Читайте также: |
|
Я заметил, что по обочине уже протоптана тропинка - люди не могли видеть рвущееся на землю зло, но они чувствовали его приближение.
- Я буду прикрывать Антона, - вдруг сказала белая сова. - Прикрывать и обеспечивать связь.
- Снаружи, - согласился шеф. - Только снаружи...
Антон... иди.
Мы постараемся максимально закрыть тебя от любого наблюдения.
Ольга взлетела с кровати, села мне на плечо.
Бросив взгляд на друзей, на темного мага - тот словно в спячку впал, я вышел из комнаты. И сразу почувствовал, как стихает шум в квартире.
Меня провожали в полной тишине, без ненужных слов, без похлопываний по плечам и советов. Ведь на самом деле, я не делал ничего особенного. Просто шел умирать.
Тихо было.
Как-то не правильно тихо, даже для спального московского района и в этот поздний час. Будто все забились по домам, погасили свет, укрылись с головой одеялами и молчат. Именно молчат, а не спят. Лишь синевато-красные пятна дрожали на окнах - всюду работали телевизоры.
Это привычка уже, когда страшно, когда тягостно - включать телевизор и смотреть все что угодно, от телешопа до новостей. Люди не видят сумеречного мира.
Но они способны чувствовать его приближение.
- Ольга, что скажешь об этой воронке? - спросил я.
- Непреодолимо.
Сказала, как отрезала.
Я стоял перед подъездом, глядя на гибкий, будто слоновий хобот, черенок вихря. Заходить пока не хотелось.
- Когда.., при каком размере воронки ты сможешь ее погасить?
Ольга подумала:
- Метров пять в высоту. Еще есть шанс. При трех метрах - наверняка.
- А девчонка при этом спасется?
- Возможно.
Что-то не давало мне покоя. В этой ненормальной тишине, когда даже машины старались огибать обреченный район стороной, какие-то звуки все же оставались...
Потом я понял. Скулили собаки.
По всем квартирам, во всех домах вокруг - тихо, жалобно, бестолково жаловались своим хозяевам несчастные псы. Они видели близящееся инферно.
- Ольга, информацию о девушке. Всю.
- Светлана Назарова. Двадцать пять лет.
Врач-терапевт, работает в поликлинике номер семнадцать.
В поле наблюдения Ночного Дозора не попадала. В поле наблюдения Дневного Дозора не попадала.
Магические способности не выявлены.
Родители и младший брат живут в Братеево, контакты с ними эпизодические, в основном телефонные.
Четыре подруги, проверяются, пока все чисто.
Отношения с окружающими ровные, резкой неприязни не замечено.
- Врач, - задумчиво сказал я.
- Ольга, а ведь это ниточка. Какой-нибудь старик или старуха.., недовольные лечением. В последние годы жизни обычно происходит всплеск латентных магических способностей...
- Проверяется, - ответила Ольга. - Пока таких данных нет.
Да уж. Глупо бросаться в догадки - полдня с девушкой работали люди поумнее меня.
- Что еще?
- Группа крови - первая. Серьезных заболеваний нет, временами легкие кардиалгии. Первый сексуальный контакт в семнадцать лет, со сверстником, из любопытства. Четыре месяца была замужем, два года как разведена, с бывшим мужем отношения остались ровными. Детей нет.
- Способности мужа?
- Нулевые. У его новой жены - тоже. Проверено в первую очередь.
- Враги?
- Две недоброжелательницы на работе. Два отвергнутых поклонника по месту работы. Школьный товарищ, полгода назад пытался получить фальшивый больничный лист.
- И?
- Отказала.
- Надо же. Как у них с магией?
- Практически никак.
Уровень недоброжелательности - бытовой. Магические способности у всех слабые. На такой вихрь они не способны.
- Смерть пациентов? За последнее время?
- Не было.
- Так откуда же взялось проклятие? - задал я риторический вопрос. Да, теперь понятно, почему Дозор попал в тупик.
Светлана оказалась просто-напросто паинькой. Пять врагов в двадцать пять лет - можно лишь гордиться.
Ольга промолчала.
- Надо идти, - сказал я. Обернулся - на окно, где виднелись силуэты ребят. Кто-то из охраны помахал мне рукой. - Оля, а как работал Игнат?
- Стандартно.
Знакомство на улице, по варианту "неуверенный интеллигент". Кофе в баре.
Разговоры.
Уровень симпатии объекта быстро повышался, Игнат перешел к форсированному знакомству. Купил шампанское и ликер, они пришли сюда.
- Дальше.
- Вихрь стал расти.
- Повод?
- Никакого. Игнат ей нравился, более того, она стала испытывать сильное влечение. Но в этот момент пошел рост воронки, катастрофически быстрый.
Игнат сменил три стиля поведения, добился однозначного предложения остаться на ночь, после чего воронка перешла в стадию взрывного роста. Был отозван. Воронка стабилизировалась.
- Как его отозвали?
Я уже замерз, и в ботинках чувствовалась противная сырость. И все же я еще не готов был действовать.
- "Больная мама". Звонок по сотовому, разговор, извинения, обещание позвонить завтра. Все было чисто, подозрений у объекта не возникло.
- И воронка стабилизировалась?
Ольга помолчала, видимо, связывалась с аналитиками.
- Даже несколько присела.
На три сантиметра.
Но это может быть обычным откатом после прекращения подпитки.
Что-то во всем этом было. Вот только я никак не мог сформулировать невнятные подозрения.
- Где ее участок, Ольга?
- Здесь, вокруг. Включая этот самый дом.
К ней частенько заходят больные.
- Прекрасно. Тогда я пойду как пациент.
- Тебе требуется помощь с наложением ложной памяти?
- Справлюсь.
- Шеф одобряет, - через паузу ответила Ольга. - Работай. Твоя маска - Антон Городецкий, программист, холост, наблюдается три года, диагноз - язвенная болезнь желудка, проживает в этом же доме, квартира шестьдесят четыре. Она сейчас пустая, в случае необходимости обеспечим тыл.
- Три года я не потяну, - признался я. - Год. Максимум год.
- Хорошо.
Я посмотрел на Ольгу, она на меня - своим немигающим птичьим взглядом, в которым все же было что-то от той грязной аристократичной женщины, пившей коньяк у меня на кухне.
- Удачи, - пожелала Ольга.
- Попытайся снизить воронку.
Хотя бы десяток метров.., тогда я рискну.
Птица взлетела, и мгновенно ушла в сумрак, куда-то в самые глубокие слои.
Вздохнув, я пошел к подъезду.
Хобот вихря заколебался, пытаясь коснуться меня. Я протянул навстречу ладони, сложив их в Ксамади, знаке отрицания.
Вихрь дрогнул и откатился. Без страха, скорее принимая правила игры. При таких размерах рвущееся инферно уже должно обрести разум, стать не тупой самонаводящейся ракетой, а скорее свирепым и опытным камикадзе. Смешно звучит - опытный камикадзе, но в отношении Тьмы этот термин оправдан. Вломившись в человеческий мир, вихрь инферно обречен погибнуть, но это не более, чем гибель одной осы из огромного роя.
- Твой час еще не настал, - сказал я. Инферно все равно не ответит, но мне хотелось это сказать.
Я прошел мимо черенка.
Вихрь казался сделанным из иссиня-черного стекла, обретшего резиновую гибкость. Внешняя поверхность его была почти неподвижна, а вот в глубине, где темная синева переходила в непроглядную тьму, угадывалось бешенное вращение.
Может быть я и не прав. Может быть, час как раз-таки настал...
Подъезд оказался даже без кодового замка, точнее - замок был, но разломанный и выпотрошенный. Нормально. Маленький привет от Тьмы.
Я уже разучился обращать внимание на ее мелкие пятнышки, замечать надписи и следы грязных подошв на стенах, битые лампочки и загаженные лифты.
Но сейчас я был на взводе.
Узнавать адрес нужды не было. Я чувствовал девушку, - вряд ли стоит отказывать ей в праве называться девушкой на основании замужества, это, скорее, категория возраста, - я знал, куда идти, я уже видел ее квартиру, точнее не видел, а воспринимал всю целиком.
Единственное, чего я не понимал - как мне убирать эту проклятую воронку...
Я остановился перед дверью, обычной, не стальной, что очень странно на первом этаже, да еще с выломанным в подъезде замком. Глубоко вздохнул, и позвонил. Одиннадцать. Поздновато, конечно.
Послышались шаги. Никакой звукоизоляции...
Глава 7
Она открыла дверь сразу.
Никакого вопроса, и в глазок не посмотрела, и цепочку не накинула. Это в Москве! Ночью! Одна в квартире! Вихрь пожирал последние остатки ее осторожности, той самой, что позволила девушке продержаться несколько дней.
Вот так обычно они и погибают, люди, на которых наложено проклятие...
А внешне Светлана пока оставалась нормальной.
Разве что тени под глазами, но мало ли, как она ночь провела.
И одета... юбка, нарядная кофточка, туфельки, словно ждала кого-то, или почти собралась уходить.
- Добрый вечер, Светлана, - сказал я, уже замечая в глазах намек на узнавание. Конечно, она смутно запомнила меня со вчерашнего дня.
И этот миг, когда она уже поняла, что мы знакомы, но еще не вспомнила, как, надо было использовать.
Я потянулся сквозь сумрак. Бережно, потому что вихрь как приклеенный висел над головой девушки, и реакция могла последовать в любую секунду. Бережно, потому что мне не хотелось обманывать.
Даже желая ей только добра.
Это интересно и смешно только в первый раз.
Потому, что если интересно будет и дальше, тебе не место в Ночном Дозоре.
Одно дело - менять моральные императивы, причем всегда в сторону добра.
Другое - вмешиваться в память. Это неизбежно, это приходится делать, это часть Договора, и сам процесс нашего входа-выхода в сумрак вызывает у окружающих секундную амнезию.
Но если однажды ты получишь удовольствие от игры с чужой памятью - тебе пора уходить.
- Добрый вечер, Антон, - ее голос слегка поплыл, когда я заставил ее вспомнить то, чего никогда не было. - У тебя что-то стряслось?
Я, кисло улыбнувшись, похлопал себя по животу.
В памяти Светланы сейчас бушевал ураган. Не такой я мастер, чтобы наложить ей сконструированную ложную память. К счастью, тут можно было дать лишь два-три намека, а дальше она обманывала себя сама. Она собирала мой образ из какого-то давнего знакомого, с которым мы были похожи внешне, другого, еще более давнего и недолгого, но симпатичного ей характером, из двух десятков пациентов моего возраста, из каких-то соседей по дому.
Я лишь легонько подталкивал процесс, подводя Светлану к целостному образу. Хороший человек... неврастеник... и впрямь часто болеет... слегка флиртует, но только слегка - очень неуверен в себе... живет в соседнем подъезде.
- Боли? - она чуть собралась. Действительно, хороший врач.
Врач по призванию.
- Немного. Выпил вчера, - всем своим видом я выражал раскаяние.
- Антон, я же вас предупреждала.., проходите...
Я вошел, закрыл дверь - девушка этим даже не озаботилась. Раздеваясь, быстренько огляделся - и в обычном мире, и в сумраке.
Дешевые обои, истрепанный коврик под ногами, старые сапожки, лампа под потолком - в простом стеклянном абажуре, радиотелефон на стене - паршивая китайская трубка. Небогато. Чисто. Обычно. И дело тут даже не в том, что профессия участкового врача много денег не приносит. Скорее - в ней самой нет потребности в уюте. Плохо.., очень плохо.
В сумрачном мире, квартира производила чуть лучшее впечатление. Никакой гнусной флоры, никаких следов тьмы. Кроме черной воронки, конечно. Она царила.., я видел ее всю, от черенка, крутящегося над головой девушки, до раскинувшегося на тридцатиметровой высоте соцветия.
Вслед за Светланой я прошел в единственную комнату. Тут все-таки было уютнее. Теплым оранжевым пятном светился диван, причем не весь - а уголок у старомодного торшера.
Две стены были закрыты книжными полками, поставленными одна на другую, семь полок в высоту... Понятно.
Я начинал ее понимать. Уже не как объект работы, не как возможную жертву неведомого темного мага, не как невольную причину катастрофы, а как человека. Книжный ребенок, замкнутая и закомплексованная, с кучей смешных идеалов и детской верой в прекрасного принца, который ее ищет и непременно найдет. Работа врачом, несколько подруг, несколько друзей, и очень-очень много одиночества.
Добросовестный труд, напоминающий кодекс строителя коммунизма, редкие походы в кафе и редкие влюбленности. И вечера, похожие один на другой, на диване, с книжкой, с валяющимся рядом телефоном, бормочущим что-нибудь мыльно-успокоительное телевизором.
Как много вас до сих пор, девочек и мальчиков неопределенного возраста, воспитанных родителями-шестидесятниками.
Как много вас, несчастных, и не умеющих быть счастливыми. Как хочется вас пожалеть, как хочется вам помочь. Коснуться сквозь сумрак - чуточку, совсем несильно. Добавить немножко уверенности в себе, капельку оптимизма, грамм воли, зернышко иронии. Помочь вам - чтобы вы смогли помочь другим.
Нельзя.
Каждое действие Добра - соизволение проявить активность Злу. Договор! Дозоры! Равновесие мира!
Терпи - или сходи с ума, нарушай закон, иди сквозь толпу, раздавая людям непрошеные подарки, ломая судьбы и ожидая - за каким поворотом выйдут навстречу бывшие друзья и вечные враги, чтобы отправить тебя в сумрак. Навсегда...
- Антон, как ваша мама?
Ах, да. У меня, пациента Антона Городецкого, есть старушка-мама.
У мамы остеохондроз и полный комплект болезней пожилого возраста.
Она тоже пациентка Светланы.
- Ничего, все нормально. Это я что-то...
- Ложитесь.
Я задрал рубашку и свитер, лег на диван, Светлана присела рядом. Пробежала теплыми пальцами по животу, зачем-то пропальпировала печень.
- Больно?
- Нет.., сейчас нет.
- Сколько вы выпили?
Я отвечал на вопросы, выискивая ответы в памяти девушки.
Вовсе не стоило выглядеть умирающим. Да.., боли тупые, несильные...
После еды... Вот сейчас чуточку заныло...
- Пока гастрит, Антон... - Светлана убрала руки.
- Но радоваться нечему, сами понимаете. Я сейчас выпишу рецепт...
Она поднялась, пошла к двери, сняла с вешалки сумочку.
Все это время я следил за воронкой. Ничего не происходило, мой приход не вызвал усиления инферно, но и ослабить его не смог...
- Антон... - голос шел сквозь сумрак, и я узнал Ольгу.
- Антон, воронка уменьшилась на три сантиметра. Ты где-то сделал правильный ход. Думай, Антон.
Верный ход? Когда? Я ведь ничего не совершил, просто нашел повод для визита!
- Антон, у вас еще остался омез?
- Светлана, присевшая за стол, посмотрела на меня. Заправляя рубашку я кивнул:
- Да, несколько капсул.
- Сейчас придете домой, выпьете одну. А завтра купите еще.
Будете пить две недели, перед сном.
Светлана явно была из тех врачей, что верят в таблетки. Меня это не смущало - я тоже в них верил.
Мы, Иные, испытываем перед наукой иррациональный трепет, даже в тех случаях, когда достаточно элементарного магического воздействия - тянемся за анальгином или антибиотиками.
- Светлана.., простите, что спрашиваю, - я виновато отвел глаза. - У вас неприятности?
- С чего вы взяли, Антон? - она не перестала писать, и даже не глянула на меня. Но напряглась.
- Мне так кажется. Вас кто-то обидел?
Девушка отложила ручку, посмотрела на меня - с любопытством и легкой симпатией.
- Нет, Антон. Что вы. Это зима, наверное. Слишком долгая зима.
Она натянуто улыбнулась - и воронка инферно качнулась над ней, хищно повела черенком...
- Небо серое, мир серый. И делать ничего не хочется... все смысл утратило. Устала я, Антон. Вот весна наступит - все пройдет.
- У вас депрессия, Светлана, - ляпнул я, прежде чем сообразил, что вытянул диагноз из ее же памяти. Но девушка не обратила на это внимания:
- Наверное.
Ничего, вот солнышко выглянет...
Спасибо, что беспокоитесь, Антон.
На этот раз улыбка была более искренняя - хотя, все равно, вымученная.
Сквозь сумрак раздался шепот Ольги:
- Антон, минус десять сантиметров!
Воронка приседает!
Антон, аналитики работают, продолжай общение!
Что я делаю правильно?
Этот вопрос - он пострашнее, чем "что я делаю не правильно".
Если ты ошибаешься - достаточно резко сменить линию поведения. Вот если попал в цель, сам того не понимая - кричи караул.
Тяжело быть плохим стрелком, случайно угодившим в яблочко, пытающимся вспомнить движение рук и прищур глаз, силу пальца, давящего спуск.., и не признавая, что пулю направил в цель порыв безалаберного ветра.
Я поймал себя на том, что сижу и смотрю на Светлану. А она на меня - молча, серьезно.
- Простите, - сказал я. - Светлана, простите ради бога.
Ввалился вечером, лезу не в свое дело...
- Ничего. Мне даже приятно, Антон. Хотите, я напою вас чаем?
- Минус двадцать сантиметров, Антон! Соглашайся!
Даже эти сантиметры, на которые уменьшается вихрь обезумевшего инферно - подарок судьбы. Это человеческие жизни. Десятки, или даже сотни жизней, вырванные у неминуемой катастрофы. Не знаю, как это происходит, но я повышаю сопротивляемость Светланы к инферно. И воронка начинает таять.
- Спасибо, Светлана. С удовольствием.
Девушка встала, пошла на кухню. Я - следом. В чем же дело?
- Антон, готов предварительный анализ...
Мне показалось, что в прикрытом шторами окне мелькнул белый птичий силуэт - пронесся вдоль стены, следуя за Светланой.
- Игнат работал согласно общей схеме.
Комплименты, интерес, обожание, влюбленность. Это ей нравилось, но вызвало рост воронки.
Антон, ты идешь другим путем - сочувствие. Причем сочувствие бездеятельное.
Рекомендаций не последовало, значит никаких выводов аналитики еще не сделали. Но, по крайней мере, я знал, как мне поступать дальше.
Грустно смотреть, сочувственно улыбаться, пить чай и говорить "у тебя усталые глаза, Света..."
Мы ведь перейдем на "ты", верно? Обязательно перейдем. Не сомневаюсь.
- Антон?
Я слишком долго на нее смотрел. Светлана застыла у плиты с тяжелым, матовым от водяной мороси чайником.
Не то, чтобы она испугалась, это чувство уже было ей недоступно, выпито черной воронкой дочиста.
Скорее девушка смутилась.
- Что-то не так?
- Да. Мне неудобно, Светлана. Явился среди ночи, вывалил свои жалобы, и еще остался чаевничать...
- Антон, я вас прошу остаться. Знаете, такой странный день выдался, что быть одной... Давайте, это будет моим гонораром за прием? То, что вы посидите, и поговорите со мной, - торопливо уточнила Светлана.
Я кивнул. Любое слово могло стать ошибкой.
- Воронка снизилась еще на пятнадцать сантиметров. Антон, ты выбрал верную тактику!
Да ничего я не выбирал, как они не понимают, аналитики фиговы!
Я воспользовался способностями Иного, чтобы войти в чужой дом, влез в чужую память, чтобы продлить свое пребывание там.., а теперь просто плыву по течению.
И надеюсь, что река вынесет меня туда, куда надо.
- Хотите варенья, Антон?
- Да...
Безумное чаепитие.
Куда там Кэрроллу!
Самые безумные чаепития творятся не в кроличьей норе, за столом с безумным шляпником, ореховой соней и мартовским зайцем. Маленькая кухня маленькой квартиры, утренний чай, долитый кипяточком, малиновое варенье из трехлитровой банки - вот она, сцена, на которой непризнанные актеры играют настоящие безумные чаепития. Здесь, и только здесь, говорят слова, которые иначе не скажут никогда. Здесь жестом фокусника извлекают из темноты маленькие гнусные тайны, достают из буфета фамильные скелеты, находят в сахарнице пригоршню-другую цианистого калия. И никогда не найдется повода встать и уйти - потому что тебе вовремя подольют чая, предложат варенья, и пододвинут поближе открытую сахарницу...
- Антон, я вас уже год знаю...
Тень - короткая тень растерянности в глазах девушки. Память услужливо заполняет провалы, память подсовывает объяснения, почему я, такой симпатичный и хороший человек, остаюсь для нее лишь пациентом.
- Пусть только по работе, но сейчас... Мне почему-то хочется с вами поговорить.., как с соседом. Как с другом. Ничего?
- Конечно, Света.
Благодарная улыбка. Мое имя трудно сократить до уменьшительного, Антошка - это уже перебор, слишком широкий шаг.
- Спасибо, Антон. Знаешь.., я и впрямь сама не своя. Уже дня три.
Конечно.
Трудно оставаться собой, когда над тобой занесен меч Немезиды. Ослепшей, рассвирепевшей, вышедшей из под власти мертвых богов Немезиды...
- Вот сегодня.., да ладно...
Она хотела мне рассказать про Игната. Она не понимает, что с ней происходило, почему случайное знакомство едва не дошло до постели.
Ей кажется, что она сходит с ума. Всем людям, попавшим в сферу деятельности Иных, приходит подобная мысль.
- Светлана, может быть вы.., может быть ты с кем-то поссорилась?
Это грубый ход. Но я спешу, спешу сам не понимая почему. Воронка пока стабильна, и даже имеет тенденцию к снижению. Но я спешу.
- Почему ты так думаешь?
Светлана не удивлена, и не считает вопрос слишком уж личным.
Я пожимаю плечами, и пытаюсь объяснить:
- У меня так часто бывает.
- Нет, Антон. Ни с кем я не ссорилась. Не с кем, да и не зачем.
Во мне самой что-то...
Ты не права, девочка. Ты даже не представляешь, насколько не права. Над тобой висит черная воронка таких размеров, что возникают раз в столетие. И это значит, что кто-то ненавидит тебя с такой силой, какая редка отпущена человеку.., или Иному.
- Наверное, надо отдохнуть, - предположил я. - Куда-нибудь уехать.., в глушь...
Я сказал это, и вдруг подумал, что решение проблемы есть.
Пусть неполное, пусть по-прежнему смертельное для самой Светланы.
В глушь.
В тайгу, в тундру, на северный полюс. И там произойдет извержение вулкана, упадет астероид или крылатая ракета с ядерными боеголовками.
Инферно прорвется, но пострадает лишь сама Светлана.
Как хорошо, что подобное решение для нас столь же невозможно, как предложенное темным магом убийство.
- О чем думаешь, Антон?
- Света, что у тебя случилось?
- Антон, слишком резко! Уводи разговор, Антон!
- Неужели так заметно?
- Да.
Светлана опустила глаза. Я все ждал крика Ольги о том, что черный вихрь начал свой последний, катастрофический рост, что я все испортил, сломал, и на совести моей отныне - тысячи человеческих жизней...
Ольга молчала.
- Я предала...
- Что?
- Предала свою мать.
Она смотрела серьезно, без всякой гнусной рисовки человека, совершившего подлость, и кичащегося этим.
- Не понимаю, Света...
- Моя мать больна, Антон. Почки. Требуется регулярный гемодиализ.., но это полумера. В общем.., мне предложили.., пересадку.
- Почему тебе? - я еще не понимал.
- Мне предложили отдать одну почку.
Матери.
Почти наверняка она приживется, я даже анализы прошла.., потом отказалась. Я.., я боюсь.
Я молчал. Уже все стало понятно. Что-то и впрямь сработало, что-то нашлось во мне такое, расположившее Светлану к столь полной откровенности. Мать.
Мать!
- Антон, ты молодец. Ребята выехали, - голос Ольги был ликующим. Еще бы - мы нашли темного мага! - Надо же.., а при первом контакте никто ничего не ощутил, сочли пустышкой...
Молодец.
Успокаивай ее, Антон, говори, утешай...
В сумраке уши не заткнешь. Слушай, что говорят.
- Светлана, такого никто не вправе требовать...
- Да. Конечно. Я рассказала маме.., и она велела забыть про это. Сказала, что с собой покончит, если я на такое решусь. Что ей.., все равно умирать. А мне калечиться не стоит. Не надо было ничего говорить.
Надо было отдать почку. Пусть бы потом узнала, после операции.
Даже рожать с одной почкой можно.., были прецеденты.
Почки. Какая глупость. Какая мелочь.
Час работы для настоящего белого мага. Но нам не позволено лечить, каждое настоящее исцеление - индульгенция темному магу на проклятие, на сглаз.
И вот мать... родная мать, сама того не понимая, в секундном порыве эмоций, говоря на словах одно, запрещая дочери даже думать об операции - проклинает ее.
И вспухает чудовищный черный вихрь.
- Я теперь не знаю, что и делать, Антон.
Глупости какие-то творю. Сегодня чуть не прыгнула в постель с незнакомым человеком, - Светлана все же решилась это сказать, хотя, наверное, сил потребовалось не меньше, чем на рассказ о матери.
- Света, можно что-то придумать, - начал я. - Понимаешь, главное не опускать руки, не казниться понапрасну...
- Я же специально сказала, Антон! Я знала, что она ответит! Я хотела, чтобы мне запретили! Ей проклясть меня надо, дуру чертову!
Светлана, ты не знаешь, насколько права...
Никто не знает, какие механизмы тут задействованы, что происходит в сумраке, и какая разница между проклятием незнакомого человека, и проклятием любимого, проклятием сына, проклятием матери.
Вот только материнское проклятие - страшнее всего.
- Антон, спокойно.
Голос Ольги отрезвил меня вмиг.
- Слишком просто, Антон. Ты работал с материнскими проклятиями?
- Нет, - сказал я. Сказал вслух, отвечая сразу и Светлане, и Ольге.
- Я виновата, - Светлана покачала головой. - Спасибо, Антон, но я и впрямь виновата.
- Я работала, - донеслось из сумрака. - Антон, милый, это не так выглядит! Материнский гнев - яркая черная вспышка и большая воронка.
Но рассеивается она вмиг. Почти всегда.
Может быть. Я не стал спорить. Ольга специалист по проклятиям, и она повидала всякое. Да, конечно, родному ребенку не пожелают зла... уж надолго - не пожелают. Однако бывают исключения.
- Исключения возможны, - согласилась Ольга.
- Сейчас ее мать проверят полностью. Но.., я не стала бы рассчитывать на быструю удачу.
- Светлана, - спросил я. - А иного выхода нет?
По-другому помочь вашей матери? Кроме трансплантации?
- Нет. Я врач, я знаю. Медицина не всесильна.
- А если не медицина?
Она замешкалась:
- О чем вы, Антон?
- Неофициальная медицина, - сказал я. - Народная.
- Антон...
- Я понимаю, Светлана, трудно поверить, - торопливо начал я. - Полно шарлатанов, аферистов, психически больных людей. Но неужели все - ложь?
- Антон, покажите мне человека, который вылечил действительно тяжелую болезнь, - Светлана с иронией посмотрела на меня.
Только не рассказывайте про него, а покажите!
Самого человека, и его пациентов, желательно - до и после лечения.
Тогда поверь, во все поверю.
В экстрасенсов, в хилеров, в магистров белой и черной магии...
Я непроизвольно поежился.
Над девушкой висело роскошнейшее доказательство существования "черной" магии, хоть в учебники вставляй.
- Могу показать, - сказал я. И вспомнил, как однажды в офис притащили Данилу. Это была обычная стычка.., не самая рядовая, но и не слишком уж тяжелая. Ему просто не повезло.
Брали семью оборотней, по какому-то мелкому нарушению Договора. Оборотни могли сдаться - и все закончилось бы коротким разбирательством между Дозорами.
Оборотни предпочли сопротивляться. Наверное, за ними тянулся след.., кровавый след, о котором Ночной Дозор не знал, и теперь уже никогда не узнает. Данила шел первым, и его серьезно порвали. Левое легкое, сердце, глубокое ранение в печень, одну почку вырвали начисто.
Чинил Данилу шеф, помогал почти весь персонал Дозора, все, у кого в тот момент были силы. Я стоял в третьем круге, нашей задачей было не столько подпитывать энергией шефа, сколько отражать внешнее влияние.
И все-таки я временами поглядывал на Данилу. Он погружался в сумрак то один, то вместе с шефом. При каждом появлении в реальности раны уменьшались. Это было не столько сложно, сколько эффектно, ведь раны были свежие и не предопределенные судьбой. Но никаких сомнений в том, что шеф способен вылечить мать Светланы, я не испытывал. Даже если ее судьба обрывается в ближайшем будущем, если она непременно умрет. Вылечить - возможно.
Смерть наступит по другим причинам...
- Антон, а тебе не страшно говорить такие вещи?
Я пожал плечами. Светлана вздохнула:
- Дарить надежду - это ведь ответственность.
Антон, я не верю в чудеса. Но сейчас готова поверить. Ты этого не боишься?
Я посмотрел ей в глаза.
- Нет, Светлана. Я боюсь многих вещей. Но других.
- Антон, снижение воронки на двадцать сантиметров. Антон, шеф просит передать - ты молодец.
Мне что-то не понравилось в ее тоне. Разговор через сумрак не похож на обычный, и все-таки эмоции чувствуются.
- Что случилось? - спросил я сквозь мертвую серую пелену.
- Работай, Антон.
- Что случилось?
- Мне бы такую уверенность, - сказала Светлана. Посмотрела в окно:
- Ты не слышал? Шорох какой-то...
- Ветер, - предположил я. - Или прошел кто-то.
- Ольга, говори!
- Антон, с воронкой все нормально. Медленное снижение. Ты, каким-то образом, повышаешь ее внутреннюю сопротивляемость.
По расчетам, к утру воронка снизится до условно-безопасной величины.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав