем на замершую от ужаса деревню. Я стал считать... сорок две секунды, и они исчезнут, просто растворятся. И если нам повезет, то уйдут ни с чем.

Шесть, семь, восемь... Герман смотрит на меня, в его глазах черная ярость, рука зажавшая рукоять топора дрожит.

– Не вздумай Герман, – кричит старейшина. Через секунду черное уже рядом. Оно чувствует движение, обтекает Германа, движется ко мне. Холод, словно с самого космоса пробирает до костей, когда оно рядом. Клякса уходит дальше.

Двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Герман не обращает внимания на удаляющегося призрака, он буровит меня взглядом... ненавидит меня и готов убить. Я шепчу ему губами: «прости меня дядя Герман, я не виноват».

Тридцать восемь, тридцать девять, сорок... Герман срывается с места, чтобы убить меня. Тонкий, черный и стремительный луч проносится, пронизывая его тело. В мгновение ока он исчезает, растворяется, как это делают призраки. Герман даже не успел вскрикнуть. Сорок один, сорок два... Призраки ушли.

Ивона рыдает и проклинает меня. Она потеряла дочь, а теперь и мужа. Его забрали призраки. Я бегу прочь, бегу от этой боли.

Призраки дети Запредела, как и дафы. Вот только дафы никуда не исчезают, они сделаны из камня, и их можно убить большими мечами, что носят мехары. Когда–нибудь я стану рыцарем и у меня будет свой мехар. Я сумею модернизировать его, и он станет самым лучшим и непобедимым. И тогда я найду Илену, убью человека в шляпе и всех его друзей, порублю на куски ту женщину, что трогала мою девушку, найду всех работорговцев и раздавлю их головы своим грозным мехаром. Во мне закипает ярость и бьется отчаяние.

Ноги подкашиваются и падаю. Усталость навалилась, она давит на плечи и на стоны. Твердая сухая земля давит на задницу, хочется доползти до травы и лечь там, чтобы никто не нашел, пока я перевожу дух и набираюсь сил. Вокруг поля, заросшие травой и далекие кроны деревьев начинающихся диких лесов. Просыпаются насекомые, уже зазвучали кузнечики и зажужжали мошки.

Я развязываю узелок, что так старательно собирала тетя Варя. Достаю маленький бурдюк с водой и пью.

– Крестьянин, – раздается хрип где–то в траве, я невольно вздрагиваю. – Помоги, крестьянин.

Я встаю, закупоривая сосуд и убирая в тряпицу. Я вижу его, это рыцарь. Возможно раненый, на вид чуть старше меня, для рыцаря совсем молодой. Он из герцогства Бор, знаю я их оранжевые мундиры и с легкостью распознаю герб «Черное сердце». На белых волосах застыла кровь, он сидит, его тело бьет мелкая дрожь. Раздается лошадиное ржание, словно нож по сердцу, на мгновение я замираю в панике и оглядываюсь по сторонам. Но две лошади просто топчутся в траве, они без всадников. Где же второй рыцарь?

Человек просит воды, я послушно протягиваю бурдюк. Он расходует все до капли. Я не могу ему возразить, не могу отобрать свой бурдюк. Потому что он рыцарь. Меня душит запоздалая жадность. Это мои запасы на три дня, а он умудряется выпить почти все, да еще и залить себе голову остатками.

– Ты видел призраков мальчик? – говорит он с неподдельной радостью в голосе. После того, как израсходовал всю мою воду, он явно на подъеме сил. Уже не дрожит, видимо оправился от шока.

– Да, эр, – киваю я, убирая бурдюк в узелок. Это мое имущество, и его надо беречь, другого у меня нет.

– Гнусный Оросовец гнался за мной от самого Харта, – смеется рыцарь. – Но он не был настолько умен или просто увлекся погоней. Решил, что настиг меня. И настиг бы...

Он скривился и прищурился в попытке встать. Я подскочил, чтобы помочь ему подняться.

– Вон его конь, – продолжил он. – Я спрыгнул, когда пришли призраки, а он нет. Это ошибка многих молодых и неопытных. А ты мальчик учись на опыте дураков. Если ты замер на мчащемся коне, это не считается.

