ПРИБЛИЖЕНИЕ БЕДЫ 5 страница

— Умереть не встать. Теперь точно вылитый шпион. Ты что, не понимаешь, весь смысл нашей затеи — выбраться из города никем не замеченными. Если ты попрешься в таком виде, то каждый знакомый, на которого мы наткнемся, будет спрашивать, кто из наших родственников умер.

— Если ты тоже нормально оденешься, они нас точно не узнают, — терпеливо объяснял Дерек. — Ну, например, ты мог бы надеть какое-нибудь старое мамино платье, и мы сошли бы за мужа и жену.

Во взгляде Клайва сверкнула угроза:

— А вот это уже не смешно, понял?

— Ладно, ладно, тихо! Я ж только предположил! Братья резко оборвали разговор, потому что в комнату вошла мать. На миссис Мандервилль был, по обыкновению, костюм монашенки, голову укрывал плат, но поскольку и то и другое было ей маловато и изрядно поношено, женщина очень смахивала на пингвиниху. Миссис Мандервилль не была, что называется, религиозной, но одевалась по-монашески с тех пор, как три года назад умер ее муж. В руках она держала поднос с двумя высокими стаканами с лимонадом. Глянув на поднос, братья скривились.

— Выпейте, мальчики, — бодро предложила миссис Мандервилль. — Я принесла вам восхитительный холодный лимонад.

— Спасибо, мама, — хором поблагодарили Дерек и Клайв. Взяв каждый свой стакан, они стояли и неловко держали их.

Миссис Мандервилль лучезарно улыбнулась обоим, удивленно глянула на чемоданы на кровати, повернулась и вышла, радостно напевая ковбойскую песенку. Она любила кантри. Любимейшим занятием ее было напевать, а также слушать душещипательные истории о горе и страданиях. Миссис Мандервилль жила в своем собственном мире, где ей не надо было помнить о том, что муж ее умер. От случаю к случаю возвращалась она в мир реальный — лишь для того, чтобы убедиться, что с ее сыночками все хорошо.

Братья уже несколько раз сообщили матери, что уезжают, да только все без толку. Всеми силами она стремилась слышать лишь то, что слышать желала. На свете много таких людей, но миссис Мандервилль вознесла эти особенности своей натуры до уровня высокого искусства.

Дерек и Клайв подождали, пока за матерью закроется дверь, поставили стаканы с лимонадом на буфет рядом с шестью такими же, которые мать принесла до этого. Если уж что вобьет себе в голову миссис Мандервилль, выбить это из нее невозможно. Дерек уставился на Клайва, а Клайв — на Дерека. Дерек тяжко вздохнул:

— Слышь, братец, спорить некогда. Крестоносцы приближаются к городу, и наше драгоценное здоровье зависит от того, как далеко мы будем от Шэдоуз-Фолла к моменту их прихода.

— А ты уверен, что они приближаются?

— А зря, думаешь, народ болтает? Да уже через двадцать четыре часа крестоносцы будут ломиться в нашу дверь, и когда это случится, лично меня здесь и духу не будет. Они думают, что мы пахали на них все эти месяцы, прилежно выводя из строя системы защиты города взамен на ничтожные суммы, что нам платили. Авансом платили, идиоты. И они вовсе не обрадуются, когда придут сюда и обнаружат, что фактически мы их парили — за бабки. Думают, мы идейно преданные им идеологические террористы. И зуб даю, их не шибко впечатлят два техника по обслуживанию кладбища, до сих пор проживающие со своей матерью. Не знаю, как ты, а я рву когти в сторону ближайшего горизонта.

— Все? — опять съязвил Клайв. — Удивительно, но почти все тобой сказанное я уже мысленно пережевал сам. Разреши-ка тебе напомнить, кто уболтал крестоносцев, что мы такие крутые? Кто натрепал им, что у нас личный контакт с Дедушкой-Временем? Что у нас есть компромат на каждого члена городского совета и что мы участвовали в проектировании систем защиты города?

— Да ладно, подумаешь, увлекся и малость приврал… Дело не в этом, а в том, что мешки для наших с тобой тел уже заготовлены, и если мы не прекратим валять дурака и не уберемся отсюда к чертовой матери… Короче, нет у нас времени спорить по таким пустякам!

Он приготовился сгрести в чемодан стопку магнитофонных кассет, однако Клайв, метнувшийся к кассетам с тем же намерением, оказался проворней:

— Я не могу бросить их! Это же пиратские копии моих любимых «Benny and the Jets»!

— Клайв, и время, и место в чемоданах у нас ограничено, как и твои умственные способности. Так что придется обойтись самым необходимым.

— Да, а сам-то плюшевого мишку взял!

— Это талисман.

— Как трогательно! Раз ты берешь медведя — я беру кассеты.

— Черт с тобой! Что угодно ради тихой и безоблачной жизни… Но никаких предметов роскоши!

Они продолжили сборы в молчании, наблюдая друг за другом, как ястребы. Клайв покосился на стаканы с лимонадом на буфете:

— Я продолжаю настаивать, чтобы мы взяли с собой маму.

— Да не поедет она без папы, а выкопать его мы уже не успеем. Что ей угрожает? Крестоносцы монашку не тронут, правда? У них на уме вещи поважнее. Например, что делать, когда народ Шэдоуз-Фолла соберется вместе и начнет драть им задницу. Я о том, что у этих ублюдков шансов победить — ноль, а?

— Точно, — кивнул Клайв.

Оба ядовито хихикнули и захлопнули крышки чемоданов.

— Итак, — Дерек попытался придать голосу деловой оттенок, — теперь нам осталось только обзвонить наших работодателей и объяснить, почему завтра мы не выйдем на работу. А не выйдем мы потому, что внезапно заболели чем-то серьезным и жутко заразным.

— Прыщи! — осенило Клайва — Люди всегда очень расстраиваются, когда у них прыщи.

— Здорово. По всему телу?

— Ну… Главным образом… вокруг причинных мест. То, что надо.

У Дерека вдруг зачесалось всюду, но так же быстро прошло.

— Пока я буду названивать, снеси чемоданы вниз и загрузи в машину. Как закончу, сразу едем в парк, прячемся там и ждем до темноты.

— Погоди-ка, — сказал Клайв. — Что значит, прячемся в парке и ждем до темноты? Такого уговору не было. Да я ни в жизнь не стал бы торчать ночью в парке, даже если б был вооружен двумя базуками и огнеметом! Если ты забыл, у нашего парка есть мерзкое такое свойство: как только стемнеет, он тут же наполняется динозаврами.

— Вот именно! В этом-то и суть! Кому придет в голову искать нас там? Короче, если очень надо — пойдешь!

— Надо-то надо, но я не пойду. Дерек тяжко вздохнул:

— Сдается мне, в предыдущем воплощении твой мозг был дверной пружиной. Да пойми ты, крестоносцы наступают. Сильные. При оружии. И будут здесь очень скоро. И мы должны цепляться за любую мелочь, которая даст нам выигрыш во времени. А в парке не так уж и опасно. Я в том смысле, что если прикинуть размеры парка и наши с тобой размеры, каковы шансы у бронтозавров чисто случайно набрести на нас?

— Да хорошие у них шансы, если принять во внимание, какой частью тела в последнее время повернута к нам удача.

Они снова резко замолчали, потому что в комнату вошла миссис Мандервилль, неся поднос с двумя стаканами лимонада. Кивнув и улыбнувшись друг другу, братья взяли стаканы. Миссис Мандервилль удалилась, счастливо напевая что-то о крушении поезда. Клайв скосил глаза на стакан в руке.

— Можно подумать, кто-то из нас обожает лимонад…

— Какая разница… В любом случае, когда уйдем, стаканы должны остаться пустыми, а то мама расстроится.

— Мне дурно, — вздохнул Клайв, — уже только от одной мысли, что придется выдуть восемь стаканов лимонада. А глотку заранее сводит судорогой.

— Да не будем мы их пить, балбес. Выльем в туалет, и все дела.

— Разве можно — возмутился Клайв, — так вот взять и вылить лимонад! А в Китае, между прочим, миллионы пухнут от голода.

— И что ты от меня хочешь? Упаковать лимонад и отправить авиапочтой? Неси вниз чемоданы и заводи машину.

— Уже иду. Только ключи дай.

— Я думал, ключи у тебя. — Дерек поднял на брата глаза.

— У меня их нет.

— Если ты пихнул их в свой дурацкий чемодан, я завяжу тебе ноги морским узлом. Выворачивай карманы!

Клайв страдальчески скривился и стал вытряхивать содержимое карманов на кровать. Это заняло некоторое время. Дерек глядел на растущую горку в меру грязных предметов точно с такой же заинтересованностью, какую вызывают неприятные подробности автомобильной аварии. Между делом он твердо решил, что, случись ему вдруг когда-нибудь в будущем чихнуть, он точно не попросит у Клайва носовой платок. И конечно же, ключи оказались последним извлеченным предметом. Весь день был такой дурацкий. Клайв распихал все обратно по карманам, кроме комка жвачки, который отодрал от платка и прилепил за ухом — на потом.

— Кто поведет? — неожиданно поинтересовался он.

— Я. Потому что я старший, — заявил Дерек.

— А у меня опыта больше.

— Ага. Печального…

— Это была случайность! Нога соскользнула с педали.

— Ну да, вот поэтому поведу я. Моя не соскользнет.

— Знаешь, — задумчиво произнес Клайв, — а ведь мы так и не решили, куда поедем, когда слиняем отсюда. Я бы подался в Нью-Йорк. Или в Голливуд. В какое-нибудь задушевное и романтическое местечко…

— Если хочешь задушевности и романтизма, забудь о Нью-Йорке. Это не город, это эволюция в действии. В живом виде. Мне с динозаврами спокойней. Нет, я считаю, первым делом надо махнуть в Швейцарию. Крестоносцы сказали, там банк, в который они положили наши денежки.

— О да! Надо ж сначала деньги снять. А потом Голливуд и столько девчонок, сколько мой язык будет в состоянии облизать! — Клайв вдруг нахмурил брови. — Знаешь, я почему-то чувствую себя виноватым, что уезжаю вот так, втихаря. Я о том, что мы не все заказанные могилы вырыли. Раньше мы народ никогда не динамили.

— Раньше над нами никогда не висела угроза скорой смерти, причем кровавой. Если у отца Кэллегена душа болит из-за пары могил, он может засучить рукава и выкопать их сам. Немножко тяжелых физических упражнений ему не повредит. Слышь, говорят, он тайный обжора. Сидит на исповеди и мнет в одно горло бисквиты.

— Знаешь, мне что-то не нравится думать о том, как святой отец роет могилы, — оторопело проговорил Клайв. — Не дело это…

— Да не бери в голову, — успокоил Дерек. — Найдет каких-нибудь обормотов, наложит на них епитимью, и выроют они ему эти могилки. Три раза «Ave Maria» и «шесть футов землицы перекидать, а потом — по домам».

— Ты только при маме не говори таких вещей, а то она опять заставит тебя вымыть рот с мылом.

— Бери чемоданы и неси в машину, — скомандовал Дерек. — Мне надо звонить.

— А позвонишь Сэди, попрощаешься?

— С чего это? Это ж твоя подружка.

— Она? — удивился Клайв. — Я думал, твоя…

Братья уставились друг на друга.

— Нет, — сказал Дерек. — Она не моя подружка

— Ну и отлично. Значит, и звонить не надо. А я-то гадал, чего ты в ней нашел…

Отец Игнатиус Кэллеген мрачно смотрел на пустую банку из-под конфет. В банке должно было оставаться достаточно ванильно-шоколадной помадки, чтобы хватило до конца недели. И вот — на тебе, сегодня, в четверг, банка оказалась пуста. Прежде сила воли его не давала сбоев. Отец Кэллеген тоскливо вздохнул, перевернул банку вверх дном и, высыпав несколько оставшихся крошек на ладонь, бросил в рот. Шоколад быстро растаял на языке, как ускользающее воспоминание о поцелуе. Лишь только это сравнение всплыло в голове, он выгнул дугой бровь, опустил глаза на солидное брюшко и снова вздохнул. Если не принимать во внимание живот, он был в отличной физической форме. Он упражнялся каждый день: пробежки трусцой по утрам и пешие прогулки по вечерам, — и все же любовь к сладкому брала верх. А было время, Кэллеген мог есть практически все и сжигать калории расходованием одной только нервной энергии. Но с годами человек живет более спокойно, замедляя темп жизни, и в последнее время ему приходилось отказывать себе в булочках и печенье, дабы талия не раздалась еще шире. А талия — к тому моменту, как он решился на диету, — достигла в обхвате сорока дюймов. На диету он сел, и все же время от времени позволял себе немного шоколадно-ванильных помадок. В качестве редкого угощения. Четверть фунта раз в неделю. И больше ни-ни. Но сегодня-то всего лишь четверг, а банка уже пуста!

И на носу Великий пост.

Отец Кэллеген сдвинул брови. В принципе, ничего страшного. Ему не в новинку. Меньше еды, больше движения, и волю собрать в кулак. Он не собирается повторять ошибку своего папаши и, сидя сиднем, отъедать физиономию и заплывать жиром. Кэллеген почувствовал такое знакомое побуждение оглянуться и посмотреть, не наблюдает ли за ним отец, услышавший вдруг непочтительные мысли сына. Знакомое побуждение он решительно подавил. Вот уж двадцать лет минуло, как отец его скончался от сердечного приступа. И не было нужды опасаться его злобы и мстительности, внезапных приступов ярости и стремительных кулаков. Он свободен. Он в безопасности. Он не должен бояться.

Кэллеген еще плотнее сдвинул брови, обожженный проснувшимися застарелой ненавистью и бессильной яростью маленького беззащитного мальчика по отношению к огромному и неодолимому отцу. Низкому и порочному. Дрожащие губы Кэллегена раздвинулись в улыбке: как же легко одна только мысль об этом человеке растревожила его, даже спустя все эти годы.

Взяв себя в руки, Кэллеген решительно подавил гнев. Он теперь служит Всевышнему, служит миру и покою, и в душе его не должно быть места ненависти. Она, ненависть, — из другого времени, из другой жизни, и если он не в состоянии заставить себя забыть или простить, он должен продолжать молить Бога дать ему сил жить своей жизнью, свободной от призрака отца.

Грустно улыбнувшись знакомой мысли, он покачал головой. «Насколько далеко ушли мы от тех, кем когда-то были, и насколько мы все время далеки от тех, кем хотели бы стать…» Кстати, неплохая тема для назидания или проповеди. Отец Кэллеген поискал взглядом ручку и бумагу, но тут проснулся дверной звонок, и мысль была утеряна. Да и бог-то с ней. Если она была стоящей — вернется. Он поднялся, осторожно накрыл крышкой банку из-под конфет и пошел проверить, кому это он понадобился. Он никого не ждал.

Открыв входную дверь, Кэллеген оказался лицом к лицу с человеком в блестящем черном бронежилете, разукрашенном яркими мазками красного и голубого, и в длинной темной накидке с капюшоном. Гость был высок, с бугрящимися мускулами, с телом молодого и энергичного мужчины, но волосы искрились сединой, а лицо было испещрено морщинами.

Лестер Голд, Человек Действия, Тайный Мститель, ухмыльнулся, заметив удивление на лице Кэллегена.

— День добрый, Нэйт. Извини, что без приглашения, но кое-что случилось… Надо пообщаться.

— О, конечно, — быстро проговорил Кэллеген. — Ты же знаешь, я всегда рад тебе. Проходи. Ты выглядишь… отлично.

Ступив в тесную прихожую, Голд показался еще более внушительным и импозантным. Кэллеген захлопнул дверь, а затем, спохватившись, пожал протянутую ладонь Голда — широкую, со старческими пятнами. Рукопожатие старика было решительным и крепким. Слегка хмурясь, Кэллеген повел гостя к своему кабинету. Как же хорошо выглядел Голд. Шаг пружинистый, в глазах — блеск, какого Кэллеген уже давненько не замечал у него. И в этом костюме, кстати, он не видел героя уже почти три года. Он всегда считал, что Тайный Мститель на пенсии. Видно, что-то стряслось. Что-то из ряда вон, раз заставило Голда перемениться.

Кэллеген почувствовал смутные шевеления тревоги, но решительно их подавил и, махнув на пороге кабинета рукой, пригласил Голда войти. Несколько секунд оба устраивались поудобнее в двух старых креслах у горящего камина, а затем Голд, подавшись телом к Кэллегену, впился в него напряженным и беспокойным взглядом.

— В городе уже давно творятся очень странные вещи, — спокойно заговорил он. — Странные даже для Шэдоуз-Фолла. И очень тревожные.

Тут он умолк, словно был неуверен, как продолжить и насколько безопасным будет это сделать. Наряд Тайного Мстителя впечатлял еще больше в тесной квартире, и внешность Голда едва ли не подавляла своей внушительностью, однако лицо принадлежало человеку сомневающемуся, обеспокоенному душевными терзаниями. Наконец Голд вздохнул и откинулся на спинку. Его мощные руки чуть подрагивали на подлокотниках, словно чувствовали, что вскорости их ждет серьезное дело.

— Как давно мы знакомы, Нэйт?

— Да уже почти двенадцать лет, — улыбнулся священник. — Да, почти двенадцать лет с того дня, когда я трусливо постучался к тебе в дом с экземпляром твоего самого первого журнала в руке и попросил автограф. Ты был так любезен, а когда пригласил в дом и показал свою коллекцию реликвий, я думал, что скоропостижно скончался и попал на небеса.

— А знаешь, я сам был польщен, — рассмеялся Голд. — Никогда в фанатах у меня не числился священник. Как поживает твоя коллекция?

— Хорошо поживает. Кое-что мне раздобыть пока не удалось, но я держу руку на пульсе. Вот только цена отпугивает. Ты не поверишь, сколько просят сейчас за некоторые раритетные комиксы. Но ведь ты пришел поговорить не об этом. Что стряслось, Лестер? Чем я могу помочь тебе?

Голд снова подался к нему, как будто это движение помогало герою собраться с духом. Глаза его стали вдруг необычайно холодны:

— Нэйт, что ты можешь мне рассказать о крестоносцах?

Кэллеген выгнул бровь:

— Ты меня удивляешь… Что же ты хочешь о них узнать?

— Все. Кто такие, откуда. Их цели, смысл существования. Это название с недавних пор стало появляться в пророчествах и предостережениях — повсюду, по всему городу, однако никто, похоже, о них ничего не знает. Я вообще-то шел в библиотеку, но решил заглянуть к тебе: может, после нашего разговора надобность в библиотеке отпадет…

— Думаешь, крестоносцы могут нести угрозу городу?

— Не знаю. Возможно.

— Только я не вижу, каким образом. Непопулярная группка фанатиков-экстремалов, торговой маркой которых является насаждение христианства исключительно посредством насилия. Для кого-то они — воинствующие сторонники жесткого курса, для кого-то — христиане-террористы. Крестоносцы проповедуют революцию и адский огонь и финансируют правительства ультраправого толка по всему миру. Серьезно занимаются лечением, внушением и мобилизацией капитала. У них даже есть своя собственная спутниковая трансляционная установка. Несколько раз на них заводили дело по подозрению в «промывании мозгов», то есть идеологической обработке и «программированию» своих новообращенных, однако ничего доказать не удалось. Те немногие, кому они по душе, провозгласили их последним шансом христианства в выживании в обществе, становящемся все более и более мирским и суетным. Но по какой причине крестоносцы стали вдруг упоминаться в пророчествах о судьбе Шэдоуз-Фолла — выше моего разумения.

— В этих пророчествах крестоносцы фигурируют как некая угроза. Один из провидцев даже употребил слово «завоеватели».

— Нет, — спокойно возразил Кэллеген. — Не могу поверить. Если даже что-то такое и витало бы в воздухе, я бы об этом знал. Уверяю тебя, Лестер, нет никакой опасности. Просто всех нас гнетет мысль о последних убийствах. Беспомощные, напуганные горожане хватаются за любую сплетню, если в ней им мерещится ответ. Мы не должны позволять себе быть охваченными истерией: крайне важно таким, как мы, не омрачать свой рассудок и иметь светлые головы. Мы с тобой на виду, люди смотрят на нас. Впрочем, ты все это прекрасно знаешь и сам. Ты ведь пришел сюда не за информацией о крестоносцах. Что-то другое тебя беспокоит, не так ли? Что-то… духовное?

— Верно, — ответил Голд голосом таким тихим, что Кэллеген едва расслышал его. Крупные руки гостя сжались в кулаки; он не мог заставить себя поднять глаза на священника. — Я ходил в страну-под-горой и говорил с эльфами. Я видел… странные вещи. Очень тревожные…

— Не следовало тебе ходить туда, Лестер, — покачал головой Кэллеген. — Там не место христианину. Страна-под-горой суть греховное место, погрязшее в пороках и скверне. Не ждать добра от нее и от ее обитателей.

— Эльфы вроде как бессмертны. Они такие красивые, но такие жестокие… Казалось бы, цивилизованные и в то же время сущие дикари.

— Эльфы полны противоречий. — Кэллегену с трудом удавалось говорить ровным и спокойным голосом. Голд пришел к нему за утешением, но не за строгими нотациями. — Лживость — часть их натуры. Вера, моральная устойчивость и надежность им неведомы. Они бессмертны, потому что у них нет души, и когда они умирают, и небеса, и преисподняя их отвергают. Они отреклись от Бога и прокляли его учение. Они — демоны, Лестер, и все, что ты видел или думал, что видел, было не более чем волшебство: колдовские иллюзии, предназначенные для того, чтобы скрыть их истинную мерзость. А по сути своей они низкие, подлые создания, невероятно уродливые, живущие в грязном аду собственного изготовления. Их бог есть ложь, их пища — яд, их слово — презренный пустой звук. Они существуют лишь затем, чтобы искушать человека перед его верой и долгом.

— Ого! Как же ты не любишь их, а? — удивился Голд, и Кэллеген улыбнулся.

— Прости, мне, наверное, не стоило так распаляться. Поверь мне, Лестер, Фэйрия — это настоящее зло, и ничего хорошего от эльфов ждать не следует. Как тебе удалось встретиться с ними?

— Шин Моррисон…

— Ах, Шин! Можешь не продолжать. Если какая душа и была рождена на свет божий, чтоб стать заблудшей, — так эта душа принадлежит Шину. Поет он обворожительно, у него чарующий голос и масса обаяния, но не нашлось в его сердце местечка для слова Божьего. Он язычник, его погубили собственные гордыня и безрассудство. Ты попал в дурную компанию, Лестер. А в это трудное время мы должны лепиться к тому, в ком твердо уверены.

— Я уже ни в чем твердо не уверен, — вздохнул Голд. — Тяжело верить в рай и ад, когда живешь в городе, где что ни день мертвые возвращаются к жизни.

— Ну, не каждый день, — возразил Кэллеген. — Однако я очень хорошо тебя понимаю. Сегодня днем я перезахоранивал останки Лукаса Де Френца.

— Как ты думаешь, он и вправду был ангелом?

— Да нет, просто бедняга тронулся умом, когда возвращался. Сейчас он, хранимый Всевышним, покоится с миром.

Они немного помолчали. Было заметно, что тревога Голда все же не улеглась. Кэллегену очень хотелось найти еще слова и успокоить друга. Голд сказал явно не все. Внезапно старый герой поднял голову, будто приняв решение, и взглянул прямо в глаза священнику.

— Нэйт… Позволь мне сразить тебя еще одним именем. Интересно, знакомо ли оно тебе.

— Пожалуйста.

— Бес.

Секунду Кэллеген выжидал, последует ли за этим что-либо еще, затем откинулся на спинку кресла и в задумчивости поджал губы.

— Не могу похвастаться, что припоминаю такое имя. В какой связи ты его слышал?

— Слышал я его в Фэйрии. Шин спросил эльфов, кто в ответе за убийства в Шэдоуз-Фолле, и они сказали: Бес.

— Лестер, разве можно верить эльфам? Ложь и мошенничество у них в крови. Нельзя доверять ни единому их слову.

Голд неторопливо кивнул, однако по его виду нельзя было сказать, что он удовлетворен ответом. Кэллеген решил, что настало время сменить тему.

— А можно я в свою очередь загадаю тебе имя? Что ты можешь рассказать мне о Джеймсе Харте?

— Скажу, что он стоит того, чтобы поговорить о нем. Нынче это имя буквально у всех на устах. Недавно я общался с членами муниципалитета — их просто трясет от одного упоминания о Харте. По-видимому, он скрывается. Несколько часов назад исчез из виду, и найти хоть какой-то его след не удается ни людям шерифа, ни работающим на муниципалитет магам. Множество людей утверждают, что видели его, говорили с ним, однако едва ли найдется пара совпадающих донесений. А тебе он не встречался?

— Нет. Но меня он тоже беспокоит. Не могу поверить, что столько свалившихся на нас бед и его возвращение — простое совпадение. Я слышал кое-что из того, что о нем болтают. Говорят, Харт исцелил больную женщину, что Джек Фетч стоял перед ним на коленях. Один из мистиков братства Святого Лаврентия назвал его олицетворением перемен, фактором вероятностей. Я сходил в библиотеку и взглянул на оригинал пророчества. Оно на удивление просто и недвусмысленно. Джеймс Харт станет причиной гибели Шэдоуз-Фолла. Никаких «если», «но» и «возможно»… Прости меня, Лестер. Ты пришел ко мне за помощью и утешением, а я не в состоянии подарить тебе хоть чуточку надежды. Просто запомни все, что я тебе говорил. Эльфам доверять не стоит. Как не стоит опасаться вторжения христиан-террористов. Продолжай заниматься на данный момент главным: убийствами. Дела великие постоянно вершатся вокруг нас, Лестер. А нам остается лишь полагаться на то, во что мы верим и что в силах постичь. И возможно, все не так плохо, как это нам представляется. Кто знает, может, Шэдоуз-Фоллу суждено погибнуть во имя того, чтобы на его месте возродилось нечто более величественное.

— Премного тебе благодарен, Нэйт. Утешил.

Оба невесело усмехнулись, затем Голд поднялся на ноги; следом поднялся и Кэллеген и проводил его из кабинета в прихожую. У порога Голд чуть помедлил, будто подыскивая, что бы такое сказать на прощание — мужественное и многозначительное, — но в конце концов просто улыбнулся, пожал Кэллегену руку и вышел. Священник стоял и смотрел, как Голд медленно шел к своей машине, потом закрыл входную дверь и вновь в задумчивости поджал губы. События развивались гораздо быстрее, чем он предполагал. Вернувшись в кабинет, Кэллеген сел за письменный стол — именно здесь он по обыкновению выстраивал и упорядочивал свои мысли, когда писал проповеди: всякий раз, когда ему предстояло прийти к какому-либо серьезному решению, он предпочитал делать это сидя.

Кэллеген выдвинул нижний ящик стола и вытащил оттуда девственно белый телефон. На первый взгляд аппарат был как аппарат, единственное, что его отличало от обычного телефона, — он не был подключен к городской телефонной сети, и священника уверили в том, что подслушать разговор по нему было не под силу никому — ни технарям, ни волшебникам. Тем не менее Кэллеген каждый раз с большой нерешительностью пользовался им. Это же, в конце концов, Шэдоуз-Фолл. Тихонько вздохнув, он поднял трубку. Гудка не было — лишь едва слышное жужжание, а затем кто-то назвал его имя.

— Да, это я, — сказал он в трубку, и тут же понял, что ляпнул глупость. Ну конечно это он, никто, кроме него, по этому телефону не в состоянии что-либо услышать. Так был устроен аппарат. — Вы должны предостеречь ваше начальство: обстановка в городе выходит из-под контроля. Если вы не поторопитесь с началом вторжения, то потеряете преимущество фактора неожиданности. Ваше имя не сходит с уст всех прорицателей города. Они пока не знают, что оно означает, но оставаться в неведении им суждено недолго. Кроме того, обилие необъяснимых факторов может помешать исходу операции. Главные: это убийства и возвращение Джеймса Харта. На данный момент он исчез, однако существует угроза вмешательства в дела города со стороны Фэйрии.

— Есть ли вероятность вашего разоблачения? — спросил голос на другом конце. Не похоже, чтобы собеседника очень заботил ответ на заданный вопрос.

— Не знаю. Я очень рисковал, тайком переправляя сюда вашего человека, и еще больше, когда готовил «прорехи» в системе защиты города, так что можете присылать за ним вертолет. Вы должны были предупредить меня, что это убийца!

— Знать этого вам не следовало. Не высовывайтесь — и останетесь невредимы. Повторите вашу информацию о Фэйрии. Они задействованы в обороне города?

— Не знаю. Возможно, будут чуть позже.

— Вот это совершенно ни к чему. Эти дьяволы могущественны и непредсказуемы. Позже мы эльфами займемся и искореним их, однако сейчас не время.

— Они порождение тьмы, — подытожил Кэллеген. — И не в силах устоять перед крестоносцами Всевышнего.

— Разумеется. Однако, когда начнется вторжение, они могут нанести очень серьезный урон нашим силам. Мы не можем себе позволить провалить наступление. Делайте все что сможете, чтобы предотвратить получение городом помощи от Фэйрии. Осталось недолго. Мы скоро придем, и тогда падут пред нами все демоны и порождения их. Мы крестоносцы, избранные Господом солдаты, и никто не в силах устоять перед нами.

Шин Моррисон сунул голову в снежную круговерть пластикового сувенира и чуть не задохнулся от резкого холода. Пурга его подхватила, и он полетел вниз. А далеко внизу, искрясь под неизвестно откуда взявшимся в ночи светом, лежала укутанная снегом равнина. Шину удался короткий судорожный вздох, и стужа, ворвавшись в легкие, снова пронзила его ледяным клинком. Моррисон стиснул зубы и сконцентрировался на том, чтобы постараться обратить свое падение в контролируемый прыжок. Земля по-прежнему была далека, но он уже проделывал этот путь — значит, должно получиться и сейчас. Насколько помнилось ему с прошлого раза, приземление обещало быть отнюдь не мягким и довольно болезненным, но не настолько, чтобы ноги отнялись и были бы не в состоянии унести хозяина с места посадки. А это главное.

Дедушке-Времени и в самом деле было плевать на незваных гостей. Помимо «затяжного прыжка» у него были и менее утонченные способы обескураживать людей, но Моррисон не волновался. То есть, конечно, волновался, но не особо. Шин вдруг нахмурился, заметив, что воздух вокруг него стал будто бы уплотняться, замедляя падение. Поначалу он подумал, что Время смилостивился и решил избавить гостя от некоторых трудностей. Но через несколько мгновений до него вдруг дошло, что падение не замедлилось, а прекратилось вовсе, и теперь он практически завис на полпути к земле, вздрагивая от тычков штормового ветра.

Напряженно вглядываясь в пляску вьюги, Шин собрался с силами, перевернулся головой вниз и поплыл к земле. И белая равнина вдруг с нарастающей скоростью стала подниматься ему навстречу. В последние годы Моррисон кое-чему научился у эльфов — в основном силе воли и решительности. И немножко — волшебству. Внезапно буран перед ним расступился, и лицо со всего маху встретилось с землей.

Дата добавления: 2015-12-01