|
Читайте также: |
Хасан Шар.
В обнимку со смертью.
Небольшой рассказ о несчастной судьбе человека, в годы насильственной высылки чеченцев и ингушей по стечению обстоятельств оставшегося на территории Чечено –Ингушетии.
В основу рассказа легли его собственные записи, сделанные им в виде дневника и услышанные от очевидцев тех трагических событий.
В обнимку со смертью.
Не большей рассказ о несчастной судьбе человека, в годы насильственной высылки чеченцев и ингушей по стечению обстоятельств оставшегося на территории Чечено –Ингушетии.
В основу рассказа легли его собственные записи, сделанные им в виде дневника и услышанные от очевидцев тех трагических событий.
1. Усман (Осман, он же Локка Экиевич)– 60 летний больной, имеющий образование: (реальное училище до революции и рабочий факультет в 30 –е годы в Ростове), чеченец.
2. Микола (Николай Бондаренко) – бывший чекист, партийный работник, ярый сторонник коммунизма, высокообразованный своего для времени человек, обвиненный в измене Родины и приговоренный «тройкой» к высшей мере - расстрелу. В бегах с целью добиться справедливости. Уроженец Кубани, русский, ровесник Усмана.
3. Висит Анзоров - абрек.
4. Муса и Макшарип – ингуши, случайно оказавшиеся в горах во время высылки чеченцев и ингушей.
5. Василий – сотрудник НКВД, под видам беглого дезертира засланный в горы для выявления остатков «врагов народа».
6. Магомед – ученый – алим (ученый), дагестанец - около 70 лет.
7. Али - дагестанец - 40 лет.
8. Бессарабов – раскулаченный крестьянин из Бессарабии, сапожник.
9. Ружа – жена и мать детей Усмана.
10. Асма, Айна, Зура, Люба – дочери.
№1
Я проснулся от странного сновидения. Это был хороший и благоприятный сон, и для того, кто увидел его, являлся радостной вестью от Аллаха. Я произнес слова, в здравом уме, с уверенностью «Поистине, вся хвала Аллаху, мы Его восхваляем, просим Его помощи и прощения. И я свидетельствую, что нет иного божества, кроме Аллаха Единого, не имеющего сотоварища, и я также свидетельствую, что Мухаммед – Его раб и посланник (асв). Хвала Аллаху, Господу Миров, который «научил каламом, научил человека тому, чего тот не знал», благословение и мир Посланнику Аллаха Мухаммеду, его семейству и товарищам, и всем пророкам и посланникам». Я наслаждался знакомой молитвой и чувствовал, что обретаю потерянное за годы моей жизни равновесие. Лежавшие неподалеку от меня на камышовой подстилке жена Ружа и старшая дочь Асма одновременно подползли ко мне, спрашивая «Локка, что с тобой, тебе что то приснилось?». Зажгли керосиновую лампу и преподнесли поближе ко мне, тем самым внимательно рассматривая меня, Асма спросила:
- Локка, что с тобою, тебе что-то приснилось?
- Да, мне приснился сон, если этот сон от Аллаха, то я счастлив, а если эти видения - мое больное воображение, – я помолчал как бы обдумывая то, о чем хочу сказать, - все равно хорошо!
- Расскажи, расскажи, Локка, что тебе приснилось, может быть, нас скоро отправят обратно домой на Кавказ, ну расскажи.
С зажженной лампой жена подошла поближе. Асма, сидевшая совсем близко ко мне, увидев мое лицо, еще сильнее с радостным визгом завопила:
- Мама, смотри, смотри на Локку, какой он красивый, посмотри на цвет его лица, он выздоравливает, мы скоро уедем домой.
Ружа посмотрела на меня, но на лице не было и тени радости. Несмотря на свой сравнительный не большей возраст, Ружа видела многих умирающих и видела больных, которые выздоравливали.
Она потихоньку, еле слышно, спросила:
- Что с тобою, тебя плохо, что то приснилось?