Он звучно рассмеялся, смех его был настолько заразительный, что тоже хотелось смеяться. Но я сдержался. Человек рад, что он выжил, я тоже за него рад. Но у него своя судьба и своя дорога.

– А что это за земли, мальчик? – вдруг настороженно спрашивает рыцарь, неспешно направляясь к своему огромному коричневому коню. Тот сомневается драпать ли сразу, аль убедиться, что хозяин ничего вкусного не предлагает и драпать после.

– Вы в Камбрии, эр, – с некой опаской произношу я.

– Герцогство Гариам?!

– Да, эр, – я отступаю к тропе. Рыцарь, кажется, разочарован, несмотря на то, что успешно схватил уздечку своего коня, который сам к нему подошел. Он разворачивается ко мне. Я смотрю на его молодцеватое лицо, скулы, большие голубые глаза и перевожу взгляд на герб с изображением черного сердца на плече. Это чужак, в наших землях не принято с ними долго болтать. Если сельчане увидят и расскажут, барон и его люди сочтут меня за шпиона или осведомителя чужого герцогства. В лучшем случае кнут, в худшем веревка на шее.

– Далеко же меня занесло, – мгновенно сникает рыцарь. – Мальчик, как тебя звать?

– Эрик.

– А я рыцарь эр Гарольд, также являюсь членом рыцарского ордена Железные сердца, – он делает легкий поклон головы, (этот жест приводит меня в полное замешательство), а затем продолжает уже менее торжественным голосом. – Ты должен оказать мне услугу, Эрик.

– Но мне нужно в замок барона, он наказал...

– Да ты не понял! – улыбается рыцарь. На его поясе дергается шпага, когда он поворачивается к коню. Ножны такие блестящие и красивые, в них шпага настоящего рыцаря. Он с иронией добавляет:

– Помоги мне взобраться на коня.

Только сейчас я замечаю, что Гарольд хромает на одну ногу. Я подхожу к нему, оценивая рыцаря, он чуть выше меня, явно крепче. Подталкиваю его испачканный зад на седло, руки дрожат, но у меня получается.

– Да ты силен Эрик! – удивленно произносит он, усаживаясь на скакуна поудобнее.

– Неправда, эр, – смущаюсь я. – Вы видно смеетесь надо мной.

– Нисколько! – восклицает рыцарь и салютирует. – Второй конь твой, если ты его поймаешь! Удачи Эрик!

– Спасибо, эр...

Стук удаляющихся копыт отпускает напряжение. Призраки сегодня спасли не только мою жизнь, с этой мыслью я иду на дорогу. За конем мне не угнаться, да и зачем мне рыцарский конь? Скажут, что украл, да выпорют.

Ровная дорожка и колея, посередине мелкая трава, я иду по ней, шлепая разбитыми тапками, что вот–вот порвутся. Кажется, к обеду дойду до соседнего села. У них должна быть вода, попрошу немного.

Бор и Орос грызутся за месторождения Харта уже давно. Нам часто возили разбитых мехаров от туда, что Боровцы, что Оросовцы. Я злюсь. Может один из таких рыцарей, как Гарольд и сравнял с землей наш дом. Коня мне он предложил, сволочь.

Впереди показалась повозка со старой лошадкой, которая старательно и обреченно тянет свою ношу. Я посторонился, пропуская крестьянскую семью. Их повозка, груженная тюками, перевязанными веревками, идет строго по колее. Бородатый, коричневый от загара, мужчина держит вожжи, позади него сидит женщина с двумя детьми прямо на вещах сверху. Мальчишке и девчонке лет по восемь отроду. Я остановился, пропуская их. Чумазый мальчик, посмотрел на меня усталым взглядом без особого интереса. Я не смог даже улыбнуться ему. Сейчас я грустный и утомившийся крестьянин. Когда–то я также ехал по этой дороге с моим новым отцом. Мне было плевать, куда я еду и зачем. Все мое оставалось в Дорсене. Все новое пришло позже. Мальчик продолжает смотреть на меня из удаляющейся телеги. Я поклонился ему, как это сделал рыцарь и развернулся. Кажется, мальчишка улыбнулся, я успел это заметить.

