|
Читайте также: |
Трудно приходилось Византии и с соседями. Злейшим врагом Империи на протяжении последних столетий была новая Германская империя; она как черная туча надвигалась на Византию с севера и с запада, ей принадлежали земли от Варяжского до Средиземного моря, почти вся Италия, острова на Средиземном море.
Долго боролся с Германской империей император Никифор Фока, но одолеть ее не мог. Иоанн Цимисхий сделал то, До чего не додумался его предшественник: он выдал дочь Императора Константина Феофано за сына Оттона I, и теперь, когда этот император умер, а на престол сел его сын — Оттон II, Германская империя и в мыслях не имела стремиться на юг и запад — ее легионы двинулись на восток. Польша отдала Оттону II в заложники малолетнего сына короля Болеслава, Чехия старалась заключить договор. Дочь императора Константина, гречанка Феофано, отводит меч от Византии, направляет его против поляков, чехов, Руси.
Не беспокоился проэдр Василий и о южных границах Византии. Там, в Азии, всегда было неспокойно, Никифор Фока и Иоанн Цимисхий всю жизнь усмиряли эти непокорные земли. Вард Склир жаждет взойти на Соломонов трон, — что ж, если он хочет сохранить свою жизнь и честь, пусть повоюет в Аравийской пустыне. Вместе с Бардом проэдр разбросал по Азии всех его подручных: пустыня велика, непокорных земель много, они, как голодные псы, будут блуждать в сыпучих песках, лизать горячие камни, а тем временем проэдр Василий будет вершить свои дела.
Иное тревожило теперь проэдра: северные и восточные границы Империи… До каких пор Византия будет трепетать перед Болгарией и Русью, до каких пор Константинополь будет содрогаться от бешеного гиперборейского[45]ветра, до каких пор Болгария и Русь будут угрожать Византии?
Проэдр Василий все время пристально следил за Болгарией и знал, что в то время, как император Иоанн сражался в Преславе и Доростоле, в западных областях Болгарии подняли восстание комит Шишман и четыре его сына: сначала отец, а потом комитопулы[46]Давид, Аарон, Моисей и Самуил неустанно расширяли свое царство, ныне они сидят в Водене, готовят поход против Византии.
Неспокоен был проэдр и за Русь; там, как рассказывали купцы, после гибели Святослава сел на престол в Киеве сын Святослава Ярополк, два его брата княжат в других землях русских. Но что замышляют князь Ярополк и его братья? Будут они мстить за смерть своего отца или нет? Не объединятся ли они, сохрани Боже, с болгарскими Шишманами, не обратятся ли к папе римскому или, что еще хуже, к германскому императору?
Война! О, проэдр Василий трепетал, думая о войне с болгарами и Русью. Если она начнется, Византия не только не выиграет ее, но потеряет все.
Проэдр Василий торопится. Он велит привести в Большой дворец кесаря Болгарии Бориса и долго разговаривает с ним.
У кесаря Бориса жалкий вид: темное платно на нем выцвело и износилось, сам он исхудал, поблек, у него дрожат руки, он моргает глазами.
И как это ни странно, он теперь не кесарь, а магистр.[47]Император Иоанн жестоко поглумился над ним, Борис живет в Большом дворце, как узник, с ним его жена Мария, двое детей.
Проэдр справляется о здоровье Бориса, расспрашивает о его жене и детях, рассказывает о том, что творят в Болгарии Шишманы.
— Проклятые камиты! — вырывается у Бориса. — Они раздирают Болгарию на клочья, они погубят ее!
Проэдр Василий улыбается всем своим безбородым лицом, подбадривает Бориса:
— Но Болгарию еще можно спасти, и Константинополь хочет это сделать. Что Шишманы — они выскочки, самозванцы, в них нет и капли царской крови.
Борис расправляет плечи. В словах проэдра решительность и упорство, он не напрасно нынче позвал его к себе.
— Да, великий проэдр, Шишманы — выскочки, самозванцы, их никогда не поддержат болгары.
Тогда проэдр Василий переходит к делу.
— Покойный император Иоанн поступил нехорошо, отняв у тебя корону, — говорит он, — но мертвых не судят. Боговенчанная десница императоров наших Василия и Константина в этот трудный для болгар час хочет возвратить тебе царскую корону, багряницу и сандалии… Ты с братом своим Романом, — сурово и медленно говорит проэдр, — поедешь в Болгарию и сядешь на трон в Преславле. В своей борьбе ты можешь рассчитывать полностью на помощь Византии.
Борис низко склоняется и целует костлявую руку проэдра Византии. Он немедленно, не теряя ни одного дня, выедет в Болгарию. Но с кем, с какой армией?
— Проэдр Василий, — говорит Борис об этом вслух, — на кого же я могу положиться в борьбе с Шишманами?
Проэдр улыбается.
— Кесарь Борис, — насмешливо цедит он, — только что ты сам сказал, что болгары никогда не поддержат Шишманов. Но ведь тебя, сына Петра и внука Симеона, они должны поддержать? Конечно, надеяться на то, что ты сразу соберешь войско, не приходится. Земля в Болгарии слишком раскалена, ты должен действовать не спеша, постепенно, опираясь на боляр,[48]боилов,[49]кметов.[50]Дать тебе свое войско не могу, ибо тогда Византия должна начать войну с Шишманами, а сейчас делать этого не стоит. Ты, и только ты, должен начать восстание против Шишманов; для начала я тебе дам небольшую дружину из легионеров, а войско собирай в Болгарии сам.
— А корона? — вырвалось у будущего кесаря.
— Тебе известно, — спокойно ответил на это проэдр Василий, — что Иоанн Цимисхий отдал корону болгарских каганов в Святую Софию. Там она и будет лежать, а когда сядешь на престол в Преславле, получишь корону. Кесарю — кесарево!
Отступать! Нет, кесарю Борису уже поздно это делать. Проэдр Василий возвращает ему корону, но надеть ее на голову должен сам Борис. Что ж, у кесаря выбора нет.
Проэдр Василий приглашает в свои покои в Большом дворце патрикия Феодора.
Муж этот был одним из богатейших людей в Константинополе, прославился тем, что торговал десяток лет с русами, смело пересекал каждую весну Русское море и поднимался вверх по Днепру в Киев, где у него был свой двор, погреба, рабы, осенью возвращался с нагруженными всяким добром хеландиями[51]в Константинополь, — его даже прозвали Феодором Бореем.
Проэдр Василий хорошо знал патрикия Феодора, не раз приглашал его в Большой дворец, чтобы разузнать о далекой Руси; бывали случаи, когда проэдр Василий давал Феодору и важные задания (купцы Византии всегда были глазами императоров в чужих землях): именно Феодора Борея посылал проэдр с василиками к печенежскому кагану Куре, когда Иоанн Цимисхий задумал убить князя Святослава.
И патрикий Феодор выполнил тогда задание Цимисхия, разыскал у Днепра Курю, дал ему двести кентинариев,[52]а каган весной дождался князя и убил его на острове Хортица.
Теперь проэдр Василий и патрикий Феодор встретились как старые знакомые, друзья.
— Я слыхал, патрикий Феодор, — начал беседу проэдр, что ты только что прибыл из Киева.
— Да, проэдр Василий, я прибыл из Киева три дня тому назад.
— Ты ехал морем?
— Нет, по Борисфену и Понтом я побоялся ехать. На этот раз я ехал лошадьми через земли тиверцев и уличей, а потом через Болгарию.
— И как мне говорили, ты опять отправляешься в Киев?
— Сейчас зима, и все пути на Русь закрыты, но весной я непременно выеду в Киев.
— Ты — настоящий рус! — засмеялся проэдр.
— Русом я никогда не стану, — так же шутливо отвечал патрикий Феодор, — хотя многие русы считают меня своим ромеем.
— Ты, как мне передавали, даже имущество имеешь на Руси.
Феодор Борей усмехнулся:
— Когда купец торгует в чужих землях, он должен молиться и своим и чужим богам.
— Но веруешь ты в единого Бога?
— Я верую только в единого Бога — и императоры Византии и ты, проэдр Василий, это знаете.
— Да, императоры знают и благодарны тебе. Ты оказал великую услугу, убив Святослава.
— Я никогда никого не убивал, — сурово произнес патрикий Феодор, — князя Святослава убил каган Куря.
— За наше золото…
— Да, золото было наше, — согласился Феодор.
— А тебе не страшно там, в городе Киеве?
— А чего же мне бояться? Не один я сижу в Киеве, есть там наши купцы и кроме меня, дворы у них есть и на севере Руси, в Новгороде. Торгуем, проэдр Василий, и торгуем неплохо. Богата земля русская, у нас есть, что им продать, а еще больше можем купить у них.
— А как русы относятся к нашим купцам?
— Хорошо! Русы, проэдр, очень мирные люди и никогда не обманут, не обидят купца. Они страшны только тогда, когда кто-нибудь с оружием вторгается к ним… А мы, прости меня на слове, вторгаемся и вторгаемся к ним.
— Послушай, патрикий, — проэдр вскочил с кресла и несколько раз прошелся по палате, — сейчас Византия не хочет и сил не имеет вторгаться на Русь. Хватит! Я сам видел войско князя их Игоря под Константинополем,[53]Святослава — на Дунае… Благодарение Богу, что этот варвар убит. А что теперь творится на Руси?
— О чем именно ты хочешь знать, проэдр?
— Каков Большой дворец киевских князей? Патрикий Феодор усмехнулся:
— Такого большого дворца, как наш константинопольский, в Киеве нет.
— Меня интересует не сам дворец, а князья.
— Понимаю… На Руси ныне сидят сыновья князя Святослава.
— Сколько их?
— В Киеве сидит Ярополк, под Киевом на земле Древлянской — Олег, они сыновья Святослава и угорской княжны, а еще один, князь Владимир, сидит в Новгороде, он сын князя Святослава и рабыни.
Проэдр Василий вздрогнул: сыну императора и рабыни тяжело было слышать это.
— А кто из них, — спросил он, — лучше всех, то есть с кем из них легче договориться? Слышишь, патрикий, мы сейчас не можем воевать с Русью, я хочу с ней договориться.
— Ты хорошо делаешь, проэдр, с Русью лучше не воевать, а договориться и вести торг. Прежние императоры наши, к сожалению, этого не делали, если же мы установим такие отношения с Русью, тогда скорее удастся и покорить ее…
— Я вижу, ты меня понимаешь, патрикий! Хорошо, будем действовать. Так какой же из князей русских наиболее пригоден для Византии?
— Только киевский князь Ярополк. Он христианин, очень честолюбив, ненавидит своих братьев, особенно сына рабыни, Владимира.
— Он женат?
— Нет, проэдр. Тебя, я вижу, и это занимает…
— Занимает, и даже очень, потому что ты поедешь весной в Киев не только как купец, но и как наш посол, вместе с тобой поедет посольство, а может быть, и епископ… По дороге в Киев вы должны будете найти печенегов…
— Ты задумал убить Ярополка?
— Отнюдь. Наоборот, ты найдешь печенежского кагана…
— Курю?
— Нет, Курю уже знают, он для этого не годится. Ты найдешь другого кагана, дашь ему золота, чтобы он поехал в Киев и заключил мир с Ярополком.
— Мир с Ярополком? Подожди, проэдр! Найти кагана, который возьмет наше золото и заключит мир с Ярополком, очень легко, но зачем это? Я ничего не понимаю, проэдр!
— Потом все поймешь… А вы тем временем поедете вслед за печенегами в Киев, повезете князю Ярополку дары, заключите с ним мир, а кроме того, повезете, возможно, князю и жену.
— О проэдр, я вижу, ты хочешь затеять с князем Ярополком брань большую, чем покойный император.
— На этот раз брань будет без крови.
— Кровь ни к чему! Золотом, проэдр, да если еще к нему прибавить жену, можно достигнуть большего, чем на поле брани…
На самом берегу Тибра, на каменистом холме Ватикане, окруженное рвом и валами, стоит мрачное каменное сооружение с башнями, высокими стенами, мостом, который поднимается на ночь, с тяжелыми железными воротами.
Такие же сооружения виднеются и на других холмах — Авентине, Квириналии, Капитолии, — все эти крепости охраняли когда-то древний Рим, раскинувшийся над Тибром и в долинах, его величественные храмы, дворцы, форумы, базилики, памятники, сокровища.
Но здание на Ватиканском холме над Тибром не только крепость. Когда-то у его стен велись жестокие бои, лилась человеческая кровь, ныне же тут живет со своим конклавом[54]наместник Бога на земле — римский папа.
В поздний ночной час папа Бенедикт VII не спит. Он сидит и беседует с епископом Львом, который только этим вечером прибыл в Рим из Константинополя, куда ездил негласно, под видом купца.
— Итак, императора Иоанна не стало…
— Да, всесвятейший, Господь Бог призвал его к себе.
— Уверен, что Господь Бог отдаст его душу только дьяволу. Этот армянский полководец натворил нам столько бед в Средиземном море, как ни один из императоров Византии, Значит, теперь на престоле в Константинополе сидят Василий и Константин.
— Над ними стоит все тот же проэдр Василий.
— О, — усмехается папа, — этот проэдр — хитрая лиса, но он не поведет легионов, как Иоанн.
— Это верно, — соглашается епископ, — он, разумеется, легионов не поведет, но в Константинополе я слыхал, что проэдр освободил кесаря Бориса и тот уже выехал в Болгарию, а на Русь он собирается послать своих послов и епископов.
Епископ умолкает. В палате, где они сидят, царит тишина. Через некоторое время слышится звон сторожевых колоколов на башнях Ватикана, вот долетели такие же, но более глухие звуки — откликнулись Квириналии, Капитолий… Поздно. Скоро, должно быть, начнется рассвет, епископу нестерпимо хочется спать.
Но папа не отпускает его, склонив голову к столу, он думает. Внешне ничто не говорит о том, какие тяжкие и сложные заботы тревожат душу наисвятейшего, на безбородом, высохшем, бледном лице не шевелится ни один мускул, глаза папы полузакрыты, на тонких синеватых губах — мягкая усмешка.
В голове у папы роится тысяча мыслей, старческое его сердце учащенно бьется от напряжения, спрятанные под скатерть пальцы разжимаются и сжимаются в кулаки.
С Ватиканского холма днем видны горы, долины, Рим. Но папа Бенедикт видит отсюда дальше и больше, он вспоминает прежнюю Римскую империю, ее цезарей и императоров, ее мощь, перед которой когда-то содрогался весь мир.
Римская империя! О, ее уже нет, вся северная и центральная часть былой Империи захвачена германцами, Юг полуострова и прилегающие к нему острова принадлежат Византии. Германская империя на севере и Восточная Римская на востоке — эти две империи господствуют теперь в мире, они угрожают уничтожить и все то, что осталось от империи цезарей, угрожают самому Риму.
Поэтому папа Бенедикт с глубокой благодарностью вспоминает своего предшественника папу Иоанна XII; в то время когда германский король Оттон I захватил Северную Италию, брал города Средней Италии и уже угрожал Риму, папа Иоанн XII одним взмахом руки сумел остановить орды Оттона, не допустил их к Риму.
Это напоминало чудо, но на самом деле о чуде здесь не было и речи: Оттон и сил-то не имел продвигаться по Италии дальше, гонцы с севера сообщали, что там все чаще и чаще происходили стычки с уграми.[55]Но больше всего беспокоила Оттона Византия: императоры ромеев, по-видимому, насылают на них угров, чтобы потом ударить самим.
Оттон I пишет папе Иоанну XII, что он согласен остановить свое войско и не пойдет на Рим, но требует, чтобы папа короновал его как императора Германской империи, которая отныне будет называться Священной Римской империей.
Священная Римская империя германской нации — это была наглость и просто безумие. Никогда германские короли не были императорами, никогда Германия не была Империей, никогда Германия не имела никакого отношения к Риму. А если бы, наконец, и возникла бы Германская империя, то с какой стати ей быть Римской, да еще и Священной.
Папа понимает, что кроется за требованием германского короля.
Империя цезарей исчезла и никогда уже не возродится, на смену ей в Константинополе возникла Восточная Римская империя, которая стремится поглотить весь мир. Ныне противостоять ей могут только германские короли. Папа Иоанн соглашается короновать Оттона.
Но Иоанн хочет получить награду за корону, которую он вручит Оттону, а потому требует, чтобы новый, посвященный им на престол германский император признал, что папы тоже обладают властью императоров, им должны быть подчинены Рим, Италия, все страны Запада, главенство над Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской и Константинопольской церквами. Папа Иоанн не только требовал, но доказывал, что эти права якобы были дарованы папам римским императором Константином, что, кроме того, он даровал им высшую судебную законодательную власть в церкви, право смещения епископов и суда над ними.
Король Оттон знал, что дар Константина — папская выдумка, но он жаждал стать императором и утвердил права Ватиканского престола, за что и получил из рук папы золотую корону.
Так с помощью пап возникла новая Германская империя, принявшая название Священной Римской империи, папы же получили подтверждение дара Константина и вооруженную помощь новых германских императоров.
Папам было тесно в городе Ромула и Рема, они мечтали о древней Римской империи, о владычестве над всем миром, хотя не имели ни сил, ни войска. Но в их руках оставалась сила, с помощью которой можно было сделать гораздо больше, чем с помощью оружия, — тысячи священнослужителей, и сидевших в Риме, и рассеянных по всему свету. Они действовали крестом, чтобы когда-нибудь, возможно, закрепить свои права мечом.
В этом папам повезло. Слуги Ватикана стали духовными наставниками германских императоров, они окатоличили польских и чешских королей, стояли уже у престолов Франции, Англии — весь Запад затопляли волны католицизма.
Но ничего не могли поделать слуги Ватикана на Востоке. Не только папа Бенедикт, но уже несколько его предшественников думали и пеклись об окатоличении славянских земель; еще в 956 году в Германии при Магдебургском епископе были учреждены две новые епархии «Patribus infideli-um»[[56] для Польши и для Руси.
Самовольно учредив эти епархии, Оттон I и папа Иоанн XI продолжали действовать, назначили епископом русским Адальберта, послали его в Киев.
Однако княгиня Ольга сразу поняла, чего добиваются германский император и папа римский, — не стала даже раз говаривать с «епископом русским», а русские люди выгнали Адальберта из Киева и перебили всю его свиту. — Мы тоже начнем переговоры с киевским князем, — наконец поднимает голову и говорит епископу Льву папа Бенедикт. — Ты не будешь долго отдыхать, епископ, а выедешь через несколько дней в Кведлинбург и потом на Русь. Епископ смотрит на папу испуганными глазами.
— Боюсь, что меня там ждет участь Адальберта.
— История с Адальбертом не должна повториться, — успокоил перепуганного епископа папа. — Епархии для язычников ныне не существует, русского епископа в Магдебурге нет, а говорить с русскими князьями мы можем и должны.
— Эти князья — язычники, варвары!
— Нет, варвара и язычника князя Святослава больше не существует. Император Оттон известил меня, что в Киеве ныне сидит его сын Ярополк. Он христианин, его окружают знатные люди, среди них немало христиан, а кое-кто тайно исповедует нашу веру. Ты, епископ, по дороге в Киев заедешь в Кведлинбург и будешь иметь беседу с Оттоном. Желательно, чтобы он послал с тобой своего человека, разумеется, под видом священника. Мы, — заканчивает он, — пошлем послов в Киев, а за ними пойдут легионы Оттона, или же, наоборот, пускай Оттон шлет свои легионы, а мы можем пойти на Русь следом за ними!
На берегах Тибра тихо. Рим спит. Пора отдохнуть и папе.
Глава третья
Кесарь Борис покинул Константинополь, быстро миновал Аркадиополь и Адрианополь, ибо весь юг Болгарии был захвачен акритами,[57]и уже приближался к Родопам, видел вдалеке зеленые предгорья, белые, укрытые снегами вершины хребта. Он был не один, рядом с ним ехал на коне брат Роман, их окружала сотня переодетых в болгарскую одежду легионеров — все, что мог ему дать проэдр Василий. Конечно, опираться на такую вооруженную силу не приходилось — что такое сотня легионеров для кесаря Бориса, который хотел захватить наследственный престол и отвоевать у Шишманов всю Болгарию?
Поэтому кесарь, переезжая по ночам от града до града и от села к селу, разыскивал старых бондов, кметов и боляр, просил у них помощи, советовался, как быть. Кметы и боляры в беседах с Борисом охотно поддерживали его, но, когда дошло до дела и кесарь попросил дать подмогу — денег, а главное, людей, они наскребли лишь сотню, обещая позже прислать еще. Так и приближался кесарь к Родопам — с сотней переодетых легионеров и сотней молодых боляр. Он сердился на проэдра Василия, который дал ему не легион закованных в броню воинов, а малочисленную и слабую дружину, искоса поглядывал на брата Романа, которого проэдр послал с ним — помочь он не может, а думает, должно быть, сам о короне кесаря. Кесарь Борис ярился, что не может надеть на голову корону болгарских каганов, а крадется по болгарской земле, как вор.
Кесарь Борис надеялся, что, когда он минует клисуры[58]в Родопах и приблизится к древней Преславе, там его встретят боляры, которые окружали его в Золотой палате Преславского дворца, там соберет он войско, двинется с ним против Шишманов.
Как-то утром, когда кесарь Борис, переночевав с дружиной в овчарских катунах[59]на одном из перевалов, проснулся на рассвете и хотел продолжать путь, он увидел множество болгар — смуглых от солнца и ветра, в убогой одежде, со звериными шкурами на плечах.
«Овчары, как видно», — подумал кесарь Борис, наблюдая, как эти люди, сбившись в кучки под деревьями, стоят и присматриваются к ним.
— Дружина! — воскликнул кесарь Борис, набрасывая на плечи черное корзно и готовясь вскочить в седло. — Мы идем дальше, на Преславу…
Сесть на коня кесарь не смог, никто из его дружины не шелохнулся. Болгары, толпившиеся под деревьями, двинулись вперед, разворачиваясь полукругом.
— Кто вы? — закричал Борис.
— Мы болгары, — ответил бородатый седой человек, у пояса которого Борис заметил длинный меч.
— Это хорошо, — сказал кесарь Борис, обрадовавшись, что увидел здесь, в горах, так много болгар. — Тогда слушайте! Я — сын покойного кесаря вашего Петра, внук кагана Симеона Борис, я сам был вашим кесарем… Царство мое, — вдохновенно завопил он, — родная земля, я возвращаюсь к тебе!
Суровы и задумчивы были лица людей, встретивших прежнего кесаря.
— Ты сказал правду, — произнес бородатый болгарин, — был у нас кесарь Симеон, мир праху его, был у него и сын Петр, но внука его Бориса мы не знаем и не хотим знать. Ты ошибся, Борис! Это не твоя земля! Ты же не болгарин, а грек, пес ромеев.
— Как смеешь ты, раб, так говорить со мной, кесарем Болгарии?
Лицо бородатого было сурово и неумолимо.
— Не я один это говорю, так говорит вся Болгария, земля и люди… Убирайся, грек!
Борис выхватил меч.
— Дружина! — прозвучал его надтреснутый, хриплый голос.
Но что это? Оглянувшись, он увидел, что легионеры вскакивают на коней и поворачиваются к нему спинами, а болярские сынки все быстрее разбегаются в ущелья и по кустам.
Меч задрожал в руках Бориса, но не дрогнула рука бородатого человека — он рассек кесарю голову.
Люди, встретившие кесарей-беглецов на перевалах Родопов, были вовсе не овчарами, а воинами. Оставив мертвое тело Бориса в добычу воронам и взяв с собой Романа, они направились тропинками среди скал и зарослей к ущелью, где паслись их кони, оседлали их и двинулись в горы.
Через неделю воины очутились в Водене — крепости, которая притаилась на крутой скале над бурным потоком среди гор и долин, — это была новая столица Болгарии.
В Водене сидел тогда Самуил, самый младший сын коми-та Николая Шишмана, который в грозные времена, когда над Дунаем, в Родопах, а потом и на равнине шла ожесточенная борьба между Иоанном Цимисхием и князем Святославом и когда болгарские каганы Петр и сын его Борис продались императорам, провозгласил свободной Западную Болгарию и объявил себя врагом Византии. Отца поддержали и комитопулы, четыре его сына — Давид, Моисей, Аарон, Самуил.
Однако Николай Шишман и сын его Давид, который после смерти отца занял его место, не сделали того, что могли и должны были сделать. Это к ним, взяв древнюю столицу Болгарии — Преславу, обращался князь Святослав, предлагая объединить силы, чтобы громить войско императора Иоанна Цимисхия в долине за Родопами, под Аркадиополем и Адрианополем. Они не пришли на помощь Святославу, не ударили Цимисхию в спину. Домовитые, богатые комитопулы в этот трудный, решающий для Руси и Болгарии час сидели в своих городах и областях, ждали, кто же возьмет верх: Цимисхий или Святослав, и даже когда победил Святослав, не пошли к нему, выжидали, когда русские воины оставят Преславу и Доростол, чтобы самим забрать в свои руки всю Болгарию.
Это было великой ошибкой комитопулов Шишманов, большим несчастьем для Болгарии, последствия которого сказались много позже — через столетие. Когда русский князь Святослав отошел, заключив мир с ромеями, за Дунай и Шишманы бросились освобождать и объединять Болгарию, было уже поздно: вся Восточная Болгария с ее реками и долинами была захвачена ромеями. Шишманам остались горы и горные равнины на западе.
Николай Шишман и его сыновья храбро сражались с Византией, все последние, самые трудные годы жизни старого Шишмана прошли на коне, он освобождал все новые и новые города. В древних болгарских хартиях написано, что он и умер, сидя на коне.
Но старого Шишмана, а порой и его сыновей губило стремление держаться в стороне от бурных событий, которые происходили в Восточной Болгарии, они не понимали, что там, и только там, над Дунаем и Русским морем, на широких равнинах и реках, решается и будет решена судьба Болгарии, они жаждали бескровной войны, а за это пришлось расплачиваться реками крови.
И эта жестокая, неумолимая и неминуемая брань с Византией приближалась. Император Иоанн Цимисхий, заключив мир с князем Святославом и пообещав освободить Восточную Болгарию, не сдержал, да и не собирался держать свое слово — его акриты стоят вдоль Дуная и в долине, продвигаются и продвигаются в горы.
После смерти Цимисхия то же самое делает проэдр Василий, который правит Византией от имени молодых императоров Василия и Константина, — он объявляет самую настоящую войну болгарам, шлет легионеров против Шишманов.
Что же делает и что может поделать Давид Шишман? Вся Восточная Болгария захвачена ромеями, русские воины идут на Дунай, а их князь Святослав, говорят, убит на порогах. Западная Болгария остается один на один со своим врагом Византией.
И вот в поисках поддержки и союзников Давид шлет послов в Кведлинбург к немецкому императору Оттону I, который обещает помочь Давиду, но никогда пальцем не ударит, чтобы это сделать, — муж византийской принцессы Феофано печется о благе не Болгарии, а Византии.
В то же время Давид принимает послов от папы римского Бенедикта, который, оказывается, много слышал и знает о кровопролитной войне в Болгарии, обещает помощь в борьбе с Византией. Давид, конечно, верит в это, ибо нет на свете врагов более лютых, чем ромейские императоры с их патриархами и римский папа. Папа посылает Давиду в знак своего расположения корону из священного города Рима.
Против римской короны в Болгарии прозвучал один только голос патриарха Дамиана. Проклятый константинопольским патриархом, он после доростольской битвы бежит в Западную Болгарию, к Шишманам, и вместе с ними переезжает из столицы в столицу. Но это очень робкий голос: патриарх Дамиан доживает уже последние дни на свете.
Впрочем, корона так и не понадобилась Давиду Шишману: если папа римский действует крестом, то Византия действует мечом. Под городом Сера ромеи убивают в бою Давида; Моисей падает мертвым, убитый ромеями из-за угла, — в Западной Болгарии остаются два сына старого Шишмана: Самуил, который сидит в Водене, да еще Аарон, что правит в Средеце.[60]
Кесаревича Романа привели к комиту Самуилу босого, потому что он разбил свои башмаки в дальней дороге, с непокрытой головой, в черной от пыли сорочке и таких же ноговицах.
— Что это? Кого ты привез, воевода Петр? — обратился Самуил к бородатому воину, сопровождавшему Романа.
— Охраняя склоны Родопов, мы увидели отряд, ехавший со стороны Адрианополя по клисурам, долго следили за ним и окружили. Во главе этого отряда, оказалось, ехал прежний кесарь Болгарии Борис. Он поднял против нас меч, и мы его убили.
— Ты поступил справедливо, воевода Петр, дружина моя и все болгары давно решили убить Бориса, если он посмеет переступить границы Болгарии. Греческий кесарь нам не нужен. Хватит! Но это кто?
— Брат Бориса — Роман, — ответил воевода Петр. — Они ехали вместе.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Самуил. — Выходит, ромеи посылают сюда двух кесарей вместе?
— Нет! — подал вдруг голос Роман, стоявший до сих пор молча, присматриваясь к молодому Шишману, о котором он слыхал когда-то еще здесь, в Болгарии, а позже и в Константинополе.
— Нет? — рассмеялся Самуил. — Хорошо, ты сейчас сам мне все расскажешь. Ступай, Петр, — обратился он к воеводе, — ты, должно быть, очень устал?
— Да, комит, дорога была дальняя. Мои воины стоят у дверей.
— Добро!
И воевода Петр вышел. Самуил поднялся с кресла, подошел к окну, за которым виднелись горы, долины.
— Как же ты, кесаревич Роман, очутился здесь? — обернувшись к Роману, спросил Самуил.
Роман решил говорить правду. А впрочем, что ему было скрывать?
— Недавно проэдр Василий велел Борису ехать в Болгарию и начинать восстание против тебя, а мне сопровождать брата…
— Значит, Византия послала Бориса в Болгарию как кесаря?
— Проэдр Василий назвал его кесарем и обещал возвратить корону, как только он дойдет до Преславы.
— Хитро поступает Византия, — засмеялся Самуил. — Как всегда, загребает жар чужими руками. А ты? Зачем ты ехал с Борисом? Что же, ты тоже хотел стать кесарем?
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав