Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Скульптура и декоративно-прикладное искусство 30 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

 


Глава четвертая

КИПРЕНСКИЙ И ПОРТРЕТИСТЫ НАЧАЛА XIX ВЕКА

Одним из крупнейших русских портретистов первой тре^и XIX века был Орест Адамович Кипренский (1782—1836). Именно в творчестве этого мастера наиболее плодотворны роман­тические искания русской живописи начала ве­ка. Свободный от крайностей индивидуализма, романтизм Кипренского напоен гуманистиче­скими идеалами русского передового дворян­ства пушкинской поры. Языком живописи Кип­ренский передал лучшие черты людей своего времени, раскрытые в поэзии Жуковского, Пушкина и Батюшкова, в патриотических сти­хотворениях партизана Дениса Давыдова.

Романтическая направленность. искусства Кипренского не исключает в его творчестве связи с эстетическими представлениями клас­сицизма. В то же время в его произведениях велика доля непосредственного восприятия натуры. Свойственное романтизму стремление уловить неповторимость духовного и эмоцио­нального мира человеческой личности прибли­жало Кипренского к постижению реальной многогранности образа его современника.

Сын крестьянки Анны Гавриловой, крепостной по­мещика А. С. Дьяконова, Кипренский родился на мызе Нежинской Ораниенбаумского уезда близ Петербурга. В 1788 году он был помещен Дьяконовым в Академию художеств, где позднее занимался в классе историче­ской живописи у профессора Г. И. Угрюмова и фран­цузского живописца Г.-ф. Дуайена (1726—1806, в России с 1791). Академию Кипренский кончил в 1803 году. За представленную на академический конкурс картину «Д митрий Донской по одержании побе­ды над Мамаем» (1805, ГРМ) он получил боль­шую золотую медаль с правом на пенсионерскую по­ездку за границу. Однако различные обстоятельства на­долго воспрепятствовали этой поездке. В начале 1809 го­да художник уехал в Москву, где пробыл около двух лет, затем работал в Твери и лишь в 1812 году вернул­ся в Петербург; в это время им было написано не­сколько превосходных произведений.

Назидательная тематика ранних рисунков Кипренского, их живописная манера, динамич­ность композиционных построений свидетель­ствуют о том, что он усвоил героический пафос исторической живописи русского классицизма второй половины XVIII века и сохранившиеся в нем элементы барочной живописной культу­ры. Влияние последней могло исходить и от Дуайена, мастера патетических плафонных композиций и исторических картин. В то же время в таком рисунке, как «Смерть Клео­патр ы» (1803, ГТГ), отчасти в картине «Дмит­рий Донской по одержании победы над Мама­ем», нравоучительный смысл сцены уже в зна­чительной мере отступает перед задачей рас­крытия эмоционального содержания действия.

Как портретист Кипренский начинает ро­мантическим произведением — портретом


А. К. Швальбе (1804, ГРМ, ил. 236), где изо­бражен приемный отец художника — седой старик с суровым лицом, волевым движением правой руки сжимающий трость. Глядя на портрет, трудно назвать тот круг общества, к которому принадлежит этот человек: внимание художника целиком поглощено напряжением чувств, клокочущих в глубине души его моде­ли. Характерный для русского портрета конца XVIII — начала XIX столетия процесс выдвиже­ния на первый план чисто человеческих качеств личности в отличие от ее сословной ценности выражен здесь, как никогда, ярко, хотя и юно­шески односторонне. Свободная, сочная живо­пись с ее густым, широким мазком, сочетание глубоких коричневых и золотистых тонов, на­конец, характер освещения говорят об изуче­нии Кипренским Рембрандта и фламандского портрета XVII века, что характерно и для за­падноевропейских художников-романтиков.