- Да приснилось, а как быть иначе, если человек ничего не делает и только спит, должно же ему что то присниться. С тех пор, как я приехал сюда, только тем и занят, что сплю, а чрезмерный сон опасен для человека, а у меня нет никакой меры сна, человек, который проводит много времени во сне, теряет размеренность мирской жизни и приносит вред его религиозности, его вере. Чрезмерность сна нарушает или уменьшает способность и возможность думать, размышлять, жить полноценной жизнью.
Я не хотел рассказывать о приснившемся сне, отшучиваясь хотел отвлечь их. Мне снятся сны, и они часто сбываются. Мне снятся пророческие сны, может быть, это слишком громко сказано, но когда, например, что то случается, мне кажется, что я уже это видел. Если бы я мог вдуматься и понять сон, и или же разложит увиденное по местам, по полочкам, можно было бы правильно построить логическую цепь и оценить, разгадать. Мы не знаем возможности человека и его мозга и многое другое, хотя человеческий мозг и разум имеет большие возможности помнить прошлое, сохранившиеся отпечатки прошлых времен и предсказать будущее за много лет вперед.
С каждой минутой мне становилось плохо.
Мне плохо сегодня как никогда. Я видимо, уснул не на долго, а мне показалось, что спал долго. Проснувшись от какого-то непонятного чувства, сразу же попросил позвать Жемиля – двоюродного брата, единственного сына моего дяди Джунида, расстрелянного в двадцать пятом году по анонимному доносу.
С того дня как я появился в селе Филипповка, он ни на минуту не отходил от меня, все свое свободное время находился возле меня, исхудавший, больной, немощный, несмотря на свои тридцать лет.
Было раннее утро, сильный январский мороз. Еле передвигая ноги от голода, он относительно быстро появился, с порога спрашивая «что к чему». Я попробовал пошутить, чтобы успокоить его, но он понял, что мне не до шуток. Он молча присел ко мне, как можно ближе и без всяких вопросов. Тишина, только еле слышно равномерное дыхание спящих моих младших девочек. Жена и старшие две дочери, всю ночь просидевшие у изголовья больного, замерли в ожидании развязки странного моего поведения. Я хотел дотянуться до своих записей, которые начал с того времени, как ушел в горы, но руки уже не слушались, с каждой минутой меня все сильнее покидали остатки силы. Жемиль, не торопясь осторожно взял мои записи, развернул их, взял карандаш с середины тетрадки и протянул мне. Все привыкли к моей писанине, почти никто не спрашивал, а если кто и спросит, то это только из простого человеческого любопытства. Я не смог сделать запись, руки онемели, не слушались, дочь Айна взяла записи и карандаш, присела у моих обутые в валенки ног, открыла последнюю страницу, стараясь хоть как то помочь.
- И вот наступил мой час, пришло время ухода в иной мир, нет даже ни секунды времени на сборы. Не говори ничего, времени мало, сначала послушай меня, а потом будешь говорить ты! Смерть - это рука, разрушающая всякие надежды, но мы до самого последнего вздоха цепляемся за эти мнимые несбыточные надежды, но лично меня это не так сильно волнует, ведь я человек, воспитанный с детства в духе понимания в том, что мы рождены для того, чтобы умереть. И во мне живет какой-то голос, постоянно напоминающий о том, что мы смертные, и всему рано или поздно приходит конец. Когда я строю планы на будущее, то во мне этим голосом заговаривает совесть, подсказывающая о недолговечности земной жизни, которая будит душу, сердце, разум, усиливая веру, заставляя задуматься и заглянуть самому себе в душу.
- Тебе сейчас плохо, - перебил меня Жемиль, стараясь тем самым успокоить или же облегчить мои предсмертные страдания, - это временно, пройдет, утром станет легче, а сейчас на улице очень холодно. Днем, наверное, станет теплее. Тебе, наверно, приснился плохой сон, это бывает, ты прочти аят из Корана, аяты стирают следы дурного, плохого или смутного сна.
