ДЕКАБРЯ 1999г.

Для сведения: как и в моем случае, Дег и Клэр так и не влюбились друг в друга. Видимо, это был бы слишком банальный выход из положения. Вместо этого они стали друзьями, что, должен сказать, упрощает жизнь.

Как– то месяцев восемь назад на выходные из Лос‑Анджелеса приехал целый выводок Бакстеров, одетых в неоновые цвета, с карманами‑клапанами, молниями, патронташными ремнями (эдакий мелкий подростковый видеоклип), чтобы выпытать правду о наших отношениях с Клэр. Я помню, как ее братец Аллан, мальчик‑мажор[20], сообщил мне на кухне (Клэр и остальные сидели у моего камина), что в данный момент еще один родственничек в бунгало Клэр проверяет постельное белье на предмет чужих волос. Что за ужасная, любопытная, ханжеская семейка, даже несмотря на всю их крутизну; чего ж удивляться, что Клэр от них сбежала. «Да ладно, Старая Дева, ‑гнул свое Аллан. – Парень девушке не друг, и все тут».

Я упомянул об этом только потому, что хотел подчеркнуть одну деталь: слушая мою японскую историю, Клэр гладила Дега по шее, и жест этот был чисто платоническим. А когда я закончил, она захлопала в ладоши, сказала Дегу, что настал его черед, а затем подошла и уселась передо мной, требуя помассировать ей спину, – и тоже чисто платонически. Все просто.

– Моя история – о конце света, – произносит Дег, допивая остатки чая со льдом (остатки давно растаявших кубиков льда). Он снимает рубашку, обнажив свою довольно хилую грудь, закуривает еще одну сигарету с фильтром и нервно откашливается.

Конец света – бродячий мотив в сказочках Дега – эсхатологических версиях телепередачи «Вы – очевидец» («Знаете, когда стоишь под атомным грибом…»), которые он выдает бесстрастным голосом профессионального комика и уснащает множеством вдохновенных подробностей. Итак, еще немного поломавшись, он начинает:

– Представьте, что вы стоите в очереди в супермаркете, скажем в супермаркете «Вонс» на углу бульвара Сансет и авеню Такиц (но теоретически это может быть любой супермаркет в любом уголке планеты), и настроение у вас хреновое, потому что по дороге в машине вы поссорились с лучшим другом. Ссора началась с дорожного знака «Осторожно, олени – 2 мили», и вы сказали: «Чего‑о? Они думают, мы поверим, будто здесь хоть один олень остался», отчего у вашего лучшего друга, сидящего рядом с вами и просматривающего ящичек с кассетами, екает сердце. Вы чувствуете, что задели его за живое и что это забавно, а потому продолжаете в том же духе. «Если уж на то пошло, – говорите вы, – сейчас и птиц меньше, чем прежде. И знаешь, что я слышал? На Карибах не осталось ракушек – туристы все вымели. И еще, когда ты возвращался самолетом из Европы и находился где‑то этак милях в пяти над Гренландией, тебе не стукало в голову, что покупать фотоаппараты, виски и сигареты в безвоздушном пространстве – это, я бы сказал, извращение?»

Тогда ваш друг взрывается, называет вас бараном и говорит: «Ну почему ты такой брюзга? У тебя что, работа такая – во всем искать поводы для депрессии?»

Вы (в ответ): «Брюзга? Moi[21]? По‑моему, тут уместнее слово «реалист». Хочешь сказать, пока мы ехали сюда из Л.А. и за всю дорогу увидели типа десять тысяч квадратных километров торговых центров, у тебя не возникло ни малейшего подозрения, что где‑то какие‑то шарики заехали за очень крупные ролики?»

Спор, разумеется, ни к чему не приводит. Так всегда бывает с подобными спорами. Самое большее – вас обвинят в старомодном нигилизме. Так что в «Вонсе» в очереди к кассе номер три вы стоите наедине с собой, пакетом пастилы и брикетами угля для вечернего барбекю, живот подводит от дикой обиды, а лучший друг, демонстративно вас игнорируя, сидит в машине и угрю– мо слушает «трам‑там‑там» какой‑то очень средневолновой радиостанции из Кафедрал‑Сити, мелодии, под которые только на коньках кататься.

СЧАСТЬЕ ПОСЛЕДНЕГО ИЗ ЗЕМЛЯН: склонность тешить себя приятными фантазиями, будто ты – последний уцелевший человек на Земле. «Я бы летал на вертолете и бомбил наш гриль‑бар микроволновыми печами».

ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ТЕНЬ: дружба с представителем противоположного пола, лишенная какого бы то ни было сексуального подтекста.

МЕНТАЛЬНЫЙ ЭПИЦЕНТР: место, где человек воображает себя во время атомной бомбардировки, очень часто – торговый центр.

Но одновременно какая‑то часть вашего существа восторгается содержимым те– лежки упитанного‑в‑любой‑системе‑отсчета мужика, стоящего перед вами в очереди. Блин, у него там всякой твари по паре! Пластиковые «фугасы» с диетической колой, полуфабрикаты сливочно‑ромовых кексов для микроволновой печи, продающиеся прямо в жестянках для выпечки (десять минут сэкономленного времени; и еще десять миллионов лет эти жестянки пролежат в могильниках отходов округа Риверсайд), и галлоны, галлоны соуса к спагетти… да, от такой диеты, должно быть, у всей его семьи запор; а ну‑ка – что это у него там на шее, не зоб ли? «Господи, как подешевело молоко», – говоришь ты сам себе, заметив ценник на одной из его бутылочек. И вдыхаешь слад– кий вишневый запах от полок со жвачкой и нечитаными журналами, дешевыми и зовущими.

И вдруг – перепад напряжения в сети. Лампы ярко вспыхивают, возвращаются к норме, тускнеют, гаснут. Затем вырубается музыка, нарастает шум голосов – как в кинотеатре, когда прерывается фильм. Люди уже устремляются в ряд номер семь за свечами.

Возле выхода какой‑то старикан раздраженно пытается протаранить своей тележкой раздвижные двери, не желающие раздвигаться. Служащий втолковывает ему, что электричество отключилось. Через другой выход, где дверь отжата тележкой, в магазин входит ваш лучший друг. «Радио заткнулось, – объявляет он. – И вот еще, смотри… – Сквозь уличные витрины вам видны многочисленные дымные хвосты, ползущие от Двадцать девятой базы морской пехоты, что выше по долине. – Это что‑то серьезное».

Завыла сирена – худший звук в мире, звук, который вы с ужасом предвкушали всю свою жизнь. И вот он здесь – звуковая дорожка для фильма о падении в ад – оглушительный, ошеломительный, нереальный вой, сплющивающий и взбалтывающий пространство и время; так сплющивает пространство и время бывший курильщик ночью, когда в кошмарном сне видит себя курящим. Проснувшись, бывший курильщик обнаруживает в руке зажженную сигарету; кошмар достигает апогея.

Слышно, как через громкоговоритель управляющий просит посетителей спокойно покинуть помещение, но его никто не слушает. Тележки брошены в проходах, люди бегут, вынося на улицу и роняя на тротуар краденые упаковки ростбифов и бутылки с водой «Эвиан». Цивилизованная автостоянка превратилась в автодром в Луна‑парке.

Но толстяк остается, равно как и кассирша, всклокоченная блондинка с костлявым плебейским носом и прозрачной белой кожей. Они и вы с лучшим другом замерли как вкопанные, лишившись дара речи, ваш мозг превращается в светящуюся (как в фильмах) карту мира от НОРАД[22]– какой штамп современной мифологии! На ней вычерчены траектории огненных шаров, плывущих крадучись, неумолимо, над Баффиновой землей, Алеутскими островами, Лабрадором, Азорами, озером Верхним, островами Королевы Шарлотты, Пьюджет‑Саундом, Мэном… еще несколько секунд, и всё, так ведь?…

– Я всегда обещал себе, – произносит толстяк таким будничным тоном, что вы (остальные трое) подпрыгиваете, отвлекшись от своих мыслей, – что, когда этот момент наступит, я буду вести себя с достоинством, сколько бы времени ни оставалось, и потому, мисс, – говорит он, решительно поворачиваясь к кассирше, – будьте добры, позвольте мне заплатить за покупки.

Кассирша, за отсутствием выбора, принимает деньги.

Затем – Вспышка.

– На пол, – орете вы, но они не реагируют – вылитые олени, загипнотизированные светом фар. – Скорее! – Но ваше предостережение пропадает впустую.

И тогда, перед тем как витрина превращается в сморщенную, жидкую, взрывающуюся простыню – в поверхность бассейна во время прыжка с вышки, вид снизу…

Перед тем как вас осыпает град жевательных резинок и журналов…

Перед тем как толстяка подняло в воздух, где он завис, как в анабиозе, а потом весь запылал, в то время как жидкий потолок разорвался и потек наружу…

Перед всем этим ваш лучший друг подползает к вам и, вытянув шею, целует вас в губы со словами: «Ну вот. Мне всегда хотелось это сделать».

И это всё. Бесшумный порыв горячего ветра – словно открылись миллиарды духовок (как вы и воображали этот момент лет с шести), – и все кончено. Немного страшновато, по‑своему сексуально и заляпано грязными пятнами сожаления. Совсем как жизнь – верно ведь?

Часть II

Дата добавления: 2015-12-01