О социокультурном феномене.

Со времён древних греков философская наука пытается строить теории социальной, или общественной, жизни. Методологические надежды возлагались на концепцию разума. Гегель первый обнаружил уязвимое место этого подхода - философия и в частности диалектика выступала в качестве регулятивной функции (организация и систематизация эмпирического материала). Это механистический (метафизический) способ применения диалектики. Лежащая в основании всего процесса (и становления природы и становления социума) абсолютная идея (субстанция) требует, чтобы видовые частнонаучные категории содержали в себе в снятом виде родовые категории диалектической логики (вид и род совпадают по общности [27, c. 91, 95], поэтому всеобщее не выводится эмпирически, индуктивно). Гегель и пишет в соответствии с этим, что спекулятивная наука “… признаёт всеобщее в этих науках, законы, роды и т. д., но она вводит в эти категории другие категории и удерживает их. Различие, таким образом, состоит лишь в этом изменении категорий” [28, c. 94]. Однако, согласно субстанциальному монизму, вещественно-телесное не отражает разумного (не обладает истинным бытиём). Как монист Гегель и исключает прикладные науки из философии природы, а для того, чтобы снять “отчуждение между природой и абсолютной идеей”, требует от рассудка определённой выучки [45, c. 301]. Смысл этой выучки состоит в обнаружении в природе сверхчувственного, тотальности (и в истории значительное “значительно лишь благодаря своему отношению к некоему всеобщему и своей связи с ним”). В этом случае можно возвести в разумную форму всё многообразие наук [25, c. 113] и наука логики реально объединится с логикой науки.

Следуя именно Гегелю, Маркс в “Капитале” пытался воплотить Логику с большой буквы, а Ленин предлагал вывести её из “Капитала”. К сожалению, между идеей и её воплощением дистанция оказалась огромного размера. Диалектическая логика Гегеля, или учение о понятии (система чистых самодвижущихся понятий) предполагала всеобщность всех её категорий, как моментов тотальности, где и явление и единичное обладают общностью всеобщего. Но и в “Феноменологии духа” и в “Науке логики” мы имеем дело с позитивным изложением материала, к которому уже приложена логика и приложена неадекватно, ибо всеобщее (разумное) единичное и всеобщее (разумное) явление только декларируются. Их действительный поиск заменён диктатом диалектической логики. К сожалению, Гегель в учении о ступенях развития духа не учёл опыта Аристотеля, обратившего внимание на то, что отношения между формами природы радикально антиредукционны. Маркс механически следовал неудачному примеру. В принципе верная идея осталась невоплощённой.

После того как позитивистская философия выделилась в чистом виде, отделившись от классической философии, обнаружили, что эта новая рациональность оказалась совершенно оторванной от гуманистических основ культуры. Такой пробел быстро устранили. Образцом устранения пробела стали работы Макса Вебера. Методологический арсенал его составлял неокантианский инструментарий понятий, применяемый в практике эмпирического исследования. Гегелевский подход был отвергнут с порога. Вебер отмежевался от всех социальных теорий, которые в качестве исходной реальности берут социальную “тотальность”, как-то “народ”, “общество”, “государство”, “экономика” и т.д. Так как наука по Веберу есть чистое воплощение принципа рациональности, а без неё невозможно обойтись ни в производстве, ни в управлении, ни в быту, то он и пришёл к выводу, что современное общество подчиняется законам так понимаемой рациональности. Игнорирование диалектического подхода и методологической функции диалектической логики позволило создать концепцию рационализации как судьбы западной цивилизации. Оттеснившая разум рациональность выступает в ней как обречённость и с этой рациональностью стали связывать деструктивные процессы в обществе. И выбирать не из чего – всё вербальное и вербализуемое оказывается таким рациональным.

Конечно, идея рациональности как особого социокультурного феномена не монолитна и за общим хором псевдорациональности слышны голоса разума. Утверждается, например, что либо социум рационален, либо обречён [118, c. 75]. Предлагают также отказаться от рациональности и встать на точку зрения разума [22, c. 26]. Но это же капли в море. Как изменить ситуацию, когда маховик псевдоразумности всё больше и больше набирает обороты, подчиняя себе и умы обывателей и умы учёных? Договорились уже до того, что раз с рациональностью связаны деструктивные процессы, то конец века может быть и концом науки [69]. Такие пророчества недалеко ушли от пророчеств религиозных фанатиков, которые конец века связывали с концом света. Подогревает ситуацию и философский постмодернизм, уже заявляющий не только о кризисе, но и о несостоятельности идеи рациональности и торжестве эпохи иррационализма. Между тем сам постмодернизм - течение с явной идеологической подоплёкой.

Философия переживает не лучшие времена. Интерес сместился от собственно философских проблем к околофилософским и ситуация с рациональностью одно из свидетельств тому. Этот сдвиг не столько стихийный, сколько целенаправленный, за ним маячит социальный заказ на формирование определённой идеологии в форме простой и доступной массовой культуры. “Массово-культурному” сознанию предлагается вместо социально-политических проблем решать социокультурные. А сегодняшняя философия испытывает вторжение “массово-культурного” сознания в свою сферу. Результатом этого стали её идеологизация, отход от традиционных проблем и искусственно вызванный кризис. Культура Нового времени (главным образом социально-политическая организация либерально-демократического общества), пережив свой подъём, исчерпала себя. Однако заинтересованные в ней силы внедряют в массовое сознание мысль, что причина всех социальных, экологических и демографических бед лежит в иной плоскости – виновата видите ли наука с её научной рациональностью. Старые средства идеологического контроля над личностью постепенно исчерпывают себя вот и понадобилась философия в такой форме, которую легко внедрить в массовое сознание (знание истории философии тут не только не требуется, но даже мешает) и которая всё больше и больше превращается в форму идеологии – идеологии массовой культуры.

Дата добавления: 2015-12-01