- Как научиться и где узнать, как встретить последний день жизни, день смерти, живые ничего не знают и могут объяснить предположительно. А те, которые ушли из жизни ничего не могут сказать и научить. Что нас ожидает на предсмертном одре, как научиться умереть правильно, без ужаса и страха.
Жемиль, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, был сдержанным, образованным для своего времени, то есть с детства изучал основы религии – ислама и достаточно неплохо разбирался в ней. Он, как мои младшие братья Усам и Хасан, вырос вместе в большой дружной семье, после того как расстреляли отца. Его спокойный, бархатный говор действовал на меня убаюкивающие и когда он говорил или объяснял, все становилось понятным. И на этот раз мне захотелось послушать его.
- Тело покидают остатки моих жизненных сил, я чувствую приближение смерти и ощущаю ее дыхания. Этот тот самый момент, который называется предсмертным мигом и этот предсмертный миг может быть для человека признаком вечного блага или вечных мук, это в руках Милостивого и Милосердного Господа Бога, как Он рассудит. Я ощущаю дыхание смерти и чувствую, что пришел час разлуки, пришла пора в путь, в дальнюю дорогу. Мы говорим: жизнь прекрасна. Да, прекрасна, если живем по Божьим законам, не зря Бог создал земной мир. Одни довольствуют тем, что есть, то есть малым, а другие не насытятся, И у тех, и других своя правда. Мне достаточно и довольствуюсь Аллахом Великим, Его Посланником, нашим Устазом, я благодарен Господу за жизнь, за пропитание, за религию, за то, что он сделал меня верующим и дал познать Себя.
Порой, оказавшись на грани между жизнью и смерти, на грани между тленным миром и миром вечным, человек умирающий, а я, как говорится на смертном одре, умирающий, ведет себя по-разному: некоторые неустанно повторяют имя Бога, делают завещания, какие-то заявления, из которых можно извлечь полезные примеры, а другие распоряжаются насчет наследства и многое другое. У меня нет богатства, чтобы распоряжаться и делить. На счет похорон - дай Бог найти человека, в силах которого будет просто закопать меня в такую стужу. Единственная просьба - сохранить мои записи до лучших времен и передать тому, кто мог бы оценить их. Эти записи - своего рода мой разговор с самим собой. И вот, Жемиль, хочу я умереть с именем Бога на устах, внуши мне то, что я должен встретиться со Создателем, расскажи мне о ярких примерах жизни и смерти достойных людей, ведь ты же умеешь говорить, убеждая.
Жемиль не заставил себя долго уговаривать, он как бы ждал от меня такого «заказа», и начал с того, чтоб: «смерть превыше всяких слов».
- Самым ярким примером для нас является Пророк и Посланник Аллаха Мухаммед, мир ему, он неисчерпаемый пример при жизни и остается им после смерти. Любой человек, имеющий даже самую малость разум извлекает урок и назидание из всей жизни Пророка Аллаха (мир ему), из всего, что он говорил и делал, то есть из хадисов и сунны. Посланник Аллаха Мухаммед (мир ему), является самым почитаемым творением и ниспосланной милостью Аллаха над всего сущего вселенной, его возлюбленным Пророком, Его доверенным Посланником и Его избранником еще до сотворения мира. Поистине, есть много полезных уроков и назиданий от изучения и следования по пути предписания Великой Книги, ниспосланной Аллахом Пророку, мир ему. Поэтому есть на кого равняться и на что ссылаться, каждый верующий должен и обязан проявлять внимание к облагораживанию своей души и остерегаться попасть в число отрицающих Бога, в число колеблющихся, проявления душевных страстей и порывов, которое не соответствует религии.
Смерть - это и ужас, и милость от Аллаха.
Ужас для тех, кто не уверовал в Бога, а уверовал он тогда, когда пришла смерть. Вера умирающему уже ничем не может помочь ему. Ужас, который ожидает грешника в минуту его смерти, это предсмертная агония, которая сопровождается сильными муками и которой не суждено познать никому, кроме как умирающему. Последний миг пребывания в бренном мире и миг отхода в иной мир человека сопровождает страх, страх перед неизвестностью, страх перед адом, страх предстать со своим отчетом о мирских делах перед Аллахом. Истина в том, что он (грешник) предстанет перед адом. Да упасет и сохранит нас Всемогущий Аллах от заблуждения и забвения. Спастись от ада возможно только по воле Господа. Спасутся только благочестивые и праведные. Умирая, человек прекращает все свои земные деяния, но при этом приобретает страх перед будущим, пред неизвестностью.
А то, что мы смертные и что каждый появившийся на свет должен умереть и что для каждого настанет предсмертный миг, и мы должны всегда помнить.
Смерть - это милость от Аллаха.
Смиренный раб Аллаха не увидит муки смерти и не почувствует предсмертную агонию, он будет покидать этот мир, произнося твердые слова истины «нет божества, кроме Аллаха и Мухаммед Посланник Его» в тот тяжелый предсмертный миг. Раб Аллаха, который боялся своего Господа и страшился в земной жизни теперь будет иметь огромное желание встретиться и предстать пред Аллахом Милостивым и Милосердным.
Смерть для истинного верующего - это милость от Аллаха. Он Своей щедростью прощает грехи и скрывает его пороки, Он, Аллах, не лишает Своей милости, одаривая безграничного блаженства! Душа твоя не рассталась с телом, а ангелы по велению Аллаха заняты подготовкой к встрече тебя.
Смерть – это неизбежность, это факт, то единственное, о чем мы твердо знаем, что оно нас не минует, все мы смертные и каждый испробует горькую чашу смерти и нет ни кому исключений.
С момента нашего появлении на свет мы не удаляемся от смерти, а, наоборот, с каждым днем, часом и минутой приближаемся к ней нет неожиданности в смерти, нет времени для подготовки к смерти. А смерть неминуема, это факт, и невозможно ее избежать. И когда она неожиданно придет - не надо удивляться. Не надо искать утешения, это бесполезно!
Он нас создал. Откуда мы пришли и куда мы уйдем!? Знает только Один Аллах, а для нас есть два мгновения или два мига между первым вздохом и последним выдохом, как говорится, промежуток между двумя мгновением мы привыкли называть жизнью.
После всего сказанного Жемиль обратился к Аллаху, приподняв обе руки на уровень груди, полушепотом читая до1у – мольбу - обращение к Аллаху с просьбой, благодарностью. По окончании мольбы он на распев тихим приятным голосом начал читать суру «Ясин» из Корана.
Еще читающий не дошел до середины, а мне заметно стало лучше, я зашевелился, и это всех порадовала. Когда он закончил чтении суры из Корана, я предложил ему идти домой, так как ему, как и всем было пора на работу. Все разошлись, дома со мною остались Айна и младшие мои девочки.
Я стал думать о том, что говорил Жамиль.
Смотри, какой молодец, несмотря на нечеловеческие условия, на голод, на нищету, на произвол, творимый властями над чеченским народом, он не пал духом, даже, наоборот, окреп духом. А как он произносил мольбу, «о Аллах, Ты велишь быть верующим, правильным, а мы относимся к Твоим призывам небрежно, легкомысленно. О Аллах, Ты через Своего Посланника дал нам знать харам (запрещенный) и ханал (дозволенное), а мы не слышим призывы Твоего Пророка и не сильны в выборе. О Аллах, Ты Своей щедростью предлагаешь вечное и безграничное блаженство в Раю, а мы ленивцы. Нет надежды, кроме как не на Тебя, не на кого опереться, кроме как на Твою мощь и милость, как на Прощающего и Милостивого. По Своей милости и по Своему великодушию, о Аллах, дай нам жить и умереть со словами – нет божества, кроме Аллаха и Мухаммед раб и Посланник Его. Ты же Тот, Чья щедрость и милость безграничны, Ты Тот, Чья власть и мощь не иссякает, а мы немощные и беспомощные, не имеющие силы и лишенные всякой власти. Смилуйся над теми, кто верит в Тебя, любит Тебя, надеется на Твою милость. Я свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его».
За то время, когда я практически находился в замкнутом состоянии в горах, лишенный всякого права в передвижении и общения с людьми, у меня выработались характерные особенности: думать, общаться и разговаривать с самим собой и приучил свою память действовать последовательно. И на этот раз, в полусонном состоянии, я стал вспоминать и думать о тех годах которые я провел практически в одиночестве.
Инстинктивно память повела меня через всю жизнь, преодолевая разные препятствия, действуя вопреки желаниям, теряя родных и близких, борясь за жизнь, борясь с болезнями, сквозь смех и радость, и слезы, заставляя действовать в сложнейших жизненных условиях, с того злополучного дня 23 февраля 1944 года.
№2
Утро как утро, ничего особенного, только вот мама пришла из села, сидели, разговаривали допоздна. Последние дни радостные вести приходят с фронта, советские войска продвигаются все дальше и ближе к границам гитлеровской Германии, чувствуется конец войны. Почему то очень много военных и в городе и в селах, это тоже один из признаков конца войны, если столько военных высвободилось, стало быть, нет нужды в них на фронте, наверное, так надо, очень мудрая политика руководства нашей страны и поэтому советский народ заслуживает победу в этой жестокой войне. Так думали и говорили все, с удовольствием делились любой информацией, поступающей с фронта, и живо обсуждали на всех уровнях.
И на этот раз люди ждали новостей, только от высокопоставленных людей и от военных, по крайней мере говорили местные чиновники. Все мужское население пригласили на собрание в сельский совет для важного сообщения. Сосед, заходивший за мной утром, увидел мое состояние, решительно посоветовал не вставать с постели, а о новостях с собрания он на обратном пути подробно расскажет.
Запущенная язва желудка и не удачная операция не давала уже несколько лет ни покоя, ни работы, ни отдыха и не поддавалась никакому лечению. Единственное спасение - моченые лесные яблоки, груши и соки из них, да и то для временного подавления боли.
И в то утро, как обычно, когда ушел сосед за новостями, после бессонной тяжелой ночи я спустился в тесно заставленный бочками и другими припасами погреб, где жена сделала осенью большой запас, больше, чем обычно. Я обычно садился рядом с большими бочками и, кушая моченые яблок и запивая их соком, наслаждался, тем самым заглушая острую боль в желудке. По рекомендации доктора я уехал из родного села Гойты в предгорный хутор и по совету знахаря питался, в основном горными плодами чувствовал лучше, а может быть, я внушил себе, что мне хорошо на хуторе и от питания лесными плодами.
Когда во дворе появились военные, я, как обычно, сидел с алюминиевым ковшом у бочки, неторопливо кушал яблоки, запивая их яблочным соком.
Лай собаки, шум, стрельба, визг и истерические крики моих детей. Резко соскочив с место, спотыкаясь, я пробрался к приоткрытым дверям подгреба и увидел страшную картину – истекающего кровью сына, мертвую собаку, жену в руках двух солдат.
С появлением посторонних людей собака залаяла и кинулась к воротам, мальчик схватился за ошейник собаки, пытаясь удержать большую кавказскую овчарку, но восьмилетний ребенок не смог удержать здоровую псину. Собака вырвалась из рук мальчика и начала кидаться с лаем то к забору, то к плетеным воротам. Солдаты старались успокоит понравившуюся собаку и им это почти удалось. Но офицер, стоявший сзади солдат и наблюдавший за происходящим, медленно вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в уже почти успокоившейся собаке прямо в голову. Огромная красивая собака завизжала, с диким криком и большой скоростью стала крутится во круг себя и замертво упала. Мальчик с криком кинулся к собаке, в истерике теребя ее большую окровленную голову, мальчик соскочил оглядываясь вокруг себя. Неожиданно он схватил лежавшую вблизи палку, бросил ее, попробовал взять камень с мерзлой земли, не смог оторвать его от мерзлой земли, обоими руками схватил первый попавший под руки снег и кинулся на офицера. А офицер, все время державший наготове пистолет, выстрелил в грудь мальчика, идущий со снегом в руках на него с таким чувством, словно удовлетворял долгожданное желание. Мать забилась в истерике. Сестры кинулись к единственному и уже умирающему брату. Офицер сделал предупредительные выстрелы в воздух. Солдаты, то ли защищая своего командира или не желая, чтобы тот перестрелял остальных, схватили мать и сестер мальчика. Офицер с чувством отлично выполненного долга перед родиной сделал несколько распоряжении солдатам, указывая, куда и кому идти, не торопясь, подошел к умирающему мальчику, пнул прямо туда, куда были сделаны два смертельных выстрела в грудь. От резких ударов по телу мальчика с офицера чуть не слетела шапка с головы. Левой рукой придерживая шапку, а правой - пистолет наготове, он сделал еще несколько ударов, мерзко ругаясь при этом матом.
Он проявил бесчеловечность к человеку и животному и даже при убийстве не моргнул глазом и не сморщился. Цинично, при этом проявляя садизм, он наступил на тело умирающего мальчика, который дергался в предсмертных судорогах. Истекающий кровью мальчик схватил офицера за ногу, которую тот давил его грудь. Тогда офицер еще сильнее надавил, говоря при этом сквозь зубы «смотри, извивается как гаденыш, из-под моего сапога еще ни один гад не уползал». Удивлению солдат, видавших разное за годы войны, не было предела, как командир жестоким свинцовым лицом, сначала пристрелил гавкающую собаку, и застрелил мальчика кинувшего на зашиты своей собаки и теперь без всякого сожалении, на оборот с удовольствием добивает свою жертву.
Глядя на страшную картину, я на миг потерял сознание, я соскочил, вырвался и кинулся вперед, ударившись об перекладину головой, сел и тут же пришел в себя, подумав «если я выскочу и кинусь на него, не успею сделать и шагу, меня просто пристрелят». Я сел прямо на землю, закрыв лицо руками. Я слышал визг и вопли своих дочерей, слышал, как мне жена кричит и дает понять, чтобы я скрылся, чтобы меня не обнаружили. Я понял, что она хочет уберечь меня от явной погибели, а предотвратить все то, что творится во дворе, ни я, ни кто либо другой, были бессильны. Я схватился обоими руками за свою горло, тем самым подавляя истеричный гнев в себе и приводя себя в сознание. Я прочел аят из Корана - Аль-Аср «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Клянусь предвечерним временем! Воистину, каждый человек в убытке, кроме тех, которые уверовали, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!». Мне захотелось быть в числе терпеливых, зная, что за мое терпение, когда на моих глазах убивают мою семью, мне воздастся на том свете и на этом свете свершится суд над палачом. А бесполезная моя смерть никому ничего не принесет, а наоборот, если жена и девочки останутся в живых, на всю оставшуюся жизнь будет страшная память. Я успокоился, я был спокоен больше, чем когда либо и тут же стал строить планы своих дальнейших действии. А к этому времени из дому стали выбрасывать вещи. Жена и девочки мои, одетые, с какими то узелками на руках стояли вдоль плетеного забора в ожидании чего-то. И жена постоянно поглядывала в мою сторону, в сторону погреба, который находился в десяти метрах от дома и пятнадцати метрах от забора. Она делала знаки, знаки которые мог знать и понимать только я один, и я ее понимал.
Наконец -то офицер вышел и встал прямо по середине двора и по- хозяйски, властно разглядывая маленький домишко, пристройку, сарай, мельком бросая взгляд в сторону погреба. Вышли и солдаты, держа в руках, под мышкой разные пожитки. Офицер дал команду, указывая на дорогу. Солдаты стали выталкивать со двора ревущих детей и жену, она хотела что- то сказать указывая на лежавшего мертвого мальчика, но офицер даже ни посмотрел на нее и в сторону мальчика, только резко и строго скомандовал «вперед». Один из солдат укрыл вынесенным ковриком из дома тело мальчика с такой осторожностью, будто боялся навредить или сделать больно ему, другой солдат укрыл собаку. Офицер заметил особое отношение солдат к мертвому мальчику и к убитой собаке, стал кричать на них и повторил команду «вперед». Все двинулись и стали выходить со двора, я чуть приоткрыл двери, выглянул и увидел людей и соседей идущих по улице, скучковавшись. Первое, что мне пришло в голову «очередное массовое раскулачивание». До чего я был слеп, когда думал так, и далек от представления предстоящего горя и страдания, грядущего испытания, которого придется нести на себе маленькому, беззащитному и несчастному народу. Шел снег, дул ветер и было очень холодно, был слышен вой и лай собак, мычание и рев животных, плач женщин и вопли детей.
Все ушли со двора, кроме офицера и двух солдат, и влились в общую толпу идущих по дороге людей. Офицер оставшимся двум солдатам сделал знак идти, а сам пошел в сторону сарая, который находился в нескольких шагах от меня.
- Товарищ капитан, - забеспокоившийся солдат что-то хотел сказать, но офицер перебил его.
- Иди, иди, я догоню вас, не ждите, отведите всех в колхозный двор.
С этими словами, заглянув, но не заходя в сарай, оперившись руками об косяк двери, он пошел в мою сторону. Я ожидал этого, и мне даже хотелось этого. Я потихоньку отошел в глубь тесного и темного погреба и спрятался за большой бочкой, куда прятался сын, когда играл с сестрами в прятки. Я был готов к любому исходу, лишь бы один раз схватить его за горло, а то, что отпущу его живым, это был большой невыясненный вопрос.
Осторожно, то ли боясь кого-то или споткнуться, удариться согнувшись держа пистолет наготове, он вошел и стал у порога, высматривая и привыкая к темноте, а я просидевший здесь в течение часа и привыкший к темноте, четко видел его и, боясь обнаружить себя, затаив дыхание замер в ожидании. Офицер достал левой рукой из кармана спички, зажег, посмотрел, пока горит спичка, кинул ее остаток на землю, минуты через три – четыре он медленно, как хищник, приближающийся к жертве, двинулся в глубь и стал трогать на ощупь все то, что попадалось под руку. Хотя погреб был тесным, но все аккуратно было расставлено по своим местам. Он снова пощупал то, что для себя интересного, опять зажег спичку, убедившись, что находка съедобное, потушил спичку, отложил находку в сторону. Он стал что-то говорить, как бы ругая кого - то или за тесноту, или припасливого хозяина. Уверенный в себе и отдающий отчет своим деяниям, он приблизился вплотную ко мне, то есть к бочке с мочеными лесными яблоками, за которым я сидел. Опять зажег спичку, внимательно посмотрел, вгляделся, понюхал, левой рукой полез в бочку, осторожно достал яблоко, попробовал на вкус, стал кушать, чавкая. Не успев проглотить то, что у него во рту, он руками полез в бочку, хотя ковш стоял перед ним. Он повторил эту процедуру еще и еще раз. Между нами не было двадцати сантиметров. Мне стоило протянуть руку, схватить за горло, другого случая не будет, это был мой шанс, который дается и принято считать в жизни один или два раза. В раздумьях я и не понял, как человеческий инстинкт сработал, я схватил обоими руками его правую руку, которой он держал пистолет, без всякого усилия выкрутил руку за спину и, навалившись на него, держа его правую руку в своей правой, а левой сунул его голову в бочку. Он то ли от неожиданности или от испугу не стал особо сопротивляться и задыхаясь, отталкиваясь левой рукой от бочки, хотел вынуть голову и вздохнуть. «Пистолет», подумал я. Пистолет лежал на земле, да мне и не нужно было оружие, я чувствовал в себе огромнейшую силу, даже если их будет еще три – пять офицеров. Он все меньше стал дергаться, и пошел страшный неприятный запах его шлаков. Я чуть приподнялся и вынул его голову из бочки. Он не боролся и не сопротивлялся, а жадно хватал ртом воздух. Обливаясь соком из бочки, задыхаясь, кашляя, что то хотел сказать, крикнуть, схватил за шею, не отпуская при этом его правую руку, я сказал:
- Смотри, извивается, как гаденыш. И тебе тоже не уйти от моей мести, змея!
Я еще несколько раз повторил эту «процедуру». Потом повернул его лицом к себе, снял полушубок, забрал документы и остаток патронов, обессилевшего его, вверх ногами засунул в бочку, сняв сапоги, отыскав лежавший пистолет, направился к выходу. Во дворе было тихо, больше чем обычно на это время. Осмотревшись по сторонам, я подполз к сыну, приподнял уголок коврика и увидел какое-то не детское серьезное лицо- лицо ребенка за несколько минут испытания превратилось в лицо героя, в лицо защитника. По моему лицу потекли потоком слезы, я сдерживал себя от крика, хотя мне хотелось кричать от обиды и горечи. Взял сына вместе с ковриком, завернул получше, понес его в сарай, спрятал тело, завалив на него все, что попадется под руки, быстро вернулся в погреб, вытащил капитана во двор, положил рядом с собакой, как бы извиняясь перед мертвой собакой за такое кощунство: «кладу убийцу рядом с убитым» и быстро подался в лес, который был за небольшим огородом.
Целый день я бродил по лесу, думая о семье, особенно о мертвом сыне, которого в спешке занес в сарай, и спрятал под разными вещами. Ночью я вернулся, не понимая смертельной опасности, если меня заметят или, еще хуже, - поймают. По возможности, шел по лесу, думал, нет нужды прятаться. А по приближении к селу, когда было заметно откуда пускают осветительные ракеты, пришлось, прячась, тайком приблизиться к дому. Почти подполз к дому, обдумывая дальнейшие свои действия. Долго лежал, не чувствуя холода и сильного мороза. Наконец, твердо решившись, подполз к дому, и скоро оказался у стены и, оглядываясь, встал и на ощупь отыскал двери, которые оказались приоткрыты, и вошел. Спотыкаясь на разбросанные по дому вещи, я добрался к топчану и присел, не понимая, что мне надо и чего я ищу. Сидя в темной и холодной комнате, я задумался, стал задавать себе вопросы, строить планы. И чем больше я думал о будущем, тем больше охватывало меня волнение, я был в полном смятении, и никакого выхода из создавшейся ситуации не видел. Я, еще утром имевший дом, хозяйство, семью, жену и детей, права гражданин большей и могучей страны, сидел в горе и печали, не зная, что делать, чего ожидать. Строя планы выхода из создавшегося положении, я не знал, что будет и что ожидает меня, а волнение и печаль душили. Тем самым я уничтожал самого себя. Выпущенная очередная осветительная ракета вывела меня из глубокого раздумья. «Будущее в руках Аллаха», - твердо и с уверенностью сказав себе вслух, я встал. Я осознавал, что волнение, сомнения и притом в будущем не приведет ни к чему, кроме печали, горя и сумасшествия, а у меня семья, мать, братья и я не знаю, что с ними и где они. И в первую очередь я должен похоронить сына, убитого утром офицером. Я встал и начал собираться в дальнюю дорогу.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав