Потаенные места 2 страница

— Эльфы называют его Сторожем, — тихо пояснил Моррисон. — А закрытые глаза лишь иллюзия. Он в курсе, что мы тут. Не спрашивайте меня, живой он или неживой. По легенде зверь этот здравствовал, когда эльфы посадили его сторожить их дом, и с тех пор он так долго здесь сидит, что обратился в камень. Никто не знает ни его имени, ни породы, да какая теперь разница, на нем его порода и кончилась. Эльфы сами уже не помнят. Они говорят, Сторож может разглядеть в душе правду и измену и в состоянии отличить честного человека от злодея. Он может заглянуть в самые темные уголки души и увидеть там самые потаенные секреты — даже те, которые ты сам себе запрещаешь вспоминать, разве что во сне. Сделай шаг вперед — челюсти раскроются, и если ты храбр и честен, то войдешь в подземную страну Фэйрию.

— А если ты не храбр и не честен? — чуть более запальчиво, чем ему хотелось, спросил Голд.

— Тогда Сторож слопает вас с потрохами. Прелестная легенда, не правда ли? Но таков закон Фэйрии. Сказка — ложь, да в ней намек… Ну как, Лестер, что будем делать? Возвращаемся или — вперед? Вам решать.

Голд посмотрел на Сторожа, и закрытые глаза каменной морды вернули Лестеру его взгляд. На огромных зубах виднелись темные подтеки — возможно, крови, засохшей когда-то давным-давно. Лестер взглянул на Моррисона, пристально за ним наблюдавшего, и холодно улыбнулся. Он же Боец, Тайный Мститель, смотревший в глаза и не таким опасностям.

— Вперед, — решительно сказал Лестер. — Судьба сводила меня лицом к лицу с Джиббетом-Губителем и Воющими Черепами, с Призраком Кровавой башни и Орденом Кровавых Мясников, так чего же стоять на месте!

Моррисон одобрительно кивнул, а Голду в этот миг очень захотелось обрести ту уверенность, что прозвучала в его словах. От одного только взгляда на Сторожа по телу бежали мурашки, и порывы легкого бриза, менявшего направление то к зверю, то от него, с каждым мгновением все больше казались ему дыханием каменного стража

Лестер вежливо кивнул Моррисону:

— После тебя.

— Нет-нет, — откликнулся тот, — только после вас.

— Нет, что ты, я настаиваю.

— По старшинству…

Голд жестко взглянул на Моррисона:

— Кажется, ты говорил, что уже бывал здесь?

— Бывал.

— Тогда чего ради ты осторожничаешь?

— Вовсе нет! Просто отдаю дань вежливости.

— Пусть я покажусь менее вежливым, но будь я проклят, если тронусь первым! Мне очень не нравится выражение этой каменной физиономии. Такое впечатление, будто у этого изваяния извращенное чувство юмора..

— Мне казалось, что вы настоящий супергерой, — поднял бровь Моррисон.

— Да, я был им. Но я никогда не пытался тупо рисковать. Итак, ты пойдешь в пасть этой штуки добровольно или я сгребу тебя в кучу и сам зашвырну туда?

— Ну что ж, раз вы так ставите вопрос… — вздохнул Моррисон.

Густо облепленный светлячками, будто зачарованными предстоящим зрелищем, он приблизился к оскаленной пасти. Челюсти медленно распахнулись, заскрежетав камнями. Рулады скрипучих звуков наполнили туннель, словно заработал веками простаивавший древний чудо-механизм, пробудив к жизни и расправив свои затекшие мышцы. Моррисон шагнул в пасть зверя и оглянулся на Голда:

— Видите, не стоило так волноваться, Лестер. Удивляюсь, как вы до сих пор не заработали язву желудка.

— Это потому, — ответил Голд, настороженно наблюдая за ним, — что мои писатели никогда не использовали меня в качестве пушечного мяса.

Моррисон прошел вперед и исчез из виду, и челюсти так же медленно сомкнулись, снова став непреодолимым барьером. Голд теперь был наверняка уверен, что их оскал стал красноречивее, чем до этого. Взглянув на облачко блуждающих огоньков, с любопытством паривших вокруг него, Лестер набрал побольше воздуха в легкие, расправил плечи и смело пошел вперед. Челюсти снова раскрылись, распахнув перед ним широченный зев. Голд ни на мгновение не сомневался в том, что он человек прямой и честный, а значит, бояться ему нечего, и тем не менее… Нельзя отрицать, что жизнь его много раз круто менялась с тех пор, как он стал реальным. А мир реальный был настолько сложнее, что и сам он стал тоже… сложнее. Высоко подняв голову, Лестер шагнул в чрево зверя, и дыхание его постепенно успокоилось, когда стало понятно: ничего не происходит. Голд, в общем-то, в этом нисколько не сомневался, но все равно чертовски приятно было сознавать, что он отважен и честен. Напряжение отпустило плечи и спину, и Лестеру даже удалась кисленькая улыбка: видно, Моррисон просто морочил ему голову. А осторожность никогда не помешает. Лестер оглянулся и, видя, как медленно смыкаются каменные клыки, коротко поклонился:

— Благодарю вас, Сторож.

«Милости просим», — проскрежетал бесстрастный голос в его мозгу.

Голд вздрогнул и испуганно оглянулся, затем подозрительно посмотрел на Моррисона, терпеливо дожидавшегося в туннеле чуть впереди. Ему очень хотелось спросить Моррисона, может, он тоже слышал голос, но, почти не сомневаясь, что в ответ прозвучит: «Какой еще голос?», решил не давать барду повода позубоскалить. Мысленно пожав плечами, Лестер направился к Шину.

Казалось бы, живя все эти годы в Шэдоуз-Фолле, можно было привыкнуть к такого рода штучкам, но тридцать лет работы флористом послужили своеобразным буфером, ограждая Голда от странных аспектов городской жизни. Что отчасти и являлось причиной его удовлетворенности в таком длительном сроке работы в цветочной лавке. После восьмидесяти семи приключений и сорока девяти выпусков его комиксов герой чувствовал, что заслужил мирный отдых.

Лестер с Моррисоном снова шли по земляному туннелю, окруженные игристым сиянием блуждающих огоньков, то обгонявших их, то чуть отстающих, но ни на мгновение не терявших своих подопечных. Долгое время ничего не происходило, и Голду снова наскучил их однообразный поход. От нечего делать он начал с любопытством рассматривать сходящиеся над ним своды туннеля. Они были ровными, чуть ли не полированными, без каких-либо намеков на то, каким образом был проложен туннель. Голд шел и хмурился. Ну хоть что-то же должно быть: следы каких-то инструментов, следы укрепления почвы, следы транспорта… Или еще чего-то.

Моррисон остановился внезапно, и Голд замер рядом. Молодой бард чуть повернул голову, словно прислушиваясь к каким-то далеким, слышным лишь ему одному звукам. Голд сосредоточился, но все, что он различал, — тихое дыхание их обоих. Они были очень глубоко под землей, далеко-далеко от звуков реальной жизни. И тут до Голда донеслись едва слышимые шаги — неторопливые и размеренные, они приближались из царившей в туннеле темноты. Часть огоньков рванулась вперед полюбопытствовать, кто это сюда шел, а затем, видимо передумав, поспешила назад к Голду и Моррисону. Постепенно звуки шагов становились громче, по-прежнему оставаясь подозрительно приглушенными. Голд впился взглядом в темень перед собой, затем оглянулся назад. Звук шагов, казалось, несся со всех сторон. Голд бросил взгляд на Моррисона, но и тот выглядел озадаченным. А затем от стены прямо перед ними отделилась фигура — так из густого тумана выплывает чей-нибудь силуэт. От неожиданности Голд невольно попятился и почувствовал, как рука барда цепко ухватила его за локоть, удерживая от каких-либо дальнейших движений.

Фигура помедлила перед ними. Она едва заметно дрожала, словно мерзла на несуществующем ветру. Непонятное существо очень напоминало человека — только невероятно высокого и высохшего до такой степени, что он казался набором костей, удерживаемых лишь кожей и хрящами. Кожа на едва различимом лице чуть прикрывала оскал черепа и огромные, сверлящие, раскрытые широко глаза. Фигура подняла костлявую руку в напоминающем приветствие жесте, сделала шаг вперед и растворилась в противоположной стене, слившись с землей, словно призрак. Голд не успел моргнуть, как тут же еще несколько тонких фигур вышли из стены справа, пересекли путь ему и Моррисону и исчезли в стене напротив. Все это происходило в течение секунды, не более, и промелькнуло как мимолетное видение. Наконец Моррисон отпустил руку Голда, и тот сильно растер ее, чтобы разогнать кровь.

— Прошу прощения, — сказал Моррисон. — Я хотел удержать вас от рискованных импульсивных телодвижений. На первый взгляд может показаться, что эти доходяги сотканы из ершиков для чистки бутылок, а на деле в своих владениях они чертовски сильны. Они не любят чужаков, не любят, когда на них пялятся, и большинство из нихлюдей на дух не переносит, разве что когда те для аромата приправлены добрым белым соусом и горсткой грибов.

Голд остановил хмурый взгляд на месте, где силуэты вошли в земляную стену. Стена там была такой же сплошной, как и повсюду, и оказалась такой же твердой, когда он ткнул в нее пальцем.

— А эти… Они эльфы? — наконец спросил он, оглянувшись на Моррисона.

— В некотором роде. Это кобольды. По сути своей это шахтеры, в основном они занимаются всем, имеющим отношение к земле, и тем, что находится под землей. И не думайте, что они такие призрачные, как кажутся: они могут быть невероятно сильными и, когда надо, неудержимо свирепыми. Не очень милые создания, прямо скажем, но положение обязывает…

— Выходит, это они прорыли туннель? — спросил Голд.

— Нет. И никто его специально не рыл. Постойте-ка… О черт! — Моррисон опустился на колени и приложил ладонь к земляному полу. — Замрите на месте, Лестер, не шевелитесь. Сейчас вы увидите того, кто в ответе за этот туннель. Если нам повезет, он нас не заметит.

Шин выпрямился и напряженно всмотрелся вперед. Голд быстро огляделся, но вытаскивать пистолет не решился. Отчасти потому, что чувствовал — Моррисон этого не одобрит, но в основном из-за того, что целиться было некуда. Пол под ногами задрожал, сначала мелко, затем более длинными волнами, все более нарастающими. Что-то приближалось. Что-то очень большое.

В дюжине футов перед ними земля всколыхнулась и раздалась, давая дорогу чему-то поднимавшемуся из ее глубин. Теперь почва дрожала ритмично, будто под ней билось сердце, и из ширящегося разлома появилось нечто. Оно было болезненно белым, поверхность его тела ярко светилась и блестела, а ширина тела составляла футов десять, а то и больше. Из-за невероятных размеров далеко не сразу Голд распознал, что это было, но когда над земляным отвалом показался толстый гребень, а немного погодя — еще один, он наконец понял, что приковало его взор. Это был первый сегмент гигантского червя, буравившего поверхность. Голд начал пятиться, но вдруг спохватился и замер. Волосы на затылке встали дыбом, желудок свело в первобытном страхе. Белая плоть влажно блестела, в то время как огромные сегменты неуклюже двигались, выползая из ямы в полу. Каждый сегмент длиной был футов десять-двенадцать, и казалось, конца им не будет, пока червь выползал из земли. Голду больше незачем было спрашивать, кто и как прокопал туннель.

— Кромм Круач, — в полголоса пояснил Моррисон. — Великий Червь.

Наконец блестящие сегменты вновь погрузились в землю, и та сомкнулась над чудищем. Рокот угас, и дрожь в полу туннеля утихла. Моррисон перевел дух и коротко улыбнулся Голду:

— Надеюсь, вы оценили? Верно, эльфы запустили его, чтобы произвести на вас впечатление. Кромм Круач, как правило, не показывается перед посторонними.

— А зачем им понадобилось производить на меня впечатление? — удивился Голд. — Сомневаюсь, что они когда-либо слышали обо мне. Может, они даже не знают, что я к ним иду.

— О нет, знают, — сказал Моррисон. — Вы еще поразитесь тому, как много они знают. Ладно, пойдемте. Мы уже почти на месте.

Бард направился в туннель, осторожно перешагнув через разрыхленную землю пола, и Голд последовал за ним. Воздух понемногу теплел, к острому запаху сырой земли стали примешиваться едва уловимые ароматы. Неясные приглушенные звуки начали дробить тишину туннеля, звуки слишком отдаленные, чтобы распознать их источник, но с явными признаками чего-то очень знакомого. Понемногу блуждающие огоньки исчезали, оставляя яркие искорки света где-то впереди. Голду было жаль расставаться со светлячками. Они казались вполне дружелюбными, и он уже начинал думать, что обрел в их лице новых друзей в этом странном никогда не виданном месте, куда привел его Моррисон.

Туннель неожиданно свернул влево, и Моррисон остановился. Остановился и Голд, и Моррисон серьезно взглянул на спутника:

— Все, Лестер, пришли. Фэйрия. Страна-под-горой, последний оплот эльфов. С этого момента будьте внимательны, любезны и следите за своей речью. В их народе широко распространена традиция, имеющая силу неписаного закона; за все сказанное необходимо нести ответственность. Не принимайте из их рук еду или питье, не принимайте подарков. Но при этом, ради всего святого, будьте предельно вежливы. Они здесь все прожженные дуэлянты и крайне щепетильны во всем, что касается чести. Помните, здешний народ — все поголовно аристократы, высшие из высших. Не подведите меня.

— Успокойтесь, — сказал Голд. — Я знаю, когда надо дать на чай дворецкому и в какой рукав сморкаться.

Моррисон вздрогнул:

— М-да, похоже, теперь и мне перестает нравиться наша затея. Ну, дай бог удачи…

Шин быстро зашагал вперед, огибая плавный поворот туннеля, лицо его было несчастным и напряженным, как у человека, опаздывающего к зубному врачу. Голд догнал его и пошел рядом. Туннель вливался в огромнейшую пещеру в сотни ярдов высотой и такую широкую, что дальняя стена терялась вдали. В центре пещеры расположился как бы внутренний двор, достаточно просторный, чтобы вместить целый округ, и в придачу ко всему обнесенный высоченными стенами из массивных блоков бело-голубого камня. Там и здесь скульптуры диковинных зверей и каких-то незнакомых людей чередовались со странными конструкциями, неизвестно что олицетворявшими. Но вовсе не это приковало внимание Голда. В первую очередь он заметил, что внутренний двор являл собой настоящие джунгли. Деревья росли повсюду, пробиваясь сквозь трещины и разломы в каменном плитняке. Не зная удержу, причудливые растения и цветы, лозы и десятки разновидностей плюща обвивали любые поверхности, до которых могли дотянуться.

Всюду сновали мелкие зверушки, то перебегая открытое пространство, то перепрыгивая с ветки на ветку. Ярко светящиеся глаза таращились из сотен теней, воздух наполняли незнакомые крики и завывания вперемешку с резкими и хриплыми голосами ярко окрашенных птиц, парящих в вышине над всем этим пышным зеленым великолепием. Голд молча стоял рядом с Моррисоном перед высоченными воротами из ржавеющего железа, безвольно повисшими на сломанных петлях. После прохлады туннеля прикосновения жаркого и влажного воздуха к обнаженной коже казались неприятными. Богатое тропическое разнообразие ошеломляло неимоверным количеством мелких деталей. Голд толком не знал, чего он ждал от Фэйрии, страны эльфов, гоблинов и забытых легенд, но только, черт побери, не такого.

Моррисон дал ему несколько мгновений прийти в себя, а затем решительно нырнул в заросли, следуя прихотям тропы, которую видел лишь он. Спотыкаясь, Голд отправился за ним с широко распахнутыми глазами и едва ли не раскрыв рот. Воздух был почти осязаем — густой и переполненный запахами многообразной жизни. Птицы вспархивали по приближении двух спутников — внезапные сполохи кричащих красок и хлопающих крыльев — и бесшумно садились, когда люди проходили. Статуи были всюду: высеченные из какого-то темного с прожилками мрамора, вопреки явной своей древности казавшегося при прикосновении все еще гладким. Лица некоторых изваяний были выщерблены и обесформлены, то у одной, то у другой не хватало конечностей, будто оторванных наступающими джунглями. Усеянные колючками длинные пряди ползучих плющей обвивались вокруг выступающих мраморных бицепсов и мечтательных лиц, свисая вялыми тяжелыми кольцами. Голд поймал на себе взгляд сверкающих глаз, устремленный на него из зеленого мрака, но стоило ему с Моррисоном приблизиться, невидимое существо рванулось сквозь заросли наутек. Оно было ростом с человека, но двигалось совсем не как человек.

Джунгли неожиданно раздались, открыв взору две живые фигуры, стоящие друг к другу лицом в окружении вьющихся, покрытых шипами и шипящих, как змеи, роз. Голду не понадобилось пояснение Моррисона — это были эльфы. Высокие, семи-восьми футов, их тела были худощавы и жилисты, лишенные подкожного жира, смягчающего контуры мышц. Кожа была не по-человечески бледной, а лица — до измождения худы. У них были огромные золотистые глаза и длинные заостренные уши. Они не пошевелились, когда подошли Голд с Моррисоном, лишь розы вдруг стали свиваться в кольца, трепетать и громко шипеть, предупреждая людей не подходить ближе. Только по медленным вздыманиям грудных клеток эльфов можно было определить, что они еще живы. Сцепившись взглядами горящих глаз, они, казалось, завораживали друг друга. Шипы роз в сотне мест впились в их тела, но крови не было. Голд и Моррисон прошли мимо, оставив эльфов за спиной, и Голд беспомощно гадал, как же долго эти двое стояли там, что вокруг успело вырасти столько роз.

Почти час они шагали через внутренний двор, то и дело меняя направление под диктовку бегущей через джунгли тропы, и наконец подошли к высоким узким воротам в дальней стене и проследовали через них, оставив за спиной буйство зелени. Ворота выводили в широкий коридор, ярко освещенный невидимым источником света. Коридор был с балочным потолком и высокими стенами из неполированных каменных плит. Голд быстренько оглянулся и отметил, что теней они оба по-прежнему не отбрасывали.

Моррисон уверенно шагал по коридору, глядя вперед, словно бывал здесь так часто, что ему не было нужды таращить глаза, как туристу-новичку. Голд прибавил шагу, чтобы поравняться с ним, но каждая минута путешествия приносила новые чудеса. Время от времени прямо из стен появлялись эльфы, будто рождались из камня и исчезали в нем, растворяясь, как в объятиях гипосульфитной ванны. Твердыня камня тут же намертво смыкалась за ними. А эльфы оставались живы, неглубоко и размеренно дыша и порой провожая широко распахнутыми глазами проходивших мимо Голда и Моррисона. Один раз навстречу попался эльф, подошел к ним, медлительный и величавый, будто человек на ходулях. Моррисон отвесил низкий поклон, но эльф даже ухом не повел, не заметив его.

— Где мы? — прошептал Голд, понизив голос не из боязни быть услышанным, но скорее просто из-за неодолимого чувства благоговения. Невероятные размеры коридора заставляли его ощущать себя мальчишкой, впервые в жизни вторгшимся на территорию мира взрослых.

— Это Каер Ду, последний оплот Фэйрии, прибежище Двора Унсили и всех существующих видов эльфов. Это страна-под-горой, стезя, по которой нельзя пройти дважды. Не спрашивайте меня, сколько ей лет, я не уверен, что даже эльфы об этом знают. Это место древнее Шэдоуз-Фолла. Древнее человечества. Фэйрия была мечтой самой природы, но оставалась такой недолго: она была слишком образцовой для остального мира и он прошел мимо — своим путем.

Они продолжали идти. По-прежнему всюду маячили массивные статуи — людей, эльфов и удивительных созданий, тревожащих и пугающих своими формами и деталями, существ, словно пришедших из снов, которые поутру не хочется вспоминать. Невиданные механизмы стояли брошенные в своих закутках, громоздкие и загадочные, недоступные пониманию человека

Голд и Моррисон повернули за угол и неожиданно натолкнулись на группу эльфов, собравшуюся вокруг большой ямы в земле. Безмолвно немигающими глазами они смотрели на то, что скрывалось в яме. Остановившись, Моррисон жестом предложил Голду тоже взглянуть. Эльфы не обратили ни малейшего внимания на то, как он, осторожно пройдя между ними, подошел к краю ямы и заглянул вниз. На дне два эльфа, зажав по ножу в каждой руке, калечили друг друга. Их тела раздувались, сокращались, мгновенно вырастали и уменьшались, следуя прихоти бойцов. Оба не делали никаких попыток защитить себя, получая ужасные раны, которые через несколько мгновений затягивались.

Два эльфа бились в полном молчании, и лишь горячее дыхание и постоянные глухие звуки ранящей плоть стали неслись из ямы. Наблюдавшие эльфы тоже молчали, однако с каждой новой атакой и контратакой Голд чувствовал растущее напряжение поглощенных схваткой эльфов. Все зрители улыбались, но ничего похожего на веселье не было в их лицах. Голд начал пятиться от края, охваченный почти болезненным и почти осязаемым чувством жажды крови, звеневшим в воздухе. Интенсивность этого ощущения была всеобъемлющей и достигала нечеловеческого порога. Он выбрался из толпы, мелко дрожа, как будто только что стал свидетелем жуткой дорожной аварии. Один из стоявших с краю толпы эльфов повернулся к другому и протянул руку. Тот достал нож, взял протянутую руку и отхватил ножом один из пальцев. Голд отшатнулся, не в силах отвести глаз от хлынувшей из раны крови. Моррисон ухватил его за локоть и вытянул на свободное место.

— Что за чертовщина здесь происходит? — дрожащим голосом спросил Голд, когда они с Моррисоном двинулись дальше по коридору.

— Дуэль, — беззаботно ответил бард. — На самом деле все не так драматично, как это кажется с виду. Эльфы не могут умереть, разве что под действием сильных чар или при полном уничтожении. Их раны заживают в считанные секунды. Они испытывают настоящую боль, но ни один эльф не обращает на это внимания. Главное — честь. Мне приходилось видеть, как подобные дуэли длились часами, когда у обоих дуэлянтов сил совсем уже не оставалось.

— А зачем пальцы резать?

— Проигранное пари. Эльфы ребята азартные, но золото и серебро здесь в малой цене. Они бьются об заклад на боль, услугу или унижение. Палец — мелочь. Ставка будет расти.

— Идиотизм. Они просто больные!

— Нет. Это человеческие критерии, а эльфы — не люди. Неспособность умереть меняет взгляд на многие вещи. Боль и раны суть преходящи. Потеря собственного лица и чести может длиться веками. Вот поэтому-то мы никогда толком не понимали жителей Фэйрии. Они гораздо дальновиднее. Они мыслят масштабами столетий, и отдельно взятый текущий момент значит для них гораздо меньше, чем для нас.

Голд попытался мысленно представить жизнь, спланированную в масштабе столетий, свободную от страха смерти, и не смог — ему стало не по себе.

— А сколько в среднем эльфы живут? — наконец спросил он.

— Они сами это решают. Единственное, что может убить их, это мощное колдовство и волшебное оружие, а и то и другое — большая редкость.

— Секундочку. А как же дети? Если они все-таки смертны…

— Детей нет. Новые эльфы рождаются взрослыми, при помощи волшебства, и заменяют эльфов умерших. Да, да, понимаю, это порождает ворох новых вопросов, но ответов на них у меня нет. Некоторые аспекты своей жизни эльфы ни с кем не обсуждают, в том числе и происхождение своего вида. Чувствую, если б мы когда-нибудь это и выяснили, удовольствия бы не получили.

Оставшуюся часть пути они продолжали молча, каждый занятый своими мыслями, и наконец пришли ко Двору Унсили, попав на Дворянское собрание Фэйрии. Обе створки больших дверей сами собой распахнулись настежь при их приближении, открывая взору обширный зал, от стены до стены битком набитый эльфами самых благородных кровей. Высокие, худощавые и импозантные, облаченные в замысловатые одеяния неистовых и ярких расцветок, у каждого на бедре меч, лица всех — само совершенство, без изъяна или какого-нибудь дефекта Грациозные и важные, пылкие и чувственные — эльфы были красивы. Одно то, что они здесь присутствовали, было сродни ощущению горячей волны из открытой печи. Все эльфы стояли не шевелясь, замерев не по-человечески — так замирает изготовившееся к броску насекомое или хищное животное, наблюдающее, куда метнется выслеженная им жертва. На одних были маски из металла с искусной чеканкой, закрывающие половину лица, на других — звериные шкуры с мордами, покоящиеся на плечах хозяев. Необычные запахи парфюмерии витали в воздухе — густые, душные и пьянящие, будто кто-то растолок целое поле цветов и наполнил воздух получившимся из цветов экстрактом. Но больше всего потрясала тишина — тишина полная, не нарушаемая ни вздохом, ни шелестом случайного жеста. Голд и Моррисон глядели на собравшихся эльфов, а знать Фэйрии смотрела на них — и казалось, что это мгновение будет тянуться вечность.

И тут стоявшие в середине эльфы подались назад, открывая проход к центру Двора. Спокойный и уверенный, Моррисон двинулся вперед, Голд — за ним. Эльфы медленно поворачивали головы, провожая взглядами двух людей, и Голду с большим трудом удавалось подавлять в себе дрожь. Их взгляды на себе он ощущал как физическое давление, и ничего напоминающего дружеское расположение в этих взглядах не было. Ранее Моррисон ясно дал понять: никаких гарантий безопасности в этом месте не существует. Что бы ни делали эльфы, ничто и никто не в состоянии призвать их за это к ответу. Может, Моррисон и бывал здесь раньше в качестве барда и почетного гостя, но это могло происходить и по требованию эльфов. Сегодня же он заявился без доклада и без приглашения, да еще привел с собой незнакомца.

Можно было ожидать чего угодно.

Голд и Моррисон наконец остановились перед широким возвышением, на котором стояли два трона. Оба были сделаны из слоновой кости и украшены искусно вырезанными фигурами и поражающими подробностями миниатюрами. На тронах восседали два эльфа. На левом — мужчина полных десяти футов высотой и с бугрящимися мощными мускулами, закутанный в кроваво-красное одеяние, подчеркивавшее бледность его молочно-белой кожи. Свободно свисающие светлые волосы обрамляли удлиненное худое лицо с огромными глазами, холодными и пронзительно-голубыми. Он был неподвижен, будто застыл в терпеливом ожидании сто лет назад и при надобности прождет еще столько же. Справа от него сидела женщина, одетая во все черное с серебряной тесьмой по краям одежды. Она была на несколько дюймов выше сидящего на троне мужчины и уступала ему в мощности мышц, а кожа ее отливала такой белизной, что на висках отчетливо просматривались голубоватые вены. Волосы ее были черными, в тон одежде, коротко и грубо обрезанными, и темные глаза смотрели задумчиво с сердцевидного овала лица. В руке женщина держала красную розу, не обращая внимания на шипы, коловшие ей ладонь. Ореол благородства и величия окутывал их обоих, будто старая мантия, обветшавшая от длительного использования. Голд не нуждался в пояснении, кто они. Их имена были легендой. Моррисон до земли поклонился королю и королеве Фэйрии, и Голд тут же последовал его примеру.

— Милорд и миледи, наиблагороднейший Оберон и прекрасная Титания, я приветствую вас от имени Шэдоуз-Фолла! — Моррисон помедлил, будто бы в ожидании ответа, но пауза затягивалась, и он обворожительно улыбнулся и продолжил, буквально источая шарм и дружеское расположение: — Приношу извинения за вторжение, за этот наш незваный визит, однако дела крайне безотлагательные послужили тому причиной и привели меня сюда в надежде на ваше благородство и помощь. Если вы позволите, я хотел бы представить своего друга Лестера Голда, героя.

Голду не надо было подсказывать, чтобы он снова согнул спину в низком поклоне, причем сделал это со всей возможной благопристойностью. К подобным телодвижениям герой, естественно, не привык. Голд подумал, что это одна из тех немногих вещей, в которых надо практиковаться задолго до момента их успешного применения.

Выпрямившись, Лестер заметил, что Король и Королева как сидели не шелохнувшись, так и продолжали сидеть, в своем высокомерии даже не замечая гостя. Моррисон молча улыбался, вероятно, все еще ожидая ответа. В зале по-прежнему висела тишина, приобретавшая некий внутренний заряд, и это было волнующим и пугающим одновременно. Неотрывный взгляд битком набившейся в зал знати казался все более и более угрожающим, и Голду пришлось усилием воли сдержаться и не позволить руке потянуться к заплечной кобуре. Впервые в своей долгой карьере он сознавал, что оказался перед лицом чего-то такого, что невозможно было остановить мужеством или метким выстрелом. Моррисон продолжал легко улыбаться Оберону и Титании, но Голд чувствовал, каких усилий стоила ему эта улыбка. Бард был готов к категорическому отказу, но гнетущее молчание, отрицающее само его существование, невероятно терзало его душу.

— Милорд, миледи, вам нечего мне сказать? Много лет я был вашим бардом, пел историю Фэйрии и хвалу ее правителям перед аудиториями людей и эльфов. В свою очередь вы оказали мне честь, подарив дружеское расположение и внимание, и сегодня я нуждаюсь в них как никогда остро. Ежели я злоупотребляю вашим терпением, так только оттого, что необходимость вынуждает меня к этому. Появилось нечто, несущее угрозу как человечеству, так и Фэйрии, и я боюсь, город не в силах дать отпор в одиночку. Ваши величества, неужели вы не поговорите со мной?

Между тронами неожиданно выросла фигура сравнительно невысокого и противно ухмыляющегося эльфа. Голд вытаращил глаза: единственный эльф, который не являл собой совершенство. Правда, ростом он был вдвое превышающим человеческий, но, поскольку сидевшие на тронах царственные особы были заметно выше, казался в их обществе коротышкой. Тело эльфа было ладным и гибким, как у танцора, но горб на спине увел одно его плечо вниз и вперед, а кисть руки на скособоченной стороне была высохшей и напоминала клешню. Волосы его были седыми, кожа — пожухло-желтой, цвета старой кости, но зеленые глаза были полны озорства, дерзости, вызова и высокомерия. На висках у него имелись два выпуклых утолщения, напоминавших рога. Одет эльф был в шкуру какого-то животного, чей мех жутковато сливался с волосами, покрывавшими его тело, а ноги оканчивались раздвоенными копытами. Внезапно горбун рассмеялся, и Моррисона передернуло от нескрываемого презрения, прозвучавшего в его тихом смехе.

— Что, опять пожаловал, маленький человечек? Опять пришел докучать нам своим остроумием и своими заботами, своими скороспелыми выводами и преходящими ценностями? Снова будешь распространяться о срочности и каких-нибудь трудностях, будто безумное тикание часов, отсчитывающих жалкий отрезок вашего смертного жизненного пути, имеет для нас значение? Знай свое место, человечишка. Придешь сюда, когда тебя позовут, когда нам этого захочется и когда нам будет удобно. И не смей беспокоить Двор и отрывать нас от дел, если тебе когда-нибудь еще вздумается это сделать.

Дата добавления: 2015-12-01