Тоска снова берет надо мною верх. По обеим сторонам от дороги растут ромашки, такие собирала Илена. Дальше возвышаются кустарники лопухов, из таких мы строили крышу домика. Под такими же листьями я впервые поцеловал ее, она тогда так покраснела... а я заволновался, что она убежит и пожалуется отцу.

Пытаюсь посмотреть на солнце. Ты ленивое и бесчувственное создание. Каждый день я мысленно подгонял тебя скорее опуститься к земле, чтобы быстрее бежать к своей девушке.

Впереди, у дороги показался булыжник, метр в диаметре точно есть. Он уже зарос всем, чем только можно, и его легко спутать с горкой земли. Это останки дафа. Памятник, напоминание их былой власти над этими землями. Камней раньше было много в окрестностях. Почти все растащили для хозяйских нужд в замки и села. Самые крупные, что не удалось унести, постепенно сливаются с землей, уходят в нее. Когда я был маленький, нашел как–то следы битвы мехара и дафа, ржавую часть руки среди камней и кусок огромного меча, торчащий из земли. Я представлял отчаянную битву и воображал себя в кабине железного рыцаря, рев дафа и удары мощного меча, обрушивающиеся на каменное тело. Все потом крестьяне раскопали и утащили в замок лорда на переплавку. Железо сейчас в большой цене. Слышал даже, что вольные крестьяне вылазки делают на поля битв у Харта во время затиший, чтобы железо таскать. Бывает, что попадают под раздачу.

К полудню дохожу только до мельницы. Она немного левее дороги, на пригорке стоит, деревянная ветхая и заброшенная. А значит, я прошел только лишь половину пути до села. Солнце жарит нещадно. Обычно я под крышей ангара весь день ковыряюсь с техникой. Совсем отвык от работы на открытом воздухе, поэтому сейчас мне плохо. Схожу с дороги и направляюсь к мельнице, высматривая, нет ли там кого. Мне нужно в тень.

Всегда страшно ходить вблизи диких лесов. Особенно когда это окраина герцогства. Но сейчас для меня хуже оставаться под открытым небом. Трава на этом поле низкая, много клевера, шмели разлетались жирнющие.

Я ощущаю, как дрожит земля, и мне становится не по себе. Когда я слышу звон и лязги стали, внутри меня что–то нарастает. До мельницы я иду в полусогнутом положении. Где–то кипит битва рыцарей! Страшно быть замеченным, но мне ужасно интересно! На пригорке хороший обзор.

Дальше, метров триста, практически у самого леса я замечаю двух огромных мехаров. Они яростно бьются, один с двумя большими мечами, его противник – с мечом и шитом. Немного дальше скопились всадники, их доспехи блестят и переливаются, они тоже рубятся друг с другом. Все перемешалось, разобрать кто за кого практически невозможно.

Ноги несут меня туда, ближе, как можно ближе. Мое внимание приковано к битве мехаров. Я никогда раньше не видел такого зрелища! На поле битвы уже десяток лошадей без всадников, у леса стоят еще, видимо, разбежались. Тем временем гремят железные доспехи, это с лошадей падают поверженные рыцари. Один из всадников бьется особенно яростно, против двоих. Но враги, похоже, в большинстве, удар в спину и он тоже падает. Мехары бьются чуть в стороне, робот с двумя мечами наседает. У его противника явно проблемы с управлением, повреждена нога. Я вижу это глазами инженера. Обе модели мехаров старые. Второе поколение роботов, по внешнему виду разбитые и давно жаждущие ремонта. Значит, рыцари не очень богаты, но значительно богаче простых всадников, у которых на робота, а тем более на эренни не нашлось денег.

Мехар принимает очередной удар на щит, теперь я смог рассмотреть его герб. Черное сердце, а значит он из Бора. Выпад второго меча он уже не успевает отразить. Стальное лезвие медленно, но верно проходит в кабину. Сердце замирает, когда я осознаю, что это неминуемая смерть для пилота. Робот со щитом и мечом заваливается на спину. Скрежет стали сопровождает движение могучей руки, что вытаскивает меч из искореженного железного тела, на лезвии кровь. Я вижу, что всадники выстроились в одну шеренгу и ждут окончания битвы. Со своими врагами они расправились. На их щитах я увидел герб с изображением черного сердца. Семь всадников Бора против одного мехара Ороса. У конников нет шансов против робота. Я вспомнил про рыцаря Гарольда из Бора, что израсходовал всю мою воду. Он мне понравился, этот его поклон и сияющие глаза, радующиеся жизни. И вот сейчас его друзья, или просто соратники стоят против целого мехара.

Бегите! Мне хочется кричать, но страшно. А они стоят и смотрят на него. Мехар замер, кони бьют копытами, ждут. И тут происходит невообразимое. Кабина раскрывается и от туда выпрыгивает рыцарь в сером мундире. Всадники тоже недолго думают, они спешиваются. Серый рыцарь в мундире со шпагой в руках против семи человек в железных доспехах и с тяжелыми мечами. Сумасшедший... рыцарь из Ороса вскидывает клинок вверх, целует лезвие шпаги у самой рукояти и встает в боевую стойку.

Тяжеловооруженные рыцари ринулись на спятившего Оросовца. Я стал подходить еще ближе, не знаю, что со мной. Но мне хочется сейчас влезть в мехара и помощь одиночке. Но, похоже, ему не требуется моя помощь. Первым же выпадом он находит брешь в доспехах ближайшего. Его преимущество – это скорость, и он легко пользуется этим. Вскоре падает следующий, затем еще и еще. Когда их остается трое, они уже не так смелы. Отступают, защищаются. Оросовец атакует, сшибает ногой одного, уходит от атаки второго и протыкает сквозь забрало третьего. Пока один встает, он расправляется с нападающим из–за спины. Его тонкая шпага словно жало, проникает в самые уязвимые места и поражает врагов. Семь рыцарей Бора лежат на земле. Оросовец идет к телу одного из своих поверженных товарищей, что бились до него с конниками. И тут я вижу, как один из вражеских рыцарей приподнимается, в его руках заряженный арбалет.

– Эр! Берегитесь! – кричу я. Но уже поздно, щелчок и стрела вонзается в серый мундир. Рыцарь падает на колени, но с усилием встает и разворачивается, подходит к стрелявшему, что сейчас второпях пытается перезарядить арбалет. Тонкое лезвие шпаги входит в щель между нагрудником и шлемом... Расправившись с подлым стрелком, Оросовец озирается по сторонам и замечает меня.

Я неуверенно приближаюсь. Рыцарь молчит, он садится на траву, его не смущает, что рядом труп поверженного врага. Я вижу глаза полные отваги и разочарования. Теперь я могу рассмотреть это мужественное лицо. Худой, поджарый старик с длинным шрамом на правой щеке. Его взгляд устремлен на меня. Я ощущаю, что он ждет от меня нападения. Подойдя ближе, я вижу, что наконечник торчит у него из груди, где–то у сердца.

– Вы ранены, эр, – произношу я. Это как–то глупо, но что мне еще сказать? Рыцарь скалится и втыкает шпагу в землю.

– А, крестьянин, – выдыхает он. – Ты один? Как далеко от ближайшего села?

– Один, до села день... э, полдня пути пешком.

– Ты видел еще Черных сердец?

– Да, одного легкого всадника, не думаю, что он нападет на вас, он ушел.

Рыцарь кривится, смотрит вокруг. Взгляд его тускнеет. Я вижу это, и мне жаль.

– В последнее время рубим наверняка, – говорит удрученно он. – Все мертвы.

Рыцаря начинает бить кашель. Его лицо искажается от боли. Но вскоре все проходит. Видно, что рыцарь не малыми усилиями подавил в себе недуг. Он снова смотрит на меня.

– Ты смышленый мальчишка, – произносит он, ему тяжело говорить. – Для крестьянина, смелый, раз попытался вмешаться в наш бой...

– Вы могли убить их, – выдаю я, мне нечего боятся его немилости, он умирает и ничего с этим поделать нельзя. Он поступил глупо и пусть знает это!

– Мог, нечестным образом, – кивает он. – Но я же рыцарь, эр Леонид Лестерский!

Он снова кашляет и сплевывает кровь.

– А я Эрик, просто Эрик, – язвлю я, пока он кашляет. – И вы эр, могли бы затоптать этих Боровцев! Этих нечестных людей, что стреляют в спину! Их было семеро, а вы вышли биться один! Они были в доспехах, а вы в мундире! Любой их меч мог перерубить вашу тонкую шпагу! Но вы, вы...

– Прекрати мальчик, – морщась, произносит он, и я замолкаю. Его голос на грани очередного приступа. – У меня есть только честь, и, зная исход, я бы не поступил иначе. Кодекс чести для рыцаря дороже жизни.

– Это нелепо, – шепчу я, и мой голос поднимается выше. – За счет вас и выезжают другие! А вы гибнете! Ваше мастерство сгинет с вами, а вы могли многих научить так сражаться! А теперь, вы проиграли, потому что горды! И ваша жена, и дети не будут радоваться тому, что вы мертвы! И пусть бы вы затоптали этих нечестных рыцарей! Пусть! Кому об этом известно?!

Он начинает смеяться. Ему больно, он истекает кровью, но его раненную грудь продолжает бить беззвучный смех. Я молчу, вижу, как из него выходит жизнь, как старый рыцарь смирился со смертью и весело встречает ее.

– У меня никого нет, кроме слабоумной дочери, – говорит вдруг он. – Я бедный, старый барон, у меня больше нет наследников, они сгинули, Великие отобрали моих сыновей. И я пошел воевать... У меня нет замков, в поместном доме лишь старый дворецкий, что служит мне, как друг. В моем мехаре скоро совсем потухнет эренни. На новый камень у меня нет денег. Я не оправдал доверие своего лорда, мы сдали позиции, все мои вассалы мертвы. Если бы меня не ранили, я вернулся бы на поле боя, численность врага для меня не важна.

– У меня есть эренни, – я произнес это и поднялся. – Мы могли бы вернуться в мою деревню и расплатиться с магом за ваше излечение! Он лечил меня, шпага пробила меня насквозь, но он сумел вылечить! И вас сможет! Мы сядем на лошадей и домчим...

– Хватит, – рыкнул Леонид и стал заваливаться на бок. Я хотел помощь ему, но он отпихнул. – Хватит, мальчик! Не смей тешить меня надеждой! Эта слабость не позволительна рыцарям!

Это был уже хрип. Я присел рядом. Барон тяжело задышал, в его полуоткрытых глазах я увидел желание поскорее умереть, избавиться от боли, уйти. Но, что–то держало его еще в этом мире.

– Что я могу сделать для вас? – шепчу я, мне жаль его, он хорошо сражался, а теперь достойно принимает смерть.

– У тебя есть родители, мальчик?

– Нет, только отчим! – рычу я и повторяю свой вопрос более настойчиво. – Что я могу сделать для вас?!

Вместо ответа, он снимает широкое золотое кольцо со среднего пальца левой руки и еще одно тоненькое серебристое колечко с мизинца. Настойчиво вкладывает их в мою ладонь и шепчет:

– Теперь ты баронет эр Эрик Лестерский, мой сын и наследник, в твоих руках фамильное кольцо Лестеров, три камня должны быть на равном расстоянии друг от друга, только тогда ты сможешь носить этот символ. Другое кольцо – это мой мехар. Я не прошу тебя отправится в мое поместье, не прошу заботиться о моей дочери. Ни о чем не прошу... кроме одного. Теперь ты рыцарь и мой сын, ты должен чтить кодекс чести рыцаря выше собственной жизни. Первый, и самый главный урок я тебе сегодня преподал. Помни об этом и решай сам, как тебе поступить, эр Эрик Лестерский.

***

Мирэ

– Девочка, а где твои родители? – произносит голос. И я просыпаюсь.

– У меня никого нет, – отвечаю я маленькому человеку.

– Эмиль, отойди от нее! – раздается второй голос. – Она может быть больна и заразна, а у нас нет денег на лекарства!

– А если она прокаженная?! – раздается третий голос. – Рем, наш сын совсем от рук отбился!

– Ма! Она нормальная! Правда! – кричит Эмиль, пытаясь взять меня за руку. Я не хочу брать его руку, потому что те двое против. А он знает, что не может их ослушаться. Они... Они его родители. Мать и отец. Пастухи. Маленький человек сомневается, у него внутри два голоса, один говорит, что надо слушаться родителей, другой говорит, что мне нужна помощь.

– Я на тебя и кнута не пожалею, вылезь из кустов оборванец! – говорит отец маленького человека Эмиля.

Эмиль боится, и второй голос внутри него гаснет. Жаль, второй голос мне нравился, он был свободный. Я выхожу следом за Эмилем. На меня смотрят все три человека. Позади лес, впереди поле и существа коровы. Звезда светит щедро. Маленький человек испытывает чувства, что его мать называет радостью. Ее голос говорит – улыбка? Я тоже хочу радоваться. Я улыбаюсь им.

– Вот видите, она нормальная, – говорит Эмиль.

– Девочка, где твои родители? – спрашивает Рем. Он улыбается мне, но внутри он не радуется. Так можно?

– Я одна, и я единственная, – отвечаю я и жду их реакции.

– Блаженная какая–то, – говорит «Ма». Мне не нравится это понятие, судя по ее голосу внутри, я под это определение не подхожу.

– Я не блаженная, – говорю я. – Что вы делаете с теми существами по имени коровы?

– Пасем! – отвечает Эмиль и смеется. – Ты с другой планеты что ли?

– А это какая? – спрашиваю я. Впервые я задумываюсь об этом. Действительно, это очень далекий мир, странный, совсем не мой. Звезда другая. А значит и планета другая.

Я чувствую, что приближаются другие люди. Охотники и рыцари. На меня уже не смотрят, родители Эмиля обеспокоены, они боятся рыцарей.

– Не бойся Эмиль, – говорю я и иду за родителями. – Если рыцари и охотники попытаются убить твоих родителей, я не дам этого сделать.

– Тс! – произносит Эмиль и берет меня за руку. – Если что ты моя сестра.

– Сестра?

– Да, а это и твои родители. Охотники проедут мимо, мы под защитой лорда. Нам ничего не угрожает.

Много людей проехали мимо на конях, рядом с ними бежали мелкие существа, называемые собаками, и еще было три железные машины. Я знаю, что такое машины, это знание, что было при мне изначально. Люди зовут их мехарами, они думают, что машины надежно защищают их, но это не так.

– Ты пойдешь с нами? – спрашивает Эмиль. Они слишком долго стоят на месте. А мне это не нужно. Я должна искать своего человека, пока не найду, не остановлюсь.

Я ухожу. Эмиль испытывает неприятные чувства. Голос «Ма» говорит, что это слезы и грусть. Он не хочет, чтобы я уходила. Но это не важно. Я узнала, что такое родители, что такое радость и грусть, улыбка и слезы.

Я не хочу пугать их и двигаюсь как девочка, лес скроет мою истинную скорость передвижения. Хочу за эту звезду узнать больше и поискать дальше.

Среди деревьев я чувствую свободу, потому что ничего не сковывает меня, без рамок человеческого тела я могу двигаться со скоростью мысли...

На пути новые люди. Я останавливаюсь и наблюдаю.

– Тут кто–то есть, – говорит женщина.

– Я тоже слышу, – отвечает мужчина. Теперь я различаю женщин и мужчин. Они лежали друг на друге и делали друг другу радость. Я смотрела и пыталась понять. Решила подойти ближе, а они испугались и больше не трогают друг друга. Но это не тот страх, что боязнь смерти. Это другое.

– Я Мирэ, – говорю я и улыбаюсь. Моя демонстрация радости должна принести людям радость и смех.

– Ух ты, – отвечает женщина. – Прелестная, лесная девочка, давно ты тут стоишь?

– Я не знаю твою меру времени, скажу своей, одну тридцатую одной звезды, – говорю я. – А что вы делали вдвоем?

– Детей! – громко говорит мужчина.

– Детей? – спрашиваю я. – Таких, как Эмиль?

Смех. Он радуется. Женщина толкает его, чтобы тот перестал смеяться.

– Гастон! Ей лет двенадцать! Так, Мирэ, мы просто занимались любовью.

– А что такое любовь?

– О! Поди–ка сюда, я расскажу тебе пару сказок, и ты все поймешь, – говорит женщина и прикасается ко мне. В ответ я трогаю ее. Сперва, она не понимает, почему моя рука такая горячая. И я, вспомнив свои ошибки, когда люди пугались, быстро исправляю ситуацию, делаясь холоднее, до уровня женщины.

Сказками оказались истории людей. Они были очень интересны, я постоянно спрашивала, женщина отвечала и объясняла мне все непонятное. Двух сказок мне было недостаточно, и я попросила еще. Я чувствовала, что мужчина нетерпелив, он хочет, чтобы я ушла, хочет снова заняться любовью с женщиной. А женщине нравилось рассказывать мне, она хотела, чтобы у нее была такая девочка, как я.

Она хочет быть моим родителем?

Мне понравилась любовь. Теперь я знаю, что я ощущаю к тому, кого ищу.

– Мирэ, ты голодна? – спрашивает женщина.

– Нет, пока есть звезда, нет.

Женщина испытывает чувство, которое ее голос называет удивлением. Следующий вопрос в ее мыслях о моих родителях, но она не успевает спросить.

К нам приблизились еще люди. Женщина и мужчина заметили их и чувствуют страх. Это не рыцари и не охотники, это бандиты... В сказке женщины тоже были бандиты. Их двадцать шесть человек, но большая часть прячется.

– Вам не говорил ваш лорд, что далеко в лес ходить очень опасно? – говорит бандит. Они улыбаются и радуются. Но это другая радость, ни как у Эмиля или людей во время любви.

– Наш лорд охотится в этих лесах, стоит мне закричать, и вы попали, – говорит женщина. Бандиты смеются.

– Стоит тебе загорланить и твоя глотка поймает стрелу, – говорит другой бандит.

– А ты строптивая, ничего так смотришься, ну–ка раздевайся, оценим, – предлагает первый бандит. Он испытывает много чувств, среди которых и что–то от занятий любовью, похожее чувствовал мужчина, когда я за ними наблюдала.

Женщина не хочет делать то, что говорят бандиты.

– Будь умницей, и твой парнишка не пострадает, – говорит первый бандит. – Девочку тоже берем, хороший экземплярчик.

Женщина боится за меня больше чем за себя. Она снимает с себя то, что они называют одеждой. Мужчина же боится только за себя, очень боится. Говорить он не может, внутренне состояние его видоизменено от первоначального. Это действие страха.

Мысли бандитов говорят, что скоро они убьют мужчину. Но я против.

Я заметила интересную особенность людей, они не слышат внутренние голоса друг друга. Голоса внутри них – это мысли, и иногда они расходятся со словами, что люди друг другу говорят.

– Уходите, – говорю я бандитам. – Или вам смерть.

Бандиты снова смеются. Женщина кричит, но ее хватает бандит, и она замолкает. Он сильнее ее, потому что он больше, и он мужчина. Меня и мужчину Гастона окружили.

– Фрида и Гастон, чтобы не случилось, не пугайтесь, – обращаюсь я к женщине и мужчине, что показали мне любовь и рассказали он ней. Я перехожу в состояние дракона, который был в сказке, описаний его мне достаточно.

Я убиваю всех бандитов, как это делал дракон в сказке. Женщина сразу уснула, когда я вернулась к ним, а мужчина отдал земле часть своей жидкости.

Надо было убить бандитов в состоянии девочки, избежала бы прежних ошибок и не напугала так мужчину и женщину. Я ушла, убедившись, что в этом лесу больше нет бандитов.

Я перешла в облик девушки, мне надоели вопросы о родителях. А еще мне понравилась Фрида, я взяла ее образ, скопировав, что внутри и что снаружи, включая голос и одежду.

Мне грустно, людей очень много, одни умирают, другие убивают. И эта планета все никак не заканчивается, от этого становится еще грустнее. Вдруг моего человека захотят убить бандиты или существа, не боящиеся боли. Я должна скорее найти его, но не знаю где искать.

Дата добавления: 2015-12-01