Глава 9 После падения

Неотступно память о страданье По ночам, во сне, щемит сердца,

Поневоле мудрости уча. Небеса не знают состраданья. Сила — милосердие богов.

Эсхил. «Агамемнон»^[19]

Страдание бесценно. Чрезвычайно важно, как человек отнесется к страданию. Очень правильные слова. В теории. Но теоретическое страдание мало кого волнует. Нам интересно другое: действуют ли эти принципы в реальной жизни?

Чтобы это понять, я встретился с двумя христианами, которые ежедневно вынуждены сражаться с болью — физической и душевной. С болью, которую не всегда удается усмирить. Трагедия вырвала их из налаженной жизни в самом начале, когда они лишь начинали свой жизненный путь. С тех пор существование каждого из них во многом определяется пережитыми страданиями. И все же Брайан Штернберг и Джони Эрексон–Тада откликнулись на беду по–разному. Их истории настолько яркие, что каждая заслуживает отдельной главы.

2 июля 1963 года Брайан Штернберг упал с трехметровой высоты. Секунда полностью перевернула и его жизнь, и жизнь его семьи. В старших классах школы Брайан страстно увлекся редким видом спорта — прыжками с шестом. Он получал невероятное удовольствие, ощущая, как слаженные усилия мышц рождают головокружительный прыжок: мощный разбег, резкий толчок вибрирующим от напряжения шестом, взлет с легким отклонением назад (похоже на прыгающего ягуара!), стремительный полет ногами вперед, мгновение невесомости над планкой и захватывающее дух падение на маты.

Брайану было мало оттачивать технику прыжка. Зная, что хорошо натренированное тело прибавляет мастерства, он занялся еще и гимнастикой. Силовой балет — так можно назвать гимнастику, в которой спорт теснее всего смыкается с искусством. Практически каждый день после занятий в школе, Брайан шел в гимнастический зал, где на батуте отрабатывал прыжки и технику падения. Он научился делать перевороты в воздухе и крутить сальто. Прыжки с шестом требовали жесткого контроля над каждым движением, гимнастика же давала телу свободу.

Поступив в Вашингтонский университет, Брайан установил рекорд страны среди первокурсников. Вскоре спортивные журналы назвали его сильнейшим прыгуном мира. Шел 1963 год. Президентом был Джон Кеннеди, задачей номер один для американцев была победа над русскими спортсменами. Казалось, что в лице Брайана Америка имеет достойного кандидата на высшую ступень пьедестала. К девятнадцатилетнему юноше было приковано внимание всего мира.

В тот год имя Брайана постоянно мелькало в спортивных заголовках. Не имея себе равных в соревнованиях на открытых стадионах, он установил еще и новый рекорд США для закрытых помещений. Затем он побил мировой рекорд и сразу дважды улучшил свои собственные результаты. Брайан прочно занял место первого прыгуна США. Другие знаменитые прыгуны достигли предела своих возможностей, а Брайан продолжал поднимать планку.

Для семейства Штернбергов это время было счастливым. Они прекрасно понимали, что слава приходит и уходит, а спортивные звезды быстро гаснут. Но когда они всей семьей садились в машину и ехали на стадион посмотреть, как прыгает их Брайан, наступал общий праздник.

Все изменилось второго июля, через три недели после того, как Брайан установил свой последний мировой рекорд. Сейчас, несколько десятилетий спустя, Брайан Штернберг по–прежнему борется. Но это уже совсем иная борьба — борьба с отчаянием и одиночеством. В его теперешних состязаниях больше нет места для взлета с шестом.

Трагедия

Все начиналось вполне обычно. Брайан взял свитер и крикнул матери, что едет на тренировку. По мосту через реку и дальше — к университету, где он всегда занимался. Команда легкоатлетов США готовилась к поездке в Советский Союз. Брайан тренировался без устали. Он начал тренировку, как обычно, с гимнастической разминки. Вот как он описывает то, что случилось дальше:

«В прыжках на батуте бывают страшные моменты, когда ты только оторвался от сетки и летишь вверх.

В эти мгновенья даже самые опытные гимнасты испытывают смутную панику. Но паника проходит, как только снова коснешься сетки. Меня как раз и охватило подобное чувство: взлетев в воздух, я потерял ориентацию. Я был в полной уверенности, что приземляюсь на четвереньки, но оказалось, что я пошел головой вниз.

Я услышал, как в шее что–то хрустнуло, а потом все ощущения пропали. Я видел, как мои руки и ноги болтаются как у тряпичной куклы, но я их не чувствовал. Мое тело все еще подскакивало на батуте, а я изо всех сил пытался крикнуть: «Меня парализовало!» Голос был слабым: в легких не было силы — паралич затронул и дыхательную систему.

Я ничего не мог сделать. Не мог даже двинуться. Сначала я страшно перепугался, а затем страх почему–то прошел. Я достаточно спокойно сказал сбежавшимся людям: «Не двигайте меня и не трогайте шею». В какой–то момент я почувствовал, что у меня нет сил дышать, и я теряю сознание. Неожиданно я вспомнил, что недавно рассказывал товарищу об искусственном дыхании. Я тут же попросил его сделать мне дыхание рот в рот, не запрокидывая мне голову назад.

Пока мы ждали врача, меня несколько раз охватывала невыносимая мука. Не физическая боль, нет, но до меня наконец дошло, что случилось. К счастью, тогда я мог думать только о ближайшем будущем. Я и не подозревал, что никогда не смогу ходить».

О том, как работает спинной мозг, известно далеко не все — его сложно исследовать без вреда для пациента. В первые сорок восемь часов медики не знали, выживет Брайан или нет. Но даже когда стало ясно, что он будет жить, они не могли с уверенностью сказать, как пойдет восстановление двигательных способностей.

Следующие восемь недель Брайан провел жестко пристегнутым к специальной стальной конструкции с брезентовыми полотнищами, закрепленной на шарнирах, что позволяло ее поворачивать. Ее еще называют «брезентовый сэндвич». Медсестры переворачивали Брайана каждые несколько часов, чтобы предотвратить появление пролежней и уберечь его от других осложнений.

Когда его, наконец, освободили, Брайан смог поворачивать голову. Однако первое время он боялся ею шевелить, помня ужасный хруст при падении. Выяснилось, что у него работают и некоторые плечевые мышцы. Брайан, прыгун с шестом, отличался великолепно развитой плечевой мускулатурой, но теперь мышцы начали атрофироваться. Чтобы замедлить процесс, врачи подсоединили к ним электроды: под действием электрических разрядов мышцы сокращались. Брайан с удивлением наблюдал, как подергиваются его мышцы, но ничего при этом не чувствовал.

Первое время он совершенно не чувствовал боли. Нервная система ничем не напоминала ему, что у него есть ноги, руки или туловище. Брайану казалось, что он висит в воздухе, он даже не ощущал матраса, на котором лежал.

Так Брайан и пребывал в кровати, не чувствуя ничего, кроме головы. Казалось, он и был — одна голова. У него начались осязательные галлюцинации. В его воображении существовала другая пара рук и ног, которые подчинялись его воле. Когда Брайан сосредоточенно представлял себе, скажем, баскетбольный мяч, то его подсознание каким–то образом создавало ощущение баскетбольного мяча. Юноше казалось, что он на самом деле держит его в руках. Сначала подобные игры доставляли ему много удовольствия — они давали надежду, что настанет день, когда воображаемые ощущения станут реальностью.

Но вскоре эти игры обернулись для него проклятием. Вызвав в воображении мяч, Брайан потом никак не мог от него отделаться. Или вместо мяча он начинал вдруг ощущать лезвие бритвы. Оно насквозь прорезало его ладони. Конечно, это происходило в воображении, но мозг воспринимал реальный болевой сигнал. Какое–то время ему казалось, что в кончики пальцев ему вкручивают металлические шурупы.

Ночью начинались другие кошмары: мерзкие и назойливые видения. Будто он как муха ползает по стенам и по потолку. Или видения без смысла и картинок — на Брайана наваливались бесформенные глыбы ужаса. А после ночных кошмаров наступало утро. И это было еще страшнее: ведь в отличие от ночного кошмара, от действительности не уйти.

Хуже, чем галлюцинации, были для Брайана приступы депрессии. Они начинались без всякого предупреждения. Брайан видел, как его сильное тело ссыхается и съеживается от бездействия. Он вынужден был тупо рассматривать одни и те же стены. Раз за разом он предпринимал отчаянное усилие — пытался заставить мышцы слушать команды мозга. И каждый раз после очередной неудачи Брайан еще глубже погружался в бездну отчаяния. Он кричал врачам: «Хватит! Ничего не получается. Я не могу больше так лежать — я больше не вынесу. У меня нет больше сил. Все напрасно…» И речь его прерывалась рыданиями.

Когда накатывали тошнотворные приступы депрессии, Брайан хватался за то немногое, что у него осталось. Рядом с ним были его девушка и его семья. За него переживали тысячи людей по всему миру. Каждый день по часу и больше родители читали ему письма и открытки со словами поддержки. Читали до тех пор, пока к горлу не подступал комок. Мужчина семидесяти девяти лет написал: «Мое тело уже отслужило свой срок, но спинной мозг работает исправно. Если бы я мог отдать его тебе…»

Мировое спортивное сообщество тоже не осталось в стороне. В Советском Союзе в честь Брайана выпустили специальную медаль. Футбольная команда из Канзаса сыграла благотворительный матч, чтобы помочь Брайану с оплатой медицинских расходов.

Однако настал момент, когда уже ничто не помогало Брайану справиться с депрессией. Врачам нечем было его утешить — люди с такими травмами, как у него, на ноги не встают. Выбраться из пучины отчаяния ему помог разговор с участниками конференции спортсменов–христиан. Брайан больше часа разговаривал по телефону со спортсменами, тренерами и другими людьми, имеющими отношение к спорту. Их вера в исцеление зажгла искру веры и в душе Брайана.

Как свидетельствует сам Брайан, через три месяца после несчастного случая он уверовал. Он понял: надеяться можно только на чудо. Никакие усилия воли не заставят его мышцы работать. Чтобы хоть что–то изменить, нужно оживить омертвевшие нервные клетки спинного мозга. Медицина этого не умеет. Брайан отдавал себе отчет в том, что вера в Бога — это не сделка: «Господи, исцели меня — а я буду Тебе верен». Богу нужно было верить просто потому что Он — Бог. И Брайан отважился.

Он начал творить молитву, которая не прекращается до сих пор. Десятки, сотни, тысячи раз он обращался к Богу с одной и той же просьбой. Однако его молитва оставалась без ответа. Он взывал к Богу и в ожесточении, и с отчаянной мольбой, и со страстью, и в бессилии. За него молились многие — в церквях, в университетах, в спортивной среде. Одна и та же молитва звучала на разные голоса. Но она оставалась без ответа — такого ответа, которого ожидал Брайан, не последовало.

После трагедии прошло чуть меньше года. И Брайан сказал в интервью журналу «Лук»: «Вера — это необходимое условие, чтобы обрести одно из двух чудес. Одно из них — исцеление. Другое — душевный покой, если исцеления не происходит. Мне достаточно любого из них». Но сегодня Брайан изменил свою точку зрения: он согласен только на полное исцеление.

Мир Брайана

Чтобы встретиться с Брайаном, мне пришлось прилететь в Сиэтл, сообщить о своем прибытии и ждать, когда он будет в состоянии принять посетителя. Его жизнь во многом определяется болью, которая, как он говорит, «бывает до нелепости острой, а бывает просто мучительной».

Какая вера нужна, чтобы вынести годы страданий и безответных молитв? Со временем многие из тех, кто поддерживал Брайана, перестали молиться о его полном исцелении. Но только не Штернберги. Может быть, это семья духовных сверхчеловеков? Или они такие упрямцы? Именно об этом я размышлял по пути на первую встречу с Брайаном. Меня предупредили, что Штернберги ведут себя несколько странно: они отказываются признать реальное положение дел.

Дом Штернбергов расположен на склоне горы, как раз над местным университетом. К нему ведет крутой подъем, который в дождливую погоду или гололед одолеет не всякая машина. Но погода стояла сухая, и я успешно добрался до места. В дверях меня встретила Хелен Штейнберг — аккуратная светловолосая женщина, мама Брайана. На крыше кто–то из друзей Брайана налаживал радиоантенну. Из дома через французское окно во всю стену, открывался живописный вид на городок. Я ждал, когда санитар подготовит Брайана к встрече, и наблюдал за тем, что происходило внизу.

В глаза сразу бросается, насколько Брайан зависим от других людей: если оставить его одного на пару суток, он погибнет. Старшеклассники и студенты университета выполняют обязанности санитаров — они моют и кормят больного, дают ему лекарства и питье. Брайан всегда страшился подобной зависимости, но выбора у него нет. Без помощи санитаров он ничего не может.

Тело Брайана усохло — сказалась атрофия мышечных тканей, но голова осталась прежних размеров. Он научился управлять мышцами плеча и может выполнять отдельные движения рукой — пользоваться пультами, с трудом нажимая на кнопки, даже печатать при помощи специального приспособления.

Комнатка Брайана — вот весь его мир. У нет ни велосипеда, ни коньков, ни лыж. Он указывает мне глазами на разные предметы вокруг себя. Вот над кроватью — спортивный плед фирмы Адидас. Это сувенир с Олимпиады 1964 года в Токио. Брайан туда так и не попал. Вот — письмо от Джона Кеннеди, датированное августом 1963 года. В нем написано: «Я хочу, чтобы ты знал: в последнее время мы часто думаем о тебе и надеемся, что тебя ждет выздоровление». Это письмо зачитали на благотворительном футбольном матче. Когда Брайан услышал эти слова, он не смог сдержать слез.

Больше всего Брайан воодушевился, когда перешел к показу радиолюбительской аппаратуры, которая со всех сторон окружала его кровать. Брайан стал увлеченным радиолюбителем — это занятие помогает ему ощущать связь с внешним миром.

Брайан говорил медленно, тщательно подбирая слова. Мы затрагивали в разговоре самые разные темы. Ему нравится говорить об электронике, о своей деятельности регионального представителя общества спортсменов–христиан. Он часто выступает перед спортсменами.

Закончить беседу оказалось непросто. Многое из сказанного Брайаном меня очень заинтересовало. Но мне показалось, что ему не хватает чувства меры. Прошло два часа, я стал потихоньку продвигаться к двери, но тут Брайан заговорил громче и напористей. Он просил меня сделать для него то одно, то другое. Я дал ему знать, что мне пора уходить, но он находил все новые темы для разговора.

Когда же мне все–таки удалось распрощаться, санитар объяснил: Брайан часто так себя ведет с посетителями. Он предположил, что это могло быть как–то связано с параличом: не имея возможности контролировать собственное тело, Брайан, сам того не подозревая, старается контролировать действия окружающих.

Дата добавления: 2015-11-30