Об изучении наследия великого голландца свиде­тельствуют и рисунки в альбоме 1807 года, и более позд­ние копии с офортов Рембрандта, находившихся в со­брании А. Р. Томилова, друга художника. Кипренский оценил и блестящее мастерство Ван Дейка. Известно, что он копировал один из его портретов; в духе этого мастера исполнен портрет В. А. Перовского (1809, ГРМ) в испанском костюме XVII века. В творче­стве раннего Кипренского ощутимо знакомство и с со­временным ему английским портретом. Все это свиде­тельствует о широте художественных интересов моло­дого живописца, высокой степени его профессиональ­ной подготовленности.

Годы, прошедшие между окончанием Акаде­мии и отъездом в 1816 году за границу, были очень плодотворными для Кипренского.

Общий характер портретов, написанных в это время,— романтический. Основное внима­ние устремлено на мир чувств изображаемых людей, в которых художник улавливает томле­ние ожидания, лирическую самоуглубленность, трепет внутренней энергии, скрытой под внеш­ним спокойствием. Душевный мир человека в портретах Кипренского светел, доверчиво-дру­жествен по отношению к окружающему. Порт­ретам этих лет свойственны насыщенность цве­товых сочетаний, свободная манера письма; ху­дожника интересуют светотеневые контрасты. Однако ни сами эмоции, ни их выражение, ни их живописная интерпретация не несут в себе крайностей; в портрете все время ощущается глубокое внимание к собственным, индивиду­альным качествам людей, к их реальному об­лику, лишь до известной степени подчиненно­му общему романтическому пониманию лич­ности.

«Автопортрет (?) с кистями за ухом» (около 1809, ГТГ) необычен смелым световым эффектом: луч света направлен рез­ко сбоку, почти из-за спины художника, бла­годаря чему предельно подчеркнуты основ­ные формы лица, а моделировка объемов


приобретает особенную энергию, усиленную пастозной, сочной манерой письма. Экспрессия лепки объемов рсгс+сдает впечатление скрытой эмоциональной энергии образа.

Портрет воплощает облик молодого художника, близкого по темпераменту самому Кипренскому. Юно­шеской пылкостью дышит эпизод из времен учениче­ства Кипренского в Академии: движимый, как считают, неразделенной любовью, он на вахт-параде бросился к императору Павлу I с просьбой зачислить его в сол­даты. Остротой и романтической яркостью восприятия отличаются его путевые заметки, сделанные по доро­ге в Италию. Характер дружеских связей, многолетняя, необыкновенно преданная любовь к своей воспитан­нице-итальянке свидетельствуют о натуре, способной чувствовать сильно и глубоко.

Для Кипренского характерен и широкий круг ин­теллектуальных интересов. В альбоме рисунков 1807 го­да соседствуют выписки из сочинений античных фило­софов, размышления о неравенстве в окружающей жизни, зарисовки крестьян, ссылки на Иосифа Флазия, Горация, Климента Александрийского, заметки о раз­личных религиозных верованиях. Отдельные записи по­зволяют судить о том, что Кипренского занимали вопро­сы границ познания действительности в искусстве, при­чем художник, по-видимому, присоединяется к тем из современников, которые признавали возможность в ис­кусстве непосредственного воплощения окружающего мира, согретого личным чувством.

Так же, как творческими исканиями и взглядами на искусство, Кипренский и своими дружескими связями принадлежит к свободомыслящей русской дворянской интеллигенции начала столетия. Среди его друзей, сре­ди людей, с которыми он встречался, — поэты К. Н. Ба­тюшков, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, художник Ф, П. Толстой, герои кампании 1812 года, декабристы и их единомышленники и просто образованные люди, лю­бители искусства. Гете, которого Кипренский портрети­ровал в свои зрелые годы, нашел в нем не только та­лантливого художника, но и мыслящего человека.

К числу наиболее значительных работ Кип­ренского принадлежат портреты военных — участников общеевропейских антинаполеонов­ских кампаний начала столетия. Полковник лейб-гусарского полка Е. В. Давы­дов (1809, ГРМ, ил. XI) изображен облоко­тившимся на каменную плиту на фоне грозово­го пейзажа. Задумчивый взгляд, большой от­крытый лоб создают впечатление одухотворен­ности образа; она усилена романтической ат-| мосферой полумрака, пронизанного скользя­щими пятнами света. Колорит основан на звуч­ном сочетании красного с золотолл и белого с серебром в мундире гусара и, в свою очередь, на контрастах этих цветовых эффектов с глу­бокими темными тонами пейзажа. Все это вме­сте с непринужденной и спокойной позой Да­выдова создает образ, полный энергии и внут-I реннего достоинства, органически слитого с чувством воинской чести. Подобная трактовка I выражает сложившееся в передовом русском I обществе начала века представление о муже­ственном воине — защитнике отечества, осво­бодителе народов Европы от тирании Напо-I леона.

Тип, созданный в портрете Давыдова, полу­чает более интимную интерпретацию в каран-


лтл

дашных портретах участников Отечественной войны 1812 года, исполненных в 1812—1813 го­дах: генерал-майора Е. И. Чаплица (1813, ГТГ, ил. 232), М. П. и А. П. Л а н с к и х (ГРМ), А. Р. Томилова (ГРМ), юноши ополченца П. А. Оленина (ГТГ) и дру­гих. В них, как и в портрете Давыдова, нашли прямое выражение черты лучших представите­лей русского офицерства 1812 года, людей, об­ладавших богатым духовным миром, гуманных в своих социальных воззрениях, соединявших в себе чувство личного достоинства с достоин­ством национальным, иными словами, людей, из среды которых вышло передовое поколение дворян-революционеров.

1810—1815 годы — период расцвета каран­дашного портрета в творчестве Кипренского.. Художник работал главным образом итальян­ским карандашом (портрет Е. И. Ч а п л и-ц а). Нередко рисунки подцвечены сангиной, пастелью или цветными карандашами (порт­рет А. П. Бакунина, 1813, ГТГ). Встречают­ся портреты, где насыщенный цвет пастели или цветного карандаша играет определяющую роль (портреты калмычки Баяусты, 1813, ГТГ, и В и л л о, воспитательницы в семье Томиловых, 1813, ГТГ). Среди рисунков можно найти и беглые наброски, исполненные энер­гичными штрихами итальянского карандаша (портрет М. П. Мордвинова, 1814, ГРМ), и законченные композиции на коричне­вой или серой бумаге, представляющие собой сложные комбинации штриха с тушевкой; све­товые блики при этом отмечены мелом, по­верхность бумаги порой бывает закрыта срав­нительно плотно (п о р т р е т П р е й с (?) с ре­бенком, 1809, ГТГ).

Художник еще более непосредственно, чем в портретах маслом, передает здесь индивиду­альные особенности модели, не прибегая к внешним приемам романтизации образа, но оставаясь в пределах общего поэтического вос­приятия человеческой личности. Помимо уже названных графических работ, примеры тому портретные рисунки крестьян­ских мальчиков (ит. кар., ГРМ, ил. 233) или портрет музыканта, играющего на флейте (ит. кар., 1809, ГРМ). Сосредоточен­ность, с такой силой отражающаяся на болез­ненном, некрасивом лице музыканта, легкие и нежные движения чутких пальцев, как бы лас­кающих флейту, выражают артистизм натуры. Кипренский открывает человеческое достоин­ство и духовную красоту в представителе «низ­ших» сословий — демократическая тема, полу­чившая развитие у Венецианова и Тропинина.

Карандашному портрету кроме Кипренского отдали дань в начале столетия П. Ф. Соколов, В. А. Тропинин, А. Г. Варнек, А. Г. Венецианов.



РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ. ИСКУССТВО ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕК


 


Неповторимость душевного мира каждого человека — одна из главных тем в портретах Кипренского 1800—1810-х годов. В портре­те Е. П. Ростопчиной (1809, ГТГ, ил. 231) на светлом лице, обрамленном легкими проз­рачными оборками чепца, выделяются непод­вижные, широко открытые темные глаза и нервная, трепещущая линия губ; глубокий тем­ный фон портрета оттеняет своей нейтрально­стью мимическую жизнь лица. Не менее инди­видуально характеризованы душевная мяг­кость и теплота Д. Н. X в о с т о в о й (1814, ГТГ), самоуглубленность Н. С. М о с о л о в а (1811, ГТГ). Детская жажда жизненных впечатлений в образе юного А. А. Челищева (около 1809, ГТГ, ил. 237) подчеркнута контрастным сочета­нием темных глаз и черных прядей волос с яр­ко освещенным лицом, белизна которого в свою очередь усиливается темным фоном. Той же цели служит сопоставление белого ворот­ничка с синей курткой и ярко-красным жи­летом.

В портрете поэта В. А. Жуковско­го (1816, ГТГ) мотив меланхолического мечта­ния вблизи руин, слияния со стихиями природы близок романтизму самого Жуковского и поэ­зии Батюшкова. Теплые, красноватые тона смуглого молодого лица, вылепленного энер­гичными сопоставлениями света и тени, впе­чатляюще контрастируют с тяжелыми, сине-серыми тучами, закрывающими небо в сумрач­ном пейзаже с развалинами замка. Портрет С. С. Уварова (1810-е, ГТГ) интересен слия­нием романтической элегичности общего за­мысла с типичными для живописи высокого классицизма гармоническим равновесием ком­позиции, сугубым вниманием к силуэту, к отчет­ливой лепке объемной формы.

В 1816 году Кипренский уехал в Италию в ка­честве пенсионера императрицы Елизаветы Алексеевны.

Атмосфера художественной жизни Италии в боль­шой мере определялась в те годы творческими инте­ресами таких фигур, как шведский скульптор-класси­цист Бертель Торвальдсен, знаменитый французский живописец Энгр, чье искусство соединяет классицисти­ческие и романтические тенденции, наконец, как италь­янский живописец Камуччини, поклонник отечествен­ной классики. Поиски возвышенного в искусстве, рет­роспективные увлечения античностью и итальянским Возрождением, царившие в этой среде, по-видимому, имели большое влияние на Кипренского. Он ищет зна­чительные темы, обобщенные, порой аллегорические образы в духе романтизированного классицизма. Тако­вы, например, эскизы композиции «А поллон, пора­жающий пифона» и несохранившеися картины «Анакреонова гробниц а». Замысел последней (два эскиза пером, оба — в ГРМ) чрезвычайно типичен для своего времени. Он тесно связан с тем элегическим изображением чувственной прелести античного мира, которое мы находим в поэзии Батюшкова, Пушкина, Дельвига. Идиллистические, светлые, как бы окутанные дымкой легкой грусти образы эскизов современны и близки тем, что созданы в стихотворении «Гроб Ана­креона», вышедшем в свет в 1818 году. Мотивы языче-


ского жизнелюбия в русской поэзии тесно связывалис с идеалами личной независимости, противостоя всем официальному, казенному в русской жизни.

Для Кипренского-портретиста этих лет типич ны портреты А. М. Голицына (окот 1819, ГТГ) и Е. С. Авдулиной (около 182^ ГРМ, ил. 238). Им присущи сложность замысл и артистическая завершенность исполнена В композиции ощущаются некоторые ренес сансные прототипы, а решение аксессуаров та ит в себе элемент аллегории. Так, например, портрете Авдулиной опадающий цветок гиа цинта на фоне тяжелых свинцовых туч, несом ненно, служит ключом к пониманию душевной мира изображенной женщины.

Характер образов в обоих портретах — эле гический, минорный. Изображенным, кажета свойственна внутренняя сосредоточенное™ некоторая отчужденность от окружающей мира; последнее остро ощущается в жест плотно сомкнутых рук, в арабесковой замкну тости силуэта фигур, в пластической четкост форм. Сочный колорит, интенсивные контре сты цвета сменяются более спокойной цвето вой гаммой, построенной на изысканных кре сочных сочетаниях. В портрете Авдулиной эг тонкое соединение глубоких коричневых, поч ти черных, свинцово-серых и блеклых желты оттенков. Гладкая, плотная живопись сменяв более свободную манеру письма предшеа вующего периода.

Карандашные портреты в большинстве сво ем утратили былую непосредственность и теп лоту характеристики. В них ощутим интерес выразительности линейного ритма рисунка, особой законченности графической техник Типичен портрет С. С. Щербатово (ит. кар., 1819, ГТГ), несколько напоминающи |-.зысканные портреты Энгра. Однако и в боле поздние годы Кипренский создает порой про изведения, стоящие в ряду лучших рисунко предшествующей поры. Таков портре А. А. Олениной (ит. кар., 1828, ГТГ).

Таким образом, портреты Кипренского вре мени его заграничного пенсионерства вмест с написанным перед отъездом из Петербург портретом С. С. Уварова знаменуют некото рый отход художника от прежнего жизнеут верждающего лирического идеала. Несомнен но, эта эволюция в основе своей связана о сложным процессом изживания в русском об ществе гуманистических иллюзий начала столе тия. В пору, наступившую после окончания Оте чественной войны, все отчетливее в душевно/ мире русского человека проступали неудов летворенность и разочарование.

В 1823 году после почти годичного пребывания в Ш риже и встречи (в Мариенбаде) с Гете, с которого Киг ренский исполнил два карандашных портрета, худо»


ллл


ник возвратился в Россию, В официальных петербург­ских кругах он встретил холодный прием; еще в Ита­лии, восставая против мелочной чиновной опеки над его творчеством, Кипренский снискал недоброжелатель­ство влиятельных лиц русской дипломатической мис­сии. Тем не менее он работал на родине много и ин­тенсивно.

Поиски обобщенного образа в портретах 1810 —начала 1820-х годов нашли наиболее глубокое продолжение в портрете А, С. Пушкина (1827, ГТГ). Художник верен особенностям внешности поэта, однако после­довательно отказывается от всего обыденного в образе. Строгое равновесие и простота ком­позиции, сдержанность цветового решения, спокойная сосредоточенность поэта, подчерк­нутая сложенными на груди руками, задумчи­вый взгляд, устремленный чуть вверх, мимо зрителя, наконец, плащ, скрывающий прозаи­ческий покрой современного костюма,— во всем этом ощущается стремление дать собира­тельный образ творческой личности. Приемы типизации носят здесь романтический отте­нок, однако сдержанность изобразительных средств, то внутреннее равновесие чувства и интеллекта, в котором изображен Кипренским Пушкин, близки идеалам высокого класси­цизма.

«Автопортрет в халате» (1828, ГТГ) лишен романтической напряженности, при­сущей более ранним автопортретам масте-I ра. Кипренский не скрывает в своем облике следы, оставленные временем; в робкой полу-|улыбке, в складках век, нависших над глазами, • чувствуется усталость. Живопись автопортрета [отличается от манеры предшествующего вре­мени спокойствием цветовой гаммы, менее на­сыщенной, но более непосредственно отра­жающей цветовые и световые отношения, су­ществующие в натуре. Выражение усталости и I горечи есть и в лице А. Р. Томилова (около 11828, ГРМ). Близко этим портретам настроение подавленности в отдельных образах «Ч и т а-телей газет в Неаполе» (1831, ГТГ). Это групповой портрет польских политических эмигрантов, читающих статью о взятии Вар­шавы.

| Новые черты творчества Кипренского в из­вестной мере отражали настроения той части передового русского общества, у которой раз­гром восстания декабристов и наступившая за этим правительственная реакция разрушили веру в возможность коренных социальных пре­образований в России ближайшего будущего, а следовательно, и веру в возможность осуще­ствления идеала гармонического развития лич­ности в обществе.

В 1828 году Кипренский, гонимый сложившейся во­круг него в официальных кругах атмосферой недобро­желательства, уехал в Италию, где и оставался до кон-

;Ца жизни.


Вторая половина 20-х годов и последние годы жиз­ни, проведенные в Италии, были для него периодом интенсивных творческих исканий, приводивших часто к утрате прежних достижений. Еще в России им были на­писаны большие портреты А. Ф. и М. В. Ш и ш м а-ревых (1827, оба — в ГТГ). Художник стремился при­дать значительность образу путем введения в портрет элементов бытового жанра: пейзаж с сельскими рабо­тами и деревенской изгородью, интерьер, где в от­крытую дверь виден кучер, запрягающий лошадь. Воз­можно, Кипренский хотел приобщиться здесь к тому новому, что было внесено в русское искусство начав­шимся расцветом бытового жанра, творчеством Вене­цианова и Тропинина. Портреты актеров в ро­лях, «Сибилла Тибуртинская» (1830, ГТГ), большой портрет М. А. Потоцкой и С. А.Шу­валовой с эфиопянкой (около 1835, Государ­ственный музей русского искусства. Киев) свидетель­ствуют о настойчивых попытках художника вдохнуть но­вую жизнь в романтический идеал прекрасного.

Однако поэтическая цельность мировосприя­тия, отразившаяся в портретах Кипренского 1800—1810-х годов, утратила теперь свою ис­торическую почву. Художнику, чье мироощу­щение сложилось в годы общественного подъ­ема начала столетия, было трудно в новой об­становке найти пути, ведущие к новым творче­ским достижениям.

В целом же Кипренский более других совре­менных ему русских портретистов выразил то новое и прогрессивное, что нес в искусство на­чала XIX столетия романтизм,— представление о ценности неповторимо-индивидуальных черт эмоционального мира человека. Развившееся на основе этого принципа портретное творче­ство Кипренского разрушало сословно-норма-тивные понятия о человеческом достоинстве, присущие классицизму. Тем самым его искус­ство явилось новым значительным этапом в развитии реалистических начал русской порт­ретной живописи XVIII — XIX веков. Творчест­во Кипренского было высоко оценено совре­менниками. Жуковский, Батюшков, Пушкин, Дельвиг, Вяземский и многие другие гордились им как живым свидетельством высокого совер­шенства отечественного искусства. Живописец Александр Иванов, пораженный тем, сколь не­заслуженно был знаменитый Кипренский забыт официальным Петербургом в последние годы жизни, говорит, что он соединял величие та­ланта с благородством и гордостью, мешавши­ми ему искать отличий и покровительства цар­ского двора. Иванов называет Кипренского первым художником, который «вынес имя рус­ского в известность в Европе».

Видным портретистом — современником Кипренского — был Александр Григорьевич Варнек (1782—1843).

Сын мебельного мастера, А. Г. Варнек поступил в Академию художеств в 1795 году и окончил ее в 1803. В Академии он занимался в классе портретной живопи­си под руководством С. С. Щукина. Получив большую золотую медаль и вместе с ней право на пенсионер­скую поездку, Варнек около пяти лет провел за гра­ницей.



РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ. ИСКУССТВО ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА


 


Вернувшись на родину, в 1810 году художник полу­чил звание академика и в том же году начал вести по-дагогическую работу в портретном классе. В 1831 году он стал профессором, а в 1834 — заслуженным профес­сором. Помимо преподавания большое место в жизни Варнека занимали работа в Эрмитаже, где он с 1824 го­да был хранителем коллекции рисунков и эстампов, различные экспертизы по академическим поручениям, участие в трудах Общества поощрения художников. В конце 20-х и в 30-е годы эта деятельность поглотила все силы художника, не оставив почти ничего для соб­ственного творчества.

Ранним «Автопортретом с палит­рой и кистями в руке» (1805—1806, ГТГ), написанным в Риме на фоне открытого окна, Варнек вошел в число мастеров, чье творчество воплощает романтические искания эпохи, наиболее отчетливо отразившиеся в жи­вописи Кипренского и А. О. Орловского (см. главу пятую). Не лишены романтического эле­мента и автопортреты 10-х годов (ГТГ, НИМАХ).

Однако более отчетливо в творчестве Вар­нека — стремление к непосредственной пере­даче натуры. На этом пути им было создано несколько удачных портретов, в которых внутренняя сущность модели дана с большой проницательностью и вниманием к ее индиви­дуальным особенностям; именно близость на­туре ценили в портретисте и современники. Таковы портреты неизвестного, си­дящего в зеленом кресле (1810-е, ГТГ), Бутовского (1816, Ростовский обла­стной музей), конференц-секретаря Академии художеств В. И. Григоро­вича (1818, ГРМ, ил. 250) и автопортрет в пожилом возрасте (ГРМ). Здесь Вар­нек прокладывает один из путей формирова­ния психологического портрета, получившего позже в русском искусстве столь широкое раз­витие. В этом отношении он близок некоторым исканиям своего современника, другого учени­ка Щукина — В. А. Тропинина.

Напоминает многие портреты Тропинина и сдержанная цветовая гамма работ Варнека, где определяющая роль принадлежит тону, а не «открытому» цвету. Мастерская лепка объ­емной формы идет от академической школы с ее высоким профессионализмом и культом пластики.

В первой трети XIX века продолжают работать В. Л. Боровиковский и Н. И. Аргунов; известен своими портретами И. В. Бугаевский-Благодарный (1777—1860), ученик С. С. Щукина по классу портретной живописи Академии художеств и В. Л. Боровиковского (авто­портрет, 1814, ГТГ), В жанре портрета работали ис­торические живописцы В. К. Шебуев и А. Е. Егоров. Среди портретистов первой трети XIX века следует упо­мянуть также И. И. Олешкевича (1777—1830), уроженца Литвы, однако работавшего главным образом в Петер­бурге (портрет Н. Ф. Арендта, 1822, ГТГ). В это время работал и живописец И. Е. Яковлев (1787—1843). В автопортрете (1811, ГТГ) он представил себя в рубашке с засученными рукавами, с веселой улыбкой


обнимающим гипсовую женскую голову. Такой необыч­ный, почти озорной замысел автопортрета мог воз­никнуть только в пору романтизма, принесшего в ис­кусство более свободное понимание задач портрети-рования.

В 20-х годах английским портретистом Джорджем Доу (1781—1829) с помощью русских портретистов В. А. Голике (1802—1848) и А. В. Полякова (1801—1835) была создана знаменитая Военная галерея 1812 года в Зимнем дворце, содержащая свыше трехсот портретов выдающихся участников Оте­чественной войны. Большинство портретов писалось с натуры. Иногда оригиналами для Доу и его помощни­ков служили портреты, исполненные различными рус­скими мастерами, в частности В. А. Тропининым.

Значительны достижения и в области порт­ретной гравюры. Преемником традиций XVIII века был выдающийся художник-гравер Николай Иеанович Уткин (1780—1863), рабо­тавший исключительно в технике резцовой гра­вюры. Выученик Академии, усовершенствовав­ший свои знания во Франции, Уткин долгие го­ды руководил в Академии гравировальным классом.

Особую славу доставили Уткину многочис­ленные портреты выдающихся деятелей рус­ской истории и культуры, награвированные с оригиналов Левицкого, Боровиковского, Кип­ренского, Тропинина, Варнека и других. Уткин был гравером, не столько старавшимся как можно точнее воспроизвести оригинал, сколь­ко интерпретатором последнего, стремившим­ся к жизненной выразительности образа. Его знаменитый портрет А. В. Суворова (резцовая гравюра с оригинала Г. Шмидта, 1827, НИМАХ) представляет собой вдумчивую переработку одного из прижизненных изобра­жений великого русского полководца. Образ Суворова, созданный Уткиным, стал подлинно народным.

Глава пятая

ГРАФИКА. ОРЛОВСКИЙ

Общественная обстановка, которая сложи­лась в первой трети XIX века, способствовала развитию в графике черт народности, граж­данственных и патриотических идеалов. Значи­тельное влияние получает сатира, особенно в связи с событиями Отечественной войны 1812 года, укрепляются контакты с литерату­рой, которая оказывает заметное влияние на графику. К исходу первой трети XIX века мож­но уже говорить об отчетливой реалистической направленности графики, о возрастающей ак­тивности ее в распространении передовых ху­дожественных идей.

Первые шаги в области профессиональной изобразительной сатиры относятся к 1808 году, Показная либеральность начавшегося царство­вания Александра I воодушевила А. Г. Вене­цианова (см. главу восьмую), тогда еще начи-


РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ. ИСКУССТВО ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА


21?


 


нающего художника, предпринять издание «Журнала карикатур на 1808 год в лицах». Девизом издания служило латин­ское изречение, означающее в переводе: «Смех исправляет нравы». Один из рисунков журнала сюжетно является иллюстрацией из­вестной сатирической оды Г. Р. Державина «Вельможа». Как предполагают, в этой карика­туре можно было узнать графа Безбородко, снискавшего печальную славу распутством. За­тронувший столь влиятельного вельможу, «Журнал карикатур» был тотчас же запрещен и уничтожен (единственный его экземпляр, ны­не хранящийся в Русском музее, происходит из Эрмитажной библиотеки и находился у самого царя). Для центральной части композиции ис­пользована, вероятно, сохранившаяся еще от екатерининских времен полулубочная сатири­ческая картинка. Как сообщал в своих мемуа­рах А. Т. Болотов, тогда «вышел обычай ругать знатных картинами». Изображение вельможи представляет собой сатирическую маску, ис­полненную еще малопрофессионально. Вене­цианов добавил к центральной группе реально трактованные жанровые сценки в приемной, где соответственно тексту державинской оды фигурируют инвалид, женщина с ребенком и прочие клиенты, ожидающие аудиенции. В со­седстве с главным сюжетом эти сценки полу­чают обличающий смысл, но сами по себе не являются карикатурными. Скорее художник удовлетворил в них свой интерес к современ­ному ему быту, типам. Композиции сделаны в легкой офортной манере, тогда как централь­ная группа изображена «вещественно», мате­риально, как то свойственно народному искус­ству. Карикатура раскрашена яркими красками, но уже не лубочно, а в приемах профессио­нального творчества.

Запрещение «Журнала карикатур» не оста­новило Венецианова в стремлении к общест­венной сатире. Позже он выступил с серией ка­рикатур на распространенную среди русской аристократии французоманию. И вновь неко­торые м'отивы были почерпнуты художником в литературе, напоминая отдельные места из пьесы баснописца И. А. Крылова «Модная лав­ка». В некоторых листах в откровенной грубо­ватости сюжетов сказываются отзвуки «раеш­ника». Вновь исполненные в офорте, сатириче­ские листы на этот раз составляют в своем ро­де назидательные новеллы. Они связаны един­ством темы, которая развита в разнообразных сюжетах, часто касающихся семейной жизни. Порой действие вынесено за пределы дома и знакомит зрителей с внешними сторонами бы­та и нравов, рожденных французоманией. Дей­ствующие лица типичны для изображенной со­циальной среды. В трактовке сюжетов смело использован гротеск. Сохраняя традиционно-


академические композиционные приемы, Ве­нецианов в характере рисунка свободен от классических канонов. Его штрих живой, под­вижный и непринужденный.


Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)